Привет, меня зовут...

Темно. Не различить даже смутных очертаний. Словно он оказался на дне глубочайшей пропасти. Снежинки оседали на тротуар невесомым пухом, точно те были и вовсе не ледяными пылинками зимы, а опадающими перьями ангела, что, очевидно, был изгнан из рая, раз оказался здесь. Удивительно, но даже фонари не горят. Возможно, те перегорели, пока оплакивали чью-то незавидную судьбу. А, может, просто отказались помогать скелету, заблудившему среди многоэтажек-исполинов, что уже наверняка позакрывали свои уставшие глазницы и видели десятый сон. Ледяной ветер болезненно кусал кости, и, точно как какая-нибудь ядовитая змея, отравлял его тело: конечности с каждой минутой немели всё сильнее и сильнее. Но это ещё ничего, самое страшное — это начинающая метель, отключенный телефон, разрядившийся ещё на новоселье у друга, и незнание, где он находится: район скелету с самого начала был не знаком. Так, собственно, Инк и потерялся: друг переехал в другую часть города, где белокостный ни разу не был, и после небольшого праздника скелет решил никого не беспокоить и дойти до дома самостоятельно, ну а на крайний случай у него был телефон, а то, что тот сел ещё на празднике, Инк успешно забыл. Так что сейчас он который час бродит непонятно где и не представляет, что ему делать. Временами скелет стал подумывать, что он не выберется из этого проклятого лабиринта и умрёт нелепой смертью, заснув где-нибудь в сугробе, как какой-то пьяница. Интересно, а сколько сейчас времени? Хотя вряд ли оно утешит: последний раз, когда белокостный смотрел на часы, те показывали десять вечера, а, значит, сейчас, скорее всего, уже одиннадцать, если, конечно, не двенадцать. Иначе говоря, все спят, всё закрыто, и помощи попросить не у кого. Да и бабушке он не сказал, когда вернется, и даже больше: скелет заверил ту, что если не придёт, то это значит, что он остался у друга, как это часто случается, и переживать ей не стоит. В любом случае сейчас нужно срочно что-то придумать или предпринять, иначе ночевать и вправду придётся в сугробе. Остановишь под фонарем, Инк глубоко вздохнул, выгоняя клубящую внутри тревогу. А что он может сделать? И дальше плутать в надежде, что наткнется на какой-нибудь знакомый дом? Или в надежде, что в такое время найдется случайный прохожий? Или что?! Боже, вот знал ведь, что нужно согласиться на предложение о проводах до дома, но нет! Возомнил, что с его памятью дорога домой не окажется чем-то сложным! И где он теперь?! Хлопок двери отвлек от мрачных мыслей. Повернув голову в сторону многоэтажки, расположившейся буквально в паре метров от него, белокостный увидел то, чего уж точно ожидал: к нему бежал запыхавшийся Эррор. В следующий же миг тот оказался рядом, больно впился в плечи и яростно воскликнул: — Ты совсем ебанутый?! Какого хуя ты здесь делаешь в метель?! Инк, не веря в происходящее, уставился на скелета. Многоэтажка не давала ни капли света. Тусклый свет фонаря и блеск зрачков — всё, что сейчас освещало лицо чернокстного, и давало прочитать эмоции Эррора, где оказался не очевидный гнев, а явное волнение со страхом. Неужто... Это из-за него?.. Или Инку кажется?.. Хотя... Дыхание Эррора сбито. Получается, тот бежал. Помимо домашней одежды ничего нет. А стоило бы нацепить куртку: середина февраля выдалась особо холодной. Значит, торопился. И, судя по отсутствию одного тапка, чернокостный не просто торопился, а очень-очень торопился. Это... Так странно... Два дня назад Эррор заявил, что ненавидит его, а теперь... Да и то, что разноцветные фаланги сейчас сжимают плечи Инка, поражало не меньше: чернокостный кривился даже от легкого касания пальцами, а тут... А ещё держал так крепко и цепко, точно боялся, что белокостный убежит от ответа. Но Инк даже от шока отойти не может, куда уж там до побега. Кажется, он всё же заснул в сугробе и умер. Нет? Что-то очень слабо верится... — Пойдем, — и, взяв Инка за руку, повел того к себе домой. Белокостному оставалось лишь потихоньку приходить в себя и послушно идти за Эррором, крепко сжимающему его холодную руку. Хотя, в принципе... Чернокостный всегда был странным. В начале учебного года, когда того только перевели в класс к Инку, те смогли подружиться. Причем очень-очень хорошо. Однако... В декабре, к концу года, Эррор резко стал избегать его. Точно Инка не существует. Точно их дружбы никогда и не было. Точно он опять сделал что-то не так... Разговор начать не удавалось: чернокостный либо молчал, либо уходил. Инк, которому пришлось последовать примеру скелета, до сих пор не знает причину такого поведения. Почему дорогой монстр так старательно игнорирует его? Почему сказал, что ненавидит? И раз ненавидит, то почему сейчас так беспокоится и жаждет помочь? Это путает и сбивает с толку. Громко захлопнулась входная дверь квартиры. Пара оборотов — и та закрыта. — Так, — хмуро произнес чернокостный, снимая тапки, один из которых он подобрал по пути. — Снимай куртку с обувью и иди на кухню. Я сейчас чайник вскипячу. Инк растерянно замер, не понимая, что от него требуют. Нет, он, конечно, пока не оглох, но... Получается, он же сейчас в гостях у Эррора... А родители чернокостного не против? Да и вообще знают ли те о его существовании? И придется же с ними знакомиться лично... О, Боже... — И чего ты встал? Мозги отмерзли? — проворчал Эррор, снова подходя к скелету. — Или ты оглох? Инк неуверенно покачал головой и уже хотел сам расстегнуть замок, но чернокостный его опередил и резко дернул собачку вниз, после чего торопливо стянул куртку и объяснился: — Давай поживее. Ты холодный, как труп, не хватало, чтоб ты и правда сдох, ну или заболел. Белокостный кивнул и, присев около стены на табуретку, принялся разуваться, пока Эррор умчался на кухню. Взгляд невольно упал к ботинкам чернокостного. Кстати, а ведь это единственная, не считая его, обувь здесь. А как же родители Эррора? Неужто они сейчас не дома? — Ты головой ударился? — послышался уже обеспокоенный голос Эррора, показавшегося в проходе. — Или из-за чего там бывает заторможенность?.. Инк поспешно покачал головой и, прихватив с собой блокнот с ручкой, отправился к скелету. Чернокостный внимательно оглядел его, видимо, пытаясь найти какую-то сокрытую травму. Но внешне белокостный казался абсолютно здоровым. — Ты точно в порядке?.. Просто... Ты какой-то медленный... Ну, задумчивый... То есть... Чёрт. Инк быстро закивал, заверяя, что всё с ним в порядке и, распахнув блокнот, начеркал интересующий его вопрос: «Твои родители дома?». В ответ Эррор отмахнулся, небрежно бросив: — Мама опять у подружек, а отца или отчима у нас нет, — Скелет перенёс горячий чайник на стол, от чего две рядом стоящие кружки тихонько звякнули, после чего чернокостный полез в висящие на стене шкафчики. — Тебе чай или кофе? И сядь рядом с батареей: быстрее отогреешься. Инк показал цифру один, как бы говоря, что ему чай, и сел на крайний стул, что как раз грелся у батареи. — Чай? — уточнил Эррор. Белокостный кивнул, и взглядом проводил скелета до ещё одного настенного шкафчика. Кухня была не особо большой. Стол с голубой скатертью и длинная батарея делили один угол, а прямо на их дележку без интереса смотрел дверной проем, ютившийся меж бежевой стены и широкого холодильника. Зашторенное окно — пропасть, отделяющая белую табуретку и каштановый кухонный гарнитур, занимающий одну третью комнаты. Ничего интересного, в общем. — Так... И что ты делал у меня под окнами в час ночи? — поинтересовался Эррор. — И да, чай пустой: холодильник почти пуст, а свой шоколад я тебе не дам. Инк кивнул, таким образом сказав, что он не против, и, убрав из кружки ложку, отпил сладкий чай. Сладкий... Но Эррор же не спрашивал нужно ли ему добавлять сахар. Конечно, Инк бы согласился на такое предложение, а на вопрос: «сколько ложек класть?», ответил бы, что две, иначе чай станет невозможно пить. Когда они ещё дружили, скелеты как-то раза два или три ходил вместе в кофейню, что как раз была рядом со школой. Тогда белокостный, не зависимо от того брал ли он кофе или чай, просил добавить два кубика сахара. Неужто Эррор помнит о такой мелочи?.. — Эй, ты меня слышишь? — чернокостный пощелкал пальцами у лица скелета, отвлекая того от теплых воспоминаний. «Я домой возвращался и заблудился», — написал Инк на чистом листке. — Что... Как? Хотя чего я спрашиваю? Ты же тот ещё идиот! Господи, а попросить у кого-то помощи или, не знаю, сообщение родакам отправить?! «Я был у друга, а когда я выходил уже было поздно, и район мне незнаком, ну а телефон сел», — гласили следующие строки. — Нет, ну ты точно идиот! Серьезно, Инк, хоть раз подумай своей башкой! Пошел один, по незнакомой местности, ночью! Господи, и как твои родители только не померли с таким проблемным идиотом? Инк, шумно вздохнув, отвел взгляд от негодующего Эррора. Идиот... Бестолковый... Проблемный... А ведь мать выгоняла его из дома с похожими словами... И правда... Была бы у Инка хотя бы ничтожная капля разумности, то тогда бы не жаловался на отца бабушке после того, как однажды вечером, возвращаясь после школы, он встретил сидящую возле подъезда мать: та ежилась на скамейке в одной длинной домашней майке, поджимая к себе босые ноги, рыдая и лихорадочно трясясь от ноябрьского холода. Инк ещё давно хотел избавить её от тирании отца, который ни чуть не стеснялся проявлять жестокость при сыне, а сейчас, когда мать попала в больницу с сороковой температурой... Скелет хотел как лучше, но мать, когда вернулась домой и узнала о жалобе на отца, наорала на него, с пеной у рта доказывая, что она безумно счастлива со своим мужем. Со своим соулмейтом. Со скелетом, что её также сильно любит. Но Инк знал: отец её ненавидел. Может тот и никогда не говорил матери об этом, зато ему раз миллиард, если, конечно, не больше. В итоге после той жалобы, пришлось доказывать бабушке, что в их семье всё хорошо и прекрасно, в чём сломанная мебель и плохо замазанные синяки матери, а сына отец не трогал, ничуть не помогали. Бабушка с лёгкостью могла посадить отца, особенно учитывая её связи и подозрения насчет немоты Инка: та отчетливо помнит, что в первые годы жизни у него не было проблем с голосом. А ещё бабушка помнит, как однажды ей не давали встретится с Инком около полугода. А когда те всё же увиделись... Бабушке родители сказали, что врачи и сами не знают причину внезапной немоты, которую всё же нашли и объяснили давней травмой шеи, о чем та узнала, когда после жалобы Инка на отца, повела его в больницу. И теперь мать уже как пять лет несчастлива. И всё из-за него. Эррор прав. Он идиот. Бестолочь. Проблема. Не удивительно, что чернокостный так возненавидел такого урода, который к тому же и безголосый инвалид. Очевидно, такую тварь, как он, ждёт только самое худшее. В конце концов, он только и может, что всё портить. Если бы Эррор в дальнейшем вел себя с ним, как отец с матерью, то Инк бы ни чуть не удивился: он подобного обращения полностью заслужил. И всё же... Всё же так хорошо начиналось. Они же дружили. Были близки. Едва ли не лучшие друзья. Инк, узнав об их связи, не раскрыл ту, но лишь потому что хотел узнать Эррора получше. Ведь... А вдруг тот будет ненавидеть и жаждать мести? Вдруг тот воспользуется его любовью и их соулмейтной связью, и будет издеваться, медленно сводя с ума? Вдруг тот заставит зависеть от себя, подарив фальшивое счастье? Вдруг тот бы избивал, взращивая поля из сиренево-алых синяков? Вдруг бы тот пил, буянил, круша всё вокруг, отнимая все деньги и нервы? Вдруг бы тот едва ли не с кнутом гнал пахать на двух работах, а затем ещё приходилось бы крутиться, как бешеной собаке, между готовкой, уборкой, стиркой и неоспоримыми приказами? Вдруг бы тот орал по поводу и без, чтобы иссушить все его слезы и эмоции, и оставить глазницы и душу пустыми? Вдруг бы тот ломал тяжкими обвинениями, разбирал бы по кусочкам, забрал бы душу, и собрал себе бездушную и безвольную куклу? Или вдруг бы тот выгнал в мороз едва ли не нагим, чтоб бесполезный мусор не мозолил глазницы? Но если бы с Эррором оказалось всё в порядке, если бы Инк удостоверился, что тот не псих, не садист, и не ненавидит его, то потом скелет бы рассказал об их связи. А уже после они бы полюбили друг друга, стали бы встречаться, а дальше прожили бы долгую и счастливую жизнь, как в сказках. И Эррор же, вроде как, и вправду хороший. Вот только Инк плохой. Из-за этого чернокостный теперь его ненавидит. А раз ненавидит, то, значит, обязательно станет издеваться. Значит, всё будет как у отца с матерью. А Инк так не хочет. Самое отвратное в этой ситуации — любовь, поселившаяся под рёбрами, в собственных мыслях, и осознании, что он готов на всё ради взаимности. Даже терпеть ужасающую ненависть. Кажется, Инк даже больше, чем просто идиот — он больной на голову псих, что, к своему ужасу, прекрасно понимает свою мать, которую считает абсолютно ненормальной, и которая, к тому же, уже какой год заперта в психушке. А, может, всё не так уж и плохо? Может, Инк всё ещё может что-то сделать? Добиться взаимности? Ну же! В конце концов, нужно думать позитивнее! Но глазницы всё равно закололо резью слёз. До боли сжав в пальцах ручку, скелет написал: «Что я сделал не так? Скажи, пожалуйста, я», — рука прервалась, едва коснувшись намокшей от слезы бумаги. — «Я исправлюсь, только, пожалуйста», — Инк не дописал. Почерк дрожал вместе с рукой, а солёных луж на блокноте становилось всё больше и больше, точно начинался дождь. — «Пожалуйста,», — внезапный грохот отвлек от монолога. Подняв голову, Инк увидел как на него надвигается обеспокоенный Эррор, который в то же мгновение обнял его. Инку, не веря происходящему, захотелось со всей силы влепить себе пощечину. Это даже во снах не может быть правдой... Эррор, который ненавидит прикосновения, который кривится даже от лёгкого касания, который никогда ничего не брал из рук Инка, который всегда возводил небоскребы мата в час пик, где отвратных касаний столько, что лучше убиться о ближайшую стену, который добровольно отдастся на бесчеловечные опыты, лишь больше никогда не испытывать тошнотворные касания, он, Боже, сейчас крепко-крепко обнимает его. А Инк точно не умер где-то в сугробе? Не пребывает где-то в больнице с горячкой и бредом? И ведь тот ещё недавно помог... Торопился, волновался, согрел... Боже, да он даже вспомнил про такую мелочь, как количество ложек сахара в чай. И что это тогда такое? Эррор его ненавидит или как? — Успокойся, пожалуйста. Ты ничего не сделал. С чего вдруг ты вообще так решил? «Но ты же ненавидишь меня», — повернув голову в бок, написал Инк. — Это... Мои заебы... Прости... «Так мы», — дописать не дали — выдернули блокнот из-под ручки и кинули в дальний угол. Зато Эррор прижал к себе ещё сильнее. Как будто Инк исчезнет, если тот отпустит скелета. Белокостный же, откинув все мысли и переживания, обнял в ответ. Он всегда успеет всё обдумать и испереживаться, а насладиться сладостной близостью удастся лишь сейчас. Наверное, многие не назвали бы их короткий разговор чем-то откровенным. Но не Инк. Эррор признал, что у него не всё так просто. Даже доказал своими действиями, что здесь не просто ненависть. По крайней мере, та нечистая, вероятно, перемешанная с чем-то, как золото в украшениях. И все же... Ненависть есть. Белокостный невольно оттянул край длинного рукава, словно тот перестал выполнять свои обязанности и прятать метку от скелета. Вероятно, можно её показать, но... Лучше убедиться, что в Эрроре нет ни капли ненависти к нему. Иначе случится то же, что и с матерью. Вдруг чернокостный плавно отстранился и, неловко обняв себя одной рукой, спросил: — Ммм... Ну... Ты согрелся?.. И, эм... Чай допивать будешь? Просто я там сериал один смотрю... И как бы... Мне сейчас тебе раскладушку разложить или ты пойдешь со мной сериал посмотреть? Если что, сюжет я кратко перескажу. В ответ Инк указал на блокнот, как бы намекая на отсутствии единственного средства общения. — А, да, сейчас. Когда Эррор принес на стол блокнот, из которого тот предварительно вырвал последний исписанный лист, белокостный быстро написал, что он не против посмотреть с ним сериал. — Хорошо, тогда пойдем. Инк, кивнув, допил залпом чай и отправился за скелетом. Чернокостный, выключив свет и на кухне, и в коридоре, прошёл в комнату, что располагалась напротив кухни. Здесь Эррор свет включать не стал, а сразу двинулся вглубь темноты, скорее всего, к своей кровати. Инку только и оставалось, что последовать примеру скелета, которого он на всякий случай ухватил за край майки. Кровать, стоявшая боком к дальней стене, с едва уловимым скрипом прогнулась под весом Эррора, который, отодвинув одеяло, лег подальше от края, чтобы Инк тоже мог расположиться на ней. Когда белокостный лег рядом с ним, от чего их предплечья невольно коснулись друг друга, Эррор вдруг сказал: — Слушай, твои родители наверняка волнуются, раз ты домой не вернулся. Надо бы им позвонить. В ответ Инк отвел взгляд и покачал головой. Подложив под блокнот ладонь, он объяснился: «Я сказал бабушке, что могу остаться ночевать, так что сейчас, из-за того, что я не вернулся домой, она думает, что я всё же остался на ночевку». — Бабушке?.. Подожди... А родители как же?.. Белокостный, поджав губы, непроизвольно отвел ручку от бумаги. Сказать? С одной стороны, они соулмейты, и ему всё рано или поздно придётся рассказать, а с другой... Не станет ли Эррор относиться к нему хуже? Хотя он и так, вроде как, ненавидит, куда уж больше? А может... Инк сможет вызвать жалость?.. Это хоть и отвратно, но... Всё же лучше, чем ненависть. И так... Рассказать или нет? Ну... Если так подумать, то «за» больше, чем «против», так что... Инк неуверенно прикоснулся к блокноту и, затаив дыхание, медленно вывел: «Мать в психушке, а отец в тюрьме». Стиснув в мелко дрожащих пальцах ручку, скелет уткнулся поблекшим взглядом в последнюю запись, не решаясь поднять глазницы на Эррора, что, кажется, перестал даже дышать. Может... Не стоило рассказывать? Или хотя бы не так прямо? Как-то помягче? Боже, какой же он всё-таки идиот. Теперь ненависть ему... — Это, кажется, нечто очень личное... Если ты не хочешь, то можешь не рассказывать подобное. Я... Я тебя понимаю... То есть... Это же тяжело рассказать, и, чёрт... У меня у самого в семье всё не очень хорошо... Отец умер, когда мне ещё было четыре. Мама после нескольких лет горя попыталась завести ещё отношения, то есть с кем-то, кто не являлся её соулмейтом, но... Это ничего не дало, кроме ещё большего несчастья и алкогольной зависимости, из-за которой она часто бывает не дома. Ну то есть у подруг или в баре, или чёрт знает, где её черти носят... И... Я, — Эррор рвано выдохнул и, невольно обняв себя, продолжил в своих мыслях. — «И мне так одиноко... Я так хочу найти соулмейта и, наконец, быть счастливым...». Невольно вспомнилось заплаканное лицо мамы. Вспомнилось, как та сидела в одиночестве пустых бутылок, а слёзы, как песчинки в песочных часах, отмеряли секунды её жизни. Вспомнилось, как холодно блестел нож, вставший поперек вен, что в любое мгновение могли оказаться вскрыты, если бы Эррор не нарушил затянувшееся затишье на кухне. Стряхнув воспоминания, чернокостный взглянул на Инка, который всё же посмотрел на него. — А тебе не жарко? Может, дать во что переодеться? В ответ скелет судорожно замотал головой, оттягивая рукав на правой руке. Эррор на это лишь пожал плечи, мол, как знаешь, и достал лежащий у ног закрытый ноутбук, который вскоре разместился на них. Пересказав кратко сюжет, начался просмотр. В начале серии пришлось указывать на героев, чтобы объяснить кто они и зачем, от чего вспоминались какие-то важные детали, которые чернокостный тут же рассказывал. Для памяти Инка это стало настоящим испытанием — запомнить всё и вся, при этом не запутавшись. К сожалению, та не справилась, чем устроила проверку на прочность нервам Эррора, которые, к сожалению чернокостного, не были выкованы из стали. Всё же кое-как, но тот справился с раздражением, что с каждой минутой расходилось всё сильнее. Слава Богу, что после третьей вместе просмотренной серии Инк больше не задавал вопросов. Скелет мог облегченно выдохнуть. Уже на следующей серии Эррор начал непроизвольно коситься на Инка, улавливая, как тот всё больше и больше захватывается сериалом, где, кажется, начинает происходить самое интересное. Но чернокостному не до этого— у него здесь происходит нечто не менее завораживающее. Они лежали так близко, что предплечья касались. Так близко, что Эррор мог огладить щеку с родимым пятном, привлечь внимание необыкновенных зрачков, что неутолимо сменяли всевозможные цвета и формы. Наверняка от такого глазницы того широко распахнутся, явно теряясь, удивляясь и желая узнать, что сейчас случилось. Забавно. Как и его привычка во время рисования слегка хмуриться, высунув кончик языка. Как и рассеянность с невнимательностью и плохой памятью, из-за которой Эррору приходится носить по десять запасных ручек, напоминать об обеде, уроках, переменах, о недавних разговорах и о прочих мелочах. Хотя это, честно признаться, порою и раздражало. Прямо как и вечная отвлекающая болтовня на уроках, что, бывало, тянулась не на один лист. Прямо как и неаккуратность, из-за которой, если тот рисовал красками, всё в радиусе метра покрывалась цветными пятнами, иначе говоря: скамейка, стены и пол коридора, одежда, Инк и, собственно, рядом сидящий Эррор. И из-за которой тот часто не мог ничего найти в бардаке собственного рюкзака. А ещё из-за которой часто приходил в мятой одежде, что, периодически, в особенные дни, когда тот едва не просыпал и опаздывал, оказывалась надета вообще наизнанку. Хотя ладно, это, на самом деле, тоже довольно забавно. В принципе, в Инке много минусов. Вероятно, даже больше, чем плюсов. И всё же... Всё же все они перекрываются плюсами. Пусть тех и меньше. Это нельзя объяснить. Тот просто идиот, но в хорошем смысле. И прямо сейчас, когда Инк, забывшись, начал активно жестикулировать, видимо, рассказывая что-то на языке жестов, а глазницы приняли форму оранжевого восклицательного знака и алого прицела, яро поблескивая в темноте, Эррор убеждался в невыносимости того ещё раз. Белокостный слишком... Слишком своеобразный. Слишком идиот. Слишком хороший. Слишком... Слишком. И как его ненавидеть? Он вот тоже не знал. И всё же Эррор был вынужден игнорировать и избегать того в течении почти трех месяцев, якобы возненавидев. Помнится, примерно в этот период он и начал посещать тот парк, где он уже пару раз встречал белокостного, правда, Инк, что уже перестал бегать за ним и просить объяснения внезапной холодности, видимо, решив следовать его примеру, от чего и не поздоровался, ну а Эррору нужно разыгрывать неприязнь. А ещё он начал снова уходить обедать на крышу, где временами стал появляться и Инк, с которым чернокостный не особо желал сталкиваться, от чего ему пришлось прятаться за входом на крышу, что выглядел как небольшое помещение, где за дверью со сломанным замком простирался лестничный пролет. Это оказалось тяжело, ведь... Внезапная тяжесть на плече отвлекла Эррора от мыслей. Инк сполз вниз и облокотился на него, видимо, заснув. Он так долго пребывал в своих мыслях? На какой они хоть серии? Как такое вообще возможно? Хотя, впрочем, ладно. И не такое бывает. Да и сейчас его должно волновать не это, а что сейчас делать. Эррор может достать ему раскладушку и, постелив ту, уложить на неё скелета. Или забить на того и посмотреть пропущенную серию, или, может, серии. Или может бесстыдно трогать уснувшего Инка... Боже, нет, что это вообще за мысли? Хотя... Это было бы не откровенное домогание, скорее просто... Ласка?.. Ну а что? Не каждый же день такая возможность представляется. Да и... Когда он или Инк найдет своего соулмейта такой возможности не будет вообще... А сейчас, пока любовь всё ещё громоздить душу своей тяжестью, пока белокостный всё ещё свободен, можно же... Ну... Совсем немного... Правда... Нервно сглотнув, Эррор мягко дотронулся чёрного родимого пятна на щеке. Удивительно, но касаться Инка действительно неплохо. Правда, пальцы, кажется, всё равно подрагивали. А, может, это от волнения? Или ему только кажется эта дрожь? Выдох окатил тишину внезапным шумом. Ладонь тут же оторвалась от чужого лица, но белокостный не подал даже намека на скорое пробуждение. Сжав майку на груди, где так суматошно верещала душа, которую, видимо, прокляли и та теперь не знала как теперь быть. Эррор прекрасно её понимал. Он был в той же ситуации. Хочется ещё. Хочется гладить, выводить линии вдоль изгибов черепа, признаться, сознаться и прижать того к себе. Хочется и оттолкнуть, дать себе пощёчину и напомнить, что они не соулмейты, что у него нет права так бесстыдно касаться Инка, и что скелет, вообще-то, спит, а потревожить сон того своими действиями было бы очень неправильно. И всё же собственные желания и возможности так опьяняют... Цветные фаланги коснулись виска и неспешно спустились к щеке. Прервались. Невесомое касание вдоль губ... Вдруг Инк поморщился, зачесавшись, а чернокостного, что едва успел оторвать руку, чуть не хватил удар. Вскоре белокостный и вовсе отвернулся от него, так что Эррор принял решение больше не трогать того и пойти стелить раскладушку.