Первая партия

Отец выглядел особенно уставшим, когда Шикамару вернулся домой после отборочного тура. Уставшим и пьяным. Они с дядей Иноичи молчали, не глядя друг на друга, а на столе их разделяла пустая бутылка чего-то крепкого. В животе тогда тяжело ухнуло осознание, что им было уже известно про Ино, про Чоджи… про самого Шикамару… Они никак не отреагировали на его приход. Между ними висело тяжелое молчание, обусловленное не менее тяжёлыми мыслями. Лучше после этого не стало. Отца часто не было дома. Мама фыркала на его отсутствие, но молчала. Шикамару логически понимал, что экзамены на чуунина требуют полного внимания главнокомандующего, но чтобы настолько? Настолько, чтобы не найти времени на тренировку собственного сына? Шикамару мог бы справиться и сам, разумеется. В библиотеке было достаточно свитков с самыми разными техниками — клановыми и не клановыми. И он изначально не планировал слишком усердно готовиться. В конце концов, на его стороне всегда была логика, чего нельзя сказать о других оппонентах. И он бы филонил, разумеется, предложи отец физическую тренировку — опять же, хорошая стратегия бьёт большие пушки. Но полного отсутствия интереса к себе Шикамару не ожидал. Сколько он себя помнил, людей всегда не устраивал его подход к делу. Бесконечные нотации о том, что «жизнь — это движение», выводили из себя. А толку-то, что движение? Теперь нестись, сломя голову, неведомо куда и непонятно зачем? А смысл? Всё нужное приходит естественным образом, само собой. В таком случае, не лучше ли подождать или потерпеть, чем лезть из кожи вон? К чему эта… иррациональная суетливость? Шикамару людей чрезмерно активных презирал. Если слишком много вертеться, теряется смысл действий, а смысл должен быть во всём. Каждое действие — следствие разворачивающегося алгоритма. Если можешь его увидеть — успех в кармане, только используй с умом. Отец с этим соглашался и не соглашался одновременно. Говорил: «посмотри на меня» — и многозначительно разводил руками, будто Шикамару должен был увидеть на чужом примере доказательства и опровержения своих теорий. А к чему там приглядываться? Пример-то неплохой. Глава клана, есть друзья, есть жена, есть сын… очень высокая позиция в Деревне, в конце концов. Что же тут плохого? Шикамару давно решил, что у него будет примерно так же: Чоджи, Ино, супруга-домохозяйка и письменный стол с важными бумагами. Вот и вся жизнь. Иногда казалось, что только Асума-сенсей его понимал. Вот он, человек, добившийся всего, чего хотел, не вертевшись, не спеша, никуда не ломясь. У него симпатичная девушка, друзья, солидный ранг, красивая зажигалка, любовь к настольным играм… Вот только что-то не сходилось. Поведение отца после леса и отборочного тура не вписывалось в обычные алгоритмы его поведения. Он всегда настаивал, чтобы Шикамару «пошевелил задницей хоть немного», он сам инициировал игры в шоги, используя сложнейшие стратегии, чтобы сын чему-то научился. Но в этот раз Шикаку молчал. Даже дома его было сложно застать: он уходил рано утром и возвращался поздно вечером. Иногда и не ночевал вовсе. И дело ведь было точно не в любовнице: отец не любил мать, как и она его не любила, но и налево не ходил. Чоджи из больницы после отборочного максимально быстро забрали домой. Шикамару успел проведать старого друга, самого надёжного, как оказалось, только раз, а потом его мягко развернули от территории Акимичи и отправили домой, поскольку дядя Чоза, видимо, проводил воспитательную работу. Шикамару прекрасно понимал «за что», но видеть в этом свою вину категорически отказывался без объяснений. И, тем не менее, отец его избегал, дядя Иноичи каждый раз был чем-то занят, дядя Чоза не покидал территорию клана, а Ино… а Ино не получалось найти. Не очень-то хотелось. Правда. Только ноги порой сами себя проносили мимо цветочного магазина, мимо барбекю, где они всей командой раньше сидели, мимо всех этих её любимых дурацких магазинов… И она не попадалась на глаза. А ведь это Ино — ей обычно палец в рот не клади, а то весь локоть откусит, королева всеобщего внимания, самая громкая девочка в любой компании, руки в боки, подбородок кверху. Сенсей на проблему Шикамару только понимающе вздохнул, улыбнулся, покачал головой и сказал: «женщины». И если раньше Шикамару взял бы привычный ответ за чистую монету, как всегда делал, то в этот раз в голову начали закрадываться сомнения. Во-первых: Ино никогда не плакала. У неё не получалось выдавить из себя и слезинки понарошку, физическую боль она стоически терпела, корча гримасы и скрипя зубами, а, обижаясь, злилась, выходила из себя… но ни в коем случае не плакала. Во-вторых: Ино, большая любительница внимания, куда-то делась. И хотя она была жива и здорова, как мимоходом немногословно заверил Иноичи, в городе её не было видно, а на территории клана она предпочитала не проводить слишком много времени. В цветочном её никто не прятал, там всё-таки не так много места. Значит, Ино зачем-то ушла в подполье. И дело было явно не в конфликте между кланами. Шикамару ожидал претензий дюжин блондинов к Нара и Акимичи, но… ничего не последовало. Дело будто замяли и спрятали, как саму Ино. Сенсей ничего не знал. Он только развёл руками и сказал, что с девочкой, по словам Иноичи, проводят воспитательную работу. Тем не менее, доступ к клану Яманака всё ещё был. Значит, Ино там вряд ли находилась — иначе не впускали бы, как и Акимичи. В цветочном магазине её тоже не было, потому что он не закрывался, да и за кассой старой подруги не наблюдалось, а в подсобке ночевать — слишком жестоко. Шикамару посчитал, что вся эта ситуация — чушь собачья и, разозлившись, не остался поиграть с сенсеем в шоги. Ино, он помнил, уговаривала их с Чоджи сменить маршрут в лесу; уговаривала очень упрямо. Обычно, если Шикамару говорил ей чёткое и обоснованное «нет», Яманака его слушала; да, она злилась, но следовала за ним, потому что признавала чужую правоту. Но в тот раз что-то пошло не так. Почему? Ведь тот маршрут был действительно самым безопасным… кроме зарёванной напуганной красноволосой девочки и слабой команды из Дождя, им больше никто не попался на пути. Всё потому что Шикамару рассчитал, как безопасно провести своих, чтобы найти противоположный свиток и выйти к Башне. Но Ино упёрлась, на чёткое «нет» почти расплакалась… и ушла. Просто ушла. Они прождали её полчаса, потом кинулись искать… а Ино и след простыл. И в Башню команда 10 со случайным пополнением вошла последней, потому что старая подруга наверняка просто заупрямилась и пошла сама по своему пути. «Женщины, они такие», вздыхал сенсей. И нет, видимо, не такие, раз сам Хокаге потом шепнул своему сыну, что с Ино всё в порядке, с лицом тяжёлым и серьёзным. Шикамару прекрасно её знал. Она любила капризничать, увлекалась всяким девчачьим, фанатела по Саске… но у каждого поступка Ино была, тем не менее, причина, пусть и, чаще всего, иррациональная. Её могли спрятать, — предположилось, — потому что она что-то увидела там, в лесу. Но тогда не был понятен смысл уговоров сменить маршрут и чужие слёзы. Возможно, её попросили за кем-то понаблюдать? Это уже казалось логичнее. Однако, в таком случае, почему Шикамару и Чоджи никто ничего не сказал? Только одна причина приходила в голову — Асума-сенсей. Ино не раз и не два жаловалось, что младший наследник Сарутоби не тренирует команду 10 так, как стоило бы. Шикамару отмахивался от этого, а Чоджи следовал за ним. В конце концов, как можно назвать учителя нехорошим, если он так много времени уделяет своим протеже и водит их на барбекю? Сенсей ответственно подходил к питанию Чоджи, играл с Шикамару в шоги, а Ино… Ино, отмахиваясь от сигаретного дыма, требовала физических нагрузок, техник, и, не получая желаемого, раз за разом поджимала губы и уходила. Асума-сенсей в таких случаях глубокомысленно вздыхал: «женщины… требовательные существа, но жизни без них нет» — и мальчики согласно кивали, потому что их мамы, в этом плане, от Ино ничем не отличались. То ли от тоски, то ли одиночества, но Шикамару неожиданно для себя начал бегать. Он вышел как-то утром из дома, за территорию клана… и с каким-то щемящим чувством в груди понял, что идти-то не к кому. Чоджи безвылазно сидел у себя под присмотром родичей. Папа пропадал на работе. К сенсею почему-то больше не хотелось подсаживаться играть в шоги и обсуждать женщин. А Ино всё ещё пряталась. Возвращаться домой тоже не хотелось. Там сидела мама и курила на террасе, читая какую-то книгу — отдыхала в одиночестве от семейной жизни. Так и выяснилось, что оставалось двигаться только вперёд. Самому, в одиночестве. Шикамару раньше сардонически думал, устав от общения, что ему-то точно никогда не быть свободным от людей. Вот и додумался. Он сделал шаг, проглотив ком в горле. Ещё один, и ещё, и ещё… вышел на улицу… от взглядов на себе, незаинтересованных и незнакомых, стало почему-то неловко и неприятно. Он опустил было голову, но взгляд упал на свои ноги, чья тень не переплеталась даже с тенями прохожих — те вежливо держали дистанцию с представителем благородного клана. И вдруг… и вдруг стало так тошно, так горько… Какая-то странная энергия переполнила тело. Захотелось подсесть хоть к кому-нибудь за столик в любой из открытых чайных и просто насладиться присутствием кого-то ещё, чего-то ещё, кроме тяжести в груди и горечи в горле. Но люди глядели на него только мельком и отворачивались к своим знакомым, друзьям, родственникам, возлюбленным… У них не было места для проходимца. Папа когда-то давно говорил, что одна из неосознанных целей каждого человека — найти своих и успокоиться. А дядя Иноичи раньше мурлыкал под нос детскую песенку, даже и не вспомнить какую… Но там была строчка: «ничего не ищи, никого не теряй». К глазам подступили слёзы, и почему-то стало себя невыносимо жаль. Ну пошёл бы он на поводу у Ино один-единственный раз… ради настоящих друзей можно поступиться гордостью. Хоть немного. И не осталось больше ничего, как бежать, иначе он разрыдался бы прямо там, на улице, как ребёнок. А так никто не увидит. … После этого он бегал каждый день. Шикамару решил для себя: если грустно — надо что-то делать. Это даже не суета, а так. В общем, можно. Если очень жаль себя — приседания. Если очень-очень совестно — отжимания. Если берёт злость, можно пойти метать кунаи и сюрикены, пока не отпустит. А что ещё делать, верно? Надо же хоть как-то, хоть что-то. На середине третьей недели погода испортилась. Череда знойных солнечных дней, предзнаменующая скорое начало лета, вдруг переменилась. Уставшее небо заволокло себя облачным одеялом, решив сделать передышку; воздух потяжелел, стал густым и влажным, почти как на горячих источниках, только прохладным и свежим. В такую погоду бегать неприятно, — подумал Шикамару, покидая территорию клана. Раньше он посвятил бы такому нарочито ленивому дню несколько партий в шоги. Но играть снова оказалось не с кем — отец пропадал на работе, а к Асуме-сенсею с его комментариями идти не хотелось. Мама лежала дома с мигренью — присутствие обеспокоенного происходящим в Конохе сына только смутило бы её состояние; ко всему прочему, остаться в своей комнате тоже не было вариантом, потому что маму такое показное безделье всегда раздражало. Спрятав руки в карманы и непроизвольно нахохлившись, Шикамару двинулся в сторону центрального книжного магазина. Настроение было потратить день тихо и продуктивно, так почему бы и не почитать? Улицы сменялись одна другой. Разноцветная и разношёрстная масса граждан оставалась прежней. — О, — голос откуда-то сбоку. — Куда идёшь ты, Шикамару? Нара растерянно моргнул на неожиданную сингулярную фигуру, вышедшую к нему из людского потока. — В книжный иду, — машинально ответил. Добавил, подумав, — доброе утро, Шино. Абураме чуть наклонил голову в приветствии. — Не против будешь ты, если с тобой пойду я? — Не вопрос, — пожатие плеч. — Кто знает, может, посоветуешь чего. — Затруднительным это быть может. Почему? Потому что не знаю я, каковы предпочтения твои. Шикамару и сам не до конца был уверен в том, что ему нравится читать. Десятитомник истории клана, например, да; какая-нибудь стратегия тоже да. Но конкретно в тот день хотелось чего-то… другого. Хотелось ненадолго сбежать из реальности, окунуться в выдуманный мир с красивым стилем и высокой моралью, хотелось забыть, что он — это он. Но Шикамару понятия не имел, можно ли приобрести что-то подобное в книжном. В конце концов, авторам свойственно писать о насущном. Так он Шино и ответил. — Сложно, но не невозможно, — задумчиво ответил Абураме. — Как таковая, проблема в том, что порно чаще всего это. Шикамару поперхнулся. — Джирайя и пишет почти только такое. Была у него, впрочем, книга одна… посмотрим, продаётся ли. — А откуда ты про порно саннина знаешь? — А кто не знает? — могло показаться, что в голосе Шино мелькнуло веселье. Тихоня, как я, — раньше думал про него Шикамару, потому что обычный Абураме не менее обычного Нара любит тишину, покой, и чтобы всё логично было и разложено по полочкам. Порно, насколько известно, иррационально, потому что женщин в нём ублажить, теоретически, всегда проще простого, и даже неопытный мужчина всегда знает, что делать. Папа провёл с Шикамару, в своё время, долгую воспитательную работу, объясняя, что эротические книжки — не прикладное пособие о том, как быть эффективным в сексе. На любопытство сына сухо пошутил, что «Джирайя много пишет, но мало трахается». То, что с Шино держали похожий разговор, забавляло. — Как подготовка к экзамену твоя? — переменил тему Абураме. — Сносно, — оставалось только пожать плечами. — А твоя? — Продуктивно. Шикамару почти физически чувствовал неловкость повисшей между ними тишины. — Слушай, — не выдержал он, — а ты случайно не знаешь… всё ли там в порядке с Ино? — Уж думал я, не спросишь ты, — хмыкнул Шино. — Ничего конкретного неизвестно мне. Но в безопасности она, цела и невредима… передать просила это через человека одного. На всякий случай. — Где она? — У меня подозрения есть, но говорить о них не могу я. Не моё это дело, как оказалось. — И тебе совсем не интересно?! Шино блеснул очками. — Не в том дело, интересно мне или нет. А в том, что… тайна происходит в Конохе. И непричастные к ней за бортом оказались. Любопытно ли мне? Да. Очень. Но секретные задания потому и секретные. Шикамару выдохнул. Ну… Если учесть, что он уже ни на что не рассчитывал, то даже эта информация была ценной. — Как ты это переносишь? — само по себе вырвалось. — Находиться в этом… в этом вакууме, в этом подвешенном состоянии, когда ничего от тебя не зависит? Ты ведь тоже стратег. — Тяжело, — удивительно лёгким тоном ответил Шино. — Но, рано или поздно, тайны всплывают. Годы спустя думать я буду, что находился близко достаточно, чтобы что-то подозревать. Это не так плохо. Большая часть людей всю жизнь свою в густом тумане проводит, ничего не зная, ни о чём не догадываясь. Периферия — это тоже престижно. Главное, я считаю, уникальную позицию зрителя в первых рядах осознать и принять её. От нас ничего не зависит сейчас … И в этом позора нет. Лично я привык давно. А Шикамару… Шикамару не привык. Он всегда был негласным лидером команды 10. Его слово, так или иначе, оставалось последним, решающим. Раньше. А сейчас Ино оказалась отдельно, на ней висел какой-то важный секрет, которым она не могла поделиться ни в лесу, ни сейчас. Чоджи спрятали в клане, наверное, то ли ради безопасности, то ли для личностного роста… И одиночество было непривычно. Неприятно. Чуждо. А Шино, если подумать, всегда был один даже со своей командой; характер такой. — Мне стоило послушаться Ино в лесу, — неохотно признался Шикамару. — Возможно, — ответил Абураме. — Но причастности твоей это не изменило бы. Я послушался… Пусть и не её. Но не привыкать мне. Периферия — удел моего клана, наш косвенный талант и наше же косвенное проклятие. Нара свойственно на шаг назад быть. Вероятно, жизнь преподносит урок всего лишь, что не каждую тень упавшую можно предугадать. — Угу, — недовольно буркнул Шикамару. Он-то всё проморгал, прошляпил. А в Конохе что-то происходит, что-то кипит… дымок виднеется, но ни бурления не слышно, ни пузырей не видно, и даже непонятно, в какой кастрюле всё происходит. И без нарочитого введения в дело не догадаешься. — Подожди, — вспомнил Шикамару, — ты сказал, что последовал за кем-то в лесу. У тебя был выбор, и ты решил довериться пойти за кем-то без объяснений… Но за кем? Шино тонко улыбнулся. — Ну разве могу ответить я. Значит, Абураме подозревает, что что-то действительно серьёзное происходит. Ну, впрочем, ладно. Сам виноват. — После книжного хочешь сыграть в шоги? — Карты уместнее в ситуации данной, считаю я. — Без ставок? — Мы сыграем без. Справедливо, — вздохнул Шикамару. Но было всё-таки приятно, что не один он такой. За бортом. Вне игры. И что этот период закончится, как кончились те славные деньки, когда Асума-сенсей был прав абсолютно во всём, когда казалось, что можно просто плыть по течению. Ино выдернула из этого состояния миссия в страну Волн. А Шикамару дёрнуло только сейчас. Может, мама права, и мальчики действительно взрослеют в чём-то медленнее девочек. В книжном удалось купить самую первую книгу Джирайи, которая не порно. Шино долго разговаривал с продавцом, чтобы тот вынес последнюю оставшуюся копию. А потом они вдвоем выпили чаю за партией в карты. И тяжесть в груди немного ослабла.