Первая партия

Встреча с контактом для обмена информацией и инструкциями проходила в Стране Чая и, что логично, в чайной. Как обычно. Итачи всё равно чуть не споткнулся, когда в зарезервированной приватной комнате вместо агента Корня обнаружил улыбающегося во все щёки Жабьего Отшельника. — О, а вот и ты! — приветливо помахал тот рукой. — Проходи-проходи, ты не ошибся. Присаживайся. Нам как раз принесли два чайника отменной сенчи. Тебе налить? Итачи, не доверяя своему языку, кивнул. На ватных ногах подошёл к столику и неловко уселся на лавочку, противоположную собеседнику. Что происходит? — только и подумал, стараясь дышать ровно и не таращиться. Ему налили чай. Чай пах хорошо. Очень жаль, — подумал Итачи, стараясь не нервничать, — что он без лаванды. — Я думаю, надо начать с главного, — Джирайя сосредоточил свой взгляд на Итачи. Тот мысленно собрался и приготовился к худшему. Что, что случилось такого, что сам Отшельник, который не знал всей правды, встретился со мной вместо представителя Корня?! — Шимура Данзо мёртв. — А. —  И остальные старейшины тоже. — А? — Утатане и Митокадо не стало два с половиной месяца назад, а Шимуры полтора как. — Вы… уверены? — долгую паузу спустя только и спросил Итачи. Ничто другого в голову не приходило. Нехорошее предчувствие заворочалось в животе. — Сарутоби-сенсей очень хорошо разыграл партию, — дёрнул губами в подобии улыбки саннин. — Действительно хорошо. Даже я до своего возвращения в Коноху не знал, а ты, полагаю, осведомлён об эффективности моей работы. Ещё бы, — неверяще подумал Итачи. — Минуту. Какая партия? Почему «разыграл»? — А Корень? — спросил вместо озвучивания своего шока. — Под опекой кланов. Твой младший брат возрождает полицию Учиха; многие агенты изъявили желание пойти туда после реабилитации, если АНБУ откажется принять их всех, что вероятно. — Неужели никто из них не хочет отомстить за Данзо? — нахмурился Итачи. Возрождение полиции… Саске… Саске?! — Мстить не за что, — очень серьёзно сообщил Джирайя, не обращая внимания на тотальную растерянность собеседника, — это было добровольное самоубийство. И Данзо сам проинструктировал агентов, чтобы они так не делали. — Что? — выпалил Итачи, вытаращившись. — Не может быть. — Я тоже, прошу прощения, охренел, — поднял руки саннин в жесте «что ты от меня хочешь». — Мне-то было очевидно, что Корень, находившийся благодаря Минато на грани расквартирования, не вымер после атаки Кьюби, да и Данзо я знаю — мне думалось, потребуется кровопролитный переворот, чтобы отстранить его от власти. Но Сарутоби-сенсей каким-то образом смог этого избежать. И… Итачи инстинктивно выпрямил спину. — И ему в этом помогли главы тройственного союза кланов, взрослое поколение Ино-Шика-Чо, а также команда 7 под руководством Ширануи Генмы и, в частности, твой младший брат. Пока Итачи растерянно моргал, не зная что думать, не зная что делать с полученной информацией, Джирайя успел рассказать о том, как дети Казекаге очень осторожно сорвали вторжение в Коноху и о тяжёлом моральном выборе Третьего и об Орочимару. — А здесь становится интересно, — продолжил Джирайя. — Очень интересно. Честно говоря, даже не знаю, как подобраться к этому. Хотя… Да… Давай-ка начнём с простого. Вот например, — Отшельник спокойно отпил свой чай, — что ты знаешь о призывах? — Эффективные союзники, — почти промямлил всё ещё растерянный Итачи. Мой брат предотвратил войну… Мой брат п-р-е-д-о-т-в-р-а-т-и-л войну. Святые небеса, чему его научил Ястреб?! Критическому мышлению?! Ками, а почему тогда мой опыт в АНБУ это абсурдная трагикомедия?! Предотвратил войну… помог закрыть Корень… — Так-то да, — кивнул Джирайя, улыбаясь. — Но есть три метода, кхем, заключения этого контракта. Какие они? — Подписать унаследованное, — медленно моргнул Итачи. — Или… найти загадочное место обитания, как вы. — Ага-ага. И третий способ? — Призыв наоборот. Но так почти никто не делает. — Да, — протянул Джирайя, — а почему? — Опасно, — сразу ответил Итачи. — Далеко не все джонины рискуют. Я слышал, что призывы дают испытание, от самих них зависит тип этого испытания. Если провалишь, то выход только один — смерть. Или ещё хуже. — Во-о-от, ага, значит, с этим разобрались… а теперь представь моё удивление, когда я узнал, что дети Ширануи не только вдохновились идеей, как ты выразился, эффективных союзников, но и сделали призыв наоборот — повторяю, дети, генины — и заключили контракты? — Саске!.. — чуть не вскочил Итачи. — Да-да. Видел я его зверушек. Очень милые кровожадные мудаки. Грозились меня на кол посадить, — расхохотался саннин, запрокинув голову. — Давно мне так весело не было, конечно. Итачи, не смотри на меня так, нормально всё! Мои жабы потом с ними побратались! Но тут есть ещё кое-что, что надо добавить. Ками, Итачи, расслабься немного, это уже произошло. В общем, я это к чему… когда делаешь обратный призыв, ты вызываешь практически своё тотемное животное. Да? Поэтому сотрудничество в разы продуктивнее, чем от унаследованного контракта или, скажем, моего способа. И есть шанс заполучить в союзники как и не очень полезных зверей, так и, честно говоря, откровенно могущественных. Так вот команда 7 и в этом преуспела — и хотя главная функция призыва у всех троих своя, но каждая из них невероятно полезная. У Саске наверняка драконы, — только и подумал Итачи, — или тигры, или… кто-то не менее благородный и опасный, раз уж сам Жабий Саннин одобрил. Растерянность перемешалась в нём с гордостью, жалостью и стыдом. Младший брат становился сильнее. И каким-то образом он смог уже многого добиться. Без него, без Итачи. — Так вот, — продолжил Джирайя, — через один из этих призывов выяснился очень неприятный, интригующий и невероятно опасный факт. Смотри, — он ткнул себя пальцем в грудь, — на мне было две компульсии. На Цунаде было три — её выследили, всё сняли, и сейчас она в Конохе, свирепствует в госпитале. На Сарутоби-сенсее тоже было три. На Орочимару… много. Там от личности вообще почти ничего не оставалось, но его, к счастью, смогли спасти, он сейчас восстанавливается. А на Данзо, — взгляд Джирайи стал холодным и серьёзным, — было столько, что он сам был сплошной ходячей компульсией. Смекаешь? Коноха плясала под чью-то дудку несколько десятилетий. И это, — добавил после тяжёлой паузы, — каким-то образом напрямую связано с уничтожением клана Учиха, потому что в планах Данзо было пощадить детей и сохранить жизнь Шисуи. И Шимура не смог этого сделать из-за компульсий. Уточняю, согласно анализам Яманака, сдвиг Орочимару и Данзо на Шарингане тоже был из-за них. Кто-то очень и очень могущественный имел планы на твой клан. И имел бы, если бы не тот самый призыв, чьего владельца разглашать не буду, на всякий случай. — Вы хотите сказать, — медленно произнёс Итачи, — что… я был вынужден… Слова застряли в горле. — Мы не знаем, — после долгой паузы вздохнул Джирайя. — Пока. Понимаешь… некоторые участники всей этой кутерьмы, возможно, не были под компульсиями. Про Утатане и Митокадо неизвестно, например. Данзо и Орочимару однозначно были. И один из них, чтобы спасти свою душу, выбрал смерть… Что заслуживает уважения. Представь, каково это, осознать, что всю жизнь ты был чей-то марионеткой? Но, — он задумчиво потёр подбородок, — как человек, повидавший многое, должен сказать, что порой не нужны никакие компульсии, чтобы держать кого-то на поводке. Веришь или нет, некоторые сами себе и марионетки, и кукловоды. Зависит от многих факторов. Итачи опустил взгляд. Тяжелое молчание повисло над столом. — Я никогда не был свободным, — тихо признался Итачи. Дрожащими пальцами поднял чашку и сделал два медленных глотка стремительно остывающего чая. Поставил чашку на место. И я не знаю, почему так получилось. — Ну, ты сейчас свободнее многих, — слабо улыбнулся Джирайя. — Книжку про «Учива» кто-то же написал. Итачи подавился слюной и закашлялся. — Да не объясняйся, — отмахнулся саннин миролюбиво, — хорошо ведь получилось. И потом, это же выгодно, быть Учива, а не Учиха в твоём положении. — П-почему? — прохрипел Итачи. Торопливо глотнул чая. — Ну-у-у. Во-первых: опубликованная конспирологическая теория поможет тебе когда-нибудь вернуться в Коноху; в конце концов, она обеляет твоё имя, а это значит, что население вероятнее примет обратно. А если не захочешь возвращаться по каким-то причинам, тебя обустроят в Суне — мы договоримся с ними. В конце концов, Итачи, Коноха многим обязана твоей тяжёлой жертве. Во-вторых… это, кстати, причина нашей с тобой встречи… если учесть, что организатор нашего «компульсивного» поведения всё ещё где-то шляется, и наверняка всё ещё жаждет смерти Учиха, — взгляд Джирайи вдруг стал кровожадно-весёлым, — знаешь, как его разозлит твоя конспирация? — Почему разозлит? — не понял Итачи. — Два бестселлера: один признан лучшей философской книгой столетия, а другой про запретную гомосексуальную любовь, — усмехнулся Джирайя. — Ты что. Каждая собака теперь знает про Учиха и Учива. Эти фамилии теперь вообще ничем не очернить. Кем бы ни был кукловод, дергающий за невидимые нити, его это точно должно взбесить. К тому же… ну, — Джирайя почесал свою гриву. — Каждый творец, чья жизнь подарила ему препятствия и страдания, мечтает быть свободным. Это естественно. Отсутствие свободы мы ощущаем ежедневно, оно болит, вот мы и выплескиваем — кто как умеет или может. И даже иногда создаём шедевры. И если сесть и хорошенько подумать, то можно прийти к логическому выводу, что абсолютной свободы не существует. Но, — Джирайя выдержал почти театральную паузу, — но можно добиться той свободы, которая комфортна. И вот в чём парадокс: если не иметь опыта её отсутствия, то непонятно, к чему стремиться. — Так это… хорошо? — обескураженно спросил Итачи. — Зависит от точки зрения, приятель, — печально улыбнулся Джирайя. — Как я уже сказал, человек, рождённый и выращенный свободным, никогда не осознает всю ценность своего счастья. Он никогда не узнает настоящего вкуса свободы, а она, как ты уже понял, бесценна. Так что лучше? Прожить всю жизнь в неведении, не зная тоски по ней и неземной радости её приобретения? Или тянуться до звёзд, зная, надеясь, что если постараешься, то получится? Что бы ты выбрал? — Я, — голос Итачи дрогнул, — я бы хотел… я хочу, — в горле встал ком, а в глазах защипало. — Я просто хочу быть хоть немного… счастлив? Пусть и не имею такого права. — А я не имею. Мне непростительно. Но хочется. Ох, как хочется. И если на мне тоже есть компульсии… то пусть проверят. Если есть… Я бы так хотел. — Можно, пожалуйста, — предательское тело само по себе жалобно всхлипнуло, — пожалуйста, можно я буду счастлив? Посмотрите на меня. Это моральное убожество. Я… всю жизнь я был рабом, — его голос дрожал, — я и сейчас раб. Я убил своих родителей и привёл своим рабским поведением, мировоззрением, мировосприятием клан Учиха к вымиранию. Оставил младшего брата одинокой сиротой. У меня нет друзей. Был, один, и я убил его, потому что он меня умолял. А мог бы… а мог бы… Почему?! Почему я вырос таким? Я ведь не мог быть рождён с одной только миссией — слушаться, повиноваться и никогда не возражать?! В глазах помутнело от слёз. Итачи моргнул, и они сорвались вниз по скулам и щекам. Стало трудно дышать носом. Грудь разрывало от еле сдерживаемого воя — и он прикусил губу, чтобы хоть как-то остановить этот позор. — Ох, Итачи, — тяжело вздохнул Джирайя, глядя на него с почти отцовской жалостью. Поднялся на ноги. — Сиди-сиди, я сейчас… Он пересел на лавку, за которой сидел собеседник. И обнял его. И Итачи всё-таки разрыдался в подставленное плечо. Годы одиночества и страданий, взваленные на слишком хрупкие плечи, покидали тело потоком слёз. Он не по-мужски беспомощно скулил, а Джирайя гладил его по спине, как маленького напуганного ребёнка. — Я… я хочу быть свободным, — всхлипывая, признался Итачи. Он не мог остановить своего потока слов, как бы не силился, — я хочу быть счастливым… я не имею на это права, но так, так хочу!.. И не могу!.. — Каждый имеет право на счастье, Итачи. И ты тоже. Не казни себя. Это была… тяжёлая ситуация. И мы не можем повернуть время вспять. Я более, чем уверен, что твои родители не хотели бы видеть твоих страданий. — А я хочу, потому что заслужил! — Не тебе решать, что ты заслужил, и что не заслужил, — строго возразил Джирайя. Он не переставал успокаивающе гладить чужую подрагивающую спину. — Я тоже много чего не заслужил. И Цунаде, и Орочимару, и Сарутоби-сенсей, и даже твой старый добрый капитан Пёс… К счастью, это действительно не нам решать, иначе в мире не осталось бы вообще никакой надежды. Ты думаешь, наши руки чисты? Ты думаешь, мы тоже не живём с тяжелейшими грехами? К сожалению, у ниндзя руки по локоть в крови. У хороших ниндзя они по самые уши. А легендарным так и вовсе никогда не отмыться. Понимаешь? Мы живём как-то вопреки тому, что с нами происходит. И счастье мы ищем и находим исключительно вопреки. Именно это и делает нас людьми. — Это больно, — шмыгнул носом Итачи, по-детски чувствуя себя маленьким и жалким. — Больно, — со вздохом согласился Джирайя. — Но или так, или вешаться, дружище. — Я хотел. Через несколько лет. Не вот так уйти, но… — Но теперь не будешь хотеть. Ясно? Ты бестселлер написал, между прочим. И через довольно хитрую дезинформацию освободился от кое-чего. Ну, значит, свобода возможна, так ведь? — Не знаю. — А я знаю. Говорю тебе как писатель писателю — не держи в себе. Пиши. Выплескивай. Создавай свою собственную реальность… В моей, вот, реальности женщины кончают по несколько раз во время секса. В девяноста пяти процентах случаев это абсолютно не так. Но реальность красивая, а? И мужчин информирует о том, как можно было бы сделать такое возможным со своими партнёршами. Кто-то из женщин, между прочим, даже к сорока годам может посчитать по пальцам количество своих оргазмов во время секса — ну куда это годится? Вот я и возмущаюсь. Но не кричу мужчинам «эй вы, долбодятлы, куда своё хозяйство на все двадцать четыре сантиметра в девственницу, в рот вас ети, чтоб вас граблями», а просто, кхем, пишу инструкции. С небольшим сюжетом. Итачи, шмыгнув носом, вяло фыркнул: — Капитан Пёс обязан вашим сюжетам третью своей хорошей боевой статистики. — Да, — весело согласился Джирайя, — он гордо рассказывал, в каких позах заставлял свою команду делать растяжку. А, это тоже было, — вспомнил Итачи. — Я имел в виду сюжет, — обозначил. — Когда вы проникли на аристократическую оргию в сто сорок человек? Ну, и это было, — мысленно согласился Итачи. — Переговоры, — уточнил. — А-а-а-а, когда вы выменяли невольный гарем разновозрастных трансвеститов за четыре ламы, ортопедическую подушку и попугая? — Капитан обязан вам половиной своей хорошей статистики, — после затянувшейся паузы исправился Итачи. — Вот видишь! — ликующе воскликнул Джирайя. — Всего-то порнокнижки, а так много влияния на человеческие умы! Так что пиши! Я тебе говорю: полегчает! И, может, заодно поулыбаться кого-нибудь вынудишь, или вдохновишь… А самое главное, ты ведь теперь «Учива» Итачи. И нет никого на свете, кто мог бы отобрать у тебя эту фамилию. Даже Саске не собирается этого делать. — Саске? — напрягся Итачи. — Он знает о правдивой гибели Учиха, — как бы «между прочим» сказал Джирайя. Будто сознательно не огорошил этой новостью. Будто не разделил уже в который раз за беседу чужой мир на «до» и «после». — Данзо ведь хотел, чтобы твой младший брат его и казнил. А тот, узнав всю-всю правду, поступил как… как настоящий человек, знаешь. Он смог простить. И тебя он со временем простит и сможет принять. Таков путь сильных людей, адекватных людей, которым не чужды критическое мышление и эмпатия. — А если я не хочу, чтобы он прощал, — хрипло выдавил из себя Итачи. — Не тебе это решать, — серьёзно ответил Джирайя. — И не мне. Только ему. Давай не будем лишать его выбора, м-м? Это тоже право, на которое не стоит посягать. А на компульсии мы тебя проверим. Потом. Если захочешь. — Хочу. — Ну, значит, организуем. И не парься пока. Ты свободен. Исследуй свою свободу. Захочешь нюни распустить — ну распусти, только ненадолго. А потом давай себе пинка — и пиши, пиши, пиши. Или рисуй. Или попробуй макраме, или что-нибудь такое. В конце концов, мир тоже, как и мы, вопреки всему прекрасен. Не надо этого забывать. Иногда сложно, да. Но в этом, так сказать, изюминка. Джирайя отодвинулся от Итачи и взглянул на него с доброй отцовской понимающей улыбкой. Итачи несолидно шмыгнул носом. — Кстати, — добавил Отшельник, — Нара Шикаку на следующей неделе принимает пост Хокаге. Видишь? — подмигнул. — Времена меняются. Давай надеяться, что самое ужасное осталось позади, или что мы сейчас оставляем это позади. А ты пока держись. И самая тёмная долгая ночь заканчивается рассветом. И, если тебе интересно, лично я считаю, что ты заслуживаешь это увидеть. Так что не вздумай опускать рук. Пиши, мой юный товарищ. И Итачи только и оставалось серьёзно кивнуть, храбро не отводя глаз от улыбки собеседника. Только и оставалось пообещать себе и человеку, который не был обязан утешать, ободрять и поддерживать, но всё равно это сделал вопреки многому: — Буду. Итачи решил, что может хотя бы попробовать, что может постараться, и тогда… … и тогда… … и тогда, кто знает, вдруг придёт момент, когда он сможет обнять любимого младшего брата?