***
Незаметно подкрадывался первый день рождения Олега в детдоме. Приближение праздника, правда, не ощущалось, и вечером шестнадцатого марта мальчик ложился спать в предвкушении самого худшего дня рождения в своей жизни. Он вспоминал, как это было при жизни родителей. Его последний день рождения пришёлся на пятницу. Мама разбудила его пораньше, чтобы поздравить, приготовила огромный горячий бутерброд с огурцами, колбасой и сыром — она знала, что Олег такие любит. В школе его поздравляли учителя, одноклассники наговорили хороших слов, пока он раздавал конфеты. После школы его забрал отец на машине, — как приятно было почувствовать себя крутым, — а вечером они с родителями праздновали втроём: пили чай, смеялись. Отец сказал, что гордится им. Включил свою любимую Арию и самозабвенно подпевал Кипелову. Мама сначала хмурилась для приличия, потом стала подпевать тоже. Она Арию не любила, зато любила Олегова отца. Может, это странный сон, от которого можно очнуться, и всё вернётся? Семнадцатого числа, в субботу, родители, конечно, не воскресли и не приехали за Олегом, сказав, что всё произошедшее было шуткой или проверкой на прочность. Утро было холодным и тёмным, как любое мартовское утро. В столовой за завтраком (перловой кашей и кофейной жижей) Олег был погружён в свои мысли, пока его не одёрнул Серёжа. — Олег, — его голос звучал негромко, — у тебя день рождения сегодня? — Да, — хмуро ответил Олег, — а откуда знаешь? — Мне Лидия Петровна рассказала. Ещё до того, как заболела. — Услышав в ответ молчание, Серёжа продолжил, — Наталья Сергеевна говорит, что она на работу в среду придёт. Списывают её. — Это хорошо. — Олег действительно обрадовался. Лидии Петровны не было уже две недели, она лежала в больнице с «аритмией», и чаепитий не было. Снова увидеть их с Серёжей старушку было бы здорово. Именинник собирался с чистой совестью слоняться по детдомовской спортплощадке примерно полдня, но его планы были нарушены. Группе детей с третьего по шестой класс организовали обзорную экскурсию по Питеру — какое нелепое время, холодно же! Но детдом едва выбил это мероприятие, и Олега заставили поехать. Сначала он расстроился, но потом всё же решил, что это довольно любопытно, потому что по Петербургу он ездил только с родителями и ничего не знал про историю города. Ораву детей (на минуточку, двадцать человек) погрузили в автобус, он тронулся, и экскурсовод — полная женщина с тяжёлым взглядом — начала рассказывать про Петра Первого и болота. Большинству ребят было плевать и на императора, и на его дикий энтузиазм, поэтому они громко разговаривали — воспитательницы не могли с ними совладать. Но Олег слушал внимательно. Серёжа на соседнем сидении у окна смотрел на проносящиеся мимо здания и умиротворенно молчал. Через некоторое время Олег понял, что главное в обзорной экскурсии в понимании организаторов — то, что она обзорная, а не то, что она экскурсия. Экскурсовод вскоре замолчала и лишь давала краткие комментарии по поводу зданий, которые проезжал автобус. Это было обидно и очень несправедливо! В конце концов, когда ещё детдомовцы поедут на экскурсию? Олег, последовав примеру Серёжи, уставился в окно. — Знаешь, что с болотами не так? — Серёжа зашептал неожиданно, чуть наклонившись к Олегу. — А что с ними не так? — Тоже шёпотом ответил Олег. Поговорить с Серёжей было точно интереснее, чем сидеть молча. — Не было там никаких топей. Там, где исторический центр, были поселения. А нам какие-то сказки для детей рассказывают. — А откуда ты это знаешь? — Я книжку читал про Петербург. Любовь Серёжи к глубокому копанию поражала воображение Олега. За прошедшие три месяца тот успел узнать, что его друг — настоящий книжный червь. Он и худлит проглатывал, и нон-фикшн, и без хлеба. Что может, таскал в детдом из библиотеки, что не давали таскать, читал там. Его скорость чтения была самой высокой в классе (не то чтобы это прибавляло ему очки крутости или уважения одноклассников, зато Олег уважал это). И всё Серёжа знал. И про Древнюю Грецию, и про динозавров, и про космос, и про компьютеры — это он особенно любил. Рассказывал так интересно, слушать его хотелось. Вот и сейчас Олег вместо общей экскурсии собрался слушать персональную — от Серёжи.***
«Невский проспект — это главная улица Петербурга. Его длина составляет четыре с половиной километра, от Адмиралтейства до Александро-Невской лавры…» — Его раньше называли «першпектива», прикинь? — Шепелявые, что ли? — Не-а, просто слово немецкое. «Исаакиевский собор — одно из самых любимых мест Петербурга для местных и туристов…» — Ха! Это сейчас любимое, когда достроенное. Пока не достроили, все его ненавидели! Сорок лет целых строили. — Сейчас, наверное, ничего сорок лет не строят! — Ага! А знаешь, там наверху галерея красивая. Очень. Жаль, нас не поведут. А ещё гостиницы рядом! В них тоже красиво, а вон в той Есенин умер. — Кто умер? — Удивление на лице, а затем тихий смех. — Потом узнаешь! Чем позже, тем лучше. Синь, сосущую глаза, ты вряд ли оценишь. — Олег прыснул от неожиданности, Серёжа подхватил, и смех затерялся в общем внутриавтобусном гуле. «Все выходим из автобуса!» «Дети, перед вами знаменитая скульптупа Петра Первого на коне. Она называется «Медный всадник» и олицетворяет мощь императора…» — Про этого всадника Пушкин писал. Пушкина-то знаешь? — Конечно, знаю! — Так вот, Пушкин. Он написал, как один человек сошёл с ума, когда его любимая девушка погибла. Ему примерещился Пётр на коне, и он бегал по городу, как придурок! — А чего она вдруг умерла?.. — Наводнение. Утонула. — Серёжа развёл руками. — Ой, как жалко. — Олег помолчал немного и добавил, — хорошо, что сейчас нет наводнений! "…Эта набережная считается одной из самых красивых в Петербурге. Здесь очень много достопримечательностей…» «Сейчас, дети, посмотрите все налево, вы увидите здание Академии Художеств…." — Здесь ещё недалеко одно из самых старых зданий Питера. Дворец Меншикова. Меншиков — это друг Петра Первого был, советник его. Почти сразу, как в городе началась жизнь, дворец стали строить. — А ты хотел бы в Академию Художеств? — Что? — Серёжа застопорился. — Ну, учиться там. Ты же хорошо рисуешь. Там можно? — Можно, вместо неё теперь ВУЗ. Но я не пойду, у меня не получится. — Тень легла на лицо Серёжи. — Это почему ты так думаешь? — Не знаю. Мне кажется, я недостаточно хорошо рисую. Книжки читать у меня лучше получается, а ещё говорят, что профессия художника — путь в нищету. Олег не нашёл, что возразить, и решил промолчать. Наверное, Серёжа знал лучше — он же умный. «Выходим смотреть на сфинксов!» Автобус подъехал так близко, как смог, и выпустил детдомовцев на холодный воздух набережной. Олег поправил шарф, натянутый до самого носа. Экскурсовод внезапно вспомнила, кем она, собственно, является, и начала рассказывать про египтоманию в Российской империи и про набережную, которую дети только что проехали. Однако у Серёжи, очевидно, был другой план на эти двадцать минут. … — А потом он вернулся и начал всё это применять здесь! Он сам был плотником, постоянно этим занимался, как будто помешался на своих корабликах. Налоги разные повводил, например, налог на бороду. — Серёжа смотрел на реку, стоя, как и Олег, почти у самого спуска к воде — А бороды ему что сделали? — Ему хотелось, чтобы все ходили как в Европе. В кудрявых париках и коротких штанах. — А зимой тоже в коротких штанах? По такой погоде? Это ж всё себе отморозить можно! — Не, они в плащах тёплых ходили. С мехом и всяким таким. — Хорошо, что сейчас есть куртки и подштанники. Ты, кстати, не замёрз? Ладно, это был глупый вопрос. Щёки Серёжи удивительно гармонировали по цвету с его волосами, раскинувшимися по плечам и слегка мокрым от снега, а губы были едва ли не синими. — Нет, вообще не холодно. Знаешь, — он обернулся на Олега, — а я подарок тебе приготовил. — Какой ещё подарок? — Это было верхом неожиданности. Серьёзно, сейчас? В этом самом месте? Серьёзно, Серёжа приготовил ему подарок на день рождения? — Вот, — мальчик расстегнул куртку и вынул из внутреннего кармана круглую коробочку. — Жвачка Хубба Бубба, немецкая, между прочим, — и протянул её Олегу. — Мне несколько раз платили за домашку, вот деньги откуда. Маленькая зарплата! — Серёжа гордо приподнял голову, так что его шея слегка оголилась, и уже через мгновение он поспешил опять закутаться в шарф. Олег повертел подарок в руках. Клубничная жвачка за пять рублей семьдесят копеек — так гласил оранжевый ценник. Захотелось улыбаться — и мальчик улыбнулся так, что заболели щёки от мороза. — Дети, все идём фотографироваться! — Крикнула одна из сопровождающих воспитательниц, и ребята медленно рассредоточились около левого сфинкса на ступеньках, лицом к реке. Кому-то пришлось сесть на корточки, что было крайне неудобно, если учитывать погоду. Олег и Серёжа покинули спуск к реке и встали с краю — на фотографии их, должно быть, почти не видно будет. Олег так и стоял со жвачкой, до неприличия радостный, соприкасающийся плечом с Серёжей. Уже в автобусе он повернулся к другу и сказал: — Спасибо тебе большое! — Ещё раз улыбнулся, и ответная улыбка расцвела на лице Серёжи. Серёжа удивительно менялся, когда разговаривал с Лидией Петровной или Олегом. Становился добрым, внимательным, по-хорошему разговорчивым — словом, намного менее пластмассовым, чем когда общался со сверстниками. Настоящим, наверное. И Олег был очень рад, что попал в круг избранных, которым позволено знать его таким. Вечером Олег с Серёжей торжественно попробовали баббл гам. Он оказался тягучим и очень сладким. Пузыри, правда, понадувать не вышло, но жевать в хорошей компании тоже было весело. В планах самый плохой день рождения в жизни Олега на деле оказался одним из самых хороших — об этом Олег думал, пока засыпал.