Сразу после того, как Олег вообразил себе столь странную, но почему-то ужасно волнующую сцену с Серым, он почувствовал острую необходимость об этом крепко подумать. Надо было расставить точки над i — он никакой не извращенец, Серый — его лучший друг и между ними нет ничего, кроме настоящего мужского братства. Серый ему самый родной человек! Разве это странно?
Да, странно. Неуютно. Не может же быть, что он представил себе
это просто так? Или может? Может, Олег перегрелся на солнце или ошалел после тяжёлого дня? Может, можно как-то проверить, не педик ли он, чтобы сомнений не осталось?
Случай предоставился очень скоро. На следующий же день в столовой Наташа расположилась рядом с Олегом, на соседней с ним табуретке. Аня села напротив, и под её пристальным взглядом он боялся лишний раз вдохнуть. Он переводил взгляд с масляных пятен в каше на серебристую каёмку тарелки, и еда казалась ему отвратительной до блевоты — кусок в горло не лез.
Наташа вещала о морских путешествиях девятнадцатого века, а Олег старался внимательно её слушать — только чтобы отвлечься, но получалось из рук вон плохо. Сколько себя ни заставлял, не мог выдерживать её рассказы целиком, хоть они и звучали неплохо. У Серого, конечно, складнее, да и диапазон тем намного шире — от искусства до космоса. Его бы слушать и слушать — Олег думал об этом и начинал медленно закипать.
В один момент Наташа почему-то оказалась слишком близко к Олегу, и он затаил дыхание — вот сейчас, сейчас что-то будет… Девочка перестала говорить и неожиданно нежно переплела свои пальцы с Олеговыми. Ладонь у неё была холодная и мягкая. Олег спросил себя, ёкнуло ли у него что-то в груди, там, где должно. Он чуть сжал пальцы девушки, и та положила голову ему на плечо. Неудобно, расстояние между табуретками большое, но ничего.
Ничего.
Было страшно стыдно признаваться себе в этом, но Олег не почувствовал ничего.
А хотел бы Олег, чтобы к нему так приблизился Серый? Чтобы друг положил голову ему на плечо, чтобы его рыжие волосы щекотали Олегову шею? Чтобы он спокойно дышал над ухом? Чтобы его худая ладонь с длинными пальцами легла в крепкую ладонь Олега, чтобы он не отпускал?..
Осознание очевидности ответа сразило его. Захотелось попробовать так с Серым, только с ним — так. Ещё страшно захотелось убежать — но, оказалось, этим нельзя решить все проблемы. Внутри Олега что-то заскулило тоненьким голоском — как собака, которую переехал поезд, и теперь одна половинка лежала на рельсах, а вторая чуть в стороне. Собаке было хорошо — она переживала предсмертную агонию и преспокойно отходила в мир иной, а Олег оставался здесь.
Он покраснел до кончиков ушей и обернулся на Наташу. Девочка искрилась от победы — так, что Олег всерьёз забеспокоился, не сведёт ли у неё щеки. Аня, всё ещё сидящая напротив, по-дружески нежно переглянулась с Наташей и улыбнулась. Олег пригляделся внимательнее и счёл, что её улыбка была не совсем искренней, даже вымученной (насколько он научился считывать её эмоции). Но он не стал думать, почему — голова трещала от совершенно других проблем.
В очередной раз ворочаясь во сне, Олег прогонял через себя мысль, может ли быть, что ему просто не нравится Наташа. Может, другие девочки лучше. Может, Аня лучше?
Он начал судорожно вспоминать всех девочек, с которыми когда-либо контактировал. Одноклассницы, девочки с секции самбо, со двора его родительского дома. Неужели никто?..
Олег едва сдержал нервный смех — его остановило только время суток и нежелание будить соотрядников. Он в дерьме, он в таком дерьме… Почему ему раньше в голову не приходило, что девочки ему никогда не нравились? Он такой дубина! Думал, мол, не наступил подходящий момент, всё потом образуется. А большинство пацанов что в детдоме, что в школе в его годы уже хвастались своими любовными похождениями. Похождениями с девочками! Девочки были весёлыми, умными, целеустремлёнными, заботливыми. Та же Наташа — Олег понимал, какая она замечательная! Хоть и надоедливая иногда, хоть и заноза, но она ведь хотела сделать всё правильно и красиво, когда старалась заполучить внимание Олега. Наташа имела способность мальчиков любить. (Олег, кажется, тоже).
А, собственно, мальчики… С ними у Олега были по большей части очень напряжённые отношения — с той же компанией Славика в полном составе. Возможно, теперь, когда Славик признал его и Серого за людей, станет лучше. Но вряд ли к кому-то из них Олег будет относиться так же трепетно, как…
…Они вновь играли в пионербол — игру-хит лагеря. Антон и Славик отбивались на стороне Олега. Мяч летал как ужаленный, Олег бился с остервенением, чтобы абстрагироваться. Славик одобрительно вопил на каждый гол, забитый кем-то из команды, а Антон вторил, как попугай. Маленький волнистый попугайчик рядом с большой арой и совсем не вписывающимся в это цветастое многоголосье пингвином.
Нет, всё-таки другие пацаны — это не Серый.
Олег совершенно не представлял, как объяснить это себе. О том, чтобы объяснить это тем, кто не он сам, он даже не задумывался — они бы не поняли.
Ничего о себе не знающий Олег версии «несколько недель назад» лично избил бы себя самого версии «сейчас». С особой жестокостью, чтобы неповадно было. И Олег имел массу оснований полагать, что не он один хотел расквасить себе нос — многие, наверное, хотели бы. Перестать с ним разговаривать, начать смотреть на него, как на изгоя (хотя почему как? насколько Олег смог разобраться, он и есть изгой и извращенец), отсаживаться от него в столовке и на уроках, шептаться по углам. Или избить до кровавых соплей. Самое худшее, что было, за что.
Одним своим существом Олег шел против целой природы со всеми её законами и правилами, шел против общества, и, что самое ужасное, предавал все свои представления о светлом будущем, в котором он и Серый — друзья до гробовой доски.
Неужели из всех людей на свете таким обязательно должен был оказаться именно он?!
…— Олег, ты совсем сдурел? Ты ж ему мозги отшибёшь! Отойди, я сказал!
Голова Олега была раскалённой сковородкой. Во-первых, всё, что попадало в неё, превращалось в шипящую истерику. Во-вторых, ей вполне можно было кого-нибудь убить.
Костяшки противно пульсировали от неудачных ударов по чужому лицу, но ярость совсем притупила чувство меры.
Виктору Степановичу пришлось оттаскивать Олега от Славика. В голове единственный кадр: как Славик лежал, поверженный, со слезящимся глазом и кровью из носа. Он орал как резаный — Олег понимал, он бы тоже орал.
Теперь уже Олег сидел на земле, перчатки в стороне. Славику помогли подняться, кажется, смотрел он беззлобно, даже с уважением. Ковыляя мимо по направлению к медпункту, хлопнул Олега по плечу.
А Олег совершенно этого не заслужил.
***
На дворе девяносто восьмой, Олегу недавно исполнилось семь. Он с родителями гуляет в парке. Ещё холодно, но много кто здесь вечером. Старушки с внучатами, детьми помладше Олега; дети чуть старше него, сбившиеся в кучки и играющие в салки; милующиеся парочки. Разные парочки.
Олег держит маму за руку, отец идёт за ними следом. Они обходят фонтан в центре парка и направляются к закруглению, туда, где лавочка под фонарем и можно сесть. Вот фонарь — а вот дерево рядом, и под ним прямо на газоне, в тени, кто-то стоит и целуется. Олег раньше только дома видел такое. Он оглядывается на отца. Отец внимательно присматривается к парочке и вдруг срывается с места. Он подбегает к влюблённым и распихивает их в разные стороны. Олег думает — как невежливо с его стороны! Стояли, целовались себе, и тут какой-то человек…
— Уходите отсюда, пидорасы! Ещё не хватало, чтобы мой сын на вас посмотрел и стал таким же! Аллах вас покарает!
Парочка улепётывает от дерева под угрожающие крики отца. Это два парня?! Как странно, Олег никогда не видел, чтобы два парня целовались. Видимо, это плохо, раз папа так отреагировал? Отец возвращается к семье и что-то ласково шепчет матери. Так, наверное, более правильно, чем когда два парня. Олег вместе с родителями всё же садится на лавочку, как будто ничего не произошло. Непонятно, если честно, и немного страшно.
***
А вдруг тот случай из детства, который всплыл в памяти, повлиял на Олега? Вдруг он увидел педиков и стал таким же, как они, и отец был прав?
А отец, думал Олег. Думал в столовой, думал на площадке, думал, пока умывался и пока бежал кросс. Что бы сказал отец, если бы узнал? Как бы Олег посмотрел ему в глаза? А как Олег будет смотреть на себя в зеркале, зная, как он согрешил?..
…Наташа не оставляла попыток завладеть сердцем Олега — теперь, когда всё вокруг сделалось странно и очень не по-дружески в его только-только начинающей фонтанировать гормонами голове (так говорили в школе — «у вас, подростков, только одно на уме»), Олег ясно видел её старания.
Во время тихого часа она утащила Олега на качели («Пойдём одуванчики собирать!» «А Аня?» «А Аня спит!»). Аня, возможно, и не спала, но Наташа была упряма. Качели были двухместные, но довольно узкие, вдвоём получалось сидеть так, что коленки и локти соприкасались. Олегу было неуютно сидеть вот так с девочкой, которая явно придавала этому особый смысл. Он легонько толкал качели, крепления звонко скрипели, Наташа болтала ногами. Она молчала — удивительно, не правда ли? Солнце стало чуть оранжевым, ветер качал пушистые кончики травы, и в целом момент был бы очень романтичным, если бы Олег не мечтал удавиться так сильно. Наташа повернулась и в упор посмотрела на него. Олег тупо посмотрел в ответ. А если бы сейчас рядом с ним…
Додумать он не успел. Наташа придвинула своё лицо к Олегову и легко прижалась губами к его. Девочка неловко раскрыла рот и кончиком языка облизала губы Олега. Она, наверное, тоже не умела целоваться. Олег почему-то был уверен, что взрослые целуются не так — надо больше использовать челюсть? Может, зубы или язык?
Прикусить чужую губу или обхватить её своими — это, наверное, неплохо. У Наташи губы пахли прополисом — гигиеничка, что ли? А вот у Серого всегда потресканные. Олег, дурацкий Олег со своей дурацкой головой, наверное, специально всегда это подмечал, чтобы сейчас думать, какие они на вкус. Каково это — целовать Серого, гладя его по волосам, по щеке и даже по шее, чтобы он ластился, словно большой рыжий кот…
…Олег забыл о самом главном. О статистике. Из небогатого, но вполне исчерпывающего жизненного опыта он знал, что пидоров ничтожно мало по сравнению с нормальными, правильными людьми. И если уж Олегу не повезло оказаться в меньшинстве, то Серый сто процентов не извращенец. Он просто не может быть таким. Он же идеальный! Он умный (и обязательно станет великим учёным или бизнесменом), красивый (красивый настолько, что дух захватывало — почему Олег раньше не замечал, что его взгляд на Серого выходил за рамки дружеского?), он обаятельный и искрометно шутит (по крайней мере, с теми, с кем хочет). Через пару лет вытянется, станет чуть менее сердитым на мир — и будут на него все девчонки вешаться (прямо как Олег… хотел бы). А Серый обязательно выберет кого-то из них и будет встречаться с ней. С этой девушкой, которая, в общем-то, ничего плохого Олегу не сделала, но которую он уже ненавидел — это она будет ходить с Серым за ручку, на свиданки разные. Он ей будет доверять самое главное, он её будет…
…Славик, видимо, обожал подлавливать Олега тогда, когда он совсем не был готов. В этот раз после кросса — Олег едва дышал.
— Ну что, Волчара, поздравляю! — Славик ухмыльнулся.
— С чем это?
— С посвящением! Все уже знают, что ты с Натахой на качелях целовался. Похвально, — парень подал Олегу руку для рукопожатия, но ощущалась она как дуло пистолета. Олег неловко потряс ладонь Славика в своей.
— Теперь ты наш пацан. Мы с Антохой точно убедились, что ты не педик!
Какая, блять, ирония! Олегу захотелось взвыть, воспламениться и трагически погибнуть, но вместо этого он натянуто улыбнулся и продолжил разговаривать со Славиком.
…Помимо всего прочего, Олег не сможет никому рассказать. Даже Серому, с которым делился секретами всю сознательную жизнь. Ну что это будет за диалог? «Серый, мне кажется, я пидор и ты мне нравишься», «Иди нахуй, Олег, и больше не подходи ко мне, я видеть тебя не желаю»? Потерять Серого так — ни за что, Олег даже не рассматривал такого развития событий. Он никогда не расскажет. Значит, будет хранить это под сердцем. Страшно — а что будет, если всё же проговорится?
… «Снег сможет меня согреть,
Ты помоги ему,
Душу мою отпеть здесь некому будет…»
А если не проговорится? Оно будет нависать над Олегом всегда?
«Сном белым к тебе приду,
В мысли твои войду,
Там для себя приют найду-у…»
Что хуже, неизвестно. И Олегу придётся это решить.
Серый как-то рассказывал, что есть пять стадий принятия неизбежного — отрицание, гнев, торг, депрессия и принятие, и они идут одна за другой.
«На моей луне я всегда один,
Разведу костёр, посижу в тени.
На моей луне пропадаю я —
Сам себе король, сам себе судья…»
Начался второй куплет. А Олегу начало казаться, что в расчёты психологов, про которых читал Серый, закралась какая-то ошибка — у него стадии не шли одна за другой. Они перемешались в голове и, суки, уходить не собирались.
