Каждый, кто сделал тебе больно, - покойник

      - Не надо, ты же не выстоишь, ты не выдержишь еще и мою боль... Прошу, mon cher, умоляю тебя, уйди, оборви связь... Если бы я только мог оградить тебя от этого...       Голос Люциуса отзывался в самой глубине души, оставляя кровавые отпечатки. Его истязали, истязали столь жестоко, что я не могла так просто смириться с этим. Холод, страх и отчаяние - таково было наказание всех, кто попадал в Азкабан. И Малфой после неудачной миссии в Отделе Тайн не должен был стать исключением, но стал таковым благодаря мне и нашей связи. Каждый день, каждый час, каждую минуту я ни на миг не перекрывала тонкую линию, связывающую меня с Люциусом Малфоем, и забирала его боль на себя. Это было тяжело поначалу, но вскоре у меня появилось куда больше сил и свободного времени.       Первичный шок и адская боль после смерти Сириуса поутихли примерно через месяц. К тому времени Корнелиус Фадж ушел с должности министра магии, и его место занял Руфус Скримджер. Он сразу начал грандиозную чистку в Министерстве, и ожидаемо, что моя голова полетела одной из первых.       - Я не удивлена, но и не обрадована вашему решению, министр Скримджер, - холодно отметила я, когда Руфус лично пришел объявить мне об отставке. - Избавиться от прошлого Министерства и попытаться создать новое - не лучше ли было хотя бы попытаться сохранить то, что уже есть?       - Вы прекрасно понимаете, миссис л'Амори, причины вашей отставки, - заявил Скримджер и пафосно взглянул на меня. - Здесь нет места тем, кто прислуживал предателю.       - Даже если этот человек не знал, что затеял предатель? - я хмыкнула и прошла мимо Скримджера. - Постарайтесь не пожалеть о своем выборе, министр.       Я покидала Министерство Магии с легким сердцем. В любом случае, Скримджер не рискнет пытаться выдвигать против меня обвинения, ведь в момент нападения на Отдел Тайн я находилась сначала рядом с мракоборцами, а затем сопровождала Фаджа. Да и моя реакция на Люциуса в тот злополучный день была крайне однозначна. Все видели, как я разбивала кулаки о его лицо, и это заставило некоторых мракоборцев невольно зауважать меня.       После увольнения я начала подготавливать останки Гарольда к созданию артефактов. Елизавета так и не выходила из своей башни, но соизволила направить мне в помощь нескольких старых домовиков. Они когда-то давно прислуживали Екатерине во время создания предыдущей партии артефактов, и потому прекрасно знали, что делать.       После увольнения из Министерства у меня появилось много свободного времени. Темный Лорд не спешил давать мне какие-либо задания, хоть я и присутствовала на всех собраниях Пожирателей. Отправляться в деревню оборотней к Фенриру тоже пока не казалось нужным - там я наверняка наткнулась бы на Люпина, а мне совершенно не хотелось этого делать.       Николая Каркарова, как только он поправился, я отправила решать открытые вопросы его семьи. Игорь Каркаров перед смертью умудрился наделать много долгов, наобещать людям золотые горы, и выполнить все это, конечно, мертвому было нереально. Поэтому все рухнуло на плечи его выжившего сына. Впрочем, Николай, как никто другой, точно сможет справиться со всеми проблемами, либо воспользовавшись собственными связями, либо воспользовавшись влиянием рода л'Амори.       Единственное, что мне не нравилось в текущей жизни - присутствие Хвоста в моем замке. На последнем собрании Волдеморт заявил, что отправит к нам со Снейпом слугу, который будет помогать мне, пока Северус не отбудет в Хогвартс. Так в замке л'Амори появился новый жилец.       Питер Петтигрю - неприятного вида пузатый мужичок с явно крысиным лицом и выпирающими передними зубами - изо всех сил старался передо мной выслужиться. Я же, понимая, что он скорее шпионит за мной и Северусом, относилась к нему максимально благосклонно. Если Снейп говорил с ним пренебрежительно и называл не иначе, как Хвост, я предпочитала обращаться к новому слуге по имени, выделила ему комнату и даже приказала Бонси снять мерки, чтобы купить мужчине парочку новых костюмов. Я была добра к Хвосту, и он отвечал мне полной взаимностью. Это выглядело жалко, но приходилось мириться.       Я не ставила рамки для Петтигрю, но предостерегла, что несколько помещений замка закрыты для посещения, а наказание в случае, если он решит пробраться через закрытые двери, будет ужасным. Я лично показала Питеру запрещенные места. К ним отнеслись комнаты, в которых когда-то жили мы с Римусом, запечатанная комната Люциуса, лестница, ведущая к башне, где жила Елизавета, и все подвальные помещения, кроме погребов. Запрещалось подходить к развалинам на другой стороне замка - там было слишком опасно, а мне не хотелось потом сошкребать остатки презренного Хвоста с древних уважаемых камней.       Впрочем, Питер, хоть и терзался любопытством, решил лишний раз не лезть. Лишь один раз он, скорее по глупости, попытался пробраться в башню и натолкнулся на пренеприятнейшее заклинание Елизаветы. Потребовалось два дня, чтобы привести этого идиота в порядок.       - Не уверена, что в следующий раз тебе так же повезет, Питер, - я со вздохом поменяла на лбу слуги холодную тряпку, вымоченную в зелье Снейпа. - Ты решил пробраться в относительно безопасное место и не успел дойти до второго заклинания. Тогда тебя пришлось бы собирать по кусочкам. Надеюсь, тебе послужит это хорошим уроком. Если подобное произойдет еще раз, я перестану быть доброй к тебе. Не люблю, когда слуги нарушают мои приказы.       Мне хватило один раз подстегнуть Хвоста своей Тьмой, чтобы он сначала испуганно завопил, а потом разревелся, как дитя, и, прижимая мою руку к себе, умолял простить его. Смешной малый. Питер наверняка решил, что я - слабая добрячка, но стоило показать каплю своей силы, как он сразу все осознал и испугался. Это было забавно.       Северус никакой забавы в присутствии Хвоста в замке не находил. Его откровенно раздражал Питер, и, уверена, будь у Снейпа хоть небольшая причина вышвырнуть слугу из дома, он бы с удовольствием это сделал. С большим удовольствием мой дражайший супруг только завершил бы прискорбное существование Питера Петтигрю. К сожалению, этого делать не стоило, все же, он считался верным слугой Темного Лорда.       Впрочем, ни наличие Хвоста под боком, ни постоянный холод и страх Люциуса не мешали мне кропотливо работать над костями. Елизавета в процессе не участвовала, только присылала все новые и новые руководства. Питер, терзаемый любопытством, однажды утром попытался проследить за мной, но был рассекречен и отчитан. Божечки-кошечки, какую же знатную выволочку я ему устроила! А потом повесила его вверх тормашками в холодном холле замка и приказала Бонси снять придурка только к ужину.       - Запомни, Хвост: лезть в дела л'Амори равноценно самоубийству, - на прощание бросила я, смерив мужчину надменным разочарованным взглядом. Питер выглядел подавлено, но куда больший урон ему нанесло пренебрежительное "Хвост", чем наказание.       Еще одно неприятное происшествие случилось буквально на следующий день. В замок без предупреждения и, тем более, без разрешения на то прибыли Беллатриса и Нарцисса. Миссис Малфой была явно на взводе и выглядела болезненно. Женщины решили, что меня нет в замке, потому что я находилась в подземельях с костями моего драгоценного папаши, и потому сразу поперлись к Северусу. Как выяснилось, чтобы попросить у него помощи.       Интересные дамы: они хотели, чтобы Снейп оказал им поддержку, но сами выглядели не как просящие, но как требующие.       - Так вышло, что я знаю вашу ситуацию, Нарцисса, - медленно, словно нехотя процедил Снейп.       - Он всего лишь ребенок, Северус, - умоляюще проговорила Нарцисса.       Любопытный факт: Снейп рассказал мне далеко не обо всех делах, в курс которых его ввел Волдеморт. Это не то, чтобы стало для меня большим сюрпризом, но оставило довольно неприятный осадок. Внешне я только пожала плечами и попросила Бонси переместить меня в библиотеку, где уже разыгрывалась интереснейшая пьеса.       На мое появление почти не отреагировали, лишь слегка кивнули в мою сторону. Я облокотилась спиной на шкаф с книгами и начала наблюдать.       - Я постараюсь помочь Драко, - холодно заявил Снейп, стараясь не смотреть в мою сторону. Очень интересно.       - Он только говорит, что поможет, Цисси, - бесцеремонно влезла в беседу Беллатриса. Она обошла Северуса со спины и вернулась к сестре. - Даст тебе пустые обещания, а потом бросит Драко.       - София пообещала моей семье покровительство л'Амори, - отметила Нарцисса и впервые встретилась со мной взглядом. Ее глаза были полны отчаяния. Я сдержанно кивнула, подтверждая свои слова. Снейп сцепил в замок пальцы и сложил руки на груди.       - А что на счет Непреложного Обета? - Беллатриса продолжала игнорировать мое присутствие, зато начала давить на Снейпа уже открыто. - Пусть Северус даст Непреложный Обет, пусть поклянется, что поможет Драко в его миссии.       Я замерла, ожидая дальнейших действий моего супруга. Было крайне интересно, что он собирается дальше делать. Не имея ни малейшего представления о том, что же такого опасного и страшного Волдеморт поручил Драко, я не могла предсказать заранее, какую роль во всем этом может сыграть Снейп. Зато знала, что, если это не входит в планы Дамблдора, зельевар ни за что не согласиться на Непреложный Обет. Пока что Северус медлил.       - Трус! - вскричала Беллатриса.       Следующие несколько секунд у меня были как в тумане. Глаза словно закрыла кровавая пелена, а в голове гулко повторялись слова Лестрейндж: "Трус! Трус! Трус!" Опомнилась я на середине заклинания, которое громогласно произносила, направляя волшебную палочку на Беллатрису. Сама женщина застыла на месте, а ее глаза были полны животного ужаса.       - Круц...       Мне не дали договорить - Снейп помешал. В мгновение ока он оказался рядом со мной и прижал к себе, мешая продолжить начатое. "Меня нисколько не тронули ее слова, Соня", - сказал Северус, воспользовавшись ментальной связью. Только тогда я опустила палочку.       - Никто не смеет упрекать л'Амори в трусости, - гневно прошипела я. - Никто.       - Согласен, - в унисон со мной произнес Северус. Нарцисса вздрогнула, а Беллатриса торжественно заулыбалась. - Я согласен на Непреложный Обет.       Объяснений мне никто никаких не дал. Я внимательно выслушала текст Обета, который наскоро придумала Беллатриса, а потом призвала Бонси и вернулась обратно в подземелья. Некогда мне было прохлаждаться. Хотелось поскорее разобраться хотя бы с первым этапом создания новых артефактов.

***

      Последний день лета ознаменовался для меня сразу несколькими событиями. Во-первых, Снейп отбыл в Хогвартс. Я провожала его и постоянно вспоминала, как все проходило в прошлом году. На тот момент мы не были женаты и месяц, и все ощущалось остро и болезненно. Теперь же я чувствовала нелогичное облегчение: Снейп покидал меня на целый год, и теперь мне можно будет не тратить на него время, а сосредоточиться на делах семьи. Кроме того, замок покидал и Хвост, чье присутствие начинало действовать мне на нервы.       После последнего наказания Питер вел себя, как шелковый, но не это выводило меня из себя. Хвост решил выслужиться, показать себя с лучшей стороны, и потому лебезил, чуть ли не стелясь мне под ноги, словно ковровая дорожка. Поток комплиментов и перманентного восхваления меня и всего рода л'Амори сопровождался безумным взглядом полностью влюбленного человека. От одной мысли о том, что я стала объектом ночных фантазий Хвоста, хотелось блевать.       Второе событие последнего дня лета по праву считалось куда более значимым и важным, чем все остальные: я наконец-то вышла на финальную стадию подготовки костей. Оставалась сущая малость - буквально несколько строк указаний, кропотливо выведенных рукой Елизаветы л'Амори, и первая ступень будет пройдена.       Руки подрагивали от нетерпения. Я с трудом дождалась, пока Снейп отправится в Хогвартс, а Хвост вернется к хозяину. После того, как оба покинули замок, я моментально перенеслась в подземелья и вцепилась в записную книгу матери, куда она записывала все указания. Дело за малым - окунуть заколдованные кости в зелье с кровью моей и Гарольда и прочитать заклинание на древнеэльфийском. После, согласно инструкции, жидкость должна полностью выпариться, а из оставшейся субстанции можно будет создавать заготовки для будущих артефактов.       Зелье я приготовила еще вчера. В большой котел, материализовавшийся на алтаре зала, в котором все еще хранились оставшиеся артефакты, были скинуты выбеленные и неестественно светящиеся кости побочника. Стоило первой части коснуться зелья, как содержимое котла засветилось невыносимым бирюзовым цветом.       Интересно, почему бирюзовый? Почему именно этот цвет был частью моей семьи? Что за магию использовал достопочтенный предок Ньювинд, раз она так сильно отличалась от всего, что я знала? Наверное, суть заключалась в древнем волшебстве эльфов, но это были всего лишь догадки.       Я начала медленно читать транскрипцию заклинания. Староэльфийский я не знала, но Елизавета заранее перевела мне звучание на английский. Так стало куда проще. Первые предложения гулким эхом отразились от стен зала, возвращаясь обратно, а затем бились о котел, заставляя его гудеть от напряжения. Воздух загустел, и дышать стало сложнее, но я упрямо продолжала читать.       Где находится тонкая грань между дозволенным и нет? Как ее ощутить, если с детства никто не прививал подобных знаний? Кости моего отца то и дело обнажались в бурлящем бирюзовом вареве. Этот человек не был хорошим. Он принес семье л'Амори боль, отчаяние и чернейшую злобу, которая почти охватило мое естество. Если бы не Римус, я бы никогда не познала заботу и доброту и осталась на всю жизнь в неведении, что все может быть иначе, что один человек может по-настоящему трепетно относиться к другому, даже если их не связывают клятвы, обещания или другие узы. Люпин - первый человек, который был добр ко мне. Благодаря ему мое сердце оттаяло... И благодаря ему я точно знаю, за что сражаюсь и что хочу защитить. Несмотря ни на что.       - Если ты продолжишь, то тебе придется искать другого побочника, - насмешливый женский голос нарушил мое монотонное бурчание. Я сбилась и начала озираться вокруг. Но в зале точно никого не могло быть. Может, у меня начались галлюцинации?       - Нет, меня никак нельзя назвать галлюцинацией, - смех незнакомки был похож на нежный перезвон серебряных колокольчиков, и от него почему-то становилось спокойно.       - Кто ты, и почему помешала завершить подготовку? - спросила я.       Я честно пыталась насторожиться, взять себя в руки, но душа была расслаблена, а на сердце царил покой. Это казалось куда более странным, чем наличие другого существа в тайном зале, находившимся под обломками разрушенной половины замка л'Амори.       - Попробуй почувствовать, - ответил голос. Он прозвучал над самым моим ухом, и я резко обернулась, но за спиной никого не было. Тогда в зале вновь раздался смех колокольчиков. - Нет, так не пойдет. Ты сама должна найти меня с помощью своих способностей. Давай, София, у тебя обязательно получится!       Не знаю, что мною руководило, но я послушно прикрыла глаза, сосредоточилась на ощущениях, попутно вспоминая, как Старший помогал мне с распутыванием заклинания Малфоев. Не сразу, но у меня получилось, правда, я немного перестаралась и высвободила не только руки, но и все тело сразу. От неожиданности я едва не перевернула котел с костями, но вовремя успела подхватить свое пустое тело и аккуратно уложить его на пол, после чего осмотрелась.       Божечки-кошечки! В этом состоянии зал выглядел более пугающим, чем в обычном. От стен все также исходил бирюзовый свет, но теперь я могла разглядеть мелкие паутинки многочисленных запутанных заклинаний неизвестного рода магии, которые опутывали все вокруг. Волшебство, которым зачаровывали зал, было настолько чужеродным, что я побоялась даже сдвинуться с места, чтобы ненароком не коснуться нитей неизвестных заклинаний.       - Не бойся, - голос вновь зазвучал позади, но теперь это было не важно. Призрачной спиной я ощущала тепло и легкость, исходящие от собеседника, и точно знала, что он не несет никакой угрозы. - Колдовство Ньювинда не причинит зла его потомкам.       - Сильное заявление, - я подняла голову и уставилась в потолок. Он и в телесном мире выглядел впечатляюще с невиданными узорами, выложенными мелкой мозаикой, а в мире Духов изображение казалось живым и словно двигалось.       - Да, потолок действительно живой, - перезвон колокольчиков словно погладил мою душу. Я улыбнулась. - В нем заключены души эльфов, которые помогали создавать замок л'Амори. Они сами пожелали после смерти остаться и охранять магию, поддерживающую нашу семью уже много веков.       - Мы родственники? - осторожно уточнила я, стараясь хоть немного собраться. Присутствие рядом настолько дружелюбного Духа и волны любви, исходящие от него, обескураживали и заставляли расслабиться. Я чувствовала себя в полной безопасности.       - Не честно задавать такие вопросы, пока ты меня не нашла, - колокольчики отдалились, и смех вновь зазвучал сразу отовсюду. Он пружинил по нитям заклинаний, и весь зал словно смеялся вместе с незнакомкой.       Но я уже знала, где она, и была точно уверена, что это именно женщина. Сосредоточившись, я протянула призрачные руки в зал и начала буквально собирать по пространству части собеседницы, рассредоточенные вокруг. Она хохотала, как от щекотки, но совершенно не сопротивлялась, и спустя несколько минут напротив меня возник полноценный силуэт женщины.       Она смотрела на меня и улыбалась - тепло, широко и искренне. У женщины была густая шевелюра волос необычного янтарного цвета, крупный орлиный нос, тонкие губы, изгибающиеся в лукавую улыбку, и глаза изумрудно-зеленого цвета - точно такого, какой я каждый день видела в зеркале. Незнакомка обладала довольно плотным телосложением, пышной грудью и высоким ростом. Она напомнила мне валькирию, чьи изображения периодически встречались в книгах по рунической магии.       - Да, конечно, мы родственники, - подытожила я. Сходство, хоть и казалось отдаленным, но все же было. Взять хотя бы цвет и разрез глаз.       - Конечно, - подтвердила женщина и улыбнулась еще шире. От ее улыбки в зале словно посветлело. Незнакомка подошла ко мне и сначала долго вглядывалась в мое лицо, а затем заключила меня в крепкие объятия. - Как же я ждала этой встречи, моя любимая внучка!       - Внучка? - я чуть отстранилась и с недоверием взглянула на женщину.       - Не перечислять же мне многочисленные "пра", - деланно возмутилась она и всплеснула руками. - Но если хочешь...       - Нет-нет, обойдемся без "пра", - я замотала головой, а потом почему-то рассмеялась.       - Наконец-то ты расслабилась, дитя, - женщина взяла меня за руку. - Ты уже наверняка догадалась, но на всякий случай я представлюсь. Меня зовут Эмбер, я - последний потомок Ньювинда, который до твоего рождения обладал способностью манипулировать сутью мироздания.       Не верю своим ушам! Я помотала головой и с неподдельным любопытством взглянула на женщину. Да, она светилась и явно отличалась от всего, что когда-либо мне доводилось лицезреть. Но вместе с тем она совсем не излучала энергию жизни, как делают все живые существа.       - Та самая Эмбер л'Амори, которая помогала основателям Хогвартса создать Дух школы? - на всякий случай уточнила я, что вызвало у женщины новый приступ смеха.       - Ты все еще не научилась доверять своей интуиции, а ведь она - одна из составляющих твоей истинной силы, внучка, - взгляд Эмбер наполнился укоризной. - Ты должна лучше слушать себя, и тогда всегда будешь оказываться в нужном месте и в нужное время.       - К сожалению, это срабатывает не всегда.       Темная волна боли прошла по моему призрачному телу и сосредоточилась в груди, там, где хранилась моя любовь. Сашенька, а потом и Сириус... Сколько еще потерь мне удастся пережить, прежде чем боль окончательно разрушит меня? Я поднесла руки к лицу и увидела, как они вновь начали истончаться. Но так было со всем моим призрачным телом. От него вверх поднимались тонкие струйки пепла - материи, из которой состояло все в мире Духов. Когда от моего тела ничего не останется, я умру.       На этот раз меня спасла Эмбер. Она вновь обняла меня, и потемневшие от боли части души стали светиться нежным бирюзовым цветом - не таким ярким, как стены, но более теплым и понятным. На плечо упали несколько капель, и я поняла, что Эмбер плачет.       - Эта боль преследует каждого, кто обладает нашим даром, дитя, - заговорила женщина. - Боль утраты.       - Я не была готова к этому, - сквозь слезы сказала я, отмечая, что тоже начала плакать. - Я хотела семью, хотела вырастить сына, а потом... А потом лишилась и сына, и единственного друга. Его убили, понимаешь? Убили, хотя я пыталась отговорить его идти в это проклятое Министерство. Но он заладил: там же Гарри, там же мой крестник... Члены Ордена справились бы без него, я точно знаю. Почему я его не остановила, Эмбер? Почему не связала по рукам и ногам и не заставила переждать в безопасности?       - Ох, дитя...       Эмбер гладила меня по голове, пока я рыдала у нее на плече. Впервые за столько времени я позволила себе проплакаться, довериться кому-то. Постепенно боль притуплялась, оставляя после себя лишь гулкую пустоту. А потом мы уселись на пол. Я положила голову на колени Эмбер, и она ласково перебирала мои короткие волосы. Вновь женщина заговорила только тогда, когда на моем призрачном теле не осталось следов разрушающей боли.       - Моя семья развалилась в моих руках. Когда мой дорогой брат Ульрих - любимый младший брат - отравил Чарльза, я не знала, что делать. И все стало куда хуже, когда о случившемся узнал Персиваль. Что мне оставалось делать? Я могла только вмешаться, и... И потерять их всех. Я не могла допустить, чтобы Перси убил Ульриха, и попыталась защитить его. Было сражение, страшная междоусобица - последняя в истории семьи л'Амори. Я поклялась у тела Перси, что такого больше не повториться, и использовала все свои силы, чтобы сделать две вещи: наложить на свой род проклятие и вынудить Ульриха покинуть семью. Много лет спустя, используя темную магию, я смогла запечатать здесь часть своей души и сознание после смерти, чтобы потом сотни раз пожалеть о том, что натворила при жизни.       - Ты до сих пор жалеешь?       - Сейчас - нет. Ты, мое дорогое дитя, - Эмбер нежно провела по моей щеке ладонью. - Ты не только смогла разрушить мое проклятие, но и вернула в семью изгнанную ветвь Ульриха. Я видела твоего мужа... Он невероятно похож на моего брата. Так похож, что становится не по себе. Только черные волосы отличаются - у Ульриха они были очень светлыми, почти бесцветными. Мне странно смотреть на вашу любовь, но я понимаю, что с моего времени прошло достаточно поколений, чтобы происходящее не считалось инцестом... Но все же...       - Все же?       - Все же блондин и оборотень мне больше по душе, - Эмбер усмехнулась. - Хотя, наверное, блондин - более выгодная партия, пусть и женат. Но в душе его супруги нет ни намека на его присутствие, зато тебя в его душе полно.       - Значит, все-таки Люциус... - пробормотала я. - Он сейчас в тюрьме, и пробудет там еще примерно год. Я... Можно сказать, что я выменяла его свободу на свою преданность одному не очень хорошему человеку.       - Если ты о том несчастном мальчике, чья душа постоянно кричит от боли, можешь не переживать - он никогда не причинит тебе вред, во всяком случае, если на то не будет веских причин. Он привязан к нашему роду невероятно сильно, и я бы удивлялась тому, если бы не знала, почему.       - Привязан? - я поднялась с колен Эмбер и уселась напротив нее, поджав под себя ноги. - Расскажи.       - Неужели ты до сих пор так ничего и не поняла? - женщина выглядела немного удивленной, но потом тяжело вздохнула. - Подумай немного. Почему твоя мать захотела испортить ритуал и не дать тебе воспользоваться костями ее побочника? Куда подевался холодный разум женщин семьи л'Амори?       - Я не...       - Думай! - рявкнула Эмбер. От неожиданной перемены ее настроения мне стало очень не по себе. Захотелось спрятаться. Тонкие паутинки древних заклинаний дрогнули от звука ее голоса. Но женщина быстро взяла себя в руки, сделала глубокий вдох и продолжила уже мягче: - Посмотри на душу Лизы, посмотри на котел, в котором лежат кости твоего отца. И скажи мне, что ты видишь.       Я напряглась, пытаясь увидеть нечто, на что намекала Эмбер. Прошло несколько минут, а у меня никак не получалось, но, наконец, я что-то смогла разглядеть и вскоре уже точно знала, что именно. От котла с костями Гарольда шла тонкая нить. Она пронизывала зал насквозь, выходя наружу, и устремлялась ввысь, к башне, в которой находилась Елизавета. Я увидела и ее - мать расхаживала по комнатке, то и дело нервно посмеивалась. Такое поведение пугало. Но спустя несколько мгновений я смогла разглядеть ее душу и все поняла.       Ах, мама, как же ты могла допустить такое? Вся ее душа была опутана нитями заклинаний, которые вели прямо в котел с Гарольдом. Неужели...       - Ты все правильно поняла, дитя, - Эмбер поджала ноги к себе и обняла колени. - Лиза осознанно позволила Гарольду себя приворожить и привораживать на протяжении всей их совместной жизни. И причина для этого совершенно дурная: гордость не позволила ей признать собственные чувства к бедному полукровке Тому, который ради того, чтобы быть с ней усилил собственную темную часть и стал несчастным, чья душа кричит от боли. И вот, Лиза сама не заметила, как сошла с ума. Думаю, это началось сразу после того, как она узнала, что Гарольд должен умереть. Все-таки твой отец был сильным волшебником и за долгие годы супружества успел наложить на Елизавету столько приворотных заклинаний, споить ей столько зелий, что эффект стал слишком силен.       Это был перебор. Если бы я находилась в материальном теле, то голова наверняка бы загудела от осознания происходящего. Мне никак не верилось в то, что моя мать, одна из сильнейших представительниц рода л'Амори за последние поколений десять, из-за какой-то никчемной гордости позволила опоить себя любовным зельем, да еще и такому подлецу, как Гарольд. Однако, здесь была одна большая неувязка. Даже если принять, как факт, сверхъестественную гордыню Елизаветы, оставалась еще Екатерина, и она очень любит свою дочь.       - Так, предположим, мама реально пошла на это исключительно из-за собственной гордости, что лично мне кажется невероятно глупым, - я возмущенно всплеснула руками. - Но какого хрена бездействовала Екатерина?! Ни за что не поверю, что она так легко согласилась бы с тем, что ее любимую дочурку охомутали любовным заклятием.       - Ты права, Катя обо всем прекрасно знала, - Эмбер отвела взгляд. - Но Дух сказал ей не вмешиваться, и она не посмела ему перечить.       - Я совсем запуталась, - я затрясла головой и яростно растерла руками щеки. - Но ведь Дух сам с такой злобой говорил мне, что, мол, вот, Елизавета должна была выбрать Волдеморта, но она выбрала Гарольда, ай-ай-ай, как же так, это неправильно, - закривлялась я. - И что в итоге? Он тоже знал про приворот и сам же запретил Екатерине его снимать. Какая-то чушь получается.       Эмбер поднялась на ноги и начала медленно прохаживаться по залу: туда - сюда, туда - сюда. Иногда она проводила призрачной рукой по стенам, и тогда маленькие паутинки подрагивали, отвечая ей на прикосновение нежным гудением. Я завороженно смотрела на то, как бабушка собирается с мыслями, и думала, что теперь точно знаю, от кого у женщин л'Амори пошла привычка делать красивые паузы, когда нужно все правильно сформулировать.       Спустя несколько минут Эмбер неожиданно с яростью ударила кулаком по стене. Тонкие паутинки магии дрогнули, пустив волну по всему залу. Я поморщилась, стараясь не выдать животный ужас, охвативший мое естество. Пусть я и не понимала, как устроены заклинания, из которых создан зал, но от такого обращения даже мне стало не по себе.       - Прячешься, паскуда? - прошипела Эмбер. - Может, выйдешь и попробуешь сам все рассказать?       Кем бы ни была та паскуда, которую призывала бабушка, она не выходила и вообще себя никак не проявляла. Эмбер скривилась и пробормотала: "Трус".       - Здесь должен быть кто-то еще? - осторожно поинтересовалась я, надеясь, что гнев Эмбер не перекинется на меня. Но опасения были напрасны. Бабушка обернулась на меня с улыбкой. Это не совсем вязалось со сжатыми кулаками.       - Обязан, - ответила Эмбер и повторила тише: - Обязан.       Женщина подошла и протянула мне руку. Я облокотилась и поднялась на ноги. Эмбер подвела меня к стене, затем осторожно прикоснулась к нитям магии, и на них начали пропечатываться заклинания. Находясь в мире духов, я могла отчетливо видеть закорючки древнеэльфийской вязи.       - Эти заклинания рассказывают и творят историю семьи л'Амори, прописывают каждое важное событие, - заговорила Эмбер. - Здесь есть и про тебя, внучка, - женщина сделала небрежное движение рукой, и слова заклинаний словно сместились в сторону. Теперь на стене напротив нас было другое, более извивающееся, напоминающее не то лабиринт, не то дерево. - История твоей жизни имеет куда большее значение, чем моя и, тем более, Лизы или Кати. Роду л'Амори было необходимо, чтобы родилась именно ты. И для этого...       - Почему я? - перебила я бабушку. - Это... глупо. Мои силы совершенно не походят к настоящему. В мире вот-вот нагрянет война, она уже идет, хоть и не настолько громко, как могла бы. Что я могу сделать во всем этом безобразии? У меня и способностей-то особых нет.       - Зачем? Я не могу сказать. Мне позволяют видеть только то, что случилось, либо происходит прямо сейчас, - Эмбер поморщилась. - От твоих слов веет глупостью, дитя. Катя совершенно зря наговорила тебе гадостей. Незаслуженное оскорбление, вызванное гордыней. Подумать только, ведь не ей достался столь редкий дар. Она тебе завидует, дитя, просто завидует. Катя много знает, достаточно, чтобы понимать твою ценность, но ее собственное раздутое эго... Как же! Первая за столько поколений, кто смог пробудить артефакты! И вдруг рождаешься ты, с редчайшей и совсем непонятной силой, да еще и от Гарольда, которого Катя так презирала...       - Но я с ней согласна, - я пожала плечами. - Куда больше мне бы хотелось иметь силу, которую можно было бы применять в материальном мире.       - Глупости! - Эмбер схватила меня за руку и прижала мою ладонь прямо к лабиринту заклинаний. - Почувствуй, насколько ты важна.       Я словно ослепла. Мир на секунду стал абсолютно черным, а потом сквозь тьму прорвались бирюзовые заклинания. Сойдясь куполом над головой, они образовали собой весь зал. Но на сей раз я не видела никаких материальных объектов, только хитросплетение заклинаний. И тут же поняла, что Эмбер была права. В том месте, где располагалось мое запутанное древо, было куда больше нитей, чем в большинстве других сосредоточений. Это было странно и невероятно красиво. В первый раз в жизни бирюзовый по-настоящему показался мне прекрасным.       Когда Эмбер убрала мою руку со стены, мне по требовалось несколько минут, чтобы прийти в себя после увиденного. В голове все смешалось, и я не могла собрать мысли воедино. И больше всего меня интересовало, почему именно я стала самым большим сосредоточением магии рода л'Амори за последние несколько поколений.       - Чтобы ты появилась на свет именно такой, какой была нужна роду л'Амори, Дух запретил Кате вмешиваться в личную жизнь своей дочери. Она была вынуждена наблюдать со стороны, как ее единственное дитя заколдовывает ничтожный потомок Каспарави, и ничего не могла сделать. Ее нелюбовь к Гарольду перешла к тебе, но долг вынуждал Катю играть роль бабушки. Потом Дух терпеливо выжидал, когда твой отец взращивал в тебе Тьму, зная, что эта самая Тьма придаст тебе нужные силы для использования артефактов. Дальше дело было в малом - дождаться удобного момента, чтобы ты сама возжелала силы, такой силы, с которой бы не смог бы справиться никто. И он с удовольствием воспользовался шансом, когда оборотень не смог полностью перевоплотиться в полнолуние и обезумел от боли. Фактически, твой тренер не смог бы причинить никому вред. Ты была далеко, и после полнолуния он бы вернулся в свой нормальный человеческий облик, разве что болел бы после перевоплощения дольше.       - То есть, это все было спланировано заранее? И Старший...       Я в ужасе замерла. Какой... Какой кошмар. От моего тела вновь начали подниматься струйки пепла, да с такой силой, что одним объятий Эмбер не хватило, и ей пришлось бормотать заклинания, попутно опутывая меня тонкой бирюзовой паутиной. Схватка была неравной. Боль, пытавшаяся сожрать мою сущность, постепенно уступала мощи Эмбер л'Амори и ее странной магии.       - Дух - не друг, он создан из десятков осколков души старых могущественных эльфов, а основой тому являлась душа самого Ньювинда. И он, хоть и любил по-своему своих потомков, всегда куда больше внимания уделял всему роду, течению его общей истории, чем членам семьи, - Эмбер вздохнула. - Мне повезло никогда не контактировать с ним при жизни. Я не стремилась к могуществу, мне хватало собственной силы. Но после смерти мне открылось многое, о чем я бы не хотела знать при жизни.       Я медленно приходила в себя. Теплые руки Эмбер успокаивали мою душу, мешая ей развалиться на части, истлеть от такого объема раздирающей информации.       Получается, все, что происходило в моей жизни, было спланировано чертовым Духом, тщательно выверено и осуществлено. Столько созданий знало о моих мучениях, знало, что Гарольд пытает меня, знало, что я чувствовала, вживляя в себя артефакты, и как страдала от того, что происходит между мной и Люпином. А потом... А потом был Сашенька - плод нашей любви, которой не могло бы вообще случиться, если бы не какой-то дурацкий замысел, смысл которого никто и не знает. А если его вообще нет? если я прошла через все это ради какой-нибудь идиотской цели, которая никогда не будет иметь значения?       - Единственное, что оказалось не в планах Духа, - твой неожиданно крепкий союз с оборотнем и решение затянуть завершение ритуала. Он знал, что твоим избранником должен стать потомок Ульриха, чтобы потерянная ветвь смогла вернуться в семью. И тогда... После заключения кровавой помолвки мое заклинание было разрушено, а на стене появился новый член семьи. Я долго смотрела на нити оборотня, и они сильно отличались от всего, что доводилось мне видеть ранее. Такой хороший мальчик... Но Дух смог его испортить. На моих глазах его ярко-бирюзовое сияние начало сначала тускнеть, а потом словно покрылось грязью. Даже сейчас оно так и не восстановилось, но начало пульсировать красным.       - И что? - выдавила я, пытаясь справиться с дрожью. Эмбер зашла за мою спину, обняла еще крепче и подвинула к нам нити Люпина.       - Смотри. Он пытается ненавидеть тебя, и иногда у него это получается. В моменты наивысшей ненависти его нити вспыхивают красным. Но больше всего оборотень ненавидит себя. Духу удалось испортить нити нового члена л'Амори, чтобы ты точно выбрала правильный вариант союза.       - Я понимаю, почему Римус возненавидел меня. И я это, наверное, заслужила...       - Снова глупости, - Эмбер потерлась щекой о мою щеку. - Глупая маленькая девочка. Но я не совсем справедлива, ведь ты не видела, как ярко сияют нити... как ты сказала, его зовут? Ах, да, - Эмбер хихикнула. - Ты не видела, как ярко сияют нити Римуса, когда они переплетаются с твоими. Он не просто влюблен в тебя. Его душа и сердце плотно связаны с тобой, сколько бы он не пытался убеждать себя в обратном.       - Если он меня так любит, то почему изменял? Почему говорил мне столько гадостей, почему вел себя, как последний говнюк?       По моим щекам снова потекли слезы. В состоянии духа было очень странно плакать. Если слезы Эмбер были похожи на маленькие капли янтаря, то мои состояли из какой-то неприятной темной полупрозрачной жижи, в которой явно проглядывался пепел.       - Это все Дух, - ответила Эмбер, вытирая мои слезы. - После твоего прямого приказа отстать от Римуса, он продолжил нашептывать ему всевозможные нехорошие вещи и посылать картинки, хоть уже и не так явно, как в самом начале. Просто оборотень думал, что это его собственные мысли.       - Как? Как, черт подери, Дух мог ослушаться моего прямого приказа?! - воскликнула я и выбралась из объятий Эмбер. Боль ушла, и на ее месте возникла ярость. - Разве артефакты не позволяют мне контролировать его?       - Конечно, нет, - Эмбер уперла руки в бока и с укоризной посмотрела на меня. - Нет такого артефакта, которые бы позволили полностью контролировать Духа-защитника л'Амори. Их невозможно создать, потому что, в противном случае, его просто разорвет. Ты можешь приказывать ему, и он действительно будет следовать твоему слову, если оно не перечит построению правильной истории рода л'Амори. Поэтому ему пришлось показать твоему зельевару альтернативный вариант твоей судьбы, поэтому ему пришлось в итоге пощадить оборотня. И еще множество "поэтому".       - Пиздец, - выдохнула я. - И что мне со всем этим теперь делать?       - Все то же, что и прежде, - Эмбер по-доброму улыбнулась. - Даже если Дух имеет на тебя какие-то планы, то он все равно не контролирует все. Да, его действия в итоге приводят к определенным последствиям, но, поверь, не все так страшно. У тебя есть свои цели, и, насколько я понимаю, они не противоречат задумкам магии рода л'Амори. Так что живи, дитя, делай то, что считаешь нужным, а если вдруг собьешься с пути, у тебя всегда будет наставник и друг в моем лице. Уж я-то точно никуда отсюда не денусь. А еще у тебя будет Дух, чья задача не только контролировать историю рода, но и защищать его потомков, значит, и тебя.       - Боюсь, если так все и дальше пойдет, то я просто рассыплюсь, превращусь в пепел. Духу плевать на моральное состояние потомков рода, но меня уже не хватает. После смерти Сашеньки и Сириуса, после предательств, после того, как Римус отвернулся от меня, а Северус оказался извращенцем... Даже Люциус в тюрьме! Меня просто не хватает. Я рассыпаюсь, я каждое утро просыпаюсь с болью, с нею же я ложусь спать. Рано или поздно меня не станет.       Эмбер очень внимательно меня выслушала, затем нахмурилась и, отвернувшись, начала что-то искать в заклинаниях на стене. Ее поведение показалось мне странным, но, учитывая, что дух бабушки провел в зале не одно столетие, ей можно было простить и не такие особенности.       Пальцы Эмбер перебирали нити заклинаний, как перебирают музыканты струны своих инструментов - с точным знанием и каким-то трепетом. Но, в отличие от них, лицо бабушки было сосредоточено, а брови нахмурены. В итоге она нашла какое-то сплетение, потянула за одну из нитей и проследила, куда она идет. А потом рассмеялась.       - Как же я не догадалась сразу! - воскликнула Эмбер и повернулась ко мне. Выглядела она ликующе. - Вот и одна из причин, по которым Дух позволил мне повторить эксперимент Ньювинда л'Амори по разделению души и остаться здесь после смерти.       Эмбер торжествующе показала на нить, которая теперь светилась чуть сильнее остальных. Она шла от одного скопления, минуя другие, и плотно вплеталась в другое... В мой древесный лабиринт.       - Что это значит? - теперь настала моя очередь хмуриться. - То, что ты сейчас многое мне рассказала, конечно, окажет на меня влияние. Но я не понимаю твоей радости.       - Информация, конечно, хороша, но суть не в этом, - улыбка Эмбер сначала стала шире, а потом резко пропала. - Ты знаешь, как я умерла?       - К моему стыду, я не особо увлекалась историей рода...       Мне стало ужасно неловко. Вопрос о смерти всегда носит в себе довольно много подводных камней, а когда человек спрашивает у тебя, знаешь ли ты, как он умер... По идее, я должна была знать такое о предке, которая передо мной обладала такой же способностью манипулировать тонкими материями, но единственное, что я знала про Эмбер л'Амори, - это то, что она когда-то помогла основателям Хогвартса создать Дух школы. Ну, еще краткую историю междоусобицы с братьями и проклятие на рождение одной девочки в поколение. И на этом все.       - Я не сержусь, просто спросила, чтобы понять, - Эмбер отмахнулась от моего смущения, словно это вообще ничего не значило. Но мне стало легче. - Моя смерть казалась всем самоубийством. Якобы я выпила яд и умерла. В этом есть доля правды, но далеко не вся. Зелье, которое я выпила... - Эмбер прижала руки к груди. - Это был шедевр, лучшее творение моего дорогого Ульриха. Он создал его специально для меня перед тем, как уйти из семьи.       - Яд? Хороший брат, заботливый, - с сарказмом заметила я.       - Нет, это был не яд, это было зелье, в котором сосредоточилась вся моя боль, - Эмбер подошла ко мне ближе и положила свои руки на мои плечи, а затем пристально посмотрела на меня. Взгляд ее стал неимоверно тяжелым. - После случившегося с братьями, я начала рассыпаться, как и ты, но меня некому было спасать. Ульриху однажды удалось чудом предотвратить мое рассыпание, но сам он был уверен, что то была случайность. Он сказал, что не может уйти из семьи, оставив меня в таком состоянии, и придумал способ, как отделить боль от моей души. И ему это удалось. Маленький флакон чистой боли, концентрированной.       - Зелье, чтобы избавиться от боли... - завороженно повторила я.       - Да, и оно подействовало идеально. Я перестала чувствовать боль, но потом, спустя годы, поняла, что вместе с болью из меня ушли любовь и способность сопереживать. Я просто делала свое дело, мне было легко, но с точно такой же легкостью я вырывала части души у основателей Хогвартса, делая их, по сути, существами, напоминающими несчастного мальчика Тома. И мне было все равно. Я ничего не почувствовала, когда умерла моя первая дочь. Но когда серьезно заболела вторая, до меня дошло, что так дальше не может продолжаться. Мне нужны были мои чувства, и я решила выпить все до дна. А потом рассыпалась, не выдержав накопленной годами собственной боли.       - Страшная история, - с сочувствием произнесла я и сама впервые обняла бабушку. Она с готовностью приняла меня в свои объятия и начала гладить по голове, как маленького ребенка. - Либо боль и чувства, либо хладнокровие и равнодушие. Не уверена, что смогла бы сделать выбор. Лучше чувствовать хоть что-то, иначе можно сойти с ума.       - В моей смерти виновата только я, - уверенно сказала Эмбер. - Ульрих предупреждал меня, что зелье с болью нужно пить медленно, чтобы чувства не разрушили тело. Но я не послушала. Сначала нужно было заняться делами семьи, потом, после смерти первой дочери, от страха я не решилась сделать ни одного глотка. Мне то было не до этого, то еще что-то. Но проблема заключалась только в моем страхе. Я не хотела вновь почувствовать, как истончается моя душа, и боялась возвращать боль себе. Но совершенно забыла, что зелье изначально было создано не для того, чтобы превратить меня в бездушный механизм, а чтобы я могла справиться с ней постепенно.       История Эмбер л'Амори чудовищно напоминала мою. Не по содержанию, нет. Скорее по тому, как нас обеих использовали, по самой фактуре жизни. Мы обе были нужны роду, но на наши плечи взвалили непосильную ношу, и теперь мы стоим в тайном зале артефактов вне своих тел и обнимаемся, делясь друг с другом своей болью.       Жизнь или смерть? Боль и любовь или безболезненное безразличие? Сложный выбор. Было время, когда я по-настоящему хотела умереть, когда от смерти меня отделяла лишь мысль о долге, о людях, за которых я почему-то несу ответственность. Я мечтала избавиться от боли, но теперь меня страшила участь Эмбер. Мне совсем не хотелось сгинуть, превратиться в пепел. Ведь я уже стояла на самом краю и знаю, каково это.       - Одной из причин продолжения моего существования была ты, София, - с легкой улыбкой Эмбер выпустила меня из объятий и ласково дотронулась до моей щеки. - Я всегда знала это. Но только сейчас поняла, что, пожалуй, самым важным будет то самое зелье, которое приготовил для меня маленький Ульрих. У меня остался один флакон - уж не знаю, зачем брат приготовил его. Но в моих старых покоях на третьем этаже, почти на самой границе с развалинами, в верхнем ящике комода спрятан заветный бутылек. Выпей его, дитя, но помни о правилах.       - Ты говоришь так, словно уверена, что я захочу пить зелье после твоего рассказа, - я поджала губы.       - Ты не умрешь моей смертью, будь уверена. Единственное, что тебе стоит сделать, - это делать небольшие глотки, чтобы оно постепенно закончилось и освободило тебя. Концентрированная боль после первичного шока будет уходить около трех дней - выделяй по столько и постепенно перерабатывай свою боль, проживай ее, и, со временем, ее не станет. Прикажи доверенному домовику принести его прямо сюда, а потом мы вместе закончим подготовку костей Гарольда. До того момента я не допущу тебя к его останкам.       - Больше похоже на ультиматум, чем на добрый совет, - усмехнулась я.       - Все в стиле женщин л'Амори, дорогая, - Эмбер вернула мне ухмылку. - Все в силе женщин л'Амори.