2000 миль на восток

      Тэхёну не хочется идти в номер, ему и так трудно дышать. Но нужно, да и не безопасно оставаться на улице одному. Как только нога переступает дверь комнаты, в которой пахнет пылью, его охватывает паника, истерика, словно даже стены давить начинают.       — Иди сюда, успокойся, — его сгребают в объятия одной рукой, — Тэ, без тебя я бы сдох там, — шепчет Чонгук, поглаживая по плечам. А омега обвивает крепкую талию руками и, уложив ладони на спину, где под кожей перекатываются мускулы, падает в этого человека.       — Я испортил им машины, — может, это последнее, на чём держится его ощущение реальности. Границ уже не видно, такого не должно было случиться. Почему именно он?!       — А они мне руку, — доносится в ответ с сарказмом. Тэхён тут же принимается стягивать с альфы куртку, затёкшую кровью с очень чётко очерченной дырой от пули. — Всё будет хорошо, — снова мычание сквозь зубы, — за нами приедут, не переживай, — вокруг настоящей дырки в коже уже синяк, всё в запекшейся крови, и рвотный позыв у омеги вырывается сам собой, — не нужно тебе на это смотреть.       — Нет! — и Тэхён начинает суетиться, стукается обо всё, усаживает альфу на кресло в углу под пыльным торшером. — Нужно ведь промыть рану и пулю достать, да? — он осматривается, но действительно чистой ткани для этого не видит.       — Пули нет, сквозное ранение, — отмахивается было Чонгук.       — Где аптечка? — в ответ пожимает плечами, снова шипит и протягивает ключи от грузовика.       Спустя двадцать минут и единственное:       — Блять, — вырвавшееся у альфы, он поднимает голову перематывающего ему плечо омеги за подбородок. — Прости меня, Тэхён… подверг тебя такой опасности, я полнейший долбоёб, решил поиграть в большого босса. Но не готов к этому всему абсолютно. Обещал защитить тебя и…— голос срывается, выглядит он ужасно, устало, бледно, и наверное бинты замотаны неудобно ко всему прочему.       — Нет, ты! Ты уже сделал для меня столько! — Тэхён тут же присаживается на подлокотник и притягивает к себе слегка кудрявую растрёпанную голову.       — Я довезу тебя в Нью-Йорк, клянусь, — шепчет Чонгук ему в ключицы.       — Я знаю.       Под действием обезболивающих альфа устраивается в кресле, потому что на постели лежать ему невозможно. Номер погружается во мрак, голова раскалывается не только у Тэхёна, но кондиционера нет, а распахнуть дверь или открыть окно опасно. Это понятно даже без слов. Он сидит рядом на холодном полу у ног Чонгука, положив голову тому на колени, не может и боится отойти, сна ни в одном глазу.       — Тебе нужно отдохнуть.       — Со мной всё в порядке, — Чонгук ничего не отвечает, только кладёт ладонь на макушку. Но в темноте и небольшой духоте, рядом с тем, кто действительно может защитить, Тэхён всё-таки засыпает. Отключается на какое-то время, быстро просыпается, видит дышащего, а значит живого альфу, снова отключается, и так до утра, когда аромат кофе заставляет разлепить уставшие покрасневшие глаза окончательно.       — Кушать будешь? — в руки ему суют маленькие стаканчики с кофе и с разведённой лапшой быстрого приготовления. Это явно не тот нежный стейк, но вкусно, чёрт подери.       — У меня есть консервированный тунец, — он предлагает просто навскидку, вряд ли альфа такое ест, но тот согласно кивает.       Они совсем не говорят, никуда не едут и даже не собираются, хотя за зашторенным квадратным окном день. Чонгук немного бледный, а бинты пропитались кровью, рана ещё свежая, но Тэхёна заверяют, что всё ок. И он, посмотрев некоторое время на вновь устроившегося в кресле альфу, перебирается на кровать, опять то проваливаясь в сон, то нервно подскакивая. Пока в номер не раздаётся стук, странный, похожий на азбуку Морзе.       — Спокойно, это Джин, — Чонгук поднимается, сцепив челюсти, это видно со стороны, и даже не беря пистолет, как распахивается дверь.       Мужчина на пороге статный, широкоплечий, безумно красивый, в куртке из коричневой потёртой кожи, снимает тёмные авиаторы и, перекатывая во рту зубочистку, заходит внутрь.       — Херово выглядишь, — хмыкает он и добавляет уже с сарказмом, — босс.       — Не шлюх ебал как некоторые, уж точно, пытался свой зад от десятка калашей унести, — они обнимаются, жмут руки по-римски.       — Я представлял себе этого котёночка по-другому. Он хоть совершеннолетний? — этот Джин заглядывает через плечо Чонгука и растягивает губы в улыбке, ничуть не хуже, чем у тех дальнобоев.       — Почти, — Чонгук поворачивается и опирается бедром на стол. Только сейчас до Тэхёна доходит, что они оба могут сделать с ним. Мысли как множество цветных рассыпанных по полу шариков для галтовки разбегаются в стороны. От простого жестокого изнасилования уже вдвоём, до того, как будут расчленять в этой ванной из-за увиденного ранее. Но…       — О чёрт, Гук, ну ёпт твою мать, зачем трахать малолетку? — взмывает руками Джин. И смотрит на него не с пренебрежением, но с какой-то жалостью и насмешкой.       — Я!… Он!…— заикается Тэхён! Это что такое вообще? Не его собачье дело, что тут могло бы происходить.       — Да не трахаю я его, расслабься, — отмахивается Чонгук, но слишком пафосно для того, кого обвинили в подобном растлении.       — Если узнают, что в этом замешан ребёнок, Гук, из меня душу выебут, — стучит себя в грудь Джин.       — Но ты ведь всё уладишь? — Чонгука же не пронять.       — Конечно, улажу, — сдаётся неприятный альфа и падает на кровать рядом с Тэхёном, что сидит на коленях и держит под кинутым розоватым от крови полотенцем пистолет вспотевшей рукой.       — Трупы есть? — а Чонгук усаживается на край кресла.       — Не поверишь, ни одного, это же надо так стрельнуть. А вот машинки ты им хорошо в металлолом превратил, или это сделал наш маленький гангстер? — Джин приподнимает голову и дотрагивается до его бедра своим, ползёт к ноге перешагивающими пальцами.       — Чонгук сказал таранить. А в бак я случайно попал…— Тэхён, не думая ни секунды, направляет в него пистолет.       — Новичкам везёт, — но Джину, кажется, не привыкать, отводит оружие в бок ладонью и поднимается.       В распахнутой двери номера становятся видны четыре припаркованные машины. Два JAC пикапа с закрытыми кузовами, чёрный высокий кроссовер BMW и красная Шевроле Импала 1967 года, что светит фарами прямо в глаза. Джин возвращается в номер, бросает на пол дорожную сумку и принимается осматривать руку Чонгука.       Постепенно альфы о чём-то тихо начинают переговариваться, и, чтобы не стать свидетелем ещё какой-то важной информации, Тэхён решает улизнуть на улицу, всё равно проходной двор в комнате, люди то и дело заглядывают, забирают ключи от тягача, здороваются с Чонгуком, который его побег замечает:       — Далеко не уходи. Парни последят за тобой, но всё-таки, — спорить не имеет смысла, к тому же, куда тут в глуши далеко уходить, потому в ответ просто кивает.       Вечерний воздух свежий, в поле с одной стороны и небольшом леске с другой уже начинают заводить свои песни цикады. Машин на парковке нет совсем, как и каких-либо населённых пунктов вокруг. Двухэтажный деревянный дом владельцев мотеля единственный, судя по табличке на кукурузном поле, оно тоже принадлежит им. Солнце садится, прохлада опускается на плечи, но хочется походить хотя бы по пустынному шоссе, ощутить, что жизнь продолжается, мирно течёт как маленький ручеёк в канаве вдоль дороги. «Парни», как сказал Чонгук, действительно смотрят за ним, но ненавязчиво, не топают следом, перетаскивают что-то в пластиковых ящиках из пикапов к тягачу. Когда же темнеет окончательно, он просто сидит на пластмассовом кресле возле двери, пока изнутри номера слышится уже смех и стук бутылок. С пьяными людьми дел он не имел, при всех своих недостатках отец ненавидел алкоголь, в доме его никогда не водилось, а вот сигареты были. И это всегда вызывало усмешку у ещё совсем юного Тэхёна, за что наказывали. Но сбежал он не от чтения молитв день и ночь, стоя на коленях, и даже не от запретов и попытки привить всему семейству тихое-мирное существование амишей. Без их общины толком, вряд ли до конца разбираясь в том, что же это за люди такие. А от постоянных истязаний, моральных и физических тоже, вслед за папой-предателем, который не стал с этим бороться, а потом, нарожав детей другому альфе, смылся с максимумом сбережений, оставив милую записку с извинениями. В один день Тэхён последовал его примеру. Но сердце болело о доме.       — Ты уверен, что он не подослан? Конечно этот мышонок мог просто ловить попутку на стоянке большегрузов… но, — не нарочно часть разговора долетает. Ладно, это логично, учитывая специфику их деятельности, Джин умный, но какая же гадина!       — Ты ведь его уже пробил по базе, к чему это? — устало тянет в ответ Чонгук.       — Я то пробил по базе, а ты его уже пробил? — Тэхён закатывает глаза. — Могли подделать информацию.       — И всё ради деталей? — Чонгук усмехается. Хочется ворваться и наорать на них, за спиной такие вещи говорить! Но завывшая собака, которую подхватывают другие, отвлекает. Мимо проезжает машина, но не сворачивает к мотелю.       — О нет, копай глубже. Разыграли этот спектакль, чтобы он втёрся в доверие окончательно… Так ты его уже выебал? — у омеги отпадает челюсть в который раз. Этот Джин самый отвратительный человек в мире. Хотя… он успел встретить людей куда хуже, всё же.       — Нет, — но то ли потому что Чонгук выпил, то ли всё-таки эта тема его хоть чуточку тревожит, он защищается и делает это наконец-то эмоционально.       — В смысле нет? Не встал? — и Джин гогочет.       — Иди нахуй, — слышится открывание железной крышки на новой бутылке.       — Сейчас пойду, но ты подумай. Попросится в банду или будет внезапно в городе встречаться, а потом бац, и вы живёте вместе, а в одно утро все твои активы за границей, а ты в своей постели с простреленной башкой и отрезанным хером, — куда Тэхён попал? И это реалии мира этих альф?       — Он стрелять-то не умеет, хён! Не хотел садиться, увидел пушку — пытался удрать, обиделся ещё, — огрызается Чонгук.       — Ага, а ты уже привязался.       — Он не собака, чтобы я привязался. Хватит, закроем тему, — ну хоть на этом можно сказать спасибо. Неприятно, что его рассматривают не как обычного попутчика, а как врага. Он ничего плохого не сделал, но успел чем-то не понравиться Джину, хотя ответ «почему?» приходит тут же.       — Ну как знаешь, ты босс, тебе виднее. Но омеги могут быть редкостными суками, — так же открывает бутылку Джин.       — Да хватит уже! То, что тебя бросили, а теперь верёвки вьют, не значит, что все такие! — и поделом.       — Никто меня не бросал! Потому что мы не встречались. Просто классный секс, — кто вообще захотел встречаться с таким мужланом неотёсанным? Фу.       — Ага, только жили вместе, но с простреленной башкой ты не проснулся, — в этот раз очередь Чонгука гоготать, — А хер на месте? Дай-ка посмотреть, — и на этом разговор о том, что Тэхён никто иной как Брут, заканчивается.       Он решает не искушать судьбу и не лезть к пьяным альфам. Ночь проходит спокойно, Джин, проскользнув по стене и подмигнув ему, сука, уходит в свой номер, видимо, подчинённые Чонгука тоже. Кто он на самом деле такой? Если не захочет рассказать, ничего не поделаешь, но уже ясно, что связан с каким-то криминалом и является боссом этих людей. У них есть оружие, деньги и связи. И что ждёт Тэхёна по окончании пути известно лишь Всевышнему и самому Чонгуку.       Кафе в ещё даже не рассеивающихся сумерках маленькое, с двумя столами для еды и одним бильярдным. Диван из коричневого кожзама, жёлтые занавески и противные обои. Зато кофе можно наливать самому сколько хочешь. Тэхён отламывает вилкой кусок башни из блинчиков, политой сиропом, с шапкой взбитых сливок наверху и запивает уже третьей чашкой, пока альфы переговариваются о том, кто как поедет. А ему в общем-то всё равно, омлет с жаренными ломтиками бекона, что хрустят на зубах, и вишнёвый пирог с целыми ягодами куда интереснее. Он не выспался из-за храпа Чонгука и потому даже не слушает, пока…       — У маленьких омежек всегда такой хороший аппетит? — хмыкает Джин, поедая вафли, — К течке готовишься? — Тэхён давится куском. Ещё одно хамло невоспитанное, разве такое приличные люди говорят?! Вообще-то у него стресс, и Чонгук сам ему всю эту еду подсунул. Или что? Они уже учуяли его предстоящую течку? Чёртовы неотёсанные мужланы! Животные!       — Не приставай к ребёнку, — выдыхает в лицо Джина дым Чонгук. Выглядит он не особо лучше, но ест и сидит гораздо ровнее.       — Я не ребёнок, — омега швыряет вилку, идёт за кофе.       — В этом штате ты ещё миленький малыш, — скалится Джин. — Гуки сказал, что ты к нему в грузовик забрался сам, добровольно, — и потирает подбородок. — Выходит, тебе нравятся приключения на твою прелестнейшую задницу? — по закону жанра ладонь этого альфы уже должна была бы лежать на его коленке, но нет, он просто издевается, — а часто ты это проворачиваешь? Любишь, когда тебя домогаются взрослые дяденьки? Хотя… по тебе и не скажешь, что хоть раз член альфы в руках держал. А может ты Набокова перечитал и думаешь, что…       — Джин! — наконец огрызается Чонгук, тушит сигарету с сильным нажимом и играет желваками. — Я серьезно, заткнись уже, — тот пожимает плечами и принимается наконец уминать вафли как ни в чём не бывало. «Парни» за соседним столом ржут. Хочется вылить на этого хмыря дымящуюся чашку целиком. Но вот ведь незадача, ствол Тэхён оставил в номере.