2000 миль на восток

      В своей жизни Чонгук редко врал, самого главного его секрета, что отец состоит в Нью-Йоркской мафии, было вполне достаточно, чтобы не иметь остальных. О том, что он практически кристально честен мало кто знает, это один из немногочисленных секретов.       Но вот с Тэхёном дела обстоят иначе, нельзя рассказывать слишком много, иначе будет опасно. Вряд ли его похитят, отныне за омегой идёт постоянная слежка, хоть он и думает, что уговорил этого не делать, но всё же. Только они живут вместе и любая перемена настроения не остаётся незамеченной. Точнее, не оставалась, мальчишка обиделся и теперь сухо и неохотно разговаривает и идёт на контакт. Но может так даже лучше. Не то чтобы Чонгук пожалел о решении поселить его в пентхаусе, просто с каждым днём эти невинные, немного банальные намёки и заигрывания уже становилось сложно терпеть. А с того дня, как Тэхён подумал, что он счастливый обладатель мужа и детей, практически свелись к нулю. Но ведь Чонгук не врал, тот сам всего себе надумал, сам разочаровался и обиделся. Он лишь немного подыграл, не сказал правду, не более того. Но с другой стороны, уже привык проводить много времени вместе, они прекрасно смотрели рядом телевизор, завтракали и иногда ужинали, бывало и ходили куда-то. К тому же, вроде Тэхён уже и не особо обижается…       Тэхён оскорблён до глубины души! Как любовницы и любовники могут так спокойно воспринимать и принимать информацию, что их любимый альфа уже имеет семью и детей? Во множественном числе! Чонгук сделал из него идиота, поиграл и поставил жирную точку в их возможном лёгком петтинге, это максимум на что Тэхён рассчитывал. Но это не отменяет факта, что альфа изменщик! Он ведь спал с тем владельцем мотеля, а до этого, как сам говорил, был в Калифорнии и значит виделся со своим мужем… Как же можно быть таким чудовищем? А может, муж всё знает и терпит? И о Тэхёне осведомлён. И считает и его тоже любовником. От подобных умозаключений передёргивает, не чувствовать себя максимально отвратительно просто невозможно. Больше он ужином этого свина кормить не собирается, и щеголять в белье перед ним тоже не будет. Но то, что он по уши увлечён женатым альфой лишь его собственная вина. Кто же мог знать, ведь кольца на пальце нет.       Чонгук не знает, усталость ли это. Трёт виски в лифте, облокотившись бедром на поручень. Вроде дела идут неплохо, маленькие бизнесы, которые находятся под их защитой, все рассчитались за месяц без задержек, но Джин говорит, что так будет не всегда и придётся ломать кости.       Они пересчитывали нал, перевязывая пачки резинками, дотемна в ресторане Хобса, который назвал свою забегаловку в честь себя же! Но несмотря на то, что самовлюблённый и дикий, если что идёт не по его, всё же входит в число тех, кому Чонгук верит, потому одна из баз и находится там. Парни предложили поиграть в карты и опустошить бар манящий разноцветными бутылками на подсвечивающихся полках в закрытом ресторане с витражным стеклом и режущей глаза неоновой вывеской, но он отказался. За время, что Чонгук босс, к его некоторым по их понятиям странностям уже все привыкли. Жопа устала сидеть на деревянном стуле, ведь у Хобса свой «стиль», никто из них, необразованных бандитов, не понимает этого. Кроме Чонгука, конечно, пока что его авторитет непререкаем. Но Джин говорит, что если он не будет вести себя как подобает, это может и измениться. Однако, пока что он, отодвинув по кафельному плиточному полу скрипящий ножками стул, действительно не стал задерживаться. В накуренном помещении, где дым мог бы своими медленно плывущими витиеватыми струйками ввести в транс, уже начинала болеть голова, а стонущий на экране небольшого телевизора в тройничке омега из порно достал. Как и шутки Джина, что это его бывший/отныне снова нынешний, ржач и расшатывающаяся над заваленным пачками и сметами столе тусклая жёлтая лампа, рассеивающая тьму с застывшими в ней столиками и перегородками из цветного стекла. Насколько Чонгук помнил и видел издалека, закатывающий глаза омега вообще ни капли на этого бывшего/нынешнего хёна не похож, хотя бы потому, что на экране не кореец. И Роллс-Ройс повёз его домой.       Они превратились в каких-то нелепых соседей, Тэхён вообще не может понять в качестве кого и для чего он тут вообще? А когда закончится учёба летом, что ему делать? Валить куда глаза глядят? Он сходил на пару собеседований, но оказалось, что на работе нужно будет работать, а не ковырять в носу и торчать в телефоне. После университета сразу бежать на смену, это почти до двенадцати ночи, а в восемь уже начинаются занятия. Ну и он как-то до сих пор думает. На деле просто немного страшно, ново, необычно, непривычно, лень, хочется спать подольше и после лекций гулять по городу, а не вот это всё. Так что пока жизнь даёт лимоны, он делает лимонад и паразитирует на шее Чонгука. А тот, стулом по голове тряхнутый, даже не спрашивает, что он купил каждый раз. Мажор!       Тэхён оправдывает своё безделье саморазвитием и с удовольствием сходил посмотреть на скелеты динозавров в музей естественной истории, отыскал великолепный, не очень большой Брайант парк, где уже устанавливают каток, и пьёт там кофе после лекций, сидя на тонких холодных стульях, взяв из располагающейся рядом публичной библиотеки новую книжку. Отличное место, уголок тишины и природы в окружении стены стеклянных небоскрёбов, которые с каждым днём уже глубокой осени, становятся всё серее и серее из-за сгущающихся туч. До Статуи Свободы добраться самостоятельно не смог, заплутал, карты с ним совершенно не хотят дружить, прекращают сообщать, куда идти прямо перед самым паромом. Одному это всё делать скучно, потому и не особо спешит, но всё же потихоньку вычеркивает из собственного списка другие музеи и галереи, магазины, кафе, правда, меньше их не становится. Собирается на следующей неделе добраться до Бруклинского моста, и очень хочет попасть на ярмарку в Кони-Айленд, но это нужно просить кого-то его отвезти, чтобы снова не прослыть полнейшим идиотом.       И в этот вечер, чуть засидевшись над учебником, быстро собирается на улицу. Прогулка по Таймс-Сквер это довольно безопасно, тут недалеко. Хоть на нём прямо у воздуховодов метро, из которых идёт пар, на клочке сухих поплывших плит грязного асфальта и спят бомжи. Хоть торговцы всякой дурью то и дело скашивают глаза, облокотившись на наличники низких окон, и всюду бесконечные ремонты, перестройки, где в обтянутыми лентами квадратах отбойными молотками долбят асфальт. Неубранные мусорные пакеты, с копошащейся, не особо привередливой живностью, и переполненные, воняющие мусорные баки в подворотнях, от грязных стен которых отражаются звуки капающей с крыш воды, пуская по не сохнущем лужам отблески. Разрисованные граффити стены, остановки и дорожные знаки, ржавые, скрипящие пожарные лестницы, залепленные рекламой ларьки и первые этажи домов. Город мечты не такой, каким казался при первом взгляде, но, как и прежде, реализовавшаяся мечта.       Входная дверь хлопает, когда омега прыгая, натягивает узкие синие джинсы.       — Тэ, ты дома? — доносится из коридора.       — Да, но я уже ухожу, — кричит в ответ омега и хлопает себя по губам, вообще не надо было отвечать изменщику!       — О, жаль, думал составишь мне компанию в одно место, — Чонгук как всегда прекрасен, в кожанке и чёрной футболке, заглядывает в комнату, — Ну как-нибудь в другой раз, удачного вечера, — подмигивает, отлипает от дверного косяка и проходясь ему ладонью по плечу, уходит в свою спальню. Манипуляция! Но Тэхён не поведётся, странно только, что отпускает теперь везде и не пытается контролировать. Что-то здесь нечисто…       — А куда? — смущённо шепчет омега, высунув голову из-за угла гардеробной, засовывая руки в карманы бежевого тренча, пока Чонгук перекладывает вещи из рюкзака в сумку и застёгивает кожаные митенки.       — Узнаешь, когда приедем, — он спокойно проходит мимо и прямо сразу направляется на выход, подхватив по дороге другие ключи. Тэхён топает ногой от злости на себя и бежит следом в по-джентльменски придержанный для него лифт, спотыкаясь на развязавшемся шнурке кроссовка и как обычно влетая в уже ждущие его крепкие объятия.       — Я вот думаю, может ты специально всё время норовишь упасть, чтобы я тебя чаще обнимал? Ты только скажи, я с удовольствием и не придётся разыгрывать эти сцены, — наклонившись к его уху, шепчет Чонгук. А у омеги мурашки как дикие табуны в прериях бегают по спине и ноги уже действительно подкашиваются. Как этот человек может на него так влиять. Но он вовремя вспоминает, что тот имеет мужа и детей.       — Я передам это моей неуклюжести, — упирается ладонями в сильную грудь, которую хочется пожамкать и встаёт ровно.       От сине-зелёного света подземной парковки становится холодно, он редко здесь бывает, предпочитая ездить в университет на метро, хоть оно тоже не самое чистое, да и сидения жёсткие и неудобные, даже поспать невозможно. Чонгук снимает сигнализацию с плоского спорткара с жёлтой полосой на крыльях и открывает перед ним дверь. И под чужую ухмылку, Тэхён, не рассчитав высоту сидений, неудачно плюхается на бок, конечно, не видя, как на его оттопыренный зад снова пялятся и почти облизываются.       — Что это за название? Хонда? — омега пытается выдернуть съехавший пояс, на который уселся.       — Спасибо, что оскорбил, я похож на домохозяйку? Это Пагани Зонда R, — тут же возмущается альфа, что аж руку с ключами от замка зажигания опускает и выглядит таким оскорбленным, что даже жалко его становится.       — Впервые слышу, — пожимает плечами в ответ омега, обводя взглядом жёлтый салон.       — Я даже не сомневался, — и Чонгук затягивает песню про её разгон до 100 км/ч за 2,5 секунды, про объём двигателя в шесть тысяч кубических сантиметров, шестилитровым V12, с максимальной скоростью почти четыреста километров в час, про то как ему нравятся её выступающие фары, рожки — зеркала, и редкий цвет. Как будто Тэхёну это всё хоть о чём-то говорит. Да и цвет просто серый, вот это редкость, ничего не скажешь. Больше смахивает на Бэтмобиль, только диски такие же жёлтые, от этого он усмехается в кулак. И «невероятно интересная» лекция длится всё время, пока они едут неизвестно куда по городским пробкам, а как только выскакивают на более-менее свободную трассу:       — Смеёшься? — как-то плотоядно улыбается Чонгук, бросив на него взгляд, но не успевает омега ответить, что вовсе не поэтому, машина разгоняется. Утробно рыча, плавно увеличивая скорость до того, что его вжимает в кресло, а картинка за окнами смазывается.       — Их всего пятнадцать в мире. Знаю, что есть одна у корейского миллиардера, — а альфе всё равно, он снова закуривает. На такой скорости держать руль одной рукой… Тэхён икает:       — Класс, повезло тебе, — и вцепившись в ремень безопасности прикрывает немного глаза, сжимает зубы, во рту пересохло.       — А то! — Чонгук доволен собой, виляет на дороге, обгоняя медленно едущие для него машины, не беспокоится о штрафах за точно уже превышение скорости и продолжает соблазнять одним своим видом: свободно расставленными ногами, монотонными мудрёными словами, изредка глубокими вздохами. С этим точно нужно что-то делать. Этот альфа занят! О нём мыслей быть не должно!       Хочется о чём-то спросить, начать разговор как ни в чём не бывало, раз они снова оказались в замкнутом, очень маленьком пространстве. Но как и обычно вопросов так много, что сформировать один, самый важный, не выходит, а быть и дальше влюблённой пташкой, как оказалось, вариант так себе.       Они въезжают в плохо освещённую промзону, но различные пестрящие самодельными вывесками автосервисы работают даже в почти одиннадцать p.m. Проносятся мимо социальных однотипных домов, на окнах кирпичных строений которых крепкие решётки, виляют между припаркованных вдоль бордюров верениц желтых такси, что тут на постоянной стоянке, и то и дело могут лицезреть красно-белые полосатые трубы заводов. На так же светящиеся изнутри контейнеры, инструкцию, как вести себя с полицейскими, выполненную баллончиком кем-то с ужасным почерком. Базы грузовиков с ещё открытыми роллетными воротами и почтовыми зелёными ящиками. И всё это разрисовано довольно талантливыми райтерами. Они двигаются довольно быстро, но кажется, что наоборот будто в замедленной съемке, плывут по этим улицам с кривым асфальтом. Везде гниют брошенные старые машины, тенями передвигаются сомнительные личности, между заваленным мусорными пакетами и сорванными листовками тротуарам, скрытые в тени от неработающих фонарей.       — Джин здесь свою машину нашёл? — Тэхён решает, что лучше уж так «пошутить», чем делать вид, что ему до нервно потрясывающейся ноги интересно, куда же они всё-таки едут на этом шикарнейшем золотом слитке в районе Куинса. Чонгук смеётся от души:       — Почти. Только ему об этом не говори, — наконец въезжают в чуть более освещённую часть, где кучками куда-то идут люди, которых с каждым ярдом, становится всё больше и больше. Они объезжают колючую сетку и въезжают в ворота с разломанным замком. Такого Нью-Йорка Тэхён ещё не видел: внутри ограждения парковки крутятся на месте, пуская дым из-под задних колёс и оставляя чёрные борозды на асфальте, навороченные тачки, со светящимся днищем. Люди сидят на старых покрышках большегрузов, сложенных в кресла или просто наваленных кучей, пьют пиво. Везде орет музыка из так же светящихся багажников, машины, которые видимо участвуют в заезде, стоят ёлочкой, Тэхён не успевает посчитать все, но около пятнадцати точно.       — Что это? Ты будешь гонять? — он весь подбирается и хватается пальчиками за край двери у окна.       — Мы, — такая нежная невинность сводит Чонгука с ума. Словно он сейчас привёз омегу не на довольно безобидные, если не брать в расчёт 100% опасность, гонки, а нежного, рождённого из морской пены и облачков ангелочка в ад затащил. От собственных мыслей об обнаженном, совсем юном и невинном теле с ангельскими крылышками, прикованном цепью, приходится ёрзать на сидении, пытаясь незаметно член поправить, а то будет неловко. Но Тэхён, впрочем, ничего этого не замечает, прилип к окну как морская звезда к стенке аквариума.       Зонда встаёт в один ряд с другими машинами, которые сейчас проверяют, Тэхён догадывается, что на наличие тех самых деталей, да и других прибамбасов, которые в «открытую никогда не используются». Но из выхлопных труб очень многих то и дело вырываются языки пламени. Без модификации явно не обошлось. Он такое видел пару раз в кино, когда удавалось удрать с друзьями, благо, дом у них был одноэтажный и перелезть через окно не составляло труда. Около практически всех цветных машин тусуются омеги и альфы, фоткаются на капотах или осторожно усевшись за руль. Моделей автомобилей на любой вкус, но такой, как у Чонгука, конечно, нет. Мажор…       Как только двигатель заглушается, альфа, перекинув поясную сумку через плечо выходит из машины. Оставаться одному тут нет никакого смысла, и заставая обрывки крепких объятий со знакомыми, осторожно закрыв дверь, Тэхён оказывается рядом и тут же притягивается к себе и обнимается альфой за плечи.       — Гук? Ты же завязал! — на него, впрочем, не обращают никакого внимания.       — Я сказал, что времени нет, с этой дурью завязать невозможно, — Чонгук ведёт себя расслабленно для того, кто собрался участвовать в заезде, — Это Тэ, — но наконец представляет его.       — Макс, — отвечает первый, — Рич, — и ему жмут руку почти до боли, особо не церемонясь. В этом шумном месте он вдруг чувствует себя безумно маленьким, это совсем не то, где он привык бывать. Все вокруг дерзкие, свободные, без предрассудков и заморочек.       — Ты на софте? — и альфы переключаются на гонки, снова игнорируя его присутствие. Ветер пронизывает до костей, треплет волосы и с гомоном зрителей дезориентирует немного. А сильная рука альфы, что плотно прижимает к себе, не даёт окончательно послать трепещущиеся, первые, настоящие чувства.       — Не, на медиуме жёлтом, — Чонгук говорит со знанием дела, мягко пиная свои шины.       — Ну тогда мы все можем разъезжаться по домам, — хохочут его собеседники. Вокруг воняет жжёной резиной, бензином, пивом; рычат автомобили, газуют, дымят и грохочут низкие басы музыки.       — Да ладно, кто на красных сегодня? — Тэхёну это всё непонятно и не интересно, он осматривается: на капоте одной машины лежат флажки в шашечку, из багажника другой торчит уже раскуренный кальян. Чонгук продолжает описывать прелести своей машины по второму кругу, всё так же обнимая за плечи, словно Тэхён его омега. Как возможно, что два таких противоречивых чувства как ненависть и желание, могут существовать внутри в гармонии?       — Мы когда опять на дрэге покатаемся? Надоело вилять тут по эскам и шиканам, — возмущается новый подошедший альфа. Чонгук обещает им с этим разобраться, и пытается прикурить одной рукой, но из-за сильного ветра, что даже раздувает полы верхней одежды, у него не выходит, пока изящная ладонь омеги не прикрывает ему часть лица от особо сильного порыва. Чёрные хитрые глаза смотрят в его собственные так, как не должны, как он не должен позволять. Тэхён отдёргивает руку из-под накрывших его татуированных пальцев и отодвигается.       И снова принимается разглядывать красную машину с вертикальной чёрной полосой на капоте. Спина хозяина, что стоит в пол оборота и обжимается со светловолосым омегой, лапает за зад, забравшись руками прямо под джинсы и то и дело оттягивая большим пальцем торчащие розовые стринги, кажется очень знакомой. На несколько секунд он даже завидует этому омеге прямо во всём. Идеальному внешнему виду, длинной, тонкой сигарете в пальчиках с прозрачным маникюром, одной из которых обнимает своего альфу за талию, струящимся розовым волосам, великолепно демонстрируемой фигуре, тазовым косточкам выглядывающим из-под короткой кожаной куртки. Но больше всего тому, как пошло впился в его шею альфа и грызёт словно лев добычу. Но тут много таких страстных парочек.       — Джин! — вдруг орёт над ухом Чонгук и у Тэхёна отпадает челюсть, — Серьёзно, Додж?       — Босс? Ты чё тут делаешь? — дёргается Джин, — Серьезно? Сопливого хичхикера тоже с собой прихватил? — тут же огрызается и, щипнув своего омегу за зад, подходит ближе.       — А ты? На самовозке прикатил, можешь каблучки надеть и не париться, — и пока альфы препираются, начиная в шутку пинаться, вести себя точно не как «взрослые дяденьки», выясняя почему Джин такой дед-любитель ретро автомобилей, в данном случае в виде — Доджа Челленджера 2008 года, а Чонгук босс мафии позволяет с собой так обращаться, к Тэхёну походкой от бедра подплывает этот невероятный омега.       — Приветики, я Чимин, — он выглядит вполне дружелюбно, хоть и безумно пафосно, дорого и… эти стринги из-под джинс.       — Тэхён, — он кивает, продолжая пялиться. Можно ли назвать расизмом, что эти двое альф выбрали себе в «пару», если это опять же можно так назвать, кого-то своей национальности?       — В первый раз на гонках? — Чимин предлагает сигарету, но под ястребиный взгляд Чонгука приходится помотать головой в отрицании.       — Да, тут здорово, — и прослыть в чужих глазах лохом.       — Ну это ещё не всё, самое веселье после заезда, — Чимин выглядит намного старше него, с тяжёлым, мудрым взглядом и кучей опыта за плечами. И пока они болтают, Чонгук смывается на осмотр, где двое в закатанных по локоть клетчатых рубашках забираются под капот Зонды. Что, интересно, они хотят там найти, первое место?       Чимин снова протягивает ему сигарету:       — Это херовые отношения, когда тебе запрещают делать то, что ты хочешь, — и усаживается попой на капот Доджа.       — Но… мы не в отношениях, — честно признаётся Тэхён, хоть это и стыдно как-то. Переминается с ноги на ногу, словно нагоняй от родителей получает.       — Он так решил или ты? — Чимин хмыкает на его нелепые попытки закурить и сам поджигает сигарету.       — Об этом и разговора не было, — он понимает к чему тот ведёт — беги от абьюзера, но всё совсем не так. Только вот, нужно ли постороннему рассказывать, как он нелепо пытается соблазнить взрослого альфу, но из-за того, что в этом штате несовершеннолетний, с ним отказываются заняться сексом. И поныть о том, что плюс ко всему этому, он лезет на семейного человека с детьми!       Тэхён затягивается, дым охватывает горло и лёгкие, не даёт вздохнуть и он заходится в приступе кашля, хрюкает, крякает, пытаясь это остановить и хоть немного вздохнуть. Но Чимин взрослый и не смеётся над ним, хорошо, что его неприятного мафиозного парня рядом с ними нет.       — Ты конечно умничка, что на тёплом месте пристроился, он тебе в жизни поможет устроиться, а если залетишь, то вообще без забот жить будешь. Но ты понимаешь, с кем связываешься? — все вокруг знают, что Чонгук не свободен, и ехидничают вдобавок теперь. Просто замечательно.       — Всё не так, мы ведь просто…— хрипит в ответ словно разодранным кошками горлом, но не успевает договорить или снова даже поднести сигарету к губам.       — Какого хрена ты ребёнку сигареты подсовываешь? — из пальцев вырывают курево и топчут ногой в грубом шнурованном берце.       — Ребёнку? — Чимин спрыгивает с капота, подтягивает совсем уж сползшие джинсы. Но альфа не отвечает, тащит Тэхёна к своей машине, что уже стоит на стартовой решётке. Третьей с краю.       — Что он сказал? — позади слышатся возмущения Чимина, — Он несовершеннолетний?       Тэхён ухмыляется. Пусть Чимин не думает, что он совсем уж пай мальчик-терпилка.