2000 миль на восток

      Чонгук окончательно перестаёт понимать Тэхёна. Чего тот конкретно хочет от него? Несколько месяцев лез, соблазнял, да даже прямо говорил. Он подумал, что мальчик может быть просто к таким действиям не готов и дал привыкнуть к себе, ведь если бы он начал, а ему сказали остановиться, случилось бы непоправимое. Ему бы не хватило самообладания перестать, когда уже вкусил этой сахарной ваты. Он ничего особенного в машине не хотел и не стал бы там трахать, ну может и стал, если попросили, есть много вариантов доставить друг другу удовольствие. Но Тэхён сказал — нет. Чонгук находит этому объяснение лишь потому, что за ними гнались копы и правда могли омегу напугать. Он же лишь дал им обоим время, хён ловко пустил корень сомнения в ангелоподобности омеги и Чонгук лично его проверял, убеждался. И думал, что теперь, спустя несколько месяцев, тот вполне готов и отдаёт себе отчёт в том, чего хочет. Они не поняли друг друга.       Тэхён долго продрагивает, вспоминая, как его пытались завалить прямо в тачке, словно Чонгук боролся за него, будто за трофей. Думая, что если он такой крутой, то ноги омежек сами собой раздвигаются. Неужели он не в состоянии понять, что это омерзительно, вся та ситуация ужасна. В подворотне можно шлюху поиметь, даже штаны не снимая, но не его! Чонгук решил заняться сексом, когда только он захотел, когда наговорил о себе всего, дал понять, что между ними ничего быть не может и только после начал действовать. Омерзительный человек! Но глупое сердце бьётся быстрее, когда он рядом, и ничего с этим не поделать.       В один вечер альфа возвращается слишком странным. Ещё более молчаливым, угрюмым и в глазах его беспросветная тьма, она как чёрная дыра затягивает всю радость от прошедшего дня самого Тэхёна. Он решает не рассказывать о том, что пойдёт на игру, где будет Сэм и что хочет расставить тыквы к Хэллоуину. Наверное, взрослому мужчине не до таких глупостей.       Альфа натягивает улыбку и уходит в свой кабинет, не отзывается, когда омега предлагает заказать что-нибудь на ужин. И не сумев перебороть распирающего любопытства, заглянув за обычно закрытую деревянную дверь, он впервые видит изнутри эту комнату спустя столько месяцев. Стол из чёрного стекла, кожаное широкое кресло, полки с книгами. Темный пол, стены в дереве, ковёр, у стены диван благородного зелёного цвета, и Чонгук, сидящий на краю, чистящий оружие. Омега отпрыгивает назад, но внимания на него не обращают, хмурясь, что даже морщинка меж бровей залегла, рассматривают пистолет и отложив его, принимаются за другой.       — Всё, что с нами случилось, изначально было подстроено, Тэ, — вдруг говорит альфа, так и не смотря на него, — Те уроды, что пристали к тебе в туалете и те, что хотели нас пристрелить из одной банды. Ты подвергся такому, и это моя вина. Опоздай я на минуту, что бы они с тобой сделали…— он мотает темноволосой головой и наконец поднимает тяжёлый взгляд. Это совсем не тот радостный и немного сумасшедший Чонгук, что был на гонках, — Если бы не поехал со мной, всё было бы у тебя хорошо, — но сам себе тут же противоречит, — Не замани я тебя в машину, сделал бы кто-то другой и всё могло закончиться плохо, — и кивнув, возвращается к своему занятию, меняя магазины.       — В смысле, совсем заранее? Это те, кто подставил вас? — в ответ альфа неуверенно кивает, пожимая плечами. Да, неплохо он попутку словил, ничего не скажешь, но всё же, — Я рад, что сел к тебе, — шепчет омега и робко ступая на пальцах в белых носочках заходит в кабинет, — Спасибо, — в ответ снова кивок. Он, пару раз дёрнувшись, всё же садится на широкий подлокотник дивана, — Ведь кроме этого ты и сейчас заботишься обо мне, — может лишь поэтому он раз за разом прощает местами безумно эгоистичное поведение.       — Я действительно делаю это от всего сердца, поэтому прости, но теперь с тобой будет охрана. Больше подобного не допущу никогда, — Чонгук спокойно кладёт оружие на низкий столик и, упираясь локтями на колени, обтянутые отглаженными брюками, поворачивается. И тут же Тэхён замечает как по его загорелым под солнцем Невады бёдрам, к краю тонких голубых домашних облегающих шортиков ползёт дикий взгляд. Словно у альфы секса пару лет не было. А после и выше, к серой футболке.       — О нет, пожалуйста! И в университете тоже? — воет омега, из последних сил сдерживаясь, чтобы не прикрыться руками. Он хочет этого альфу, но их темпераменты определённо разные.       — Нет, будут ждать у выхода, и машину тебе дам, чтобы ездить куда нужно, — наверное, спорить бесполезно, — Ты привыкнешь, на машине удобнее, можешь завтракать прямо на ходу, а не грызть горячий тост, обжигая язык, прыгая одной ногой в штанине, — и наконец-то усмехается, только взгляд от бёдер не отрывает. Но лицо у альфы уставшее, и сейчас совсем немолодой взгляд. Чем тот занимается на своей «работе» Тэхён никогда не спрашивает. Меньше знаешь — крепче спишь. Ему жутко интересно, но жить спокойно хочется куда больше. И особенно теперь.       — Ну ладно, — пожимает он плечами.       — Умничка, — теперь точно течка скоро… От этих слов всё перекручивается в животе, он смотрит на невероятного Чонгука: как тот, закатав рукава белой рубашки, вытягивает стройные ноги в начищенных челси на кожаный пуф в своём пафосном кабинете, который обычно закрыт, сейчас так спокойно впустив его самого, и чистит Глок. Какой он уставший, с заострившимися ещё больше скулами, волосами слегка волной, которые теперь никогда не бывают убраны в хвост. Жаль, что от омег ему нужно только одно.       И дальше снова начинается обычная жизнь. Они не обсуждают произошедшее в машине, больше не ездят на гонки и не целуются. Начинаются экзамены, но даются они не очень трудно, хоть и приходится что-то зубрить. Но не зря же Тэхён ходил на все лекции, внимательно слушал, запоминал, конспектировал. В университете учёба идёт почему-то легче, чем в школе. Чудеса.       Сбегая по ступенькам после очередного зачёта, уже когда небо почти стемнело, запахивая дутую белую курточку и поправляя объёмный мягкий шарф, да то и дело норовящую сползти шапку, пишет водителю, что он идёт, но вместо ответа на плечо прилетает тяжёлая рука.       Рядом стоит никто иной, как Джин.       — Сегодня я твой водитель, у Минджуна другие дела, не терпящие отлагательств, — альфа закуривает и направляется к своей машине, но хорошо, что это обычный белый BMW седан, он достаточно не вычурный. Тэхён щурится, а вдруг это коварный план и сейчас его украдут, а этот вредина предатель!       — Я не хочу с тобой ехать, — он скрещивает руки на груди и идёт поодаль.       — Почему? — впрочем, Джину плевать, он как шёл, так и продолжает, заглядываясь на молодых омег-студентов.       — Мне никто о делах Минджуна не сообщил, — Тэхён косится в сторону подземки и уже делает шаг в противоположную от дороги.       — А ты кто такой, сообщать тебе. Скажи спасибо, что не на метро едешь.       — Именно на нём я и поеду, пока, — но его реакции недостаточно, схватив поперёк живота, резко начинают тащить назад и пихают в машину, он пищит, но люди на улице даже внимания не обращают. Конечно, дверь заблокирована, он тут же лезет в рюкзак за телефоном, но Чонгук вновь не снимает трубку. А Джин усаживается на водительское кресло ловко и быстро, удрать через его дверь тоже не выходит.       — Ну чё, куда тебя везти? — только они не двигаются с места. Не очень банальное похищение выходит.       — Никуда, выпусти сейчас же! — Тэхён продолжает дёргать дверь.       — Нет. Мне Гук яйца в омлет превратит, — в ответ слышится лишь презрительная усмешка.       — Это не мои проблемы, — фыркает омега.       — Ну ладно, давай посидим тут, я не спешу, — Джин утыкается в телефон, стягивает кожаные перчатки, кидает назад дизайнерскую сумку, что обхватывала его за плечи и поперёк груди словно портупея, включает радио. И они действительно просто сидят в постепенно опускающихся сумерках, теплоте и под матерный рэп. Странная ситуация, но Чонгук говорил, что доверяет этому альфе. Может, и ему стоит тоже довериться? Если что-то случится, нужно же иметь хоть кого-то, кто реально сможет помочь. С другой стороны…       — Хочешь меня похитить, да? А потом выкуп просить? — Джин медленно поворачивается, смотря на него, как на идиота, это даже в окутавшей темноте видно, — Зачем ты говорил, что я шпион?       — Я и сейчас так думаю.       — А я думаю, что это ты! — и они впиваются друг в друга взглядами.       — Мне как-то насрать на мнение сопливых омежек, — хмыкает альфа, когда зрительный бой Тэхён проигрывает, на секунду нервно дёрнувшись, — Жрать хочешь? — и машина наконец-то заводится, выруливая на проезжую часть.       — Поклянись, что ты не предатель, — но Тэхён весь на иголках. Почему эти люди ему никогда ничего конкретно не сообщают. Его водитель вообще всегда молчал, только открывал пассажирскую заднюю дверь, здоровался и молча слушал, куда нужно ехать сегодня.       — Ага, щас, на крови, — фыркает альфа, — Блять, ебанутый совсем? — но омега продолжает молчать и скрестив руки на груди, ждать, — Клянусь, — рявкают наконец-то, что он хотел, но от этого не легче. Они въезжают в Гарлем, двигаясь по третьей авеню к ярко-жёлтой вывеске Макдоналдс в темноте. И после ржача, что «маленькой омежке» нужен Хэппи Мил, Джин всё же вытягивает из него, что тот хочет. BMW паркуется у центрального парка и омега лезет в свой невероятно аппетитно пахнущий бумажный пакет, с хрустом потягивая через трубочку молочный коктейль.       — Но от тебя тоже жду ответов, — Джин снова закуривает, — Какого хера ты именно в этот тягач залез?       — Чонгук сам остановился, сказал, что не обидит меня. Была ночь, холодно, я устал, — закидывая в рот картошку, Тэхён всё же чуть смягчается. Горячий чизбургер успокоит абсолютно любого. Как же вкусно! Огурчик хрустит, поджаренные булочки перебивают все другие своим ароматом, и от кетчупа с горчицей оскоминой скулы сводит. А уж говяжья котлета…       — Кто учил тебя стрелять? — альфа же всё делает не как он, медленно разворачивает бумагу на булке и вертит капхолдер на стакане.       — Я не умею стрелять, случайно попал, ты бывал вообще в таких ситуациях?! — с набитым ртом возмущается омега, ещё и наггетс откусывая, и почавкивая.       — О, киса, я и не в таких бывал. Ты от страха разревелся как грудничок, если бы узнал, — спасибо ему за обед, конечно, но какой же противный человек, — Ладно, допустим ты реально мелкий бунтовщик, удравший из дома, почему тебя никто не ищет? — отпивает свой чёрный, как и его душа кофе альфа.       — А как ты думаешь, я сбежал потому, что у нас образцово-показательная семья что ли была? — трещит своим стаканом Тэхён, — Мне плевать, что ты там обо мне надумал, но Чонгук спас мне жизнь и не раз! И я ему очень за это благодарен.       — Если ты его прикончишь, я тя из-под земли достану! — но тон какой-то совсем не пугающий.       — Я… тебя тоже, — хмыкает омега.       — Ага, конечно, — и Джин хохоча, ловко щёлкнув его по носу, кидает в пакет смятую обёртку и заводит машину.       — У вас много работы сейчас? — омега немного успокаивается, убирая весь мусор и довольный, сытый, откидывается на удобное кресло. Нужно отдать должное, машины у этих мафиози что надо.       — Работа есть всегда, но не скажу что напряжно, не квартал же закрываем в бухгалтерии, — Джин тоже смягчается, а то укусить готов был.       — А где сейчас Чонгук? — и раз они временно заключили перемирие…       — Поехал на встречу, а что?       — Он вчера, кажется, не приходил ночевать, сказал что у вас много дел, — Тэхён на личном опыте распознал, что если сделать голос слащавым, с глупыми нотками интонации, то альфы охотнее ведутся на разговор.       — Вчера мы омежек снимали… ох, ёбаный ты в рот! Нет, мы хотели, хотели их снять, но да, работа! — Джин долбит по рулю, вставая на светофоре.       — Так вот, где он был…— Тэхён снова складывает ладошки и просовывает себе между бёдер, — А его муж знает об этом? — ну правильно, чем ещё заниматься взрослому мужчине. Тэхён-то не дал.       — Чей муж? — косится на него альфа.       — Чонгука.       — Когда это он жениться успел? Насколько я знаю, у него нет и не было никакого мужа, — машина трогается, и кажется, умом трогается и сам омега. Так этот свин его обманул?! Не орать! Он от возмущения даже забывает слюну сглатывать, в горле пересыхает. А в голове такое откровенное враньё очень сложно уложить.       — А дети? — стараясь как можно спокойней, поджимая от нервов губы, боясь, что сейчас Джин догадается обо всём и перестанет сливать информацию.       — Если только те, о которых он не знает, — но тот лишь гогочет, сигналя пропустившему зелёный сигнал такси.       — Так где он сейчас? — а вот тут уже молчание, — Можешь отвезти меня к нему? — в тишине салона лишь работающий сигнал поворотника и дымящиеся от гнева уши Тэхёна, — Позязя, — переступает через себя и складывает руки в молящем жесте. Альфа закатывает глаза и перестраивается на соседнюю полосу, где проезд разрешён только вперёд. Они не сворачивают на Пятую авеню, а продолжают двигаться по Парк авеню до пересечения двадцать первой и четвёртой, а через десять минут оказываются в Чайнатауне.       Подсвечивающиеся красно-желтые вывески магазинчиков и палаток все как-то резко обрастают сплошными иероглифами. В лотках лежат различные травы, морские гады, экзотические фрукты; из передвижных кухонек идёт пар от перемешиваемой в воках лапши, и даже сквозь толстые окна BMW доносятся высокие кричащие ноты национальной музыки. Жарятся утки и курицы на вертелах, колышутся от ветра красные бумажные фонарики. Столики кафе расставленные на улице, над которыми болтаются искусственные фигурки карпов, в окружении керамических ваз и «счастливые кошки» машущие лапкой, ни разу не выглядят приносящим удачу, наоборот пугают до жути. И тянутся бесконечными переплетениями золотые рисунки чешуйчатых драконов на алых фронтонах под крышами.       Но Джин несмотря на миллиард мыслей, что же Чонгук тут делает, паркуется у стрип клуба… Даблфак!       Они стоят в тёмной подворотне, где над железной дверью горит неоновая вывеска с китайскими иероглифами. Вот так банально, как когда-то думал Тэхён не во вкусе Чонгука. Но увы, он такой же, как и остальные. Впереди всё словно в белом тумане и лишь единственном свете высоко болтающейся лампы. Низкие железные балконы, очерченная светодиодами стрелка, указывающая на вход в заведение и не сохнущая лужа под колёсами, отражающая этот неон.       Джин смотрит на него расслабленно и немного ехидно. Но одного не отпускает, открывает грохочущую металлом железную дверь, здоровается с годзиллой охранником.       — Это кому же ты такого мотылька привёз? — хмыкает вышибала.       Но едва омега поворачивается отстоять свою честь, рядом с Джином как-то больше смелости появляется, тот подталкивает его по красному коридору вглубь. Драки не будет. Вначале их шаги тонут в ковровом покрытии, но дальше оно заканчивается и начинает стелиться отражающая маленькие лампочки в потолке чёрная полированная плитка с белыми прожилками. Нарастает тягучая, как вьющаяся змея музыка, которая так плавно перетекает из одной в другую, что сразу и не ясно. Джин быстро переговаривается с официантами, полуголыми омегами, на телах которых переливаются блёстки и, наконец, отодвинув перед ним полупрозрачную ткань, они выходят в огромный зал.       Малиново-сиренево-красный свет заливает пространство, мягкие диваны вдоль зеркальных стен без острых углов, прозрачные столики заставленные выпивкой, с десяток круглых подиумов по периметру, огромный овальный бар посредине. И конечно, танцовщики. Совсем голые омеги извиваются на пилонах внутри бесконечной барной стойки, стоя на коленях на диванах, либо в подвесных огромных клетках на потолке. Всюду развиваются длинные шлейфы полупрозрачных тканей, мигают отблески, оплетено бусами, всё блестит и переливается. Софиты бьют сверху вниз, создавая иллюзию клеток и во всём зале, тела отражаются во множестве зеркал, а стеклянные кубы по углам похожи на аквариумы и в них действительно экзотично разукрашенные омеги: в перьях, монистах, обклеенные стразами. На бесконечных, кажется, ногах прозрачные стрипы, а удивительно пластичные тела блестят.       Джин идёт вперёд, отодвигая розовые бусы и указывая ему рукой внутрь этой своеобразной ниши. Тэхён, оглушенный музыкой, отбрасывая опутавшую его полосу широкой ткани, сразу не ориентируется в пространстве, а после видит уставившиеся на него глаза.       — О, новенького привёл? А чего он такой разодетый? Раздевайся детка, не бойся, мы кусаемся только во время секса, — пьяно икает один из альф, хотя на его коленях и так извивается омега. Двое танцуют на столе, ловко обходя пустые бокалы и бутылки. А посреди вакханалии из курящих, пьющих и сующих в трусы деньги, сидит Чонгук…       — Ты предал меня, хён? — и изрекает это.       Джин усмехается и расслабленно плюхается на диван, один из омег со стола переползает к нему на колени. Тэхён остаётся стоять в одиночестве посреди всего этого. Присесть его не приглашают, просто пялятся плотоядно, а Чонгуку, кажется, всё равно, он, откинув голову на спинку белого дивана, медленно моргает.       — Мы можем поговорить? — весь запал у Тэхёна пропал, как только он вошёл в это заведение, но не уходить же обратно, хотя находиться здесь не особо хочется. Альфы, что так же развалились на диване, смотрят сначала на него, а потом и на своего босса, это всё люди Чонгука, как-то их аура сама за себя говорит. Неудобно перекрикивать музыку, но куда деваться.       — Конечно, — Чонгук пьян, и даже не слегка, — Джо! У тебя приват свободный найдётся на пару часиков? — тут же заглянувшая между бусин круглая голова кивает:       — Пару не много тебе? Седьмая комната, — вокруг тут же раздаются гадкие пошлые смешки и свист, а взгляды этих бандитов словно руки скользят по всему телу почти физически. Тошно смотреть на их специально широко расставленные ноги, чтобы показать свою доминантность, на их расплывавшиеся от алкоголя лица и грязные словечки, пока Чонгук медленно поднимается с дивана: «Давай босс, отдери малышку по полной программе», «Покорми его молочным коктейльчиком, а то чёто он тощий какой-то». Еле-еле, он перебарывает себя, чтобы не схватить бутылку и не разбить её со всего маху об их головы.       А Чонгук смеётся вместе с ними, тянет омегу за руку за собой на неудобные скользкие ступени лестницы наверх. С балкона становятся хорошо видны те раскачивающиеся золотые клетки, в которых танцуют полуголые омеги…       На втором этаже не так тошнотворно пахнет сладким дымом, а когда за ним захлопывается белая дверь, музыки даже становится не слышно, в ушах после неё глухота. Неонового уродства тут нет: бархатный бордовый диван, подиум с пилоном, небольшая круглая кровать, над ней зеркало и тёмные стены. Альфа усаживается в гору подушек и похлопывает рядом с собой.       — Тебя дома почти не бывает. Если я мешаю, могу уйти, — омега садится на самый краешек и его передёргивает.       — Зачем тебе уходить? Сейчас просто много работы, — Чонгук раскидывает руки на спинке и вытягивает ноги, его тут ничего вообще не смущает.       — Вроде этой? — поджимая губы, чуть усмехается Тэхён.       — Мой род деятельности не подразумевает нахождение в офисе день и ночь, — ну он, конечно, прав. Да и вообще даже работой нельзя назвать то, чем он занимается. На некоторое время повисает молчание.       — Джин сказал мне, что у тебя нет никакого мужа и детей, — Тэхён всё же вспоминает зачем пришёл и разворачивается, подгибая под себя одну ногу. В куртке становится жарковато.       — Когда это вы друзьями стали? Но я тоже об этом говорил, ты не захотел слушать, — Чонгук пожимает плечами.       — Подумал, ты издеваешься, — и снова перед ним лишь чувство, что он маленький, хрупкий и глупый.       — Я решил, что так будет лучше, но сейчас понимаю, что зря. Зря тянул столько времени. Ты меня заводишь, — и альфа двигается ближе. Омега вскидывает на него удивлённый взгляд, охает, когда на коленку опускается горячая ладонь, передвигается по ноге вверх, — Иди ко мне, детка, — и татуированные пальцы окончательно стягивают развязанный шарф, курточку с плеч спускают и острожно укладывают спиной на диван, нависая сверху.       — Что ты делаешь? — Тэхён сюда ругаться пришёл вообще-то, а не девственности лишаться. Но не сопротивляется.       — Уже передумал? — хмыкает альфа, откидывая его вещи куда-то за голову:       — Нет, не передумал… я просто, — Чонгук его вроде как и не слушает, задирает застегнутый кардиган до подмышек и припадает к впалому животу. Расслабив, резко впивается зубами в тазовую косточку. Тэхён вскрикивает, но в ответ ему альфа смеётся и тянет вниз джинсы. Руками проходится по бёдрам, не спешит, не сжимает, когда это происходит так, не резко, без прижимания пузом к поверхности, когда тяжело возбуждённо дышат, другое дело.       Но это место.       Омега накручивает себя до такой степени, что начинает казаться, что за стенами стонут. Опять его пытаются как легкодоступного трахнуть в соответствующем месте. Но Чонгук уже снял с него джинсы, помогает стянуть кардиган, поднимая его руки, но сам не раздевается. От него пахнет алкоголем, чем-то сладковатым, и его ярким парфюмом. Странное ощущение. И особенно, после внезапной мысли, сколько человек раздвигало ноги на этом диване.       Что же он вообще творит? Зачем делает это, если не готов? Чтобы доказать Чонгуку, что уже взрослый. А не похрен ли, что этот зазнавшийся «мафиози» о нём подумает? Он не должен потом всю жизнь жалеть и некуда в таком вопросе вообще спешить. Нет никаких определённых правил, никто никому ничего не должен и не обязан отчитываться.       — Чонгук, стой, остановись, я не хочу, — он упирается руками в сильные плечи под синей футболкой, пытаясь оттолкнуть альфу от своего паха. Но ни на что особо не рассчитывая. То, что он мнётся и не может наконец эту черту переступить, не значит, что Чонгук за всю свою благодетель будет ждать его. Вот и не нужно уже никакое совершеннолетие, только чуток алкоголя капнуть. Пока он прощается с девственностью, понимает, что альфа останавливается, отстраняется от него. Садится на колени и помогает опустить обратно закинутую на жёсткую спинку дивана голую ногу в жёлтом носке со Спанч-бобом.       — Прости, давай не сейчас, — он нервно всхлипывает, тянет руки, надеясь сейчас получить объятия и попробовать объяснить, почему не хочет именно здесь. И так же услышать, что всё хорошо, может и поцеловаться немного, но вместо этого дотронуться до груди не дают. Осторожно убирают ладони и, посмотрев с какой-то жалостью…       Чонгук встаёт, застёгивает свои брюки, хватает пиджак: — Джин отвезёт тебя домой, — и хлопнув дверью уходит. Тэхён плачет.