2000 миль на восток

      Мимо проносятся озёра, по водной глади которых бьет дождь, создавая рябь, стучит по крыше, каплями ползёт по стёклам. Не холодно, но Тэхён надевает свой джемпер и сползает по кожаному сидению ниже, рассматривает синие ели и вершины гор. Душно. Вдалеке показывается извивающийся пенящимся потоком водопад, дорога виляет, иногда уходя в серпантин, поднимая их выше, где на несколько минут машина скрывается в тумане тёмного леса. Временами на чёрном асфальте становятся видны только жёлтые разделительные полосы и дорожные знаки. Весь штат покрыт дождём, и сразу не подумаешь, что может быть таким. Серая однотипность лесов, успокаивает, умиротворяет, расслабляет. Чонгук тоже о чём-то задумался, курит, выпуская дым в щёлочку приоткрытого стекла. Им так комфортно в тишине друг с другом и в полумраке салона.       Но вот они наконец-то выезжают из этой повторяющейся словно по кругу картины деревьев и пейзаж за стеклом меняется, появляются первые пшеничные поля, за ними колышущиеся от ветра виноградники, переезжают через горные речушки и захватывают край Балтимора. Дождь прекращается, но солнце не показывается и кажется, что начинает темнеть.       — Может остановимся на ночлег? — спрашивает омега, всё-таки кутаясь в плед, когда они в резко опустившейся темноте Вирджинии едут по мокрым дорогам отражающим в лужах свет фонарей.       — Да, пожалуй, — соглашается Чонгук, и выбрав самый прилично выглядящий мотель тормозит у него. Электронное табло показывает небольшое количество свободных комнат, имеющееся кафе, магазинчик и заправку. Молодой, нахальный омега за стойкой регистрации в заваленном бумагами офисе, чавкая жвачкой, выдаёт начинающие ржаветь ключи и чек об оплате, строит Чонгуку глазки, но альфе, кажется, на это абсолютно наплевать.       Погода на границе Виргинии не особо отличается, по стёклам их комнаты барабанит дождь. Тэхён принимает душ, утопает в отельном халате, развешивает вещи на стуле, чтобы к утру чуть разгладились, и забирается на кресло к Чонгуку, листающему таблицы в планшете, укладывает свои ноги на его. Тот сразу же скользит по обнажившемуся из-под ткани бедру татуированной рукой и гладит коленку, не отвлекаясь.       Он гонит мысли о доме, вновь заставляя себя оказаться здесь и сейчас, они едут в Майами развлекаться! Нужно на что-то отвлечься: вскипает чайник, еле слышно начинает переговариваться фильмом включённый телевизор под потолком, в комнате с бежевыми стенами душно, запотевшие окна приоткрыты, от чего капельки летят на них. Рассматривает мокнущий Бентли за стеклом и в миллионный раз татуировки альфы.       — Как у тебя с настроением? — спрашивает Чонгук в этой своеобразной релаксации.       — В каком смысле? Ну нормально, даже хорошо, — омега в ответ пожимает плечами, только укладывая голову на спинку как…       — Отлично, — тот выключает планшет и откладывает на стол, — Тогда снимай свой халатик и ложись на кровать, — его рука, отблёскивающими часами на запястье, ползёт по голому бедру выше, Тэхён охает и краснеет:       — Разве можно такое говорить?!       — Ты мне вещи и похлеще говорил, давай быстренько, не возмущайся, — его, вставшего, шлёпают по уже голой ягодице, когда с тихим шорохом халат падает на пол, и подталкивают. На секунду омега зажмуривается, такая редкость, когда он может подобное получить, — Подушку под живот положи, — остаётся надеяться, что Чонгук мысли читать не умеет и не догадался, что именно эта поза всегда казалась ему наиболее развратной и постыдной. Он осторожно делает, что велели и ложится, тут же чувствуя, как матрац прогибается под весом альфы. Тот двигает подушку чуть ниже под бёдра и укладывает ладонь на приподнятую теперь попку, нажимая на поясницу, заставляя Тэхёна прогнуть спину, а он только и может, что уткнуться лицом в одеяло и приглушённо ныть.       — Растяни себя, — оглушающе вместе с громом за окном.       — Я не умею, — почти неслышным шёпотом в ответ.       — Я подскажу, смелее, — омега поджимает губы, опирается одной рукой у головы, а вторую заводит за спину, и похолодевшими пальцами дотрагивается до уже мокрой дырочки. Один скользит внутрь быстро и легко, но ощущения как прежде неизменны, он закусывает губу и вздыхает.       — Потрахай себя им, — а от этого хнычет, но делает что говорят. Возможно, Чонгук всё же прочитал его постыдные, развратные мысли. Он осторожно вынимает палец и толкает назад, течёт от этого, кожа чуть тянется следом, нервными окончаниями заставляя растекаться наслаждение, бёдра начинают подрагивать. Мышцы постепенно расслабляются и через небольшое время таких манипуляций, алеющие щёки чуть успокаиваются, он увеличивает скорость проникновения.       — Второй, — коротко и ясно, но как не заныть от возбуждения? — Не останавливайся, трахай.       — Что ты делаешь со мной? — омега грызёт собственную руку и елозит коленками по одеялу. От стыда и смущения пылают уши, он удовлетворяет себя на глазах у альфы, который вдруг шепчет на ухо:       — То что ты хочешь…— и… Тэхён чувствует, как к его пальцам присоединяется ещё один, Чонгука, — Глубже, маленький мой, — перед глазами темнеет, — Ты же не хочешь, чтобы тебе было неприятно позже. Разработай дырочку как надо, — на глазах влага, ноги сами непроизвольно раздвинулись, — Добавь ещё пальчик, — а альфа довольно оглаживает его талию и бедро.       — Больше не влезет, — но в ответ молчат и он просто делает, что велено. В паху всё пульсирует, мышцы уже разгоряченные и от того очень чувствительные заставляют возбуждение растекаться по всему телу, а собственный член наливаться кровью.       — Хороший мальчик, послушный, — Чонгук перехватывает его за запястье и под недовольный стон, потянув, заставляет остановиться и вытащить руку, — А что хорошим мальчикам полагается? — сам продолжая водить пальцем по краям чувствительной дырочки.       — По… подарок, — Тэхён уже не соображает ничего, приподнимает попку повыше, чтобы начать поскорее.       — Правильно, ещё и умный. Какой подарок ты хочешь? — но альфа не спешит начинать. И до Тэхёна медленно доходит…       — Чтобы ты меня отшлёпал, — произнося это он течёт, у него краснеет шея, ёрзает на подушке, сильнее приподнимая бёдра и пылает изнутри, но уверен в своих словах.       — Но ведь шлёпают только непослушных деток, — Чонгук неглубоко вставляет в него большой палец и уложив ладонь на поясницу чуть тянет дырочку вверх.       — Чонгук! — на выдохе стонет омега, закатывая глаза.       — Да, да? — издевается, какой же негодяй! Но приходится на секунду взять себя в руки, хоть трясущиеся бедра контролировать не получается.       — Не забывай, что вместо того, чтобы долететь первым классом за три часа… мммм, — альфа продолжает тянуть, — мы тащимся на машине через семь штатов двое суто… Ай! — договорить даже толком не успевает, как на правую ягодицу прилетает шлепок. Ещё немного и из глаз посыплются искры. И пока он с открытым ртом, как рыбина, распластавшись пытается как-то соединить себя воедино, позади раздаётся лязг металла. Самые разнообразные домыслы как рой шебутных, жужжащих пчёл населяют голову, но когда слегка поворачивается, забывает моргать, дышать, двигаться. В руках Чонгука наручники…       — Если доверяешь мне, заведи ручки за спину. Если не хочешь, мы это даже обсуждать не будем, просто скажи — нет, — голос его спокойный, сосредоточенный. Но… какое нет?! Спятил? Тэхён хищно и по-сумасшедшему, дико улыбаясь, тут же заводит трясущиеся руки за спину, вздрагивая, когда чувствует как берут одну и прикасаются ледяным металлом браслета.       — Не бойся, это просто для усиления ощущений, — второй браслет щёлкает и омега тут же начинает шевелить скреплёнными запястьями, обалденно! В паху уже всё сводит от ожидания члена внутри. Он ёрзает, дёргает руками и облизывается.       — Я и не боюсь, — и трясётся весь, виляет попкой, то и дело нетерпеливо оборачивается.       — А чего дрожишь? Ааа… дошло, — посмеивается сзади альфа, но вставлять член не спешит, — Считай, восемнадцать часов в дороге, значит восемнадцать раз, — укладывает руки на его бёдра, и потирает пальцем изнывающую дырочку.       — Что? — а Тэхён уже и забыл, о чём просил, — Ой-йой, это много, — точнее, слишком долго.       — А ты как думал? — и снова лёгкий шлепок, — Считай, — от этого властного тона он кончит и так, без члена.       — Один…— полушепотом, высунув кончик языка и прикрыв веки. Комнату с жужжащим вентилятором на потолке наполняет ещё и яркий, красочный звук шлепков ладонью о вспотевшую в этой духоте кожу. Волна мурашек от ягодиц вверх бежит щекоткой.       — Два, — из последних сил держа голос ровным шепчет омега, но ладонь попадает специально по самым чувствительным точкам. Чонгук прекрасно знает как это надо делать…       — Тр… и, — глаза закатываются, а небольшое жжение уже ощущается. Он даже в голове не может уложить, как сейчас выглядит: с оттопыренным задом, выпросившим, чтобы его отшлёпали, с закованными наручниками руками. Раскрасневшийся, текущий, стонущий и растянутый даже. А потом у них ещё и секс будет, бедро прекрасно чувствует каменный стояк альфы, и как тот сам постанывает с шипением.       К семи перед глазами всё начинает плыть, а в ушах шуметь. Он слушает, как сильная рука раз за разом приземляется на его уже огнём горящую кожу, как волнами от места соприкосновения растекается жар, стонет, захлёбываясь в слюнях. Вздрагивает каждый раз, неосознанно сосредотачиваясь на креслах замерших под наполовину зашторенными окном, на пустой бумажный пакет и стаканчики на столе, на дрожащий от мотора пожелтевший маленький холодильник.       К двенадцати грызёт простыню, чтобы не разораться и чувствует, как в его раскрытую скованную ладонь укладывают горячий твёрдый член. Не слушающимися пальцами, чуть сжимает ствол и случайно, отвлекшись на это, вскрикивает с новым шлепком. Кожа горит, кажется, голос сорвал от мычания, под животом всё мокрое, собственный член больно упирается в подушку, а дотронуться до него возможности нет, весь взмок, в паху уже пульсирует. Он скользит взглядом по волнистым натуральным рисункам на деревянном изголовье кровати.       — Восемнадцать, — и хрипит в одеяло. Рядом с лицом тут же приземляется пустая упаковка от презерватива, а в дырочку сразу же упирается головка. Член входит медленно, просто безумно медленно, пальцы на покрасневшей коже сжимают до мурашек. Тэхён грызёт пододеяльник и хнычет, ноги сами раздвигаются ещё шире, перед глазами искры, ведь войдя полностью, альфа тут же начинает двигаться, а когда его пах соприкасается с пылающими и наверняка красными ягодицами, омега весь выгибается, и тут же падает обратно на постель, дёргает руками, стонет.       Чонгук входит в свой привычный ритм, держит его за бёдра и натягивает на член, снова шлёпается о болящую, раздражённую кожу, мнёт, рычит, хрипло стонет.       — Ты просто охуенный, — и схватив за уже немеющие руки и потянув назад, заставляет приподняться грудью с кровати.       — Чо… Чонгук, — Тэхён не знает, что именно ему надо, просто это имя внушает спокойствие, фундамент, он хватается за него. Член входит глубоко, проходится по простате, растягивает стенки и дарит это головокружительное ощущение заполненности. Колени омеги не выдерживают, расползаются, и Чонгук тут же подхватив его под живот прижимает к своей груди, не переставая быстро двигать бёдрами и укладывает свою ладонь на его член, начиная плавно водить. Под кончиками пальцев становится ощутим каменный пресс, он откидывает голову на плечо позади себя и перестаёт думать вообще.       Когда они вновь оказываются в горизонтальном положении Тэхён пропускает, соображая только, что альфа не даёт удариться ему головой об спинку кровати, осторожно придерживая за плечо и спрашивая время от времени:       — Всё в порядке, детка? — беспрерывно двигаясь внутри него.       — Ммм… ага, — закатывая глаза лишь получает в ответ. Кровать скрипит размеренно от каждого толчка, ни на секунду не затихая, мышцы внутри снова горят, дождь продолжает барабанить по стеклу. Пот стекает по виску, ночник на шатающейся тумбочке не выдерживает, падает и катится из поля зрения, раздаётся раскат грома, полумрак комнаты освещает синей вспышкой. Их мокрые тела трутся друг об друга, проводной телефон, звякая отрывающейся трубкой, тоже летит на пол, а дыхания сплетаются, звучат в унисон. Мышцы так разгорячены, что ещё немного и будет больно, но, каждый раз, кажется за одну секунду до этого, они ловят крышесносный оргазм. Чонгук двигая рукой доводит его до звёздочек перед зажмуренными глазами, матерится, когда в наслаждении омега сжимается и рвано дёргается.       — Можно тебе на спинку кончу? — в эйфории шепчет Чонгук, запрокинув голову и вцепившись ему в волосы.       — Куда хочешь кончай, — Тэхён лежит щекой на одеяле, уже не контролируя своё тело: руки не чувствуются, ноги распластаны, а бёдра удерживает на весу сам альфа. Он лишь елозит по не самой мягкой ткани, в такт со скрипучей кроватью, пока его в диком уже темпе начинают трахать, резко насаживать на член и беспрерывно шлёпаться бёдрами о горящую кожу ягодиц.       — Я бы хотел в тебя, — и альфа уничтожает окончательно.       — Уже спину выбрал, — устало посмеивается омега и протяжно стонет в последний раз, когда хлюпая, член покидает его тело. Краем глаза наблюдая, как альфа стягивает презерватив и уперевшись одной рукой у его головы, начинает дрочить, а потом, закусив губу, кончает горячей спермой ему на копчик и спину, пачкая и сомкнутые на ней руки, быстро чмокает в щёку и тут же падает рядом.       Самая неудобная поза в мире, но пошевелиться или хотя бы промычать, чтобы помогли её сменить, сил нет. Через время до альфы наконец доходит помочь и на занемевших кистях Тэхёна щёлкают наручники, летят на пол. Чонгук разминает их, вытаскивает испачканную подушку, вытирает салфетками, переворачивает его на спину, прижимает к себе. Только сна всё равно ни в одном глазу, Тэхён бы кофе выпил с удовольствием и ему в желании не отказывают.       — Кое-кто любит пожёстче, да? — хмыкает над ухом альфа, когда мотельная чашка с дымящимся напитком медленно остывает в руках омеги, после душа, — Наверное, делаю всё правильно и вовремя, раз ты так раскрываешься передо мной, — он целует его во всё ещё влажный висок, — Тебе понравилось? — Тэхён кивает:       — Очень. Ещё так хочу, — Чонгук же тихо смеётся и прикрывает глаза, сглатывает, его кадык дёргается, глубоко вздыхает и отправляется в релаксирующую негу. Он просто прекрасен, как римский Бог! Идеален! Умеет дарить такое наслаждение, о котором все могут только мечтать, омега уверен. Он и сам расслаблен до предела, тело почти не слушается, в мыслях сплошной плывущий эфир, даже кончиками пальцев пошевелить не выходит. Номер погружается в своеобразную тишину, из распахнутой двери в ванную слышится капанье воды, жужжит выключенный звук на телевизоре, иногда мимо мотеля проносятся автомобили. За стенкой кто-то смеётся и звенит бутылками, а под боком, сопя, засыпает Чонгук.       И да, Тэхён сходит с ума от блаженства такой жизнью, ему нравится быть в прямом смысле оттраханным до изнеможения в полутёмной комнате мотеля, где-то на границе с Северной Каролиной.