Пленница

POV Эда: Я осталась у кровати, не в силах пошевелиться. Белые простыни исчезли, те простыни которые были испачканы кровью. Серкан взял их, и я знала причину. Я на мгновение закрыла глаза, желая, чтобы всё это было сном. Он отправит их моей семье, и они узнают о произошедшем. Что они подумают? Будут ли они меня ненавидеть? Выкинут ли они меня из дома? Это не было изнасилованием. Я не могла защитить свои действия. Не было силы, пыток, насилия. Эван рисковал своей жизнью ради меня. Мужчины погибли из-за меня, и я их предала. Я оттолкнулась от кровати, не в силах выносить ее присутствие, и направилась к окну, залезла на подоконник, содрогаясь от резкой боли между ног. Болезненное напоминание так мне и нужно. Отныне каждый момент моих действий запечатлелся в моей памяти, ярко пылая, когда я закрывала глаза. Я спала с Серканом Болатом. Боссом Каморры. Моим врагом. Не с Виктором, моим женихом. Я нашла на тумбочке выброшенное обручальное кольцо. Я не одевала его сегодня, и теперь, наверное, уже никогда не смогу надеть его снова, не чувствуя себя обманщицей и лгуньей. Он также увидит простыни. Я отдала то, что ему обещали пять лет. Хуже всего было то, что я хотела это отдать. Я все еще чувствовала тело Серкана на своем, то, как он двигался надо мной. Это было замечательно. Это был грех. Это было предательство. Мое падение. То, что я сделала, нельзя было отменить. В поцелуе можно было отказать. Касание могло быть скрыто, но это оставило шрамы. Были веские доказательства, и Серкан покажет их моей семьи. «Ты должна принять свои действия, Ангел». Я знала, что мне это нужно, но не была уверена, что смогу.

***

POV Серкан: На следующее утро я нашел Эду сидящей на своем обычном месте на подоконнике. Простыни не были помяты, должно быть, она спала на окне. «Ты отправил простыни?» — тихо просила Эда, не глядя на меня. Конечно, она знала. Она была не просто красивой, она была невероятно умной. Смертельная комбинация. «Я сделал это. Экспресс-доставка. Они должны приехать в дом твоей семьи завтра утром или даже сегодня вечером». Она не повернулась, не отреагировала. Я просто выглянул в окно. Ее волосы были зачесаны на одно плечо так, что моему взгляду открывалась ее тонкая шея. Следы моих зубов испортили ее безупречную кожу. Ее плечи слегка дернулись, и она напряглась. «Что ты им написал? Я полагаю, ты отправил вместе со своим подарком и записку». В её тоне было малейшее колебание, в ее холодном голосе была пауза. Я пошёл ближе. «Чтобы ты хотела, чтобы было написано в той записке?» Она посмотрела на меня через плечо, и на ее лице застыло прекрасное выражение ненависти. «Кто знал, что ненависть может быть такой красивой?» — сказал я, пока мои пальцы скользили по мягким выступам ее позвоночника сквозь тонкий атласный халат. Она вскочила, повернулась и хлопнула меня по руке. «Не трогай меня!» Я прижал ее к стене, одной рукой обвив ее запястья, когда толкнул их в стену над ее головой. «Вчера ты позволила мне прикоснуться к тебе, позволила мне вылизать твою киску, позволила мне трахнуть тебя. Ты отдались мне добровольно, без сопротивления». Последнее слово сломало ее маску. «В конце концов, ты бы вынудил меня». Я посмотрел на нее, крепко сжимая ее запястья. «Я думал, ты храбрая, Ангел. Я думал, что ты не выберешь легкий путь, но теперь я вижу, что ты даже не можешь принять свои действия. Она не отвела взгляд. «А теперь скажи мне еще раз, почему ты вчера сдалась мне? И будь храброй. Было ли это потому, что ты боялась, что я приму твой подарок, не спрашивая, или потому, что ты хотела быть той, кто решает, кому и что ты хочешь подарить?» Она тяжело сглотнула: «Я хотела отдаться Виктору. Это была его привилегия». «Правда? Или ты чувствуешь себя обязанной сделать ему этот подарок, потому что кто-то пообещал, ему этот подарок без твоего согласия?» «Не смей говорить о согласии». Я подошел ещё ближе: «Зачем ты тогда мне его подарила?» Ее глаза заблестели, и на глаза навернулись слезы. «Потому что я хотела!» Она закрыла губы и, наконец, отвернулась. Слеза скатилась по ее идеальной щеке, и она судорожно вздохнула. «Они мне этого не простят. Они будут ненавидеть меня, но никогда настолько сильно, как я ненавижу саму себя, никогда". Я наклонился и провел носом по ее пульсу, обхватив лицо ладонью. «Сделай это», — прошептала она, умоляя, и я отступил, глядя на слезы ее отчаяния. «Что сделать?» — я погладил мягкое место за ухом. «Сделай мне больно». Мои губы коснулись её подбородка, а затем ее губ. «Сделай мне больно» — она сказала, что на этот раз было тяжелее. Я схватил ее за талию и повернул, прижимая к стене, ее запястья все еще были выше ее головы, а мое тело держало ее в клетке. Мне уже было мучительно тяжело. Рука, которая не держала ее запястья, переместилась под атласный халат, и я обнаружил ее обнаженной под ним. Я выдохнул ей в шею и слегка укусил, заставив ее дрожать. Мои пальцы переместились к ее плоскому животу, затем опустились к подстриженным локонам, пока я не стал копаться между ее складками. «Сделай мне больно, Серкан!» «Я сделаю, Ангел. Терпение — это добродетель. Ты не помнишь?» Мои пальцы скользнули глубже. Она не была мокрой, как вчера, просто возбужденной, в основном сломленной и отчаянно пыталась обменять одну форму боли на другую. Я расстегнул ремень и вытащил свой член, прежде чем расслабиться между ее красивыми ножками. У нее перехватило дыхание, но я опустился ниже к ее киске. Эда была напряжена, готовая к боли. Я не давил. Вместо этого мои пальцы начали играть с ее киской, легкими, дразнящими, уговаривающими прикосновениями. Ничего похожего на то, что она хотела. «Почему ты не можешь просто причинить мне боль?» — прошептала она, наклоняя лицо в сторону и вверх. Да, почему? Мои руки всегда легко делали это. Я обездвижил её, подняв руки над головой, прижимая лоб к стене. Мой член между ее бедер, и я смотрел, как она плачет. Я захватил ее рот для поцелуя, пробуя слезы, в то время как мои пальцы ласкали губы ее киски. Вскоре я почувствовал отдачу. Мои пальцы скользнули сквозь влажность, и ее киска расслабилась от прикосновения. Используя свою ногу, я раздвинул ее ноги в стороны сильнее, а затем посмотрел в глаза, входя в нее. Она вздрогнула, и я снова поцеловал ее в губы, медленно и томно, вжимая свой член в неё до самых яиц. «Теперь твое терпение будет вознаграждено, Ангел». Она безрадостно улыбнулась мне в губы, и я полностью вышел из неё, а затем резко вошёл обратно. Она ахнула, ее тело вздрогнуло, а киска безжалостно сжалась вокруг моего члена. Я погладил ее клитор, входя в неё снова. Мое тело жаждало большего, но я сдерживался, не желая нанести ей какой-либо ущерб. Проклятие. Какого черта Эда со мной делала? Ее глаза смотрели на меня, как будто она могла найти там спасение, но мы оба были обречены, и я знал, что каждый день тянул ее ближе к проклятию. Мои яйца ударялись с каждым толчком всё сильнее, я терял контроль не только над своим членом, но и над всем остальным. Эда все еще была напряжена, и ее стоны были неуверенными, боль сильнее удовольствия. Захватив ее губы для поцелуя, я отказался от контроля и кончил, сильно дрожа. Она вздрогнула в моей хватке, когда мой член дернулся внутри нее. Я прижался лбом к ее лбу, оставшись на несколько мгновений внутри. Ее теплое дыхание распространилось по моим губам, и я, наконец, вышел из нее. Стон Эды заставил меня поцеловать ее лопатку. Я поднял ее на руки, отнес к кровати и уложил, затем лёг сам и прижал её спиной к себе, но она молча отодвинулась. Я провел кончиками пальцев по её гладкой руке. Мой аромат и её сладкий смешались с ароматом секса в комнате. Идеальное сочетание. «Ну что, тебе лучше? Помогла ли боль?» — я пробормотал ей в плечо, снова поцеловав. Я не знал, но отчего-то мне захотелось так ее поцеловать, я просто не мог остановиться. «Нет», — мягко сказала она. «Я мог бы дать тебе больше». «Ты знаешь о боли и ее последствиях всё, не так ли?» «Не думаю, что человек может знать все о боли. Люди по-разному чувствуют боль, по-разному на неё реагируют. Любопытная штука». В моих объятиях тело Эды расслабилось еще больше. «Я думаю, что предпочитаю боль, она не дает мне чувствовать себя виноватой за полученное удовольствие». Я уткнулся носом в ее волосы. «У тебя нет причин чувствовать себя виноватой». Она ничего не сказала, и, в конце концов, ее дыхание стабилизировалось. Я осторожно поднял голову и обнаружил, что она уснула. Ее ресницы трепетали, лицо было спокойным. Меня никогда не привлекала идея смотреть на то, как кто-то спит, мне всегда казалось это скучным. Я был так неправ. Я продолжил гладить ее руку, затем снова поцеловал нежнейшую кожу на плече. Проклятие. Как я буду ее возвращать обратно? Несмотря на долгую ночь, я не устал, но все равно не мог подняться с кровати, пока Эда была в моих объятиях, поэтому закрыв глаза, я позволил себе расслабиться. Я заснул легким сном, но вскоре Эда зашевелилась и разбудила меня, и я почувствовал, как она напряглась в моей хватке. «Это странно, когда твои кошмары менее ужасны, чем реальность», — прошептала она. «Я уже прожил это, Ангел, и оно сделало меня сильнее». «Я бы хотела, чтобы ты трахнул меня в первый день, в том подвале, на том грязном матрасе, как шлюху, которой я являюсь». Слова вырывались из ее горла, как будто каждый слог был чистой агонией. Я напрягся, повернув ее ко мне, чувствуя себя таким злым. На мгновение Эда отшатнулась от моей ярости, но затем встретила мой взгляд. Она застыла рядом со мной, ее глаза наполнились болью. «Ты не шлюха. Твоя проклятая девственность — это все, что имеет значение для твоей семьи?» «Дело не только в том, что я больше не девственница, — прошептала она, — а в том, кому я отдала ее. Они не поймут. Они не простят. Они будут ненавидеть меня за то, что я сделала». «Разве им не должно быть легче оттого, что ты не страдала от боли и унижения? Ты поддалась удовольствию. А что? Все они грешили куда больше тебя, даже твой брат, и особенно твой жених. Какое право они имеют судить тебя?» Она медленно моргнула. Затем удивила меня, наклонившись вперед и поцеловав меня. Мягкий поцелуй, мягкое ничто, которое, казалось, все испортило. Я сдвинул брови, пытаясь понять ее настроение. «Я потерялась, Серкан». Я взял ее за голову и снова поцеловал, прежде чем ответить. «В моей записке говорилось, что я украл у тебя твою невиновность, что ты боролась со мной, как с тигром, а я наслаждался каждой секундой с тобой». Она затаила дыхание, глядя мне в глаза. «Ты сделал вид, будто изнасиловал меня? — она сглотнула. — Но почему ты солгал? Ты думаешь, что моей семье от этого больнее?» Я мрачно улыбнулся: «Боюсь, твоя семья была бы в еще более худшем состоянии, если бы узнала, что ты отдалась мне добровольно». «Они бы меня возненавидели». «Сейчас ты можешь сама решить, что скажешь, когда я верну тебя обратно». «А ты собираешься?» — мягко спросила она. Я отступил и сел, повернувшись к ней спиной. «Ты не можешь быть вечной пленницей». Кончиками пальцев она провела по моей татуировке. «Теперь, когда ты получил от меня то, что хотел, ты будешь просить отца Ферита». В ее голосе была странная нотка, но я не повернулся, чтобы увидеть ее лицо, потому что она увидела бы мое. «Как ты думаешь, я буду нужна им сейчас, когда я стала бесчестной? В Эде было много качеств, но бесчестие не входило в их число, и любой, кто назвал бы ее таковой, мог бы в ту же секунду объявить себя идиотом. «Твоя семья тебя любит, а значит они сделают все, чтобы спасти тебя, даже сейчас. Особенно сейчас». Я встал и ушел, даже не взглянув на нее. Была почти полночь, когда зазвонил мой телефон. Я отошел от телевизора, на котором Серхио и Адамо играли в гоночную игру. Энгин и Пырыл уже ушли в свою комнату, очевидно, для того, чтобы трахаться. Не глядя на экран, потому что знал звонившего, я ответил, «Рокко!» Братья с любопытством посмотрели на меня. «Я получил твое сообщение», — сказал он, и я практически ощутил его ярость так, как будто он стоял в метре от меня. Черт, это было не так захватывающе, как я ожидал. «Я знаю, что ты не следуешь традиции кровавых простыней нью-йоркской «Family», но мне это показалось это хорошей идеей». Адамо скривился, и его машина ударилась о стену. Серхио полностью перестал играть. С другой стороны была тишина. «В нашем мире есть правила. Мы не нападаем на детей и женщин». «Забавно, что об этом говоришь ты. Когда твои солдаты напали на мою территорию, они подстрелили моего тринадцатилетнего брата. Ты первым нарушил правила, так что прекрати нести эту чушь». Глаза Адамо расширились, и он посмотрел на татуировку. «Ты не хуже меня знаешь, что я не отдавал приказ убивать твоего брата, и хочу напомнить, он жив-здоров». «Если бы он не был, у нас не было бы этого разговора, Рокко. Я бы убил всех, кто тебе небезразличен, и мы оба знаем, что мне есть из кого выбирать». «У тебя тоже есть люди, которых ты не хочешь терять, Серкан. Не забывай этого». Серхио и Адамо наблюдали за мной, и мне потребовались значительные усилия, чтобы сдержать ярость. «Я думал, что простыни заставили тебя увидеть причину, но я вижу, ты хочешь, чтобы Эда пострадала еще немного». Я отключился, но через несколько секунд мой телефон зазвонил снова, но я решил проигнорировать звонок. «Я так понимаю, что Рокко пока что не желает сотрудничать с нами», — сказал Серхио с улыбкой. Адамо покачал головой, встал и пошел наверх. Серхио закатил глаза. «Несколько дней было терпимо, но полагаю, теперь все кончено». Я встал, поставил телефон на беззвучный режим и сунул в карман. «Я поговорю с ним». «Удачи», — пробормотал брат. *** Я даже не постучал перед тем, как войти в комнату Адамо. Мои глаза осмотрели пол, который был завален грязной одеждой и коробками из-под пиццы. Я подошел к окну и открыл его, чтобы избавиться от ужасной вони. «Почему ты не убираешься в своей комнате?» Адамо оперся на компьютерный стол: «Это моя комната, и мне все равно. Я не приглашал тебя внутрь». Я подошел к нему и ударил по его татуировке. «Ты бы проявил ко мне уважение», — посоветовал я. «Ты говоришь мне, будучи моим старшим братом или моим Боссом?» — пробормотал Адамо, выпячивая подбородок. «И то, и другое». «За то, что ты сделал с Эдой, ты не заслуживаешь моего уважения». «Что я сделал?» Он нахмурился: «Ты изнасиловал ее?» Я сблизил наши лица: «Ты действительно так думаешь?» «Ты хочешь сказать, что не сделал?» «Мы так и будем продолжать обмениваться вопросами? Потому что становится скучно?». «Но ты спал с ней», — сказал Адамо в замешательстве. «Да, но она хотела этого». «Почему?» Я засмеялся: «Спроси её об этом». «Ты думаешь, она любит тебя?» Мои мышцы напряглись. «Конечно, нет. Любовь — бредовая игра для дураков, а Эда кто угодно, но точно не идиотка». «Эда хороший человек, она мне нравится». Адамо посмотрел на меня почти с надеждой. И мне, действительно, было интересно, когда наш мир избавит его от последних клочков невиновности. «Адамо, — резко сказал я, — я похитил ее, чтобы с помощью неё отомстить «Outfit». Она не останется здесь, не привязывайся». Он промолчал, пожав плечами. Вздохнув, я взъерошил его волосы и ушёл. Ах, Эда… Я направился к своему крылу, но вместо того, чтобы пойти к себе в комнату, я остановился перед дверью Эды. Я знал, что Рокко согласится отдать мне отца Ферит в любой момент. Я открыл дверь и вошел внутрь. Эда, свернувшись калачиком, читала книгу. Она отложила его в сторону, когда я закрыл дверь и подошел к ней. Она нахмурилась: «Просто потому, что однажды я переспала с тобой…» «Дважды», — поправил я. «То, что я дважды с тобой переспала, не значит, что я буду спать с тобой, когда тебе захочется». Я сел рядом с ней на кровать. «Правда?» Я провел пальцами по обнаженной руке и увидел, как по коже пробежали мурашки. «Мне очень больно. Я думаю, что в последний раз был для меня слишком жёстким», — призналась она, и ее щеки стали розовыми. Мои пальцы остановились на ее ключице. «Тебе нужно к врачу?» — спросил я, стараясь выдавать как можно меньше своего беспокойства. «Все не так уж плохо», — она немного прищурилась. «Ты обо мне беспокоишься?» Не обращая внимания на ее вопрос, я быстро ответил: «Я все равно пришёл не для секса». «Надо же, и зачем тогда ты пришёл?» Черт, если бы я знал ответ. Я вытащил кобуру с пистолетом и ножом и бросил ее на пол около кровати, а затем вытянулся рядом с ней и подпер голову рукой. «Не говори мне, что ты пришел обнять меня», — сказала она. Мой рот дернулся. «Я никогда не обнимался с женщиной». «Но сегодня ты именно это делал со мной». Я обдумал её слова, и, кажется, она была права. Я прижимал ее к себе после секса и смотрел, как она спит у меня на руках. «Я сделал это только для того, чтобы ты не утонула в жалости к себе». «Конечно, — пробормотала она, — ты сказал, что никогда не обнимался с женщиной. Тогда я обязана спросить, имеешь ли ты привычку обниматься с мужчинами?» Я усмехнулся и запустил руку ей в волосы. Она слегка наклонилась, как бы давая согласие на мои действия. Однако я не был уверен, что она заметила это. «Я больше этим не занимаюсь». Я продолжил, когда заметил её поднятую от любопытства бровь: «Я обнимал Адамо и Серхио, когда они были совсем маленькими». Ее нос сморщился: «Извини, но это кажется невероятным. Учитывая, насколько утомительными могут быть маленькие дети, я удивлена, что ты их не бил». Мои пальцы дернулись, но я сдержал гнев: «Они мои братья, моя плоть и кровь. Я умру, прежде чем причиню им боль». Я молчал. Эда тоже не проронила ни слова. «Я, правда, тебя не понимаю, Серкан Болат». «А ты и не должна» «Увы, я слишком проницательна и наблюдательна, но прежде чем я сделаю свой ход, ты откроешься мне больше, чем сам того желаешь». Я боялся, что она была права. Шахматная фигура. Средство для достижения цели. Это все, чем могла быть Эда, и ничем больше. Но мы все ещё говорили об Эде… Моя улыбка стала жестокой: «Эда, я знаю, что потеря твоей девственности по отношению ко мне заставляет тебя думать, что у нас может быть особая связь. Но для меня мы не делаем ничего особенного. Я трахнул столько женщин, сколько ты даже не можешь представить. Твоя киска такая же, как и любая другая. Я забрал кое-что у тебя, а теперь ты хочешь оправдать это эмоциональной чушью». Она напряглась, но потом одарила меня понимающей улыбкой. Ее пальцы обвились вокруг моей шеи, и она прижалась лбом к моему, как и я раньше. «Ты кое-что забрал у меня, и это правда, но так делаешь не только ты. Может, ты этого еще не видишь, но с каждым разом, с каждым нашим взаимодействием ты отдаешь мне немного себя, Серкан. И уже никогда не вернешь обратно. Я резко захватил ее губы и перекатился на нее, прижимая к матрасу своим весом. «Нет», — прорычал я ей на ухо. «Не думай, что ты меня знаешь, Ангел. Ты ничего не знаешь. Ты думаешь, что видела мою тьму, но вещи, о которых ты даже не подозреваешь, настолько темны, что никакой свет на этой земле не может проникнуть в них». «Ты боишься, что я все-таки смогу это сделать?» — прошептала она. Я задрожал от ярости. Я хотел избавиться от злости. Я хотел причинить боль. Я хотел сломать что-нибудь. Я двинулся вниз по ее телу и сдвинул ночную рубашку, а затем сорвал трусики с ее ног. «Я говорила тебе, что моя боль не прошла», — мягко сказала она. Почему она должна казаться такой уязвимой прямо сейчас? Какого черта она со мной делала? Я раздвинул ей ноги. Она не остановила меня, несмотря на напряжение в конечностях. Глубоко вздохнув, я опустился на живот, расслабляясь между ее бедер. Ее тело потихоньку смягчилось, когда она поняла, что я не собираюсь причинять ей боль. Я прижался к ней ртом, и она вздрогнула. Я провел губами по ее складкам, и вскоре она начала извиваться и стонать. Я не торопился, наслаждаясь тем, как она отдавалась удовольствию. Кончиками пальцев я провел по мягкой коже на внутренней стороне её бедра, отчего мышцы расслабились. Никаких признаков напряжения или страха. Она кончила с красивым криком, ее тело выгнулось, давая мне умопомрачительный вид на ее прекрасные соски. Я прошёлся поцелуями по ее телу, пока не добрался до губ. «Мы все ещё говорим о том, чтобы давать и брать что-то в замен. Я отлизал тебе. Как насчет того, чтобы оплатить мне тем же прямо сейчас?» «Ты можешь использовать мою руку, на большее я не согласна», — твердо сказала она. «Я хочу войти тебе в ротик, а не в твою руку». Она выдержала мой взгляд: «Либо моя рука, либо ничего». «Последний раз женщина мастурбировала меня рукой, когда мне было четырнадцать. После этого кончал в ротик, киску или попку». «Хочу напомнить тебя, что я не такая, как они, Серкан». Нет, она точно не была. Эда была всем: хитростью, силой, верностью и жестокостью. Она могла бы быть Боссом, если бы женщинам в нашем мире было это позволено. Я перекатился на спину и скрестил руки за головой. Эда села, пытаясь скрыть свою неопытность, но ее нервы дали сбой, когда она возилась с моим поясом. Я ей не помогал. Мой член был уже болезненно твердым, когда она вытащила его из нижнего белья. Ее прикосновения были слишком мягкими, когда она гладила меня, но мне нравилось наблюдать за её действиями. Вскоре она нашла правильное давление и ритм, и я сунул руку между ее ног и начал рисовать восьмерки вдоль ее клитора и складок. Когда Эда начала дрожать от силы своего оргазма, и ее рука сжала мой член, и мое собственное освобождение переполнило меня. Я кончил, как подросток, испачкав весь живот. Я использовал ее трусики, чтобы вытереться, несмотря на ее хмурый взгляд. Затем я прижал ее к себе, чувствуя её напряжение, но, в конце концов, Эда положила голову мне на плечо. «Это было не так уж плохо, — медленно сказал я, — но если ты хочешь поставить меня на колени, тебе придется использовать свой рот». Она фыркнула: «Я найду другой способ поставить тебя на колени, Серкан Болат». К сожалению, я точно знал, что, если кто и мог это сделать, так это Эда.