Пленница

POV Эда: Они позволили мне остаться рядом с Адамо. Я присела у его ног, чувствуя тошноту в животе от того, чему я стала свидетелем, и от мыслей о том, что еще должно было произойти. «Серкан спасет. Он займет твое место, — прошептал я, — и завтра ты вернешься в Лас-Вегас, где Энгин вылечит твои раны». Адамо склонил голову, его темные глаза были мрачными. «Серкан — Босс. Он не пойдет на смерть только из-за того, что я был настолько глуп, что попал в плен. Я разочаровывал его с самого рождения, поэтому он воспользуется шансом и убьет Рокко вместо того, чтобы сдаться». Я убрала мокрую ткань с его ожога, и он глубоко выдохнул. У Адамо были сломаны нос и запястье, а еще вывихнуто плечо. Должно быть, он испытывал ужасную боль, но я, к сожалению, ничем не могла ему помочь. Игра на чувстве вины моей семьи вынудила их дать мне эту небольшую свободу. Да, это не убедило их вызвать для парня врача. Однако, они, наверное, продолжили бы мучить Адамо, если бы я ушла от него. «Ты ошибаешься, Адамо. Серкан защитит тебя, несмотря и на что. Ты же знаешь, он не боится ни боли, ни, тем более смерти. Он займет твое место, потому что ты его брат, и он заботится о вас о всех. Он сделает для тебя и твоих братьев всё, что угодно. Адамо приглушенно рассмеялся: «Почему ты говоришь о нем так, будто не ненавидишь его? Ты забыла, что он похитил тебя, разрушив твою жизнь». Я отвернулся. Мне не хотелось рассказывать ему об Альпе и Кираз, и уж тем более я не хотела говорить с ним о моих в чувствах к его брату. Адамо, съежившись, наклонился вперед так, чтобы наши лица были друг напротив друга. Это было рисковым ходом со стороны парня, потому что за нами, несомненно, наблюдали, а моя семья все еще стремилась пролить кровь. Его или Серкана, для них это не имело значения, пока они были Болатом. Я встретилась взглядом с Адамо, и в его глазах я появилось непонятное мне понимание. «Пошло всё на хуй», — хрипло прошептал он, наклонившись еще ближе, несмотря на веревку, которая привязывала его неповрежденную руку к стулу: «Ты смотришь на меня с тем же выражением, что и Серкан, когда кто-то упоминает тебя». Моя грудь сжалась: «Прости, я должна идти». Я встала и отступила на шаг. Адамо Болат. Болат, вот какая фамилия должна быть у моих детей. «До свидания», — прошептала я, но в глубине души гадала, действительно ли я вижу его в последний раз. Я быстро повернулась и вышла из комнаты, наткнувшись на Эвана, который стоял прямо за дверью, смотря на меня с непонятным выражением лица. «Почему ты заботишься об этом проклятом ублюдке Болате?» «Он никогда меня не обижал, и не делал мне больно. К тому же он всего лишь ребенок». Эван покачал головой: «Он взрослый человек, Эда. И ты должна позволить нам разобраться с ним и с Серканом. Мы сделаем то, что обязаны сделать». Мы вошли в главный зал, где тихо разговаривали папа, Виктор и Рокко. Они повернулись к нам, как только мы вошли. Я столкнулся с Эваном: «А это что?» «Это для того, чтобы поставь Серкана на колени и заставь его умолять о пощаде. Умолять о смерти. Я сам лично отрежу ему член, а Виктор позаботится о его яйцах, которые мы будем держать в красивом мешке со льдом, чтобы этот ублюдок мог смотреть на них, пока мы его истязать. А, в конце концов, мы засунем их ему в глотку». Виктор мрачно улыбнулся, и даже папа выглядел так, будто не мог вообразить ничего лучше, чем совершение самого жестокого убийства, которое он только мог представить. Я напряглась: «Он отец моих детей». Эван крепко схватил меня за плечи и мягко сказал: «Он сломал тебя, Эда». Почему никто из них никогда не спрашивал меня, считаю ли я себя сломленной. О Все четверо повесели на меня этот ярлык, и заставили чувствовать себя таковой. «Он чудовище», — добавил Эван. «И он не единственный», — прошептала я, блуждая глазами по собравшимся мужчинам. Эван опустил руки, его лицо исказилось, будто я ударил его ножом. «Я делаю это для тебя. Чтобы отомстить за тебя», — будто оправдываясь, сказал он. «Кто-нибудь из вас спросил, чего хочу я? Хочу ли я этого кровопролития? Хочу ли я мести?» — закричала я. Рокко вышел вперед с застывшим выражением лица: «Разве ты не хочешь увидеть Серкана Болата на коленях? Разве ты не хочешь увидеть его сломленным и умоляющим?» Я хотел этого, но не так, как этого хотели они. «Я больше ничего не хочу», — сказала я спокойнее, потому что они никогда не поймут меня. Эван обнял меня и поцеловал в висок: «Эда, поехали домой». «Да, пойдем домой», — мягко сказал я. Я посмотрела на Эвана, понимая, что впервые в жизни мы говорили не об одном и том же месте. POV Серкана: Энгин, Серхио и я взялись руки, прижимая друг друга к татуировке. «Ты будешь лучшим Боссом, чем я, Энгин. Ты не будешь убивать людей, которые могут быть нам полезны. Твоя логика сделает Каморру еще более сильной». Энгин ничего не ответил, просто посмотрев на меня. Серхио покачал головой: «Серкан, давай нападем на них. Я лучше умру в битве, чем увижу тебя в их руках». Я мрачно улыбнулся: «Тебе придется умереть в другой день. Я заплачу за свои грехи». Энгин тяжело вздохнул: «Она не вернулась, Серкан. Она осталась в Миннеаполисе. Они не подпустят тебя к ней. Ты умрешь, ничего не получив». «Нет, я умру за нее, чтобы сделать то, что она хочет». Энгин ушел: «Черт. Хоть раз будь разумным». «Хватит. Я принял решение, и вы его примете». Машины остановились, и я отошел от братьев, которые остались в машине. Энгин и Серхио подняли оружие через открытые окна. Я не был вооружен, когда шел к припаркованным напротив машинам, с поднятыми над головой руками. Я был уверен, что Рокко не нападет на Энгина или Серхио только для того, чтобы отправить им запись моего максимально жестокого расчленения. Он будет попытаться разрушить мою семью также, как я разрушил его, но не убьёт нас всех. Пока нет. Вначале шёл Рокко, за ним Эван, Виктор и еще несколько человек, которых я не знал и на которых мне наплевать. Йылдыз-младший подошел к задней части машины и вытащил Адамо. Он едва мог стоять, когда тот тащил его за собой в мою сторону. Гнев кипел у меня под кожей. Эван толкнул брата на землю к моим ногам, и тот взглянул на меня, залитым кровью лицом, прижимая сломанную и обожженную руку к груди. «Нет, — прошептал он, — не делай этого. Не позволяй им убить тебя из-за меня. Это моя вина, что я попал сюда». Я двинулся к нему и на мгновение прикоснулся к его голове: «Ты единственный из нас всех, кто меньше заслуживает смерти, Адамо». Я убрал руку с его головы, но прежде чем я пошёл вперед, он схватил меня за предплечье, его пальцы сомкнулись на моей татуировке Каморры. «Это мы против мира», — пробормотал он. «Против мира», — сказал я. Эван схватил меня за руку, и я победил инстинкт разбить его лицо. Я увидел его кулак, приближающийся ко мне, и улыбнулся. Первый удар затуманил мое зрение, удар по яйцам поставил меня на колени, а пистолет, приставленный к моему затылку, наконец, втянул меня в темноту. POV Эды: Эван и Виктор затащили Серкана в убежище, руки и ноги его были связаны, из разбитого носа текла кровь, волосы прилипли к затылку. Я медленно встала с дивана, на котором ждала почти час в окружении двух телохранителей. Папа подошел ко мне, пытаясь оградить Серкана от моего взгляда. Или меня от его. Я, честно говоря, не знала, да и мне было все равно. «Фея, тебя здесь не должно быть». Его глаза сузились, глядя на моих телохранителей, жёстко и жестоко. «Я останусь», — сказал я твердо и решительно. Рокко вошел последним. Мужчины переглянулись. Его слово было законом, а не моё, но их вина давала мне власть над ними. Большую власть, чем они имели надо мной. Я ненавидела использовать это против них, но они никогда не позволили бы мне обладать силой по какой-либо другой причине. Я прошла мимо отца к Виктору и Эвану, которые тащили Серкана под руки. Его голова была опущена, а тело расслаблено. Я попыталась скрыть дрожь, охватившую меня в тот момент, когда увидела Его. Серкана Болата Выражение лица Виктора исказилось, как всегда, когда он видел меня. На нем читалось чувство вины и вспышка унижения за то, что меня отняли у него, потому что меня отнял Серкан. Мой бывший жених был сильным и могущественным человеком, и вина за моё похищение преследовала его также, как и каждого мужчину в этой комнате. Я была их главной неудачей. Их гордость теперь напоминала запятнанную тряпку. И каждый раз, когда им приходилось смотреть мне в глаза или, что еще хуже, в глаза моих детей, они вспоминали об этом. Они никогда не позволят мне быть кем-то, кроме птицы со сломанными крыльями. Они не могли позволить, но я хотела летать. «Эда, ты пришла посмотреть, как умирает этот ублюдок?» — спросил Эван, его лицо было жестоким, жадным, грубым, поскольку его глаза были прикованы к Серкану, который все еще не двигался, но я заметила еле заметное сокращение его мускул в плечах. А Он приходит в себя. Мое сердце забилось быстрее, а ладони вспотели. «Я знаю, что ты заслуживаешь мести, Фея, но это будет больше, чем ты сможешь вынести, поверь мне», — сказал отец, подходя ко мне сзади и кладя руку на плечо. Его голос был мягким, убедительным, но его лицо выражало ужасающую тревогу и жестокость, когда он смотрел на отца моих детей. «Какие на него планы?» — спросила я дядю, зная, что последнее слово по этому поводу будет за ним. Его холодный взгляд не был таким контролируемым, как обычно. Он, как и все, хотел разорвать Серкана на части. Они долго ждали этого момента. «Мы продлим его пытки как можно дольше, не рискуя подвергнуться нападению Каморры». «То есть он не умрет сегодня?» «О, нет. Он не умрет сегодня, — пробормотал Эван, — но он будет об этом желать». Я кивнула, не ожидая другого ответа. Серкан не испытает никакой пощады в руках «Outfit», хотя он и не попросит об этом. «Он будет умолять о смерти», — резко сказал папа. «Я никогда никого ни о чем не прошу». Я вздрогнула от знакомого тембра, от скрытой угрозы, от потока силы. Как он это делает? Серкан поднял голову, и мой брат с Виктором сильнее схватили его, но они слились с задним фоном, когда глаза Серкана наконец встретились с моими. Пятнадцать месяцев. Сила его взгляда поразила меня, как приливная волна. После того, как он освободил меня, я часто задавалась вопросом, смогу ли я забыть его, смогу ли я двигаться дальше и жить новой жизнью. Однако теперь, когда я посмотрела на него, я поняла, насколько глупо было рассматривать даже вероятность этого варианта. Уголки его рта приподнялись в кривой улыбке и он прошептал: «Ангел». Мой брат ударил Серкана по лицу, но тот только мрачно усмехнулся, когда кровь упала на пол. «Это твой способ попросить прощения», — спросил мой отец. Серкан смотрел от каждого из них, пока его глаза наконец не остановились на мне. «Ты хочешь, чтобы я умолял о пощаде? » Его глаза тянули меня в темноту яростно, безжалостно, бесповоротно, как всегда. Как всегда. «Я не прощу тебя», — мягко сказал я. Что-то промелькнуло в глазах Серкана, но Виктор и Эван оттащили его от меня, разрывая нашу зрительную связь, и повели по коридору в камеру пыток. Папа поцеловал меня в щеку: «Мы отомстим и заставим его заплатить за то, что он сделал». Он ушел, оставив меня с Рокко, который внимательно смотрел на меня. Он слегка коснулся моего плеча, и я встретилась с ним взглядом. «В конце концов, он попросит прощения», — пообещал дядя. Я на мгновение прикоснулась к его руке: «Я не хочу, чтобы он извинялся, потому что это в любом случае будет фальшью». Серкан все делал это с необузданной страстью, неистовой яростью, и без тени сожаления. Серкан Болат поглощал, уничтожал и разрушал. Он взял все, ничего не оставив после себя. Он был нераскаявшимся грешником. Он был моим разрушителем, убийцей, мучителем, палачом. Он был монстром и чудовищем. Он был отцом моих детей. Человеком, который держал мое сердце в своей жестокой и сильной руке. «Я так полагаю, вы кастрируете его?» Это был ненужный вопрос. Я и так знала, что они сделают, это было лишь одно из многих пунктов, которые они планировали воплотить в жизнь. Все, что мне нужно было, знать, это время. Рокко коротко кивнул: «Завтра. Не сегодня. Это значительно ускорит его смерть. Виктор и Эван сделают это. Не уверен, что ты должна на это смотреть. Но, возможно, тебе придется. Сегодня будет спокойнее, чем завтра, так что оставайся, если хочешь». «Спасибо», — прошептала я. Медленно я подошла к экрану на столе и включила его. Мой брат и Виктор уже били Серкана ногами в живот, но Болат и не пытался защищаться. Когда они наконец остановились из-за того, что вошел Рокко, Серкан перевернулся на спину и посмотрел прямо в камеру, зная, что я смотрю. Он не отводил глаз, никогда мой отец взял нож и разрезал его грудь. Не тогда, когда настала очередь Эвана. Не тогда, когда пришёл черёд Виктора. Не тогда, когда до него добрался Рокко. Я провела много часов, днем и ночью, представляя, каково будет видеть сломленного Серкана, стоящего на коленях. Однако все было не так, как я себе представляла: мое сердце сжимало мою грудь так сильно, что я едва могла дышать, а слезы так сильно давили на веки, что мне пришлось прикусить щеку, чтобы сдержать их. Даже несмотря на пытки, Серкан не выглядел сломленным, потому что его нельзя было сломать, ни насилием, ни болью. Я отвернулся от экрана и пошла прочь. Мои телохранители последовали за мной, шагая медленно и размеренно. Тени созданы, чтобы защитить и спасти меня, на как жаль, что меня нельзя было спасти. Моя семья пыталась излечить меня, но в этом не было необходимости, потому что я не была ни сломлена, ни разбита. Я сел за руль своего мерседеса и завела двигатель, и как только мои телохранители оказались внутри, моя нога нажала на педаль газа. Они косо посмотрели на меня, но ничего не сказали. В любом случае, они созданы для защиты, а не для осуждения. Мне была предоставлена эта свобода, которую я оплатила виной собственной семьи. Так или иначе, они не могли держать птицу со сломанными крыльями в золотой клетке. Как только машина припарковалась перед домом моей семьи, я заглушила двигатель и вышла, не дождавшись их. Я вошла и побежала наверх, не останавливаясь, пока не оказалась в детской. Альп и Кираз спали в общей кроватке, выглядя умиротворенно и изумительно красиво. Я погладила детей по головам, у них были густые волосы, как у их отца. Когда мои пальцы коснулись лба Альпа, открылись его темно-зелёные глазки, точь в точь как у Серкана. Я наклонилась и поцеловала его лобик, затем сделала то же самое с Кираз, вдохнув их аромат, я опустилась в кресло, смотря, как они спят. Не знаю, как долго я пробыла в таком состоянии, когда дверь открылась, позади меня послышались знакомые шаги. Шаги, которые были со мной большую часть моей жизни. Теплая рука опустилась мне на плечо, и я накрыла ее своей. Эван поцеловал меня в макушку, а затем на мгновение прижался к ней лбом. Такой нежный и заботливый, такой непохожий на того человека, которого я видела рядом с Серканом. Он выпрямился, и я запрокинула голову, посмотрев на него. Его взгляд остановился на Кираз и Альпе, но для него в них не было ничего прекрасного. Как всегда, его глаза блеснули чувством вины и отвращения, когда он взглянул на них, прежде чем поймал мой взгляд и отвёл свой от них. Выражение его лица вновь наполнилось теплом. Как бы я хотела, чтобы он приберег хоть немного для детей, которых я любила больше жизни. Эван был моей кровью. Он всегда будет мне дорог. Он был такой же частью меня, какой я была частью его, я не обижалась на его чувства к моим детям. Я знала, что он ненавидел их отца, а не их самих, но более всего, он ненавидел себя. Я встала, схватила его за шею и притянула к себе, пока его лоб не коснулся моего. «Пожалуйста, Эван, перестань винить себя. Пожалуйста, я умоляю тебя. Я не сломлена. У тебя нет причин чувствовать себя виноватым». Он улыбнулся, смотря мне в глаза, но я поняла, что его вина была слишком глубокой. Может быть, завтра он, наконец, освободиться от этой вины. Может быть, он сможет отпустить, когда ему придется отпустить меня. «Я люблю тебя», — сказала я, зная, что это было в последний раз. «И я люблю тебя, Эда, больше жизни», — крепче обнимая меня, сказал мой близнец.