Не место для бабочек II: Наследие Страж-камня

Никто не погиб. Совсем никто. Несколько обожженых, кое у кого переломы, но все, абсолютно все защитники живы. В главном зале таверны гремит настоящий пир, и победившие защитники восхваляют богов, друг друга и жрецов. Пьяный перебинтованный крестоносец истово целует руки пожилой кухонной, мальчишка, которого Ирабет считала мертвым, испуганно глазеет из-за дальнего стола. Перепуганный, со сломанной ногой, но живой. На негнущихся ногах комендант заходит в свой кабинет; ее окликает Аневия, но Ирабет торопливо захлопывает дверь. И вздрагивает от голоса старого друга и соратника: — Что же не празднуете, комендант? Генри сидит на широкой двуспальной кровати. Один его глаз кривовато, но прочно залеплен компрессом. В руках пивная кружка, от которой горько пахнет кровотворным. Единственный глаз слабо сверкает в свете единственной в комнате свечи. Край губы дрожит то ли в улыбке, то ли в гримасе боли. Ирабет вспоминает широкий замах, хруст костей, кровь, горячими брызгами оставшуюся на ее лице. Запоздало потирает щеку. Уголок губ Генри дергается чуть выше, она на секунду видит пожелтевший сколотый клык. — Неужели вы не рады победе? — Генри поднимается с кровати. Здоровая половина тела опирается на костыль, который в прошлой жизни был, кажется, спинкой стула. Верхняя, опорная часть крепко перемотана грязным полотенцем. Слева на теле нет живого места — только уйма бинтов и грубо вырванные из мебели куски дерева. На некоторых еще блестит лак и видны следы от гвоздей. Перебинтованная рука висит на обрывке ткани, держится им за шею. Нога выглядит вдвое короче, чем должна быть. — Не думала, что выживу, а? — он невесело усмехается. — Не надеялась? Надеялась, что нет? Ирабет молчит, в горле встает ком. Она облизывает сухие губы и судорожно выдыхает. Генри неловко ковыляет ей навстречу, опираясь на костыль и единственную здоровую ногу. В руке все еще сжимает кружку, и горький запах кровотворной настойки забивает ноздри. Он теперь молчит тоже, и она почти благодарна, что ответ ему, кажется, не нужен. Видеть Генри таким немыслимо больно, в голове перегоняя друг друга мечутся радость от того, что он жив, и непонимание: почему? Как так случилось, что он все еще жив? — Девчонка Гверма, Камелия, — отвечает Генри на незаданный вопрос. — Успела. Пока ты, — он тычет кружкой ей в грудь, почти касаясь грязного доспеха, — стояла и тряслась. Она, глупая подстилка… так ты говорила? Приспешница самозванки, — Генри выплевывает это слово с горечью. — Девчонка, которую я чуть было не послал на смерть, потому что верил тебе! На смерть? На какую смерть? Это была разведывательная миссия, несколько точек, в которых, скорее всего, никого нет… не должно было быть! — Я рассказал ей про башню Эстрод, потому что ты, комендант, заставила меня поверить в их шашни с демонами. А сегодня она за это спасла мне жизнь. Он протискивается мимо, избегая касаться ее плеча — то ли боится беспокоить больную половину тела, то ли из омерзения к трусихе и предательнице. Ирабет продолжает молчать, сердце колотится тяжело и глухо, как если бы не было никакой победы, как если бы она оказалась права, и эта Мерисиэль… — О, Генри! А мы тебя ищем! Пора на перевязочку… подержите сэра Генри, мадам. Вот так… — Аневия подхватывает Генри и сгружает подоспевшей кухонной, перешедшей в разряд кого-то вроде сестры милосердия. Когда успели? Когда они успели организоваться в лазарет, подготовиться, научиться?.. — Ирабет, чего застряла? Снимай уже эти железки и идем к нам! — Кто-то должен выйти в дозор, — глухо произносит Ирабет. — Я пойду. Дверь за спиной закрывается. Неви почти неслышно оказывается рядом, пытается заглянуть в глаза — нельзя. Нельзя ей на нее смотреть. Ирабет отворачивается, делает вид, что поправляет перевязь с бесполезным мечом. — Эй, ты чего? У нас достаточно людей в дозоре, командование может и отдохнуть немного… Что с тобой, мы же победили? Ирабет вспоминает, как Аневия с горящими глазами бросилась на минотавра вместе с командой Мерисиэль, как из-за их спин вынырнули лучники, которых все они, оставшиеся у дверей, считали мертвыми. Как вопящая адская тварь, одним своим видом сковавшая ее паникой, падает к ногам ее Неви и этих… всех тех, кого сама Ирабет до конца считала предателями или на худой конец просто бесполезным балластом. Кому сделала одолжение, допустив до операции, кого хотела… Нет, нет! Никогда не хотела! Только отправить подальше, не убить, не убить! — Родная, ну что с тобой? — Неви все-таки ловит ее взгляд. Ее храбрая Неви сейчас действительно не понимает, что происходит. — Я отправляюсь в дозор, — голос звучит твердо и уверенно, но глядя ей в глаза врать бесполезно. Ловкие пальцы уверенно поддевают скрытые под латными пластинами ремешки, выхватывают их из пряжек, стаскивают наплеч и тянут вниз наруч. Мутное от чужой крови золото ловит слабый отблеск свечи. Ирабет кажется, что это и есть низложение, что сейчас Аневия, ее любимая Неви, заберет эти доспехи и отнесет той, кого комендант громко клеймила позором при своих близких соратниках. Потому что она их достойна, достойна носить на себе символы Иомедай, эта девчонка, эта выскочка! Злость, державшая Ирабет на плаву все это время, оборачивается горечью ошибки, которая могла стать роковой для них всех. Аневия молча снимает тяжелый нагрудник, и Ирабет сгибается, будто сдувается, горбится под тяжестью невысказанного обвинительного приговора. Жена привлекает ее к себе, утыкается носом в поддоспешник, прижимается так крепко и отчаянно, что сбивает с мысли, заставляет потеряться в догадках — почему? Почему объятия? Это прощание? Она прощается с ней перед неминуемым трибуналом?! — Мы победили, — Аневия поднимает на нее серьезный взгляд. — Мы победили и выжили, все до единого. Слышишь? — Я чуть всех не угробила, — глухо роняет Ирабет. Признание рвет душу, правда обжигает горло. — Я сдрейфила, Неви. В последний момент я просто… просто… — Это сейчас совсем не важно, — Аневия прерывает ее раньше, чем голос срывается на позорные всхлипы. — В последний момент действовал кто-то другой, но если бы не ты — действовать было бы некому. Ты собрала нас здесь, ты держала оборону, организовывала разведку и убежища — ты! Не кто-то другой. Ты хороший комендант, но это твой первый бой в качестве военачальника. — А у Мерисиэль в этом большой опыт? — получается все равно жалко. — Она была не одна. С нами был Ратимус, с нами была Сиила — одна ее кричалка чего стоит! Нет славы без риска! Как проорала — так у наших сразу глаза загорелись, как они бились! А мальчишки… помнишь моих мальчишек? С нами пятеро остались, уходить отказались наотрез. Ну, я их и подрядила в оруженосцы, чтобы хоть вперед не лезли… Тащили в лазарет огромных мужиков и взрослых женщин, и даже не пикнули от страха! Аневия тараторила звонко и отчаянно, стаскивая с Ирабет броню, которой она больше не заслуживает. Накинула, будто издеваясь, табард Орлиного дозора, принялась расчесывать спутанные волосы, умыла влажной тряпицей от чужой крови. Потянула в зал, не позволяя вставить и слова, но Ирабет осталась на месте. Неви замолчала. — Я всех вас подвела, Неви. Я тебя подвела. — Неправда, и ты это знаешь, — твердо, без капли отчаянной веселости, произнесла Аневия. Ее глаза блестели точно также решительно, как на поле боя, вот только губы совсем не улыбались. — Подвела, — твердо повторила, глядя в глаза любимой женщине. Она больше ничего не ответила, но и не ушла. Осталась рядом, обняла — сильная и храбрая воительница обнимает огромный кусок бесполезного мяса, не способный поднять собственный меч. В горле клокотали слезы, но Ирабет сцепила зубы и смотрела поверх головы своей жены в темное окно, за которым несколько солдат, переругиваясь, куда-то тащили дохлого минотавра.