Господин Надежда

      Холодный пот стекал по лицу и телу, оставлял влажные следы, которые хотелось стереть рукой. Хаджиме распахнул глаза, но тут же зажмурился: слишком ярко и больно было глазам.       — Хаджиме, ты проснулся?       Этот голос сейчас был самым главным ускорительным, и Хината облегченно выдохнул, всё же аккуратно открывая глаза.       — Госпо… Нагито?..       — Ты кричал во сне. Я подумал, с тобой что-то произошло.       Хаджиме судорожно сглотнул слюну, сел в нормальное положение, прикрывая низ одеялом и почёсывая голову. Так всё это был сон?..       — Со мной всё в порядке. Просто… Кошмар приснился.       — Хорошо. — Комаэда встал, неловко почёсывая затылок и улыбаясь. — Завтрак на столе.       — За опоздание он будет выкинут в окно?       Комаэда театрально закатил глаза, а сам он был виден лишь из маленькой щёлки едва приоткрытой двери.       — Ага. Обязательно.       Дверь захлопнулась, и Хаджиме сонно усмехнулся. Когда это Нагито успел стать таким добрым?       От этих разговоров на душе стало легче. Нагито ведь… Пришел. Пришел и попытался понять, в чем дело. Он волновался за Хаджиме?             Хината машет головой, откидывая подобные мысли в сторону. Забота… Пф. Хаджиме думает о том, что он завысил свою планку ожиданий к Комаэде, что может быть чревато последствиями — с его-то изменчивым характером доброжелательное отношение по щелчку пальцев может смениться ненавистью. Как бы отстойно это ни было, Хината принимает это как должное и пускает всё на самотёк, игнорируя странное напряжение в груди — остатки сна. А после парень поднялся и ушёл на кухню.       — Хоть бы оделся ради приличия.       Хаджиме осматривает себя. На нем длинная футболка, отлично прикрывающая все неприглядные места, и носки, которые он успел натянуть перед походом на кухню. Хината неопределенно пожал плечами и сел за стол.       — Ты тоже не в парадной одежде.       Хината хотел бы сделать ещё пару замечаний его внешнему виду, но осекся; он всё ещё имеет роль прислуги, даже несмотря на то, что их формальные отношения сменили свою формальность.              Но Нагито, казалось, не заметил такой наглости своего подчиненного. Он подцепил пластиковой вилкой круглую помидорку из салата и задумчиво оглядел ее, после положив в рот.       — А тебе что-то не нравится? — проговорил он с набитым ртом, глядя прямо на Хаджиме. Удивительно, но этот взгляд больше не вселял какой-то странной неуверенности в своих действиях и страха. Это был простой взгляд простого человека.       — Нет, всё прекрасно.       Хаджиме пододвинул к себе небольшую упаковку заказной еды и удивился.       «Что-то на богатом», — подумал Хаджиме, осматривая вполне аппетитно выглядящий салат «Цезарь».       — Можно вопрос? А сколько это стоило?       —Девятьсот шестнадцать йен.       Хаджиме поперхнулся куском салата.       — Сколько-сколько?       Комаэда выгнул бровь, откладывая в сторону чашку с водой.       — А что-то не так?       — Да я этот салат всю жизни отрабатывать буду! — Хаджиме шокировано смотрел на салат, ощущая себя большим должником или неудачником, проигравшим в карты большую сумму. — Он стоит больше, чем моя зарплата!       — Чего-чего?       — Мне придётся копить деньги вечность…       — Идиот… — Комаэда звонко хлопнул себя по лицу рукой, — Я впервые в жизни решился заказать нормальную еду, а ты мне про деньги втираешь?       — Нет, я, конечно, очень благодарен, но мне просто жалко есть салат за почти тысячу йен!       — Видимо, мы никогда не преодолеем рубеж бедных и богатых…       — Ты кого бедным назвал?!       — Тебя, кретин. Цыц, — прервал он, видя возмущение Хаджиме, — иначе будешь всю посуду мыть.       — Но я и так её мою…              — Ничего страшного. Ещё помоешь.       Хаджиме закатил глаза, всё таки доедая салат за почти тысячу йен. Казалось, что в этот салат была покрошена его зарплата, отчего Хаджиме ел с видом великомученика.       — Снег выпал. Надо дороги расчистить. — задумчиво произнес Нагито. Снег действительно лежал объемным пластом на земле в большом количестве.       — Это будет моим заданием?       — Я тебе помогу. Расчищать слишком много.       — Какая честь…       Комаэда мягко улыбнулся, откладывая недоеденный салат в холодильник и подходя к Хаджиме, который поспешил вымыть за собой посуду.       — Оденься теплее. Там холодает. — сказал юноша и отошёл от слуги, оставив его в смятении.       Хаджиме прикрыл глупую улыбку рукой. Это… Так мило со стороны Комаэды, заботиться о Хаджиме. Только вот он кое-чего не учёл…       — Нагито… У меня нет тёплой одежды.       Комаэда медленно развернулся, удивленно на него уставившись.       — Совсем?..       — Ну… Да? — Хината потоптался на месте, почувствовав лёгкую неловкость. Впрочем, ничего сверхъестественного не произошло, и Нагито лишь вздохнул, поманив рукой.       — Значит, дам тебе свою старую одежду. Пойдём.       Хаджиме повиновался, изредка с виной поглядывая на Комаэду. Но Нагито, видимо, его не винил. Проведя шатена в свою комнату, Нагито начал рыться в своей одежде, что-то бормоча себе под нос или хмурясь. Наблюдать за этим было довольно забавно; Хаджиме непринуждённо улыбался уголками губ, наблюдая за Нагито.       — Держи. Надо будет съездить в город и купить что-то тебе.       — Оу, не стоит, я и сам…       — Определенно стоит. — прервал его Нагито, всучив тёплую темно-синюю кофту с горлом и штаны с шерстяной подкладкой. — Ещё заболеешь мне тут…       Хаджиме хоть и поворчал с минуту о том, что он мог бы и сам себе купить потом одежду, но надел дары благодушного сегодня господина и повертелся перед ним. Тот одобрительно кивнул, уже натягивая на себя нечто похожее, только в два раза более объемное и бесформенное, чем у Хаджиме.       — Выглядишь мило.       — Ты так думаешь? — Комаэда повертелся перед ним, а свитер колебался из стороны в сторону по его телу. — Не думаю, что он подходит такому, как я.       — Подходит. Он…. Прекрасно на тебе сидит?       — Мне приятно, Хаджиме, но тебе не стоит выдавливать из себя комплименты только ради того, чтобы сделать мне приятно.       — Но я правда так считаю.       Нагито на мгновение остановил взгляд на Хаджиме, будто пытаясь что-то разглядеть, но после отвёл взгляд. Хината заметил лёгкую, сокрытую усилиями улыбку и благодарный блеск в глазах.       — Идём уже.       Помимо всего прочего, Комаэда вручил Хинате тёплую куртку и ботинки. Они пахли каким-то приятным парфюмом и Нагито… Примерно такой же запах Хаджиме чувствовал, когда лежал больной в постели Комаэды, и этот запах ни капли не вызвал отвращения.       — Стой, — Нагито застегнул куртку до конца и улыбнулся Хаджиме, оборачиваясь. — Можно выходить.       На улице и правда было морозно. Видимо, какое-то время были сильные снегопады — иначе нельзя было оправдать эти большие сугробы уже за домом, которые из окна Хаджиме сначала и не заметил. Щеки и нос щипало от холода, и они тут же краснели, заставляя вечно их греть в ладошках. Милейшее зрелище.       Хаджиме не так часто выходил на улицу, ведь большая часть его работы была именно домашней. В целом, он и не жаловался, а теперь так вообще был рад, ведь их трудные взаимоотношения с хозяином дома перестали быть проблематичными.       Заднюю часть дома окружал толстый забор, по высоте превосходящий самого Хаджиме. Комаэда сказал начать убираться там, дал лопату, и Хаджиме поплёлся к тому самому высокому забору, игнорируя снег, норовящий залезть в ботинки. Копать было трудно как минимум из-за отсутствия практики: то лопата тонула в снегу, то Хаджиме, то лопата врезалась во что-то твёрдое и предупредительно трещала. Руки быстро уставали, на пальцах появлялись мозоли. Хаджиме пыхтел, потел, но продолжал копать.       В один момент лопата наткнулась на что-то чёрное, ужасно неприятно контрастирующее со снегом. Хаджиме наклонился, отряхивая закоченевшие пальцы от мокрого, подтаявшего снега. Это чёрное нечто не вселяло хороших мыслей, но интерес Хинаты был сильнее. Он взял большую тушу в руки, повертел меньше минуты, а потом с испуганным визгом отбросил в снег.       Только что в его руках побывала мертвая, окоченевшая от холода, ворона.       — Хаджиме? Всё в порядке? — раздался со стороны голос Нагито. Хината пытался отдышаться, но руки всё ещё противно дрожали от того, что он только что трогал труп. Пусть это всего лишь труп птицы.       — Да?..       — Точно?       — Всё в порядке, не волнуйся. Я живой!       Шутка прозвучала не слишком удачно — нет, менее, чем неудачно — но Нагито, вроде как, успокоился. Хаджиме нашёл в себе силы копать дальше, но склизкое, противное чувство в груди никак не покидало. Хаджиме хотел бы избавиться от своей отвратительной тревожности, ведь эй, всё круто, прекрасно, по небу бегают единороги и летают бабочки! Но это же небо сгущало тучи в тёмное бесформенное нечто, всё предвещало если не бурю, то сильный снегопад. Все было прекрасно в жизни Хаджиме, но тревожность в последнее время стала неотъемлемой её частью. Парадоксально: когда существование катится по одному месту, ты самый пофигистичный человек в мире, но когда впервые ты свободен от любых забот, ты накрутишь себя всем, чем только можно и нет.       Жизнь так забавна, не правда ли?       Нет, ни капельки.       Когда дорожки были более или менее расчищены, Хаджиме был ужасно замёрзшим и уставшим. Нагито посоветовал ему пойти погреться у батарей, чем Хината, собственно, и занялся. Он почти уснул у батареи в большой гостиной, где обычно играли дети, но его в последний момент разбудил голос Нагито.       — Ты сегодня сам не свой. Уверен, что все нормально?       — Это… Простая тревожность. Не думаю, что у моих тараканов в голове есть настоящая причина, — Хаджиме натянуто улыбнулся в ответ, а Нагито прикусил щеку, отводя взгляд.       — Я просто… Хочу стать хорошим другом и исправиться. — начал беловолосый аккуратно, будто бы боясь отпугнуть Хаджиме, — Но если ты будешь вечно уходить от вопроса, у меня этого не получится сделать. Хотя, я пойму, если ты не захочешь со мной…       — Нагито, пожалуйста. Заткнись.       — Между прочим, я ещё твой хозяин. Так что поаккуратнее со словечками.       Хаджиме удручённо усмехнулся. Кое-что из Нагито искоренить было невозможно.       — Я имел ввиду перестать себя оскорблять. Иногда у меня ощущение, что для тебя это все равно, что ещё один способ самоповреждения.       — Я!.. — Нагито задохнулся от возмущения. Да, здесь Хаджиме его подловил. Однако это было скорее привычкой, чем реальной попыткой унизить себя. — Вообще-то я о тебе спрашиваю.       Хаджиме оперся о стену. Он смотрел на Нагито сонно, исподлобья, чутка устало и доверчиво, словно котёнок, которого привели в дом и приласкали.       — Все в порядке, правда. Просто некоторые события влияют на меня слишком сильно, точнее, я сам так реагирую.       — К примеру?       Хината замялся. Он не мог решить, стоит ли рассказывать всё Комаэде, ведь не знал, как он отреагирует, что скажет и так далее по списку. Нагито — сплошная белобрысая загадка; ход его мышления было порой очень трудно уловить, предугадать следующие действия вообще представлялось невозможным. Он был странным, и сколько бы Хината себе это ни вбивал в голову, он испытывал поразительную предрасположенность к этому человеку, хотя раньше ненавидел его больше чего бы то ни было. Впрочем, их ненависть на тот момент была взаимна и была обусловлена поведением Нагито. Со времён альтернативного мира прошло много времени, и они оба изменились.       Что-то внутри Хаджиме хотело рассказать всё Нагито. Всё и даже больше. Хотело поговорить с ним на светские темы и попить чай, поведать и узнать о детстве, просто чуть-чуть сблизиться, чтобы элементарно приблизиться на шаг к пониманию Комаэды. Но бывший названный резервник держал под уздой свои чувства, не давая им бушующим цунами вырваться на волю.       Однако Хаджиме рассказал. Прерывисто, с точностью подбирая слова, а после смелее, раскрепощаясь, но не до конца. Нагито слушал его со спокойной миной и ни разу не прервал. Казалось, что ему действительно интересно, но нельзя было определить, маска ли это или же настоящее рвение помочь. По окончании истории Комаэда уже сидел рядом, подобрав под себя ноги в тех же тёплых штанах.       — Думаешь, это что-то значит?       — Не думаю. Знаешь… Эти мысли похожи на маленьких мушек: ты понимаешь их абсурдность, но сделать ничего не можешь.       — Ты накручиваешь себя. У любой тревоги есть причины… Даже если сначала кажется, что их нет. — Нагито выдохнул, благодушно улыбнувшись уголками губ, — Попробуй почитать. Отвлечься от этих мыслей. Хочешь, я даже дам тебе парочку моих любимых писателей?       — Спасибо, Комаэда. Я буду благодарен.       — Минутку.       Хаджиме почти увидел, как его глаза заблестели. Комаэда сорвался с места и вернулся через несколько минут со стопкой книг в руках, которые положил перед Хаджиме.       — Какие книги тебе нравятся?       — Я?.. — Хината на мгновение задумался, а после растянуто продолжил, — Ну… я в последнее время не так часто читал, потому что времени не было… Но в прошлом любил детективы и приключения.       — Хороший выбор, — похвалил Комаэда, вытягивая из стопки пару книг. — Шерлока Холмса читал?       — Конечно! Обожаю этот детектив, — ответил Хаджиме, рассматривая красочные обложки книжек. — Особенно мне нравится рассказ про «Союз рыжих».       — Хорошая история, но мне больше нравится «Этюд в багровых тонах».       — А ты смотрел сериал?       — Обижаешь. Конечно же.       — Я обожаю его. Знаешь, иногда мне кажется, что я чем-то напоминаю себе доктора Ватсона. Ничем не отличаюсь. Неприметный, но все равно попадаю во всякую чушь.       — Ты и правда похож на него характером, — заметил Комаэда, улыбаясь и откладывая часть книг в сторону.       — А ты напоминаешь мне Шерлока.       Комаэда вскинул голову, отчего его кудри забавно колыхнулись в сторону. Он скептично усмехнулся.       — Я не настолько умён, как он.       — Да, самооценка у вас явно различается, но умственные способности…       — Хочешь сказать, что я соизмерим Шерлоку? Величайшему и умнейшему детективу?       Хаджиме кивнул в знак согласия. Нагито хитро улыбнулся.              — Чего и следовало ожидать от того, кто не знает, сколько сторон у восьмиугольника.       — М-мы должны были забыть это! — Хаджиме мгновенно смутился, краснея кончиками ушей, и нахмурился. — Друзья такие вещи не вспоминают.       — Ой-ой, уже и пошутить нельзя, — Комаэда закатил глаза, в которых все ещё блестел озорной, задорный огонёк. — И ты все ещё работаешь на меня, так что не зазнавайся.       — Ты так жесток…       — Смотри, — Комаэда резко перевёл тему, приподнимаясь на коленках и притягивая пару книг Хаджиме. — Это — несколько моих любимых детективов. Я больше по классике, поэтому тут есть сборник рассказов Эдгара По. Мне особенно нравится «Убийство на улице морг», крайне необычная концовка.       — Ого… Спасибо, — Хаджиме завороженно взял книги в руки, тщательно их рассматривая. Обложки книг выдавали аккуратность владельца: ни на одной не было ни единого загнутого листочка, ничего нигде не было поцарапано. Книга, даже если и была старенькой, была аккуратной и будто бы едва купленной, и даже некоторые давние, старые произведения были бережно подлатаны и подправлены.       — Если тебе интересно мое мнение, то советую почитать Шекспира. Гамлет просто великолепен.       — Я начинал в средней школе, но почему-то совсем не помню… Помню только то, что скука была смертная.       — Так и это не произведение для средней школы, — заискивающе улыбнулся Комаэда, интригуя, — Мне в школе тоже не зашло, а потом я решил перечитать. Просто попробуй. Я уверен, тебе понравится.       — Хорошо…       — Но ничего, если нет. Все-таки классика не для всех.       Они ещё долго болтали о книгах. Хаджиме заметил, с каким энтузиазмом Комаэда рассказывает о классике русских писателей. Сам Хаджиме ни разу не читал что-то из русской литературы, лишь мимолётно слышал, что она довольно мрачна и революционна. Как оказалось, Нагито знал не только о России, а в свое время упивался книгами и создал даже небольшую коллекцию писателей разных стран, однако почему-то именно России отдавал предпочтение. Комаэду привлекали стихи Есенина о природе и страсть к родине Пушкина; мрачность в размышлениях о жизни Лермонтова и свободолюбие Державина. Во время своих речей Нагито нередко активно жестикулировал, что было для него странно и несущественно, повышал на полтона голос. Его глаза горели странной, безумной, но нежной любовью к книгам. Хаджиме никогда не видел более преданного фаната литературы, и в этот момент он искренне восхитился Комаэдой.       Хаджиме тоже было что рассказать. Его с Нагито вкусы очень сильно различались и сходились, очевидно, только на прочитанном Комаэдой и самим Хаджиме «Шерлоком Холмсом». Хаджиме любил Жюль Верна как никого иного, любил его великолепные, большие романы о путешествиях. Сколько раз он только прочитал «Двадцать тысяч лье под водой»! Сколько раз учитывался книгой «Пять недель на воздушном шаре», мечтая лишь об одном: стать путешественником. Бороздить морские просторы и спускаться в дальние дали. Детство давно прошло, юношеский пыл угас, но Хаджиме всё ещё с теплотой вспоминал о тех временах.       Их дебаты прервались телефонным звонком Комаэды, а после тот, многочисленно извиняясь, отошёл в своей кабинет. Ему позвонил Макото по каким-то важным делам. Хаджиме же понимающе кивнул, а сам взял книги в руки и пошёл к своей комнате.       Наступало позднее время, часы били шесть вечера. Хаджиме читал детективную повесть о девушке Нэнси Дру, а Комаэда все ещё о чем-то взволнованно говорил по телефону.       Но внезапно всё стихло. Ветер за окном будто перестал дуть, но снег бесшумно ложился на дорожки.       Всё погрузилось в пучину беспробудного холода, вечной зимы и безмолвного, негласного молчания снежных сугробов.