Господин Надежда

      — Ты готов?       Заламывая пальцы, Комаэда наблюдал за Хаджиме, который надевал на себя последний тёплый элемент одежды. Взгляды — взволнованный и нечитаемый — встретились. Нагито подошел ближе.       — Не волнуйся, все правда будет хорошо…       — Я не волнуюсь, — слегка грубовато и резко ответил Хината, заставив Нагито отшатнуться, но после он вздрогнул от своего же тона, — Прости… Просто я немного на взводе. Все в порядке.       — Хорошо. Давай не будем медлить.       Хината без слов кивнул. Их поездка проходила в почти траурном молчании. Бывший резервник наблюдал сквозь затемнённое стекло за медленно спускающимся на землю снегом — красивое зрелище. Однако наводит на определённые мысли, в сложившейся ситуации ни капли не приободряющие.       Хаджиме помнил, что говорили те люди. Помнил их мерзкие лица и презрительные усмешки. Что они говорили — тоже помнит. Помнит то, как они отзывались о Нагито. Они неимоверно глупы в глазах Хаджиме, ведь не понимают очевидного: того, что от их действий может измениться судьба мира. Талант — это не великая сила, если человек не умеет себя сдерживать во благо других. Если человек не умеет думать не в свою, в первую очередь, пользу — то он не достоин. Возможно, судьбой было распоряжено отдать таланты только ответственным, умным и добрым людям — или же наоборот, простым смертным, для которых их способности не более, чем приятное дополнение к телу. Такие личности есть даже в окружении Хаджиме. Тот же самый Сода. Механик, который сейчас довольно востребован, но разве он кичится своим талантом? Разве он вообще задумывается о наличии его в себе? Нет. И это неоспоримый плюс Казуичи.       Главной ошибкой природы было дать талант такому умному и неблагонамеренному человеку, как Джунко. Именно из-за неё мир разделился на Надежду и Отчаяние, как делят персонажей на хороших и плохих в детских сказках. Именно она стала той чёрной, грязной частью, из-за которой граница «добра и зла» стала непозволительно толстой и очевидной. Ты хоть каплю уважаешь Эношиму? Всё ясно, ты за отчаяние. Тебе кажутся некоторые её взгляды вполне разумными? Ты обречён на унижение нормальной половины населения. Каждый вынужден молчать, иначе споры никогда не закончатся.       Но даже Нагито говорил, что без Надежды не бывает Отчаяния. Значит ли это, что в мире сохраняется гармония? Значит ли это, что лучше вообще ничего не трогать и оставить всё так, как есть сейчас?       Но найдутся же индивиды, которые заходят достигнуть абсолютного хаоса. Или идеала, что тоже не так хорошо.       Свет, знаете ли, ослепляет глаза.       И кто прав? Кто чертовски ошибается? Фактически, не существует ошибок или правильных действий, потому что мораль для всех различна. И, пытаясь привести всех к единому мнению, и сам начинаешь невольно задумываться: «А так ли я всё делаю?»       Наблюдая за Хаджиме, Нагито волновался всё больше. Комаэда знал, что сейчас Хаджиме много о чем думает. Страшно было даже представить, какие дебаты ведутся в его голове. Он погибнет, если продолжит думать. Он загонит себя в угол и иссякнет от своих мыслей.       Именно поэтому Нагито взял его за руку.       Хаджиме даже вздрогнул, а с его глаз сдернулась пленка задумчивости. Нагито одним взглядом успокоил его — по крайней мере, попытался — и погладил по костяшкам пальцев рукой.       Всё правильно. Он не один. Ему не нужно думать об этом в одиночку и не нужно думать вообще.       Но было бы неплохо потом спросить, что вообще Комаэда думает на этот счёт.       Нагито не сразу заметил, как Хината ответил на его движение и сплёл их руки в замочек, но когда увидел это, смутился и отвёл взгляд в сторону.       Достаточно даже молчания, чтобы всё понять.       Когда машина остановилась, Нагито не без сожаления отпустил чужую руку. Ему показалось, что лицо Хаджиме тоже выглядело расстроенным, когда Комаэда отпустил его, но Нагито счёл нужным сбросить это на своё воображение. Перед ними взгромождался до боли знакомый Пик Надежды, а в дверях стоял Макото, маленький на его фоне, как капля воды по сравнению с морем. В академии были каникулы, но учителя почти никогда не переставали работать, вот и Макото оставался в школе. Директор помахал рукой, привлекая внимание юношей к себе. Хаджиме с Нагито переглянулись и направились к дверям.       — Здравствуйте, Наеги-сенсей.       — Привет, Хаджиме. Привет, Нагито. — улыбнулся директор, открывая перед гостями двери. — Спасибо, что пришли.       — Мы рады вас увидеть.       — Взаимно, — ответил Наеги. За короткий срок они преодолели путь от входа до кабинета директора. — Чай, кофе?       — Кофе. — ответил Хаджиме.       — Чай. — в противовес ему сказал Нагито.       Макото кивнул, доставая две простые белые чашки и включая небольшой чайничек. И если Нагито уже удавалось здесь бывать в ближайшем времени, то Хаджиме с интересом осматривался вокруг. Все, как и обычно, было в творческом беспорядке. Вряд ли так должен был выглядеть кабинет директора, но Макото всё было простительно.       — Так вы на самом деле вместе живете? — не сдержался Макото и поднёс к парням чашки, которые они тут же с благодарностью приняли. История о клубе, из которого тогда забрали Хаджиме, всё ещё была тем самым преданием, в которое верится с трудом. Именно поэтому хотелось узнать больше.       — Да… — уклончиво ответил Хината, вспоминая все свои злоключения и то, каким же образом он попал в дом Нагито. Его щеки покрылись едва заметным румянцем от этих воспоминаний. — Меня Нагито… В качестве горничной нанял.       — Это я знаю. — ответил Макото, с довольным видом размешивая сахар в кружке, — А это правда, что ты… Ну, в клубе с особыми услугами работал?       До Хаджиме не сразу дошёл смысл сказанного, но зато когда он осознал и переварил, то подавился своим кофе. Нагито похлопал его по спине и то ли со смешком, то ли с раскаянием проговорил:       — Ну зачем вы так сразу, Наеги-сенсей… Мальчик стесняется…       — Я тебя придушу, Комаэда. Честное слово!       — Ну-ну! Не стоит его душить, я сам виноват, что спрашивал, — неловко посмеялся Макото и продолжил, когда Хината откашлялся, — Нет… Я тебя не виню, безработица в стране, все дела… Но почему именно так?       — А я что, знаю? — мрачно отозвался Хината.       — Не бойтесь, Наеги-сенсей, он ещё девственник.       — Нагито! — Хаджиме ещё сильнее покраснел, метая, будто копья, гневные взгляды в Нагито.       — Ну, это то, что вы всегда можете исправить. Если вы понимаете, о чем я говорю.       Эта фраза заставила Нагито нервно улыбнуться, а Хинату в который раз подавиться кофе.       Впрочем, их разговор закончился, едва чашки всех оказались опустошены.       — Думаю, нам пора ехать.       Наеги встал, отряхнулся от какой-то грязи, приготавливаясь к выходу. В комнате тут же стало немного более напряжённо, и это напряжение следовало за ними везде: и в машине, и перед зданием полиции, и внутри него же. Хаджиме чувствовал, как волнение и беспокойство в груди растёт с каждой секундой. С каждым уже проеденным метром, с каждым пройденным сантиметром мерзкое чувство не останавливалось. Оно росло. Убивало. И тут уже ничего нельзя было поделать. Хаджиме не понимал, чего он боялся, и пытался избежать себя, но это было просто невозможно.       Они зашли в зал, где должны были сидеть все подсудимые. За стеклянной стеной сидел только один мужчина, лицо которого Хинате было прекрасно знакомо. Хаджиме нахмурился.       — А где дети?       — Они дома под строгим контролем матерей. Пока что только под домашним арестом, — ответил Макото вполголоса, — Их судьба будет решаться позже. Но тебе предоставят их фотографии.       — Почему не взяли под арест детей?.. Не думаю, что в этом есть смысл. Впрочем, мне уже известно, что это именно тот мужчина. Нет в фотографии необходимости.       — И всё же.       Тройка подошла к сотрудникам полиции. Хаджиме заполнил кое-какие документы и подтвердил причастность мужчины к этому делу. Его дело суд будет рассматривать позже, но понятно одно: срок ему грозит немаленький. Только это и радовало.       Макото и Нагито настороженно наблюдали за ним. Напряжение их возросло, когда Хаджиме впустили в стеклянную коробку к участнику преступления после опознания фотографий остальных четверых парнишек. Это дело дурно пахло.       Едва Хаджиме вошёл, мужчина поднял на него нелюдимый взгляд. Его лицо было изощрено царапинами и синяками, но он все равно злобно усмехнулся пришедшему.       — Явился не запылился.       — Замолчи. — высокомерно заткнул его Хаджиме, сажаясь на место напротив. — Тебе слово не давали.       За стеклом Нагито готов был кинуться в любой момент спасать Хинату от собственного гнева. Каждая фраза, сказанная этими двумя, была слышна тут. Следователь записывал их разговор, потому что подсудимый отказался признавать свою вину без присутствия «Абсолютной Надежды». Видимо, у них свои счёты.       — Ну что, доволен, что не позволил людям жить так, как они хотят? — мерзко улыбнулся мужчина. К сути дела он не спешил подходить, — М? Тебе, провозглашённой Абсолютной Надежде дано все, а ты даже о других не думаешь…       — Заткнись. Ты ничего не понимаешь. Зачем тебе я?       — Зачем? Все предельно просто! Я хотел поговорить, как мужик с мужиком. Смекаешь, Изуру?       — Я не Изуру, — помрачнел Хаджиме. Ему уже становилось до тошноты некомфортно от этого разговора. — Пора бы тебе уже зарубить это на носу.       — Знаешь, а я ведь думал, что мы сможем сработаться. Правда. Почему бы и нет? Привести в мир немного больше надежды… Но ты решил полагаться на защиту своего богатенького папочки. Так и вижу вашу сладкую парочку вместе. Аж противно.       Хината медленно закипал. Хаджиме смотрел вперёд пронзительно, испытующе, но мужчина не пытался отвести глаза в сторону. Лишь беспечно, мерзко усмехался.       — Да… Ты даже не представляешь, сколько ошибок сделал. Я-то признаю свою вину, оплошал, план был нечетким, а ты?       — А сделал всё правильно. Признавайся, и закончим это дело. Не хочу случайно ударить тебя.       — Знаешь, а ведь из-за тебя один из наших покончил жизнь самоубийством.       Сердце резко упало вниз, а после заколотилось чаще.       Нет… Это же не может быть правдой, да? Это всего лишь жалкий блеф, на который не стоит вестись. Никто не стал бы так поступать… Хаджиме невиновен.       Правда ведь?..       Видя замешательство на чужом лице, мужчина сладко прищурил глаза, продолжая нащупывать слабую точку.       — Да? Не знал? Твой любимый мальчик не сказал тебе? Какая жалость… Я думал, его предупредили, что из-за одной грязной шавки в его доме умер ребёнок.       За стеклом начиналось волнение. Нагито уже хотел ворваться, но Макото держал его крепкой хваткой за плечо. Нагито знал, что все слова — это абсолютный шантаж. Хаджиме никак не причастен к смерти мальчика, но он понял, что этим фактом виновный может надавить и подмять под себя всю честь и стойкость Хаджиме.       Отвратительно продуманный шантаж.       — Жаль, конечно… такой хорошенький мальчик был. Ангелочек просто! — с сожалением вздохнул подсудимый. Хината сильнее стискивал зубы от отвращения и гнева. — Кто бы мог подумать, что Абсолютная Надежда почти что своими руками убьёт его? Конечно, мальчик сделал это сам, но привёл-то его к этому ты…       — Закрой свой поганый рот!       — А то что? Пожалуешься папочке, который деньгами отмажет тебя? Жалкое зрелище.       — Урод… — на издыхании прошептал Хаджиме, чувствуя, что сейчас он сотворит что-то непоправимое, — Урод, сволочь!       Хаджиме отодвинул стул резким движением, и он упал на пол с громким грохотом. Эта мерзкая рожа продолжала улыбаться ему. Как он вообще смеет говорить такое? Как он смеет приписывать сюда ни в чем не виновного Нагито? Какое он имеет право вообще заикаться об этом?       Хината преодолел расстояние между ними в один шаг и взял за шкирку мужчину. Его руки дрожали, как и кулаки, которыми он собирался избить его. Хаджиме занёс кулак над головой. Эта тварь больше не скажет и слова в сторону него и Нагито. Он больше вообще ничего не сможет.       — Хаджиме, прекрати!       Сотрудники полиции и Нагито с Макото забежали в стеклянную коробку, и Нагито пытался сдержать парня, оттаскивая его от подсудимого. Хината брыкался, пытаясь выбраться, и ругался.       — Отпустите меня! Он заслуживает! — кричал Хината под воздействием эмоций, но Нагито не отпускал ни на секунду, таща к выходу из стеклянной коробки и вообще из здания. Макото и сотрудники полиции наконец полноправно задержали виновного. Оставалось дело за малым.       — Почему ты меня остановил?!       — Почему? Да ты убил бы его! — кричал Нагито, когда Хаджиме удалось уже на улице вырваться из чужой хватки. — А потом ты был бы не лучше него самого! Ты бы был убийцей, идиот! Скажи спасибо, что я вообще пошёл за тобой!       — Да, а разве я уже не такой же? — скептично, с надрывом спросил его Хината, отчего Нагито потрясённо отошёл на шаг назад, — Давай-ка вспомним его слова о том мальчике. Который сдох из-за меня. Ты мне говорил, что он ничего не смог сказать! Почему ты сказал так?!       — Говорил, но!.. — Нагито на мгновение задохнулся, боясь сказать не те слова. — Я не хотел, чтобы ты знал! Потому что тогда ты бы точно винил себя, но не из-за тебя он умер!       — Да что вы говорите! — со злой насмешкой ответил ему Хината, подходя ближе, — Ты знал всё, а я даже понятия не имел о каком-то стороннем ребёнке! А смысл тогда скрывать был? Почему ты мне солгал?       — Я не врал! Я недоговаривал!.. Да потому что ты бы… Ты!.. Агрх, ты неисправимый!       — Хватит. — парни синхронно заткнулись и повернули голову в сторону полицейского участка, — Как две шавки, ей богу.       Из здания выходил мрачный Макото. Парни перестали ссориться и ругаться, переводя дыхание от злых, агрессивных криков.       — Хватит разводить тут цирк. Вы оба не правы. Ты, Хаджиме, — директор повернулся к высокому шатену, — Хватит орать. Не ты виноват в смерти мальчика.       — Но…       — Это был шантаж, на который ты прекрасно поддался. — резко прервал его Наеги, — Ему присылали письма от лица того мужчины с угрозами. Он их предал и передал информацию нам. Да, он наложил на себя руки, но не из-за тебя, а из-за стороннего давления. А ты, Нагито, мог бы и рассказать во избежание таких ситуаций.       Комаэда только стыдливо потупил взгляд в пол после этой фразы.       — Теперь всё позади. Их посадили, ясно? — Макото дождался молчаливого кивка со стороны каждого. — Вот и всё. Ещё один крик от вас услышу — получите оба. Дома ещё всё обсудите, только сейчас не орите, пожалуйста. И так голова болит из-за перебранок.       Директор нервно потёр виски двумя пальцами, сводя напряженные брови к переносице. Впервые можно было увидеть его настолько злым и раздражённым, и от этого становилось немного жутко. Парни перестали браниться, но и мириться пока не спешили, пусть слова Макото были правильными. Им нужно перестать лаять друг на друга, будто они бродячие псы. Оба виноваты. Но каждый из них чувствовал себя виноватее другого. Наеги махнул рукой и отошёл.       — У меня ещё дела в академии. Я пройдусь, мне полезно. Поезжайте домой и помиритесь уже нормально наконец.       Хаджиме и Нагито покорно кивнули и отвели взгляд друг от друга. Макото — авторитет, его надо слушаться, но ни по пути к автомобилю, ни в самой машине они не говорили друг другу ни слова. Молчание было угнетающим и каким-то злым. Когда они доехали до дома, ничего не изменилось: сохранялось покорное, будто бы принимающее реальность, молчание.       Нагито уходил в свою комнату, и когда тот уже почти скрылся за дверью, Хината остановил его, придерживая за плечо.       — Нагито…       — Давай завтра поговорим, хорошо? — слабо улыбнулся парень, убирая чужую руку с плеча. Хаджиме не без сожаления заметил, как сильно дрожала его ладонь. — Я сейчас не в состоянии.       — Но…       — Мы обязательно обсудим всё завтра. Я очень устал, Хаджиме. Пожалуйста.       Хинате ничего не оставалось, кроме как отпустить чужую руку и смириться, отвернувшись. Парню показалось, что Нагито прошептал «прости» перед тем, как закрыть дверь.       Скорее всего, просто показалось.