Вы не бывали в Лондоне, сэр?

В Санкт-Петербурге было ветрено, снежно-сыро и промозгло. Андрей Князев, мельком взглянув в окно, порадовался тому, что находится не на улице, а в теплой и сухой студии. Он поставил видео на рендеринг, снял и отложил в сторону наушники, плюхнулся на диван, распрямляя уставшую спину, и взял в руки телефон. Андрей смахнул уведомления о непрочитанных сообщениях и посмотрел на пропущенные вызовы. Число их перевалило за несколько десятков. Один от мамы, парочка от Агаты, от ребят из группы и… по крайней мере, пять звонков от неизвестного номера. Ну, как неизвестного. Андрей, в отличие от своего телефона, не мог раз и навсегда удалить этот номер из памяти. Это был Мишка. Сердце Князя сбилось с привычного ритма, пропустило удар от радости, и сразу же ещё один, но уже от страха. Горшок ни за что бы не позвонил первым. Если только… Что-то случилось, это было ясно, как божий день. Без особой надежды Андрей полез в сообщения. Миха их никогда не писал, но мало ли. Текстовых смс не было, но обнаружилось голосовое сообщение на автоответчике. С непонятным замиранием где-то в самых потайных уголках души он набрал номер голосовой почты и стал слушать. «Андрюх… — голос был хриплый и, скорее всего, пьяный, — я могу сказать это только тебе. Я не сошёл с ума, поверь. Короче, если я пропаду, ищи меня в Лондоне. Начала двадцатого века». Запись обрывалась под дьявольские раскаты хохота. Андрей заулыбался и почти успокоился. Это была одна из шуток в стиле Михи. Может, таким необычным образом он хочет помириться? Андрюха, поддавшись вдруг порыву, перезвонил, но телефон Горшка был выключен. Беспокойство вернулось, но Князь тут же отогнал его рассудительными мыслями. «Вечер пятницы. Подумай, чем занимается обычно в это время пьяный Мишаня, и не кипишуй, дядя Андрей», — сказал сам себе Князев. В этот момент телефон завибрировал. Андрей чуть разочарованно взглянул на экран. Звонила Агата. — Привет. Да всё хорошо. Я в студии пока. Как там дочка? — спросил Андрей. — Ладно, когда вернётесь, звони. Агата последнее время часто жила у родителей на даче под Питером, а Андрей оставался один в городской квартире. Они особо и не ругались, но с каждым разом отдалялись всё дальше и дальше друг от друга. Это было грустно, но не смертельно. Не первый раз. Князь вздохнул и задумался над своей жизнью. Люди вокруг считали, что у него всё хорошо: свой проект, своя группа, семья и успех. Добился, чего хотел. На деле же у Андрюхи был только его сказочный мир, который он никогда бы не предал, и маска весельчака. Нет, Князь, конечно, и правда был приколистом и душевным парнем, но иногда это было лишь прикрытием. А иногда он бежал от самого себя. Андрей закрыл студию и, поёжившись, вышел на холодную зимнюю улицу. Идти в пустую квартиру не хотелось, и, пусть погода была не самой подходящей для прогулок, Андрюха медленно побрёл по тёмным городским улицам. Он думал о Михе. Много раз запрещал себе это делать, но мыслями вновь и вновь уносился к улыбающемуся ублюдку. Между ними была не просто дружба. Андрея и Мишку связывали незримые ниточки, о которых не знал никто. Это было что-то неземное, какая-то космическая связь. Парни чувствовали друг друга, как братья, как близнецы. И как же было тяжело, когда эти нити пришлось разорвать. А они рваться никак не хотели, будто бы Андрей без толку возюкал по ним тупым ножом обиды, а не рубил остро заточенным топором гнева. Вот и сейчас Князь шестым чувством ощущал, что Мишке плохо. Что он влез в какую-то скверную историю. Неудивительно, кстати. Андрей гнал, гнал эти мысли, но они упорно возвращались. Странное сообщение на автоответчике не давало покоя. «Блять, да что ж такое! — воскликнул про себя Андрюха. — Что я за параноик…» Он решительно встряхнулся, вызвал такси, чтобы окончательно не замёрзнуть на декабрьском пронизывающие ветру, и вернулся домой. Приготовил себе поесть, включил на большом телевизоре сериал, который давно хотел посмотреть, и устроился поудобнее в кресле, полностью погрузившись в сюжет. Посмотрев несколько серий, Андрей выключил телевизор и перешёл на ноут. Он бесцельно блуждал с сайта на сайт и тут наткнулся на афишу с «Тоддом». Он ни разу не был на зонг-опере и принципиально не хотел туда идти, но из чистого любопытства всё же открыл расписание спектаклей. Из ближайших и последних в этом году один должен был быть сегодня, а второй — завтра вечером. «Ищи меня в Лондоне, — всплыло в голове Андрея. — Блин, а может, поехать в Москву завтра? Плевать… Припрусь за кулисы и скажу: а вот и я. Ты же звал меня в Лондон?» Князь даже засмеялся. Это будет шикарная встреча. Признаться честно, он очень соскучился по Михе. «Как дурак, ей-богу», — сокрушенно вздохнул Андрюха, но зашёл на сайт РЖД и купил билет на утренний «Сапсан».

***

Суини Тодд, потрясенный и ошеломлённый, стоял в тёмном коридоре около зеркала, не в силах пошевелиться. Он не мог поверить в то, что у него всё получилось. Да, он долго готовился, надеялся, но всё-таки сомневался. Мало ли, какую чушь могла наболтать старая бабка, которую все отчего-то считали ведьмой. А теперь Суини в самом деле оказался в московском театре в 2012 году и толком не представлял, что ему делать. Кто он теперь, литературный герой, реальный маньяк или просто человек, вырвавшийся из плена обстоятельств? Одно Суини знал точно: на сцену ему соваться нельзя. И не только потому, что он не умел петь, а спектакль был, как он понял, музыкальным. Суини прекрасно понимал, что ждёт его в конце представления, и знал, что если доиграет роль, то вернётся снова в начало сценария, в мертвый серый Лондон. Кажется, так было уже сотни раз. Всё заканчивалось смертью единственных родных ему людей, и начиналось сначала. Снова забытьё, арест, проклятый Судья и двадцать мучительных лет каторги. А Суини нужно было совсем другое. Он быстро пошёл по коридору и решил по-тихому сбежать, куда угодно, лишь бы подальше отсюда, но тут его окликнул женский голос. — Миша! Подожди, я хочу поговорить. Тодд не сразу понял, что обращаются к нему, но когда на его плечо легла рука девушки, вспомнил, что актёра, его игравшего, зовут Михаил. Значит, Миша — это такое сокращение. Чёртовы языки… Он медленно повернулся к девушке, и та слегка отпрянула, столкнувшись с взглядом Суини, но взяла себя в руки. — Я, наверно, не вовремя, да? — потупилась Олеся. — Извини, давай после спектакля. — Нет, отчего же. Давай сейчас. Только отойдём, — тихо сказал Тодд. Он почувствовал, что эта девчонка как-то связана с Михаилом, а значит, может помочь разобраться в деталях. Он протянул ей руку, и Олеська повела его в гримёрку. Тодд сел на стул, а Олеся отошла к стене и, глядя в сторону, заговорила: — Ты сердишься, Мих? Прости, я вчера зря начала… Про Князя. Не стоило. Миш, ты слышишь меня? Суини встал, подошёл к Олеське и положил ей руки на плечи. — Всё в порядке, — он не понимал, конечно, о чём речь, поэтому ответил общей фразой. Олеся вздрогнула от его прикосновения, руки были будто чужими, и обернулась. Их лица оказались очень близко друг к другу, и девушка чуть вскрикнула: — Миш, да что с тобой? Ты какой-то… Тодд знал, что долго он выдавать себя за Михаила не сможет, тем более с близкими ему людьми, поэтому решил действовать быстро: — Тш… Молчи. Помоги мне выбраться отсюда. — Как выбраться? — непонимающе заморгала Олеська. — Спектакль идёт, тебе сейчас на сцену надо. — Не могу я на сцену, — искренне сказал Тодд. — Пожалуйста, давай уйдём отсюда. Он собрал всё своё обаяние, улыбнулся девушке и на этом прокололся. Она посмотрела на него полными ужаса глазами и попятилась: — Ты не Миша, — зашептала она. — Кто ты? — Я Суини Тодд, — вдруг резко ответил он. Олеся отказывалась понимать, что происходит. Перед ней стоял вроде и Горшок, а вроде и нет. Неужели он настолько вжился в образ? В гримерку постучали. — Эй, Мих, пора! Ты тут? — раздался голос Леонтьева. Тодд занервничал, коротко ответил: — Сейчас! — и вдруг бросился к Олесе и приставил ей к горлу бритву, совсем не бутафорскую, настоящее холодное лезвие девятнадцатого века. — Уведи меня отсюда. Слышишь? Рукав его рубахи от такого резкого движения задрался, и Олеська увидела, что на руке нет татуировок. Этот человек был кем угодно, но только не Михаилом Горшенёвым. Олеся задрожала, в глазах потемнело, мысли спутались и она чуть было не упала в обморок. — Не бойся, — сменил тактику Тодд, ослабляя хватку. — Я всё объясню. — Где Миша? — слабым голосом спросила Олеська. — Что ты с ним сделал? — Ничего. Я сам не понимаю, как тут оказался. И не знаю, где этот твой Миша, — решительно соврал Суини. — Тогда иди на сцену, убирайся обратно в свой выдуманный Лондон, — закричала девушка. — Нет! Я не хочу! Я не хочу опять всё это испытать. Ну помоги же мне! — Тодд вдруг отбросил бритву и упал на колени. — Пожалуйста! Как мне вынести опять эти убийства, сумасшествие… Я не могу в который раз убивать свою дочь, я хочу вернуться, найти её и жить, с ней и с Ловетт. Долго жить… В глазах его стояли настоящие слёзы. Олеся вздохнула и кивнула на Мишкину одежду, что висела в шкафу. — Одевайся, пойдём… Только обещай, что Мишка вернётся, — заплакала и она. — Я постараюсь, — неопределенно сказал Суини. Кожаная куртка сковывала движения, он чувствовал себя неуютно, как будто его загнали в угол. Вдвоём с Олесей они вышли из гримерки и пошли к черному входу. Откуда-то из-за угла вывернула Галина. — Эй, куда вы? Михаил! — удивлённо спросила она. — Ну-ка, давай, марш на сцену! — Бежим, — шепнула Олеська, и они рванули на улицу. Галя опешила и посмотрела на подошедшего Ренегата. — Ушёл… — потерянно сказала она. — Доигрались, — вздохнул Реник. — Что делать-то будем? Во втором составе не было никого на роль Тодда. Замену Мишке, конечно, подыскивали, но пока так и не нашли. Никто не думал, что он выкинет подобную штуку. Михаил буквально горел «Тоддом», и чтобы вот так вот просто взять и уйти посреди спектакля… Это казалось нереальным. — Слушай, Саш, а что с ним вообще случилось? Опоздал, пришёл пьяным… И ночью сюда ходил… — Ночью? — удивился Ренегат. — Да… Позвонил, сказал, очень надо. Прямо вопрос жизни и смерти… Леонтьев нахмурился. — Может, у него тайник здесь? — Какой тайник? — Галина, а то вы не знаете… — покачал головой Александр. — Адекватный человек выкинет вот такой фортель? — Ох… — вздохнула Галя. Прибежал разгневанный помощник режиссера и потащил Ренегата за руку. — Будешь Тоддом. Больше некому. — А рассказчик? — Ерунда. Обойдёмся. Леонтьев удивился, а потом в глазах его засветилась радость. Главная роль! Это вам не пуп царапать. А Миха… Миха сам дурак. Гримируясь, Ренегат вдруг почувствовал, как будто из зеркала на него кто-то смотрит, помимо его собственного отражения. Он зажмурился, и видение исчезло.

***

Тодд не мог сдержать восхищения вечерней Москвой, хотя, по идее, ему должно было быть без разницы, но предновогодняя иллюминация, высоченные здания, обилие незнакомого транспорта приводили в какой-то детский восторг. Он крутил головой в разные стороны, чем вызвал улыбку у бледной Олеси. Ей казалось, что кто-то сошёл с ума: или она, или весь мир. — Куда мы идём? — спросил Суини. — В гостиницу. Посмотрите в карманах, есть ключи? — Олеся, поняв, что это совершенно незнакомый ей человек, перешла на вы. Тодд порылся в карманах Мишкиной куртки, но они были пусты. — Во внутреннем смотрите, — посоветовала Олеська. Тодд послушался и выудил оттуда сигареты, ключи и даже паспорт и мобильник. — Ну вот, не пропадёте, с таким набором, — заключила Олеся. Она решила вести себя так, будто всё, что происходит, не выходит за рамки привычного. А то и правда свихнуться недолго. Тодд тем временем разглядывал зажигалку. — Что это? — Зажигалка. Типа спичек. Или что там у вас было. Огниво, — пожала плечами Олеся, показывая, как ей пользоваться. — А сигареты вас не удивляют? — В Англии давно выпускают сигареты, — заметил Тодд и закурил. — Тьфу, ну и табак у вас. Что за гадость. — Боже мой… Неужели вы и вправду Тодд? Вы должны жить в девятнадцатом веке… А если вы… прирежете меня? — кое-как доходил до девушки весь ужас ситуации. — Зачем мне тебя резать? Разве ты сделала мне что-то плохое? — Тодд подумал, что, кажется, ему понравилась эта наивная девчонка. У Михаила неплохой вкус. — А в театре вы приставили мне бритву к горлу — Я не мог по-другому. Слушай, не называй меня на вы. — А как вы… Ты… Откуда ты знаешь русский язык? — Я всё-таки персонаж. Говорю на том языке, на каком про меня делают постановку, — поделился своей догадкой Суини. — Какой же ты персонаж… Ты живой… — вздохнула Олеся. — Нам надо в метро. В твоём Лондоне когда появилось метро? — Не знаю. Я слышал про такое. Поезда под землёй, да? — Да. Ладно, не пугайся. Держи жетон. Без особых приключений они спустились вниз. Тодд нервничал. Подумать только, как изменился мир за какие-то сто с небольшим лет. Олеся посмотрела в его довольно испуганные глаза и аккуратно взяла за руку. — Суини, может, тебе вернуться назад? Твоё место там. — Нет, — твердо сказал Тодд. — Не могу. Теперь уже Олеся испуганно смотрела на него. Он исправил фразу: — Я вернусь, и Михаил вернётся. Не бойся. Но не сейчас. — Смотри… Ты обещал, и я поверила тебе, — сказала Олеська, заводя его в вагон подъехавшего поезда.

***

POV Михаила. Лондон… Твою ж за ногу мать… Ну вот чё за хуйня? Биг-Бен, лошади… Нахуй… Всё нахуй… Может, это всё-таки «белочка»? Сегодня-то я бухой по самое не балуйся, на самом деле. Я, пошатываясь, встал, дошёл до какого-то укромного угла, где были сложены деревянные ящики и свалился там спать. Херово… И холодно. И тут зима… Околею, никакого судьи с палачом не надо. А может, я вообще уже давным-давно где-то сдох и похоронен, на заборах пишут «Горшок жив», а это все какая-то, блять, галлюцинация? Да ну, хуйня. Я точно помню зеркало и Тодда. Это всё он. Он решил поменяться со мной, спрятаться там, в нашем мире. А я здесь должен сдохнуть вместо него. А Тодд потом вернётся, замочит Судью и будет жить-поживать. Сука… Я серьёзно так уже замёрз, пьян и меня отчаянно клонит в сон. Пытаюсь бороться, но бесполезно. Просыпаюсь от того, что кто-то коснулся моего плеча. — Эй, мистер! Что с вами? Я медленно открываю глаза и щурюсь. Блин, со сна или от холода какая-то хуйня мерещится. Передо мной стоит парнишка лет пятнадцати, и он охренительно похож на Князя. Такого, каким я встретил его в училище. Одежда только другая. А так всё то же: темные короткие волосы, серо-голубые глаза, чуть оттопыренные уши. По ходу, я и правда сдох и попал куда-то в ад. Или чистилище. Блять, что за бред. — С вами всё хорошо? Вы так легко одеты… На вас напали? Напали и грабанули… Что ж, неплохая версия. А как ещё объяснить, почему я полураздетый зимой валяюсь в каком-то засраном углу? — Типа того, — киваю я и, не удержавшись, добавляю, — Княже. — Пойдёмте со мной. Отогреетесь, — тревожно смотрит он своими глазищами. Я всё-таки понимаю, что это никак не может быть Князь, и спрашиваю: — Тебя как зовут? — Эндрю, — чуть улыбается он. А нет, всё-таки Князь. Лондонская реинкарнация. Ещё и фамилия, наверно, похожая. Подумав об этом, я опять заржал на всю улицу. Пацан удивился, но не испугался, и выгнул одну бровь. Блять, вылитый Андрей. — Ладно, Андро, пошли, — кое-как встаю я. Не хочу замёрзнуть как бродячий пёс. — Я Эндрю, — поправляет он. — Ладно, прости. И куда мы пойдём? — К моему другу. Я как раз туда шёл. Мы договорились встретиться, как только я закончу с работой. — А кем ты работаешь? — не дай бог, каким-то маляром окажется. — Я газеты продаю. Отец в типографии работает. Во, это что-то новенькое. Мальчишка-газетчик. Не реставратор, и на том спасибо. Эндрю искоса смотрит на меня: — С вами всё в порядке? Вы какой-то… — Странный? — усмехаюсь я. — Да нет, всё в порядке, пацан. Просто я немного перебрал, заплутал. Ещё, похоже, обворовали, — я вспомнил, что у меня нет никаких документов, и надо бы придумать какую-то благовидную версию, куда же они делись. — Бывает. Ну вот, уже пришли, — мы поднялись по скрипучим ступеням. — Осторожно, тут надо голову наклонять. Мой друг всё время бьётся. Друг… Кто же его друг? Неужели… Я не успел додумать эту мысль, потому что мы зашли в крохотную каморку на чердаке. Около печной трубы сидел, скрестив по-турецки ноги, паренёк, ровесник Эндрю, в руках он держал гитару. Сердце моё будто оборвалось. — Привет, Мик, — быстро заговорил Эндрю. — Слушай, я вот встретил на улице человека, он замерзал. Можно, он посидит тут? Мик молча кивнул, пристально посмотрел на меня карими глазами и запустил одну руку в лохматые волосы. — Здрасьте, — сказал наконец он. — Я Майкл. Ну, или Мик. А вас как зовут? — Михаил, — вздохнул я. Ребята услышали незнакомое имя и переглянулись. — Вы не англичанин? — Я пошутил, — одумался я. Зачем сходу палиться. — Меня зовут Суини. — Садитесь, — освободил место у трубы Мик. — А вы чё в таком виде? В декабре. — Так вышло, — пожал я плечами. Майкл хитро посмотрел на меня и засмеялся, Эндрю укоризненно покачал головой. — Вы на него внимания не обращайте. Он немножко того. Я подмигнул Мику и сел у трубы. Тепло. Класс. Ребята начали какой-то свой разговор, а я пытался хоть как-то осмыслить происходящее. Нихуя не выходило, и я наплюнул на это дело и прислушался к пацанам. — Ну покажи рисунок-то, чё ты зажопил, — возмущался Мик. Ага, всё-таки Энди художник. — Потом. Я не взял его, — отбивался Князь. То есть Эндрю, конечно. — А если найду? Мальчишки устроили возню и потасовку, а я вдруг почувствовал… Ностальгию, что ли? Вот уж не думал, что меня когда-то настигнет это чувство, но на душе заскреблись кошки. Чуть было песня «Как молоды мы были…» не заиграла. Эти пацаны… Они годятся мне в сыновья. И в то же время один из них — это я, а другой — Андрюха. В Лондоне Суини Тодда, хрен знает в каком году и измерении. Охуеть. Я совсем вжался в трубу и закрыл глаза, даже рукой прижал веки для верности. Так, Миха, спокойно. Не хватало ещё разреветься на глазах у подростков.