Лондон.
Керосин в лампе почти закончился, фитилёк еле горел, и комната медленно погружалась в полный мрак. Ловетт сидела у туалетного столика перед зеркалом и медленно расчесывала медно-рыжие локоны, морщась, когда попадались особо спутавшиеся пряди. Душа её была полна страха и смятения. — Суини, Суини, — шептала она. — Что мне делать? Ты говорил только о полиции. А Миша не глуп. Он всё понял. Как же ты просчитался? Или нарочно… Где ты, Тодд? Ловетт тяжело вздохнула. Придётся решать всё самой. Надо сделать так, чтобы этот непонятный Миша не смог её выдать. Разжалобить его, что ли, убедить, что она не виновата. Дело это, конечно, долгое, но что сделать. Если она завтра же побежит к полисменам, актёр выдаст её с потрохами. Ему терять будет уже нечего. А Ловетт не хотела ни на каторгу, ни на плаху. Вместе с Тоддом — хоть куда, но одной… Она готова была умереть под лезвием его бритвы, но не от топора палача. Время было позднее, стрелки часов давным-давно перевалили за полночь, но Мэгги не спешила ложиться. Она решила проверить, как там Миша. Вдруг что-то задумал. Ловетт быстро скользнула в соседнюю комнату. Мишка крепко спал, повернувшись на бок и подложив одну руку под щёку. Ловетт мельком глянула на него и тихо-тихо подошла к зеркалу. Может, Суини появится? Ей так нужен его совет. Она простояла минут десять, но кроме самой себя, встревоженной и нервной, никого не увидела. Мэгги сжала пальцами переносицу, пытаясь избавиться от подступившей головной боли, и уже хотела уйти, но вновь зацепилась взглядом за спящего Миху. Он был так похож и в то же время непохож на Тодда, что сердце Ловетт непроизвольно сжалось и странно забилось. В чертах лица Мишки было что-то, чего она раньше никогда ни у кого не видела. Но что? Мэгги приблизилась к кровати и смотрела, смотрела на него, пока он вдруг не зашевелился и резко не открыл глаза. Ловетт испугалась и сделала шаг в сторону. Миха уловил её движение, и, поскольку нервы его были натянуты как струна даже во сне, схватил с прикроватного столика графин, видимо, с водой и запустил в Ловетт. Откуда ему было знать, с какими намерениями она тут стоит? Может, прячет за спиной нож. Тяжёлая посудина рассекла воздух, Мэгги рефлекторно присела, и графин, свистнув над головой, ударился в зеркало. Оно с громким звоном треснуло и рассыпалось на тысячи осколков. Ловетт взвизгнула и закричала: — Что ты наделал! Горшок, немного ошалевший от такого шума и звона, грубо спросил: — А ты нахуя сюда припёрлась? Он начал понимать, что Ловетт, видимо, не хотела ему вредить, просто зачем-то пришла в комнату. На полу валялось несколько крупных осколков, и если бы она была твёрдо намерена его прикончить, то могла бы это сделать прямо сейчас. Но вместо этого она опустилась на пол и, кажется, заплакала. Михаил встал, подошёл к ней и сел рядом на корточки. — Ну ты чего? Хрен с ним, с этим зеркалом. — Идиот! Оно было… Как же так… Как теперь Суини вернётся? — с ужасом спросила Ловетт. «Ё-моё, — дошло наконец до Михи, — а я бы сам мог вернуться через это зеркало? Наверное, нет… Это была дверь только для Тодда» — Слышь, Мэгги, ну, пожалуйста, расскажи мне, как Тодд всё это сделал? Что за бесовщина? Она подняла голову и вдруг столкнулась с карей бездной его глаз. В её глубине был теплый свет и немного припрятаная доброта. Ловетт замерла. Глаза Тодда были совсем другими, холодными, обозленными, порой она даже боялась в них смотреть. А в лучах Мишиного взгляда хотелось купаться бесконечно долго. — Эй, — щёлкнул пальцами прямо перед лицом Ловетт Горшок, — я ведь с тобой разговариваю. — Хорошо… — тихо сказала Мэгги. — Слушай.***
Москва
Олеся не сводила глаз с бритвенного лезвия. Она заперта в замкнутом пространстве с опасным психопатом. Человеком, который уже убивал, не раз и не два. Плевать, что он персонаж, абсолютно неважно, как он оказался здесь. Главное, что сейчас Тодд — живой человек из плоти и крови, и он прирежет её с концами. Но Суини опустил бритву. — Зачем ты опять вынуждаешь пугать тебя? — спросил он. Тодд не хотел никого убивать здесь, в неизвестном ему мире. Пока, по крайней мере. Главный враг его, Судья, остался там, в Лондоне, и Суини во что бы то ни стало должен был вернуться. Он не мог рисковать. Олеся отступила и села на диван. — Вот хорошая девочка, — сверкнул глазами Тодд и сел рядом, не спеша прятать бритву. — Будь умницей, и я ничего тебе не сделаю. Олеся кивнула, светлые волосы растрепались и лезли в глаза, но она нарочно не стала их поправлять, стараясь хотя бы так отгородиться от Суини. События этого вечера выжали из неё все соки, вытянули все силы. Она хотела лишь одного: уснуть, а, проснувшись, понять, что всё это было лишь сном и никакого Тодда нет на свете. — Можно, я поеду домой? Я устала… Тодд задумался и сказал: — Поедем вместе. Ты сама сказала, здесь нельзя оставаться. В Олеське вдруг вскипели злость, ярость и отчаяние. Она, чувствуя, что уже не может сдерживаться, вскочила и крикнула: — Да оставь ты меня! Не хочу тебе помогать. Я иду домой! — она влепила слегка расслабившемуся Суини звонкую хлёсткую пощёчину и выскочила из номера. Тодд проводил её взглядом. Бежать за девчонкой не было никакого смысла. Ей никто не поверит, даже если вдруг она откроет рот. Сочтут за умалишённую, и всё. Суини походил по номеру. Многие вещи были непонятными и незнакомыми, но нашлись книга и коньяк, и этого было достаточно, чтобы немного расслабиться и понять что делать дальше. Он медленно выпил, полистал «Гамлета» и погрузился в размышления и воспоминания. *** Было начало декабря. Ненависть к Судье и жажда мести почти полностью выжгли его сердце и потихоньку добирались до разума, но хладнокровие ещё не покинуло его. Суини прекрасно понимал, что полиция не оставит без внимания тот факт, что в Лондоне стали всё чаще без вести пропадать люди. В Скотланд-Ярде работают отнюдь не глупые люди, и рано или поздно он попадётся. Если это случится раньше, чем он успеет убить Судью, надо придумать пути к отступлению. Залечь на дно, спрятаться так, чтобы никто не нашёл. Однажды бессонной ночью, бесконечно расстроенный неудавшимся убийством на маскараде у Судьи, Тодд бродил в заброшенном, всеми забытом парке близ разрушенного замка и встретил там старуху, будто сошедшую с картинки из детской книжки. Сгорбленная, с крючковатым носом и узловатыми пальцами, она сидела на сломанной скамейке и почти незрячим глазами смотрела прямо перед собой. Заслышав шаги Суини, она вдруг цепко схватила его за рукав. — Стой, бесовское отродье! Тодд вздрогнул и хотел уйти, но старуха продолжила говорить: — На правду разве обижаются? Твои руки по локоть в крови. И ты не знаешь, где прятаться от людского суда. Хочешь, помогу? Суини с сомнением посмотрел на бабку, но кивнул. — Кровавый ты способ выбрал для мести. Можно было и чище сработать, — заскрипела ведьма. — Да что уж теперь. Слушай меня внимательно, Суини Тодд. В твоей цирюльне есть большое зеркало. Загляни в него как-нибудь в полночь. Увидишь вместо своего отражения другого человека. Вот в его мире ты и можешь спрятаться. Поговори с ним, напугай, выбери удобный момент и зажги эту свечу. Когда на зеркале проступит зелёная паутинка, тогда смело шагай внутрь. Ты окажешься у него, а он — здесь. Сделай так, чтоб он понёс наказание за тебя. Так и обманешь людской суд. А небесный… Небесный нам неподвластен. Старуха забормотала что-то, протянула Суини свечной огарок и вдруг проворно ушла, будто её тут и не было. Тодд посмотрел на свечку, рассмеялся, но решил, что попробует. Чем чёрт не шутит. Но… — Эй, бабка, стой! А обратно-то мне как? — А обратно тебя твоя жажда мести приведёт, через зеркало же, — каркнул вдруг ворон на ветке прямо над головой цирюльника. Тодд вскочил, но птица с загнутым, как нос старухи, клювом тут же улетела. Следующей же ночью Суини увидел в зеркале человека, похожего на себя, но совсем-совсем другого, с добрым сердцем и чистой, несмотря ни на что, душой. Тодд сразу понял это. Но Суини не знал жалости, он давно спрятал её куда подальше, поэтому стал наблюдать за Михаилом каждый раз, как тот смотрелся в зеркала театра, выжидая удобный момент. *** Тодд встряхнулся, допил коньяк и посмотрел на часы. Было уже пять утра, и он понял, что пора уходить. Мало ли, кто-то придёт искать Михаила. Суини прошёл мимо мирно спящей консьержки и бесцельно пошёл по холодной улице, очень надеясь, что Ловетт управится побыстрее и подаст условный знак — начертит на зеркале тушью крест. Тодд был уверен, что этот знак отразится и в зеркалах театра. По его замыслу, Мэгги должна была на следующий же день после появления Горшенёва отправиться в полицейский участок и сказать, что подозревает в убийствах человека, который снимает у неё помещение под цирюльню. Уликами должны были послужить бритва со следами крови, припрятаная в парикмахерской, и, само собой, следы человеческого фарша в мясорубке. Мэгги должна была преподнести всё так, чтоб её не заподозрили, то есть казаться максимально напуганной, требовать для себя защиты и скорейшего заключения преступника под стражу. Тодд подозревал, что Михаил так просто не сдастся и вполне может в красках описать, что Ловетт ему помогала, но он всё же уповал на его доброту и доверие к Мэгги со стороны полиции. Ну и в конце концов, Михаил не мог знать всех подробностей кровавого пособничества Ловетт, ведь в спектакле об этом упоминалось лишь вскользь. Единственное, что не учёл Тодд — импульсивную эмоциональность Михаила и его умение влезать в самые странные истории. С этим человеком ничего не могло идти по плану. Зато об этом прекрасно знал Князь, который, найдя в гостинице лишь пустой номер, в котором были сиротливо брошены ноутбук и гитара, обзвонил, имея большой опыт по розыскам Горшка, сначала больницы и ментовки, потом, пугаясь любых долгих пауз в ответах, морги, и под конец каких-то старых знакомых и друзей. Михи нигде не было. «Ищи меня в Лондоне начала двадцатого века…» — продолжало звучать в голове. Совсем ничего не понимая, Андрюха еле как пообедал в каком-то кафе, побродил по улицам, свернул на аллею и на одной из лавочек увидел знакомую чуть ссутуленную фигуру. Это мог быть только Миха — в кожаной куртке, хотя на дворе зима, с волосами до плеч, уже тронутыми сединой, и извечной дымящейся сигаретой. Он сидел спиной к дорожке, поэтому Князь, оставшись незамеченным, подошёл, тяжело опустился рядом и хлопнул его по плечу. — Лондон, значит? А я думал, мы в Москве. Человек повернулся к неожиданному собеседнику, и Князь резко отшатнулся. — Мих? — нерешительно сказал он. Мужчина был очень похож на Горшка, но вроде это был и не он. Тодд молчал и лихорадочно соображал, что делать. Андрей вдруг бросил взгляд на зажигалку. Это была та самая зажигалка, что однажды им с Михой подарили после фестиваля «Воздух». Горшок отчего-то полюбил её и всё время таскал с собой, даже заправлял газом, что для него было совсем несвойственно. Да и куртка была его, приглядевшись, узнал Андрей. А вот глаза и улыбка, которую выдавил из себя незнакомец, были совсем-совсем чужими, полными злобы. — Кто ты? — прошептал Андрей. — М…Михаил, — чуть заикнувшись, всё-таки сказал Суини. — Нет, — очень активно замотал головой Князь, а потом схватил Тодда за отвороты куртки. — Меня ты не обманешь. Тодд понял, что попал впросак, хотел было встать и уйти, но Андрей хватку не ослаблял. — Куда же ты? — В Лондон, — прошипел Суини, чтоб как-то отвязаться. — Отлично. Мне тоже туда. Желательно, в начало века. Двадцатого, — Андрей произнёс это медленно и вдруг до него начало доходить. Лондон, сто лет назад… Или больше, или меньше… Это же… — Ты Тодд! — заорал Андрюха на всю аллею. — Блин, вот я дурень… Тодд. Суини Тодд! — Рад, что ты понял, — с облегчением вздохнул Суини и, оглядевшись по сторонам, вытащил бритву. Андрей побледнел, но перехватил его руку. — Не смей. Тодд наткнулся на ледяной холод голубых глаз и чуть не выронил своё оружие. В человеке напротив Суини почувствовал какую-то странную силу. Он был крепко-накрепко связан с Михаилом. — Значит, Мишка правда в Лондоне… В каком-то параллельном мире… — задумчиво сказал Князь и выпустил руку Суини. — То сообщение — правда. И сны… Так… Тодд! Стой, блять! Андрей вскочил, но цирюльник резво перемахнул забор, перебежал дорогу и скрылся во дворах. Ноги Князя подкосились, он сел обратно на лавку и вслух сказал: — Кто он? Что это, сон или какая-то чудовищная галлюцинация? Андрюха немного посидел, прислушался к себе и внутренним чутьём понял, что надо идти к театру. Очень вероятно, что Тодд окажется там.***
POV Михаила. Ловетт с пола перебралась в кресло-качалку и теребила в пальцах бусы. Всё ещё ревёт, как же так, теперь её ненаглядный Тодд не сможет вернуться. — Он найдёт способ, — глухо сказал я. — Давай, иди, сдавай меня. Делай, что задумали. Мэгги странно-странно посмотрела на меня и сказала: — Не пойду я никуда. Живи тут, работай. Ты хоть можешь быть парикмахером? — Кхм… Могу, наверно. А с чего такая щедрость? — Мне… Мне надо подумать и разобраться, — она вытерла слёзы и ушла к себе, даже не взглянув на меня. Интересно, а как же её пирожковая? Начинки-то не будет. Я людей резать не собираюсь. Тьфу. Меня даже замутило. Блять, раньше я как-то не так буквально представлял себе пирожки с человечиной… Чёрт… Плана, как выбираться из этого ада, у меня никакого так и не придумалось, поэтому я сгрёб осколки ногой в одну кучу, завалился обратно на кровать и постарался уснуть. На удивление, получилось. Проснулся я поздно, открыл глаза и сразу вспомнил, где нахожусь. Может, это был сон? Нет, всё та же каморка, разбитое зеркало… Лондон за окном. Ну, что ж. Придётся пока пожить тут. Я спустился вниз и увидел Ловетт. Посетителей было мало. Я подошёл к ней и сказал: — Дай пожрать? Только, я умоляю, без человечины. Раз уж я тут вместо Тодда, позаботься обо мне. Она хмыкнула и принесла яичницу. — Думаю, люди не несут яйца? — со смехом сказала она. — Что-то ты слишком весёлая, — отметил я. — Чего задумала? — Да ничего, — пожала плечами Мэгги. — Не светись тут. Иди в цирюльню. Может, клиенты придут. Я доел и увидел Мэри. Она тоже заметила меня и издалека кивнула. Кажется, девчонка боится меня. Ну, Тодда, то есть. Я вчера ещё заметил. Посмотрев на Мэри, я вспомнил Мика. Интересно, как он там… В цирюльне я просидел недолго, вскоре мне стало скучно, я закрыл дверь и пошёл в город. Да, знаю, дурак. Там могут сцапать. Но, с другой стороны, полиция же не знает в лицо, кого именно ловить. На маскараде Тодд был в виде Смерти. А других свидетелей нет. Около пирожковой крутился какой-то сгорбленный нищий. Я сперва не обратил на него внимания, но потом он попросил у меня монету, при это смотрел внимательно и изучающе, и я вспомнил рассказ Мика про Холмса. Да я и сам читал вообще-то Конан Дойля. А ну как это Шерлок? А может, я придумываю. Но вообще, попасться Холмсу, наверно, лучше, чем в полицию. Он, может, и поверит, что я — не тот. Не тот, блять, Тодд. Я походил по туманному Лондону, с центра ушёл на окраины, добрёл до какого-то заброшенного замка, показавшегося смутно знакомым. Будто, блять, в одну из своих песен попал. Ещё ворон было полно в этом парке. Одна так многозначительно каркнула, я даже испугался. Замёрз, нахер, весь, и пошёл… Домой, что ли? Ну а как назвать дом Ловетт, если я там, типа, живу? Вечером набрался наглости и пошёл к пацанам на чердак. Они были там, весёлый Энди, что-то рисующий, и весьма помятый, но уже отошедший от бухла Майк. Увидев меня, он разулыбался, потом опустил глаза вниз, а Энди заметил: — Я даже не знал, мистер Тодд, что вы такой, — блин, что это Мик наплёл ему? — Слухи ходят, что вы мрачный и злой одиночка. — Я разный, — заметил я и подумал, что когда-нибудь расскажу этим мальчишкам правду. Им должно понравиться. Но не время. Пока не время.***
Князь добрался до театра, но не стал заходить внутрь. Он обошёл здание вокруг, во дворе нашёл какое-то укрытие около полуподвала и, прислонившись там к стене, стал ждать. Было холодно и нервно, поэтому Андрюха снова полез за сигаретами. — Никогда не брошу до конца, — пробурчал он. Мысли в голове перемешивались и путались. — Блять, Миха, такое могло случиться только с тобой. Мне вот сразу не понравилась вся эта затея с Тоддом. Прошёл, наверное, час. Запорошил снег, припаркованные машины стали постепенно превращаться в сугробы. Андрей повёл плечами, стряхивая снежинки с куртки и уже хотел развернуться и уйти, пока его не заметили Ренегат, Яха или ещё кто, но тут во дворе появился Тодд. Он, оглядываясь, подошёл к черному входу. Что удивительно, дверь была открыта, Андрей сам не ожидал этого. Суини скрылся внутри, Князь быстро шагнул ко входу и тоже зашёл в театр, оказавшись в тёмном коридоре и наткнувшись на Тодда, который стоял и смотрел в зеркало. — Ну вот мы и снова встретились, — шепнул Андрей. Но Тодд будто не слышал. — Зеркало… — потерянно сказал он. Андрюха пригляделся и увидел, что оно всё покрыто тонкими трещинами. Будто кто-то бросил камнем. — А другие? — воскликнул Суини и бросился в гримерку, забыв, что лучше бы ему тут не показываться. Он быстро осмотрел все зеркала и на каждом увидел зловещую паутину трещин. Андрей, идущий следом за Тоддом, начал догадываться. Кажется, Миха натворил что-то там в Лондоне, и теперь Суини не знает, как вернуться. — И что теперь? — спросил Князь. — Слушай, давай поговорим. Может, мы поможем друг другу? Он потащил совсем растерявшегося Тодда, приказав ему молчать, к режиссеру, и сказал, что Михаил сегодня играть не может: — Ну вы посмотрите на него! Режиссёр посмотрел, вздохнул и согласился. Спектакль вообще-то уже был отменён. Никто не понимал, что происходит. Андрей заверил, что всё будет в порядке, и увёл Тодда в отель. Раз номер снят, зачем ему пустовать, разумно решил Князь. Он усадил Суини рядом с собой и за ночь вытряс из него всё, что тот знал. — Знаешь, Тодд… — сказал Андрюха под утро. — Вообще, с одной стороны, конечно, жаль тебя. С другой, ты вроде как выдумка. С третьей… Хуй его знает, что сейчас делать. И ещё. Я тебя ненавижу! Кое-как они пришли к общему решению: Тодда отправить с глаз долой в какой-нибудь санаторий и тупо ждать. Может, проявится та ведьма, а может, запертый в Лондоне Мишка найдёт способ вернуться. А если нет, то в январе Тодд будет играть спектакль, его отбросит в начало временной петли, и всё возвратится на круги своя. — Всё ясно? — спросил Андрей, оставляя Тодда в подмосковном санатории. — Не забудь, блять, ты Михаил Горшенёв. Но ради бога, не болтай ни с кем. Тодд кивал. Он, неожиданно для самого себя, полностью доверился Князю. А Князь каждый день мучительно думал над тем, как же попасть в Лондон. Неожиданно утром он решил позвонить Балунову. Ну, вдруг тот что подскажет. Андрей зашёл в Скайп и связался с Саней. В Америке был вечер, и Сашка оказался дома и не был ничем занят. — Привет, Андрюх, — обрадовался Балу. — Ну, как дела-то? — Сань… А ты умеешь путешествовать в пространстве? — спросил Андрей. — Ну… Конечно. Сел на самолёт — и летишь. — Да не то… В параллельных мирах. — Чего? Андро, ты там случаем не перегрелся? Или, наоборот, перемёрз. Я слышал, в Питере холодно. — Если бы, — вздохнул Князь. — Я в Москве. Пытаюсь спасти Миху из очередной задницы. И она ужасно глубокая. И мистическая. Это капец. — Ну, давай, рассказывай, — прищурился Балу. — Не, погоди, сейчас я пиво возьму. Видно, долгая история. Выслушав Андрея, он долго молчал, допивая пиво, а потом спросил: — Ну и что ты от меня хочешь? — Не знаю, Сань… Ну надо ж достать Мишку из этого непонятно какого Лондона. — Знаешь, Андрюха. Может, тебе поможет. В одной детской книжке я читал про такую штуку, «прямой переход» называется. Ты натура творческая, может, тебе подойдёт. Предлагаю, нарисовать Лондон, а потом пытаться прямым переходом туда попасть. — И чё делать надо? — Короче, глаза закрываешь, и видишь перед собой систему координат. Или лестницу. Не знаю, у всех по-разному. И, в общем, нащупываешь нить, которая ведёт туда, где твой друг. А если друг в беде, то переход ещё проще сделать. Все законы физики к чертям летят. — Хм… — задумался Андрей. — А это может сработать. Потому что мне этот грёбаный Лондон уже снится постоянно. Они постарались ещё поболтать на отвлечённые темы, но разговор не клеился. Андрюха извинился, попрощался и сел рисовать Лондон Тодда. Он включил для атмосферы зонг-оперу, жалея, что не сделал этого раньше, ведь Мишкина музыка в песнях оказалось невероятной. Тексты кое-где отдавали штампами, но тоже были в целом неплохи. Андрюха закончил картину уже ночью. Он на всякий случай схватил дорожную сумку, встал перед рисунком, представил там Миху и закрыл глаза. Но не увидел ничего, кроме черноты. Он пробовал ещё и ещё, чуть не съехал с катушек, но под утро увидел-таки зелёные линии, похожие на схему метро. На пересечении двух линий мигала красная точка. — Миха! — выдохнул Князь и постарался шагнуть туда. Вокруг засвистела чёрная пустота, под ногами замерцали перевёрнутые звёзды и повеяло космическим холодом. Андрея охватил ледяной ужас. Но скоро всё закончилось. Князь открыл глаза и увидел, что находится не в гостиничном номере, а на улице. Он очень надеялся, что это Лондон. Тот, который ему нужен. Но тут взгляд Андрея упал на афишу. «Стенд-ап комик Энди Кауфман. Только сегодня!» Мимо с шумом проносились автомобили. «Чёрт… Это Нью-Йорк… " — разочарованно подумал Андрей. Он зажмурилась снова. К счастью, сетка не исчезла. В следующий раз Князь оказался в заброшенном старом доме неизвестно где, потом — в каком-то средневековье, наверно, из песни «Палача невеста», потом — в Париже. Он промотался по местам из десятка своих текстов, абсолютно вымотался и решил отдохнуть на какой-то дороге, при серебристом свете луны. — Мишка… — зашептал Андрей в отчаянии. — Ну ёб твою мать. Я же помочь хочу тебе. Прости, мы часто ругались… Мы оба виноваты. Помоги мне. Дай шанс! Андрюха сидел на обочине, а рядом песочные часы отмеряли час за десять.***
POV Михаила Время неумолимо. Выпал снег, растаял, снова выпал, и теперь лежит белым саваном. Как-то незаметно прошло уже почти две недели, как я тут оказался. Я брею, стригу, даже укладки какие-то делаю, ё-моё. Ловетт купила новое зеркало взамен разбитого, но никакого Тодда там не появилось. Кто б сомневался. Зачем мне всё это, я и сам не знаю. Я хочу, блять, домой! Заебал этот Лондон! Меня никто не ищет, никто не убивает, в тюрьму не сажает. Что я нахуй тут делаю? Ловетт каждый вечер приходит и стонет, какая она бедная и несчастная. Ага, так я и поверил. Разжалобить меня хочет, чтоб я её не сдавал. Я уверен, что она от своих идей не отказалась. И Тодда ждёт. Каждый день ждёт. А что ждать, если я жив и на свободе? Он не вернётся, потому что тогда его затея не имеет никакого смысла. Блять, интересно, что же он там делает?.. Сегодня вечер пятницы. Ровно две недели… Похоже, я тут на всю оставшуюся жизнь. Я понял, убивать меня нет смысла. Только отдать в лапы правосудия, чтобы полиция успокоилась, что дело сделано, маньяк пойман, и расслабилась, а Судья ослабил свою охрану. Я как-то видел его особняк. Туда не пробраться никак. Чего ждёт Мэгги и почему не идёт в полицию, я не знаю. Чем занимается Шерлок Холмс, тоже неизвестно. Мик говорит, что у него какие-то другие дела появились. А раз новых исчезновений не происходит, то этот случай отложили в долгий ящик. Я взял внизу у Ловетт две бутылки коньяка и сижу сам с собой. Ну а с кем мне пить? Майка с Энди я спаивать не собираюсь. Мы с ними здорово сошлись. Ещё у них есть друг Алекс, и я подозреваю, что это реинкарнация Балу. Только он куда-то уехал. Вот скоро должен вернуться. Интересно посмотреть, что за Алекс. Пацаны сказали, он изобретает машину времени. А вдруг этот мальчуган сможет мне помочь? Сказка, конечно, но… Я уже не знаю, чему верить. Дверь со скрипом приотворяется. Это Ловетт. — Чего пришла? Опять будешь рассказывать, что ты не при делах? Что это Тодд заставлял тебя крутить ручку и кормить людей пирожками с человеческим фаршем, будто так и надо? — Миша, я всё давно поняла, — вздыхает она. — Ты не веришь мне. — Нет, конечно. Я знаю, какая ты на самом деле. Слушай, — стукнуло вдруг мне в голову, — а покажи мне эту адскую штуковину? — Зачем? — пугается она. — Интересно, — пожимаю я плечами. Ага, боится, что я её саму туда засуну. — Пошли? Я допиваю бокал, беру её за холодную руку и искоса заглядываю в лицо. Всё-таки она красивая. Очень красивая. Я знаю, я не должен об этом думать, но, сука, не могу. Мэгги берёт свечу и мы спускаемся вниз. В подвале немного сыро, темно и как-то не по себе. — Ну вот, смотри. Да, блять, это реальный монстр. Целый баран точно влезет. Ну, последнее время тут баранов и прркручивали, а вот с Тоддом… Я тихо спрашиваю: — Ну и что ты чувствуешь, когда смотришь вот на это? Ты ведь не такая, ты не стала бы убивать сама Я вдруг касаюсь её волос, а она прижимается ко мне, как маленькая испуганная девочка. — Мэгги… Зачем ты жертвуешь собой ради Тодда? Он не любит тебя. Он любит свою жену, ту самую Бэтти. Если он вернётся, он убьёт тебя, — зачем-то говорю я, чувствуя, как бьётся её сердце. — Он не остановится на Судье, понимаешь, да? Она отталкивает меня: — Заткнись. Я люблю его! Пусть убивает. — Зачем же ждать? Давай, полезай в мясорубку. Я покручу ручку, — я не всерьёз, конечно, но она на всякий случай отходит к двери. — Эй, стой! Запрёшь ещё меня здесь ненароком. — Тут тебе и место! — взрывается она. Я быстро подхожу и подставляю ногу, чтоб она не успела закрыть чёртову дверь. — Не шали, Мэгги, — заглядываю в её зелёные глаза. — Ты меня не знаешь. Она позволяет мне выйти, запирает подвал и, гордо подняв голову и не проронив ни слова, уходит к себе. Я поднимаюсь в цирюльню и продолжаю пить. К привычным мыслям примешивается что-то новое. Ловетт… Блять, она мне нравится. Ебать, Миха, ну ты и попал. Следующая неделя ничем не отличается от предыдущей. Я то сижу в цирюльне, то шатаюсь по городу, а то тусуюсь на чердаке с Миком и Энди. По вечерам мы болтаем с Ловетт. Она уже не пытается меня обмануть, а просто рассказывает истории из своей жизни. Я делюсь чем-то своим, и разговор неспешно течёт под бутылку вина. В один из вечеров она вдруг сказала мне, осторожно гладя по руке: — Миш… А ты ведь никогда никого не убивал? — Нет, — ответил я. — И не убьёшь… Ты не такой. Но ты так похож на Тодда. — Я сам по себе. Она наклонилась ближе, всматриваясь в мои глаза. — Мишка… Больше Мэгги ничего не сказала, а я медленно взял её лицо в ладони, большими пальцами провёл по губам. Она закрыла глаза, щёки покрылись румянцем, я чувствовал её теплое учащенное дыхание и понемногу терял остатки самообладания. Не знаю, я бы точно поцеловал её, а потом и пошёл дальше, но за дверью послышался какой-то шум и следом раздался стук. Я резко отпустил руки, а Ловетт отодвинулась и выпрямилась. — Ну, кто там? — хрипло спросил я и откашлялся.