***
Серая лондонская площадь, ещё минуту назад готовая стать кровавым местом казни, совершенно неожиданно окрасилась в яркие весёлые балаганные цвета. Появился купол циркового шатра, от него в разные стороны протянулись длинные ленты, украшенные флажками и разноцветными шарами. Эндрю быстро спрыгнул с помоста, который стремительно превращался в сцену. Олеся растворилась за кулисами, Михаил с Андреем исчезли, Холмс вернулся в свою квартиру, Судья сидел в ложе для почетных зрителей, а Тодд затерялся в толпе, но мельком Энди успел заметить, что он не один, а с двумя прелестными спутницами. «Мик всё сделал, как надо! Только где же он сам?» — Эндрю и обрадовался, и испугался, беспокойно закрутил головой, но вскоре увидел Майкла, сидящего прямо на мостовой неподалеку. Он рванул к нему, собираясь расспросить подробно о том, где же тот был, но вдруг почувствовал, как многие события минувшего месяца с поразительной быстротой стираются в памяти, а их место занимают другие. И вот уже Энди казалось, что они с Миком просто договорились встретиться на площади, чтоб погулять. — Микки! — воскликнул Энд и почти врезался в него, не успев затормозить сапогами, подошва которых заскользила по брусчатке. — Привет! — Здоро́во, — кивнул Мик. — С тобой всё в порядке? — вблизи Энди разглядел, что Майк выглядит очень уставшим и измученным. — Нормально всё. Думаешь, легко сквозь время путешествовать? — слегка раздражённо ответил Мик. — Андрей с Мишкой вернулись к себе, да? — Куда? Кто? — переспросил Энд, путаясь в мыслях. — А, да… Блин, Микки, это всё по правде было? А кажется, будто сон. Я помню, мы играли с Алексом в машину времени и будто путешествовали по мирам, но понарошку. — Интересно… — немного разочарованно протянул Майкл, а потом решил уточнить. — Слышь, Энди, а помнишь, ты упал со второго этажа в старом доме? Незадолго до Рождества. — Я? — удивился Эндрю и улыбнулся. — Нет, это же ты там чуть не навернулся. Сбежать от меня хотел. Мик нахмурился. Его собственные воспоминания будто стали двойными, он видел два варианта одних и тех же событий, а вот Энди моментально забыл всё, что было связано с Тоддом, Горшком и Князем. Мик не мог определиться, хорошо это или плохо, но знал, что правильно. Прошлое изменилось, изменилось и настоящее. Мик вдруг запереживал: «А как же наши отношения с Энди? Ведь всё началось тогда, в том доме, а похлеще закрутилось, когда он с больной ногой в кровати валялся…» Но Мик побоялся спросить об этом прямо, и сказал другое: — А мультфильм рисовали, помнишь? — Помню. Ватсон рассказывал о таком новом искусстве, и у Холмса как раз был стробоскоп, — ответил Эндрю. — А кто рисовал? Кто всё придумал? — Мы с тобой. Майк, что-то ты странный. Зачем тебе это? Память, что ли отшибло? — засмеялся Энди, потрогал рукой его лоб, а потом слегка игриво скользнул пальцами через нос на губы, оглянувшись, чтоб никто не видел. — Пиздец, конечно… Ну ладно, забей, — выдохнул Мик. Он обрадовался, что хотя бы между ними ничего не изменилось. — Пошли смотреть на циркачей! — дёрнул его за руку Энди. — Мы ведь сюда за этим пришли! — Извини, Энд… Я не хочу. Ты оставайся, а я пойду. Ладно? — не дожидаясь согласия, Майкл побрёл к себе на чердак. Эндрю пошёл было за ним, но Мик убедил его остаться. Хотелось побыть одному. В целом Майкл был рад, что теперь все на своих местах, но, оказавшись на чердаке, сразу же очень заскучал по тем дням, когда рядом сидел Михаил, рассказывал что-то о музыке, о рок-н-ролле, выслушивал сбивчивые речи Мика, трепал рукой его волосы и улыбался. Майк вздохнул, не глядя, потянулся к гитаре, но её не было. «Сука, спёр, что ли, кто-то… — совсем загрустил он, лёг на матрас и задумался. — Почему для Эндрю настоящее изменилось, а для меня — нет? Почему я всё помню, в красках, до ярчайших мелочей?» Мик бросил взгляд на ремень с пряжкой, тот самый, который подарил ему Миха, в первый раз оказавшись на этом чердаке. Он был на месте, висел на гвозде, где и оставил его Мик, хотя по всем пространственно-временным законам должен был исчезнуть. — Ничего не понимаю, — прошептал Майкл. Он долго лежал и думал в тишине, пока под вечер на чердак не прибежал весёлый Эндрю. — Всё грустишь? — хлопнул он Мика по плечу. — Да… Тебе меня теперь не понять, — вздохнул тот, сел и обнял себя за колени. — Микки, — пристроился рядом Энди, — тебе просто приснился слишком реалистичный сон. Отпусти его, вернись ко мне. Он взял лицо Мика в свои ладони, заглянул прямо в глаза, очень легко поцеловал, а потом просто обнял, успокаивая. Энд на самом деле уже не понимал, что происходит с другом, а Майк решил, что не будет ничего рассказывать. Раз Эндрю всё быстро забыл — значит, так надо. — Энд, — спросил он, высвобождаясь из объятий, — а где моя гитара? — Я… Алексу отнёс, он должен был её усовершенствовать, — признался Эндрю. — Пошли тогда к нему, — поднялся Мик. — Она… Она исчезла, Микки… — потупившись, прошептал Эндрю. — Блять… — очень расстроился Мик. — Хуёво. — Не ругайся, — попросил его Энди. — Купим тебе новую. — Когда рак на горе свистнет… — Мик отвернулся к окну и, сгорбившись, закурил. Кому понадобился инструмент? — Ну, Мик… Я придумаю что-нибудь, — встал рядом Энди. — Ладно. Я верю тебе, — положил руку ему на плечо Майк. Приближалась весна, откуда-то со стороны океана ветер принёс теплый воздух, снег полностью растаял, под ногами постоянно хлюпали лужи. Энди сдержал слово, собрал все сбережения, свои и Алекса, и купил Мику испанскую гитару, не новую, конечно, но вполне боеспособную. Майк обрадовался, как будто малыш, которому отец привёз с ярмарки новую игрушку, и они снова стали каждый вечер собираться на чердаке, чтоб послушать музыку, попеть и подурачиться вместе с Алексом и Мэри. Алекс влюбился в неё по уши, забросил на время все свои изобретения и начал писать стихи. Мэри теперь работала не в пирожковой, которой не было на Флит-стрит и в помине, а в лавке Мясника, продавщицей. Однажды Мик, всё ещё пытавшийся разобраться во всём, осторожно поинтересовался, есть ли у Мясника племянница. Мэри отрицательно покачала головой и сказала, что никогда не слышала ни о какой Мэгги Ловетт. Продолжая работать у Шерлока, Мик порой задавал вопросы ему и Ватсону, но они тоже ничего не помнили. Машина времени, что всё ещё стояла в химической лаборатории, теперь не работала и ни на что не годилась. Холмс считал её детской игрушкой, которую ребята принесли ему однажды просто ради смеха. Как-то раз Мик залез в лабораторию и попытался запустить механизм, но ничего хорошего из этой затеи не вышло: огоньки не засветились, а Майк случайно разбил пробирку, за что получил нагоняй от детектива. Суини Тодд открыл новую цирюльню в большом отдельном здании, а жить продолжал вместе с семьёй в том доме, где Мик помнил пирожковую. Он часто ходил мимо этого места, радовался, что предотвратил большую беду и кровавые реки, но в то же время каждый раз с грустью думал о прошлом, которое помнил лишь он один. Временами Майк подолгу зависал, глядя в одну точку, чем очень пугал Эндрю, который начинал беспокоиться за него уже всерьёз, но не знал, что делать. А Мик ничего не замечал, думал о Мишке, Андрее, Ловетт, своём путешествии во времени, динозаврах и панковском концерте. Порой он резко вскакивал, брал гитару в руки и пытался сыграть что-то похожее на Sex Pistols, но не хватало мастерства и мощи электрогитары. Мик чертыхался и играл снова и снова, до мозолей на пальцах. Иногда ему казалось, что он просто сошёл с ума, и только ремень Горшка, который он стал носить на своих брюках как талисман, убеждал его в том, что он нормальный, просто знает немного больше других. Шли дни, недели сменяли друг друга и превращались в месяцы, и Мик понемногу отпустил ситуацию, спрятал странные воспоминания подальше, в дальний угол своей головы, и более-менее вернулся к обычной жизни. Пришло лето, удивительно жаркое для Лондона. Эндрю и Майкл каждый день по вечерам купались в реке, гоняли футбол, а в выходные проводили на пляже целые дни, а иногда и ночи. Места они выбирали малолюдные, там, где можно было спокойно целоваться, не шугаясь каждую минуту, обниматься и даже… Даже касаться друг друга. Энд много раз хотел перейти к чему-то большему, физическое возбуждение друг друга было прекрасно видно обоим, но Мик не разрешал. — Мы пацаны, Энди. Я люблю тебя, это так, но вот то, что ты хочешь, — этого я тебе не могу дать, — сказал Мик, очередной звёздной ночью отбиваясь от настойчивых рук. Сперва всё шло неплохо. Они отпросились у родителей, вечером устроили небольшой пикник на берегу, а когда на город опустилась ночь, сели плечом к плечу на песке, потягивая стащенный из дома эль, и болтали обо всём, глядя на звёзды. Мик вдруг задумался, а эти ли же звёзды, или какие-то другие, видит Михаил, а когда вынырнул из размышлений, Эндрю уже весьма настойчиво пытался стянуть с него рубаху, целовал шею и пробирался ниже. Вот тогда-то Мик и сказал, что к такому повороту он не готов. Эндрю смутился, но обида взяла верх, и он вдруг выпалил: — Майк, я не железный. Ты не думал, что я просто найду себе девчонку? — Знаешь, Энд… А это будет правильным решением, — удивительно спокойно отреагировал Мик. Последнее время он часто думал о том, как всё у них по-дурацки. — Мы не сможем всю жизнь… Ну, вот так жить, понимаешь, да? — Да почему? — не хотел понимать Энди. — Ты чё? Бросить меня хочешь? — Энд, нет… Я… — Мик махнул рукой, не найдя нужных слов, и тихо сказал: — Не знаю… Тогда Энди встал и просто ушёл, ничего не ответив, а Мик долго сидел на берегу, залипнув на звёзды, потом допил весь эль и свалился спать. Ему приснился странный сон, в котором он блуждал по подземным лабиринтам, тоннелям и катакомбам, а потом нашёл старые рельсы и пошёл по ним, слыша впереди будто бы звон колокольчиков. После того разговора они с Энди больше не виделись. Оба маялись, но мириться не торопились. Энди всё чаще после работы уходил в заброшенный парк и рисовал в альбоме страшные картинки, а Мик бродил по городу, ища тоннель из сна. Он вдруг вспомнил, что именно через такое сооружение попал в Петербург, в то измерение, где жил Мишка. Майкл облазил все подвалы, все погреба замков, в которые сумел попасть, но ничего похожего так и не нашёл. Наконец, он вспомнил про рельсы и решил, что просто обязан спуститься в метро. На только что открытых первых станциях ему делать было нечего, поэтому он подружился со строителями, втерся к ним в доверие и однажды августовским днём проник на строящуюся платформу. Под землёй было очень интересно и немного страшновато. Мик ходил между вагонеток, заглядывал в вырытые ходы, а потом спустился в тоннель, который должен был соединить две станции. Здесь он почувствовал какое-то необъяснимое волнение, взялся за бляху ремня, которая вдруг будто засветилась в темноте, и медленно пошёл вперёд. Голоса строителей сзади сразу же затихли, а на земле появились блестящие рельсы. Мик шёл по ним долго-долго, и вдруг увидел свет, пробивающийся с потолка. Он было шагнул туда, но вдруг под потолком пролетел, шурша крыльями, ворон, громко каркнул и будто рассмеялся. Мик присел, испугался и повернул назад. Рабочие, к счастью, не заметили его долгого отсутствия, и Майкл решил, что обязательно вернётся сюда ещё раз. Здесь был какой-то ход. Ход в другой мир. Но лезть туда одному было страшновато, да и вообще он понял, что чертовски соскучился по Эндрю, поэтому, поднявшись на поверхность, пошёл его искать и нашёл в парке. Мик сел рядом и примирительно положил руку на колено. Энди дёрнул ногой и отвернулся. — Ну, Энд… — смотря себе под ноги, сказал Мик. — Чего ты такой? — Я думал, у нас всё серьёзно, — буркнул Энди. — И так серьёзно. Серьезная, блять, мужская дружба. — Дружба? Всего лишь? — А разве этого мало? Ну, дружба с поцелуями, — засмеялся Мик. — То есть целоваться со мной — это для тебя нормально. А…кхм… помочь дойти до конца — фу? — уже не рисуя, а просто черкая карандашом по бумаге почти прошептал Эндрю. Мик задумался, представил в голове картинку, фыркнул и уверенно сказал: — Да. — Ну и пошёл ты тогда, куда подальше, — вспыхнул Энди и ушёл вглубь парка, где встретил хохочущую горбатую старуху. — Поссорились, голубки? — проскрипела она. — Молодцы, порадовали старушку. Ведьма прищурилась и присмотрелась к Энди. — Эй, малец, а ты мне нравишься. Приходи сюда почаще? Рассерженный Эндрю кивнул, не желая вступать в споры, и вскоре забыл об этой встрече. Майкл понял, что нормального диалога у них с Эндрю пока не выйдет, и больше не искал встреч, хотя внутри себя просто на стенку лез. Неужели их многолетняя дружба, так недавно переросшая в глупую любовь, закончится вот так? Мик хватался за голову, но ответа не находил. Чтобы хоть немного отвлечься от грустных мыслей, он спускался в подземку ещё пару раз, доходил до светлого пятна в туннеле, но дальше пробиться не мог, что-то останавливало его. А в один из дней в начале сентября Мик вдруг понял, что сегодня точно всё получится. Он сам не знал, чего добивается, но очень хотел выйти из тоннеля. На этот раз Мик очень быстро дошёл до нужного места, вскарабкался на какой-то выступ в стене и толкнул решётку, через которую и попадал свет. Она легко поддалась, Мик выбрался наверх и оказался в другом тоннеле, который был освещен электрическими лампами, теми, что Мик видел в будущем. Он не успел толком обрадоваться, как земля под ногами задрожала, и вдалеке показался поезд, приближающийся с бешеной скоростью. Мик вжался в кладку, спиной нажал на какой-то камень, и вдруг часть стены повернулась на 180 градусов вместе с перепуганным пацаном. Перед ним оказался сухой и светлый коридор. Не раздумывая, он пошёл по нему, дошёл до деревянной двери, толкнул её и оказался на шумной городской улице. Мик оглянулся назад. Дверь вела в какую-то неприметную серую будку. «Надо запомнить это место, — подумал он. — Мне ведь ещё обратно возвращаться». Мик вдохнул полной грудью, положил, подчиняясь неведомому порыву, руку на ставшую почти горячей пряжку ремня и пошёл по улице. Его будто бы кто-то вёл. Вскоре он оказался у бара, Мик понял это по рисункам на двери. Дождавшись, когда охранник отвлекётся, он скользнул внутрь, увидел за столом Миху с Андреем и бесшумно подсел к ним, в душе́ потешаясь над их лицами. — Охуеть у вас рожи, — высказался он, когда вышли из бара на улицу. Горшок заржал, а Князь заметил: — Мик… Да я до сих пор поверить не могу. Мне серьёзно к вечеру стало казаться, что всё было сном. А тут ты. — Да, мы ж только сегодня вернулись. Полгода куда-то исчезло, прикинь? — с силой притянул его за плечо Мишка. — Слышь, а ты здорово вымахал, только всё такой же дохлый. Ремень не сваливается? Мик, который был ростом уже почти с самого Михаила, заулыбался и поправил бляху: — Я, между прочим, благодаря этому ремню тебя нашёл. Он же из вашего мира. Непонятно только, почему он не исчез, когда я вернулся. А гитара вот какого-то хера пропала. — Блять, это я виноват, — догадался Миха. — Я ж её на площади бросил… — Ты? Зачем? — удивился Мик. — А Энди не рассказывал разве про наш концертик? — Он всё забыл, сразу же… — погрустнел Майкл. — И я… Чувствую себя иногда умалишённым. Потому что помню то, чего никогда быть не могло. — Да как не могло? Было же, — активно возразил Миха. — Вот же ты, вот мы, понимаешь, да? Я всё помню. — Я-то понимаю, — засмеялся Мик. — Это меня никто не понимает. — А где Энди? — спросил Князь. — Не знаю, — помрачнел и как-то сразу закрылся Майк. — Поцапались? — немного помолчав, всё-таки спросил Андрей. Мик не ответил. — Ну хоть из-за нормальной темы или из-за хуйни какой? — вмешался Горшок. — Мих, ну, не приставай, чё ты. Захочет — сам расскажет, — слегка толкнул его Андрей. — А знаете, где я был, пока во времени путешествовал? — сменил тему Мик. — Ни за что не поверите. Миша, слышь, я на концерте Sex Pistols был! Я, блять, Сида по плечу хлопнул! — Да ну… — не поверил сперва Мишка, и Майк слегка обиделся. — Я отвечаю, видел его как тебя! — А ещё что видел? — глаза Горшка загорелись любопытством. Мик сразу же перестал дуться и, оживлённо жестикулируя, начал свой рассказ. Наконец-то ему было с кем поделиться тем, что он так долго держал в себе, боясь нарушить хрупкое равновесие в своем мире.***
POV Михаила. Охуительное небо сегодня над Питером. В нём будто борются две стихии. Одна половина затянута тёмными, иссиня-чёрными тучами, низко клубящимися над городом, а другая чиста и светится голубизной. Вот-вот должно взойти солнце, и станет ещё красивее. Тучи подсветятся алым и будут похожи на гигантских чудовищ. Люблю смотреть на такие осенние рассветы, стоя у окна и затягиваясь сигаретой. Но сейчас я не у окна, а на питерской крыше, и на восход солнца мне, по большей части, наплевать. Потому что рядом со мной сидит Мэг. Прижалась к левому боку, и я обнимаю её то за плечи, то за талию, шепчу в ухо какие-то глупости, наслаждаясь её задорным смехом, и где-то в глубине подсознания понимаю, что это всего лишь сон. Но сон очень реальный, поэтому я не хочу просыпаться. Солнце поднимается всё выше, пригревает металлическую крышу. Наверное, ещё август, слишком уж жарко, но деревья кое-где начинают желтеть, это отлично видно с высоты. Я аккуратно толкаю Мэгги на железо, укладываю на спину и просто любуюсь ей. Она одета по-нашему, не как раньше. Кожаная куртка расстёгнута, короткая футболка задралась и я вижу манящую полоску светлой кожи. Живот её часто поднимается и опускается от сбивчивого дыхания, а зелёные глаза смотрят бесстыже, и это чертовски возбуждает. Я резко выдыхаю, наклоняюсь к ней и… Просыпаюсь, сука. Да, так и знал, что это сон. Встаю у окна в каком-то гостиничном номере. Да, мы опять на гастролях, я забыл, в каком городе. Где-то на Урале, вроде. Презентация нового альбома, чтоб её. На улице даже не осень, а самая настоящая зима, снег метёт как не в себя. Никаким рассветом ещё и не пахнет. Я закуриваю и вглядываюсь в темноту за окном. Чертовски сексуальная Ловетт снится мне почти каждую ночь. Мы почти не разговариваем, только целуемся, обнимаемся, и, блять, всегда я просыпаюсь на самом интересном месте. Князь, которому я как-то обмолвился об этих снах, ржёт и намекает, что мне нужна девка. Ему хорошо говорить, он почти забыл про дурацкий Лондон, свои похождения в разных параллельных мирах, и то, что там было. А я нет. И я пробовал с другими — не могу. Не хочу никого, кроме неё, даже не только в плане секса, а вообще. Плевать мне на всех этих девиц. И я, блять, сам от себя в шоке. Когда в сентябре в баре я увидел Мика, мне тут же захотелось всё расспросить у него про Ловетт. Видел ли он её? Но я сдержался, прибалдел от его появления. А когда он начал рассказывать про свои приключения, мы с Андреем вообще уши поразвесили, рты пооткрывали и про всё нахуй забыли. Прошатались ещё по городу до полуночи, показывая всякие классные питерские места, а потом я хотел забрать Мика к себе, но он попросил проводить его до какой-то будки, через которую он сюда пришёл. Охереть можно. Ну, я и пошёл провожать, а Андрюха деликатно оставил нас наедине. Чувствует, что я к Мику на самом деле прикипел как… Как к сыну, что ли. И он ко мне. Хотя обычно подростки в таком возрасте наоборот на всех щетинятся. У Князя с Эндрю почему-то такой связи не получилось. Как, кстати, нас никто из журналюг ещё не спалил, пока мы по городу шастали, удивительно, бля. А то бы точно все газеты уже пестрели новостями о том, что у Горшка внебрачный сын. Он же похож на меня до охуения. Ну вот тогда-то я и спросил у него про Ловетт. Мик посопел как-то виновато, а потом сказал, что никто на их улице не слышал о племяннице Мясника. Вот так вот. Куда её занесло после нашего возвращения, как сложилась жизнь, хуй знает. Когда мы с Микки остановились возле этой самой будки, я хотел шагнуть вместе с ним, но он исчез, а я тупо впилился в стену. Там даже дверей не было, просто вентиляционная шахта. Но Мик прошёл, и с тех пор больше не появлялся. Андрюха, как и Энди, забыл почти всё, а я мучаюсь до сих пор. Ещё сны эти. Заебался, сил нет. Но я не сдаюсь. Я найду тебя, Мэг. Повторяю эти слова, как мантру, нахуй, по утрам и вечерам. Порой так и хочется удолбаться к херам, но я пока держусь. Зачем Мэгги героиновый торчок? А если вдруг… Если вдруг она всё забыла, то я всё равно найду её и завоюю снова. Стопудово. Я лениво начинаю собираться, надо спускаться вниз, завтракать, а потом пилить на саундчек. И только я собираюсь выйти, посреди комнаты абсолютно неожиданно, из пустоты просто, материализуется Мик. Встрепанный, взволнованный, как тогда, когда Эндрю ногу проткнул. — Ну чё случилось? — сразу спрашиваю я, стараясь не удивляться и не завязнуть в вопросах, типа как он сюда попал. — Миш, я нашёл Ловетт! — слегка улыбается он. — Только её надо, наверно, спасать… А я… Не разбираюсь в этом. Тебя, короче, надо. — От кого спасать? — спрашиваю, а сам от радости готов подпрыгивать на месте, как школьник перед каникулами. Нашлась! Моя Мэг… — Не знаю. От самой себя, наверно. Толком не понял. Пошли со мной! — Погоди… Как с тобой? Куда? — блин, дебил я, сейчас опять ввяжусь во что-то… — Через прямой переход. Да ты не боись, я не Князь. Я сейчас многое умею, — протягивает он мне руку. Я берусь за неё и шагаю с ним…в пустоту.