Вы не бывали в Лондоне, сэр?

***

POV Михаила Сгорела, значит, колдовская птичка… Похоже, лондонские пацаны постарались. Нет, они, конечно, молодцы, уничтожили зло, но мне-то теперь что делать? Так была хоть какая-то надежда найти Ловетт, пусть смешанная с обманом, но надежда, а сейчас и её нет. Блять, я не знаю, что со мной происходит. Сказать по правде, я совсем не нахожу себе места, даже музыка с выпивкой почти не помогают. Я не знаю, что сейчас с Мэг, где она, как себя чувствует после того обморока, вообще нихуя не знаю, и эта призрачная неопределенность прижимает меня к земле похлеще всякого всемирного тяготения. И что самое хуёвое, несмотря на это вот всё, я никак не могу понять, чего же хочу. Найти Мэгги и остаться с ней в Лондоне? Нереально, я не смогу там. Забрать к себе? То же самое. Может, вообще на всё забить… Нет, тоже нельзя. Она — моя! Так, сука, много вопросов, и совсем нет ответов… Я бреду по узкой лесной тропинке, оставив за спиной Андрюху и Саню, которые так и норовят влезть в мою жизнь. Зачем меня всё время спасать? Заботятся они, хули. Да дайте я сам разберусь, на самом-то деле, а? Вот Шут молодец, вмешался, тормознул Князя, а то он опять рванул бы за мной. А мне хочется побыть одному, уйти куда глаза глядят и посидеть там в тишине, попытаться понять себя. Я смотрю под ноги, а не по сторонам, но всё же замечаю, что лес вокруг меня очень странный, еловый, сумрачный, низкие игольчатые лапы переплетаются, начиная от самой земли, и заканчиваются где-то там у звёзд, мерцающих ярким газовым светом. А здесь, внизу, лиловая темнота, холод, снег по колено. Хер знает, куда приведёт меня эта тропинка. Иду, наверное, больше часа, уже подумываю повернуть назад, выбраться отсюда, вернуться в студию, но вот деревья расступаются, и передо мной открывается поляна. И это не просто поляна, а какая-то дверь в лето, потому что, стоит мне приблизиться, снег на ней моментально тает, сквозь влажную тёплую землю пробивается зелёная травка, распускаются первоцветы. А посередине поляны стоит пень, здоровый такой. Походит на… Ё-моё, так это ж не просто пень. Это, блять, пень-рассказчик, потому что из обычного древесного среза вырастает почти отрубленная голова. И это пиздец как охуенно выглядит, никогда бы не подумал, что увижу такое не на рисунке Князя, а своими, блять, глазами. — Ну что, Мих. Здоро́во, что ли, — скрипит пень, жутковато и немного безумно улыбаясь. — Вот мы и встретились. — И тебе не хворать, — отвечаю и снимаю куртку. Жарко, будто и в самом деле весна. — Это чё за место тут? — Сказочная страна. Добро пожаловать, — продолжает улыбаться голова, обнажая здоровенные зубы. Страна... Королешутия, блять. На этот раз я точно сошёл с ума. — Ну и… Зачем меня сюда занесло? — я нервно хлопаю по карманам, ищу сигареты. Закурить сейчас не помешает. — В левом кармане, — подсказывает пень. — Разве ты не солнце пошёл искать? — Это Шут наболтал. «Дурак и солнце» — не наша тема, это вообще Кости Кинчева песня. И она вся такая… иносказательная. — Песня-то может и не твоя, но в жилу. Переделай под себя. Ты же ищешь своё солнце? — Я… — блин, задумываюсь. А что я вообще ищу? Может, покоя? Счастья? Солнце… А Мэг похожа на солнце, особенно своими рыжими волосами. — Ну, может быть. — Так вот, поэтому ты и здесь, — откликается голова. — Иди потихоньку вперёд, авось придёшь, куда надо. А мы тебе поможем. — Не брешешь? А то тут одна деятельница уже, кажется, хотела меня наебать. Да вот не повезло, крылышки опалила. — Нет, Миха, здесь всё по-честному. И всё зависит только от тебя. — Как-то это не сказочно, — усмехаюсь я. — Типа, если я не туда сверну, то сам дурак, да? — Ну а ты как хотел, — смеётся пень-рассказчик. — Ну всё, не стой столбом. Ноги в руки, и давай. Ладно, пойду вперёд, раз уж меня сюда занесло. Может, это сон? За поляной снова начинается лес, но уже менее густой, светлый, смешанный. И здесь даже не весна, а лето, самое настоящее, жаркое, пахнущее скошенной травой и приближающимся дождём. Вдалеке на западе под иссиня-чёрными тучами алеет полоса заката, изредка вспыхивают зарницы. В траве стрекочут кузнечики, а где-то за деревьями ухает филин, трещит костёр, и я точно знаю, что там сидят разбойники. Поджидают вот этих двух бедолаг, которые обгоняют меня. — Эй, пацаны, шли бы вы отсюда. А то выйдут из лесу разбойники целою толпой, что делать будете? — торможу я их — Да какие тут разбойники, дядя, — хохочет один из них. — Обыкновенные. Лесные, — говорю я, смекнув, что это ж те самые два друга. — Давайте провожу вас, что ли, а вы мне путь укажете. Они смотрят на меня как на сумасшедшего, переглядываются, шепчутся, но соглашаются. Мы быстро доходим до деревни, а разбойники так и остаются сидеть в лесной чаще. Я прощаюсь с ребятами, которые, я уверен, до сих пор считают меня идиотом. А я вот чувствую себя молодцом: помог пацанам, никто не умер, никто не предал друга. Зачем я это сделал — хуй знает, но так надо, такие здесь законы сказки, я почувствовал это. Небольшая деревня встречает плетёными заборами, на которых висят глиняные крынки, мычаньем коров и собачьим лаем. Мне надо бы найти ночлег, а то уже с ног валюсь. По пыльной улице пересекаю деревушку и стучусь в какую-то покосившуюся избёнку на отшибе, у кромки леса. Бревенчатые стены потемнели от времени, крыша то тут, то там покрылась мхом, в углу у водосточной трубы даже маленькая берёзка выросла. Не дождавшись ответа, толкаю скрипучую дверь и оказываюсь в темных сенях. С чердака мягко спрыгивает чёрный кот, мяукает и скребётся в домашнюю дверь. Она открывается, и показавшийся на пороге дедок, разглядев меня, говорит: — Будь как дома, путник! Я уже ничему не удивляюсь, хмыкаю и категорично заявляю: — Истории твои послушаю, а к волкам в лес не пойду. Дай лучше пожрать чего-нибудь. — И не надо. У нас тут добрая сказка, Шут постарался. Да и как тебя тронуть, ты же Горшок, — смеётся он в бороду. — Иди, мой руки, а то не буду кормить. Я улыбаюсь такой необычной заботе, гремлю умывальником с ледяной водой, пробираюсь за стол. Дед ставит передо мной деревянную миску с дымящейся картошкой и грибами, наливает в стаканы водки и садится напротив. — А что же без Андрея пришёл? — помолчав и старчески покряхтев, спрашивает он. — Так надо, — уклончиво отвечаю я. Да, Андрюхе бы здесь понравилось, это же те самые сказочные миры, что мы с таким упоением создавали. Вот только я не понимаю, для чего я здесь, почему тропинка привела меня именно на этот этаж пространства? Чтобы показать, что я был не прав, отрекаясь от сказок?.. Дед больше ни о чём не спрашивает, лишь после ужина просит, смеясь: — А можно… Про нас с волками песню? — он протягивает мне гитару, ту самую, что в Лондоне усовершенствовал Алекс. Так вот она куда исчезла. — Откуда у тебя эта гитара? — спрашиваю и подкручиваю колки. — Так это… Волчишки мои принесли, в лесу где-то нашли. А что, твоя потеря? — Не совсем. Одного паренька. — Ну так забирай, возьми с собой, потом отдашь ему. — Не знаю, попаду ли я туда, где он сейчас, — вздыхаю я. — Попадёшь, — не сомневается дед, — с таким инструментом как не попасть. Она тебя и выведет. Я вспоминаю свой ремень, что подарил Мику. Он тогда говорил, что нашёл меня с его помощью. Может, и с гитарой так же получится. Было бы неплохо, верну ему, Мик очень обрадуется инструменту. Я играю старику «Лесника», три раза подряд, он радуется как ребёнок и хохочет над концовкой. На четвертое исполнение я не соглашаюсь, несмотря на все уговоры, и ухожу на двор, покурить и подумать. Небо совсем потемнело, зарницы приближаются, и уже слышен гром. Скоро начнется гроза, значит, где-то рядом, наверно, вот на том холме за рекой, будет бегать дурак с сумкой через плечо, по другому и быть не может. Пойти, что ли, посмотреть, как он схватит молнию. Но первые крупные капли дождя уже падают в пыль, заставляя меня отступить на крыльцо, и буквально через пару минут сильный ливень застилает пеленой всё вокруг, а молнии вспыхивают так часто, что во дворе становится светло, как днём, но свет этот призрачный и немного зловещий. Полюбовавшись разбушевавшейся стихией, я захожу обратно в избу, ложусь спать на скрипучую панцирную кровать и впервые за долгое время быстро засыпаю и сплю как убитый, не видя снов. Старик поднимает меня утром с третьими петухами, умытое вчерашним дождем солнце радостно катится по чистому-чистому голубому небу. Поблагодарив деда за еду и ночлег, я вешаю на плечо гитару, выхожу за калитку, пересекаю реку по деревянному мостику и встречаю на сельской дороге чувака, радостного, лохматого и седого. Ну, я же говорил, куда без него. Он замечает меня, подмигивает и манит к себе пальцем, а когда подхожу, осторожно открывает сумку: — Смотри, поймал, — радостно шепчет он. Я наклоняюсь и вижу, точно, поймал, и не простую молнию, а шаровую! Если не знать, и не скажешь, что это молния, просто синий искрящийся и потрескивающий шарик. — Возьми её в руки, — предлагает мне Дурак, — не бойся. Я протягиваю руку, и шарик сам перекатывается мне на ладонь. Он тёплый и какой-то… Пушистый, что ли, щекочет кожу, как ласковый котёнок. — Бери насовсем, дарю, — улыбается парень. — А… Спасибо, конечно. Но зачем она мне, ё-моё? — Пригодится. Смотри, какая славная! А уж энергии сколько в ней, не сосчитать! — восторженно объясняет он. — А куда мне её положить? — Да вон в гитару запусти, она там устроится Я слушаюсь его и осторожно спускаю молнию в отверстие на блестящем корпусе. — А теперь попробуй сыграть, — хитро улыбается Дурак. Я, не особо въезжая, трогаю струны. Бля, вот это объёмный звук, никакого усилителя не нужно. Точно ведь энергии полно в этом электрическом шарике, чудо прямо какое-то. — Нравится? Ну, вот, теперь можешь в город топать, — машет Дурак рукой куда-то за горизонт, — а мне домой пора, отсыпаться. Сегодня ночью опять гроза будет, я себе ещё поймаю. Пока, Мишка! — Пока. Спасибо! — запоздало говорю и смотрю ему вслед. Солнце заметно припекает, а тропинка поднимается на холм и ещё выше, куда-то в горы. Терпко пахнет летним зноем. Хорошо тут… Я останавливаюсь у края обрыва и удивляюсь, на какую высоту уже поднялся, деревушка у подножия кажется совсем игрушечной. Возвращаюсь на дорожку и вижу впереди высокую фигуру человека в чёрном плаще. Мне сначала показалось, что это Шериф, но потом замечаю смятый в гармошку цилиндр и не могу удержаться от смеха. Бедняга поворачивается ко мне и шипит тем самым злобным голосом: — Ну и что ты ржёшь? Думаешь, весело, когда на голову камень падает? — Прости… — пытаюсь перестать смеяться, — но… Ты так уморительно выглядишь, понимаешь, да? Он долго смотрит на меня, потом вдруг улыбается, старательно выпрямляет цилиндр и отряхивает от грязи плащ. — Споём? Мы то спускаемся вместе с узкой каменистой тропкой вниз, то поднимаемся наверх, и вдобавок горланим во всё горло как два идиота, «Камнем по голове», а гитара, которая висит у меня за спиной, играет сама собой. Ну не сумасшествие ли? Дыхалка сбивается ко всем чертям, и на вершине одного из холмов мы останавливаемся на привал. Отсюда хорошо виден раскинувшийся в долине небольшой провинциальный город, весь праздничный и нарядный. Именно туда спешит мой внезапный попутчик. Отдохнув, мы спускаемся вниз и окунаемся в атмосферу веселья и праздника, карнавала и музыки. Всюду танцуют, участвуют в конкурсах, пьют и едят, но… Я чувствую здесь себя лишним, каким-то чужеродным элементом, очень странное ощущение, на самом деле, будто я пришёл куда-то не туда. Меня здесь никто не ждёт. Бродяга замечает мой потерянный взгляд и говорит, погрустнев: — Ну что, Миш, спасибо за компанию. Теперь наши пути расходятся, сказки сказками, но тебе пора и к жизни возвращаться. — К жизни… Ты знаешь, где Мэг? Он не отвечает, лишь пожимает плечами и уходит. Блять… Ну и зачем я здесь, на этом празднике жизни? Есть в моём присутствии какой-то смысл? Зачем мне эти сказки? Я опять не нахожу ответов и направляюсь, понурившись, будто это меня камнем по голове шибануло, в ближайший кабак. А что ещё делать, когда на душе тоскливо и херово? Захожу, ищу свободное место и вижу Шерифа. Видок у него ещё тот. Никак не думал, что Шериф может напиться, он же вроде как не совсем человек. Тяжело опускаюсь рядом, он поднимает голову и смотрит на меня мутными глазами: — Ты тут… Шут помог? — Я не знаю, — пожимаю плечами и стучу пальцами по столу, отбивая неизвестно откуда крутящийся в голове ритм. — Наверное. Мы встретили его в лесу. Потом я пошёл дальше, а он не стал мне мешать. — Ясно, — тянет Шериф. — Вот же чертёнок, все границы распахнул. И мне никак не вмешаться, спор есть спор. — Что за спор? — мне на самом деле очень интересно. — Да так… — видно, что Шериф не хочет говорить, но и молчать не в состоянии, алкоголь развязал ему язык. — Ну не томи, говори, — я прошу принести мне только пиво, напиваться расхотелось. Шериф должен мне сказать, где искать Мэгги, так что надо сохранить трезвость. — Я… — мнётся Шериф и с размаху осушает стакан. — Я думал, ведьме удастся её план. А Шут говорил, что нет. Потому что или ты сам не согласишься, или тебя успеют остановить. Ну и вот… Я проиграл. Хорошие друзья у тебя, Мишка. Во всех мирах. — А чё за план? — всё-таки обманула меня, ведьма… — Да вот такой план, — совсем хмелеет Шериф и бормочет уже что-то невнятное, я разбираю лишь отдельные слова: — …на круги своя… Реки крови… Будто и не было… — Эй, Шериф, погоди, не спи! Где Мэг? Он смотрит на меня абсолютно невидящим взглядом и ничего не отвечает. Чёрт… Что это он там несёт? Какие «круги своя»… Вдруг рядом со мной невесть откуда оказывается девушка в карнавальном костюме, за маской венецианки не разглядеть, кто она. Девушка берёт меня за руку и увлекает за собой на улицу. — Миша… Я помогу тебе, — вкрадчиво говорит, не отпуская руки. — А ты вообще кто? — её голос мне вроде бы знаком, но здесь шумно, да ещё эта маска искажает звук. — Неважно, идём, — она продолжает тянуть меня за руку, как упирающегося малыша, который не хочет идти в детский сад. — Ну как неважно-то? Погоди, стой! — А вот так. Не надо, не вспоминай меня. Дай-ка мне молнию, — требует незнакомка, едва мы отходим на более тихую улочку. Я снимаю с плеча гитару, и светящийся шарик легко перепрыгивает на её руку. Она водит им в воздухе, как фонариком, и говорит: — Смотри, видишь, красную нить? — Вижу. А как это она? Ниоткуда возникла, и будто висит. — Это просто её часть. А знаешь, где начало? — Где? — Дурак ты, Горшенёв, — качает она головой с такой интонацией, что я-таки узнаю её. — Фиска… — выдыхаю и пытаюсь снять с неё чёртову маску. Она вырывается и отстраняется. — Не надо, Миша. Меня нет. Совсем нет. — Да как, блять, нету-то? — Хочешь остаться со мной? — вдруг очень серьёзно спрашивает она. — Моё место в аду, Мишенька. Ты вспомни, что мы с тобой творили. Прислушайся, ты же ненавидишь меня. Мы расстались давным-давно. — Я любл…любил тебя… — Всё, давай, вали отсюда. Убирайся! — непонятно почему взрывается Анфиска. — Свети молнией на нитку и иди по ней. У тебя всё впереди. Живи, раз живой. А мы сами похороним своих мертвецов. Выкрикнув это, она растворяется в толпе. Чёрт… Ну почему именно сейчас я снова увидел её? Я чувствую себя как висельник, из-под ног которого выбили опору, но всё-таки нахожу в себе силы и иду прочь из города, который утопает в ярких ночных огнях и совсем не собирается спать. Странный город. Он кончается резко, без привычного частного сектора на окраинах. Передо мной раскидывается то ли поле, то ли степь, небо опять заволокло тучами, собирается новая гроза. Шарик в моей руке разгорается ярче, видимо, чувствуя своих собратьев, а нить натянута до предела, как струна. Я пробую, повинуясь неожиданному импульсу, дёрнуть за неё, и получается звук, чистый и высокий, но очень печальный. И в этом звуке я будто вижу Мэг, её волосы, её губы. Сердце сжимается, и я понимаю, насколько сильно я по ней соскучился. Я должен найти её, ради этого я готов на всё. Слышу звуки фейерверка, оборачиваюсь назад, чтоб в последний раз взглянуть на городок, и вижу, как он искажается, преломляется и будто отражается в сотнях зеркал, а потом исчезает, будто и не было, отпуская меня, защищая от призраков прошлого. За моей спиной та же степь, что и впереди. Опять какие-то фокусы пространства… Заколдованные места тут, не иначе. Красная нить дрожит, как живая, и ведёт меня куда-то вверх, в небо. Интересное дело, а как, блять, мне туда попасть? Летать я не умею, ё-моё, лестниц не наблюдается... Стою, запрокинув голову к невидимым звёздам, и думаю, как же быть, а нить упрямо тянется и зовёт меня за собой. Шуршит трава, и мне в щёку мягкими губами тычется лошадиная морда. Я поворачиваюсь и вижу гнедого коня, он смотрит на меня умными карими глазами, поводит ушами и нетерпеливо перебирает тонкими сильными ногами. — Ну, что, Сивка-бурка, — говорю ему, гладя по морде, понятия не имею, какие у лошадей бывают клички, — предлагаешь на тебе ехать? Он коротко ржёт и согласно качает головой. — Стой тогда смирно, блять, буду залезать на тебя, — хорошо, что конь оседлан и взнуздан, а то б вообще беда, попадись мне какой-то дикий необъезженный мустанг. Усаживаюсь в седле, беру поводья. Я ездил на лошади пару раз, но когда это было-то. Страшно, пиздец, сбросит меня и затопчет. Но он вроде умный коняшка. Эх, была не была. — Давай, поехали. Ты ведь сам знаешь куда. Конь начинает движение, сначала медленно идёт по степи, потом переходит на галоп, ускоряется и с разбега устремляется в небо. Ёб твою мать. Мы летим. Расскажи кому, ни в жизнь не поверят: конь скачет в воздухе. Мягкая шелковистая грива развевается на ветру, внизу всё та же степь, а в небе тучи, некоторые настолько низкие, что мы погружаемся в них, как в туман. Я вообще не понимаю, что происходит. Блять, я рациональный современный человек, разум мой восстаёт против таких штук. А сердце — нет, сердце довольно, оно чувствует, что мы на правильном пути. Я совсем потерял счёт времени, но вот степь под нами сменяется очертаниями города, пустого и мрачного, похожего и на Лондон, и на Питер одновременно: каменные мостовые, гранитные набережные, готические замки. Уже вовсю идёт дождь, я промок насквозь и устал держаться в седле, поэтому облегчённо выдыхаю, когда конь замедляется, соскальзывает вниз по косым струям дождя, а потом тычется в меня мордой и убегает, стуча копытами, растворяется в темноте. Я встряхиваю куртку, шаровая молния, описав круг в воздухе, ловко забирается в корпус гитары и моментально высушивает её, а красная шерстяная нить, совсем мокрая и почти невидимая, тянется за дверь. Передо мной крохотный каменный дом всего на три окошка. Они не светятся, но чувствуется, что внутри кто-то есть. Слева от крыльца на стене висит колокольчик. Я дёргаю за шнурок этого импровизированного звонка, раз, два, но никто не отзывается. Плевать, тогда я берусь за ручку, дверь заперта, но я наваливаюсь плечом, и она поддаётся. Оказываюсь в маленькой прихожей, толкаю другую дверь и попадаю в комнату. Здесь темно, шторы задернуты, и даже вспышки разгулявшейся грозы почти не видны. Меня спасает синий шарик молнии, он повисает в воздухе, и я вижу, что в комнате полный разгром, валяются бутылки, ещё какая-то хрень. Блять, будто я к себе пришёл. Ладно, с этим разберёмся потом. Главное сейчас то, что на низкой кровати спит она. Огненные волосы разметались по подушке, алые, чуть приоткрытые губы ярко выделяются на бледном лице, грудь вздымается равномерно и слышно лёгкое дыхание. Я нашёл тебя. Моя Мэг. Серьёзно, моя, и точка. Я не знаю, как выразить словами всё то, что сейчас чувствую, и просто наклоняюсь к ней, снимаю куртку, обнимаю, обдавая уличным воздухом с запахом дождя, и шепчу: — Теперь-то я тебя точно никому не отдам и никуда не отпущу. Знаешь, Мэг, я так соскучился…