Mr. Evans

— Заполучить с вами интервью — бесценно, — молодая журналистка рассыпается перед нами в комплиментах, искренне радуясь, как ей сказочно повезло. Эванс даже не старается проявить интерес или хотя бы не выдавать своего явного безразличия не только к интервью. Но и ко мне. Его коробит на любое мое движение, а каждое слово воспринимается в штыки. — Ваша коллекция фильмов пополнилась очередным совместным проектом, — девушка чрезвычайно эмоционально вскрикивает, не скрывая восторга. Крис буравит ее уничижительным взглядом, но радость молодой особы настолько неподдельна, что она не замечает перекошенной рожи звезды первой величины. — Нас пихают в один фильм, наивно полагая, что между нами осталась прежняя химия, — показушное безразличие Эванса выбешивает, и я сжимаю кулаки, мечтая хорошенько ему врезать. — Хотя между нами остались лишь одни дотлевающие угли, — голубоглазая скотина драматично вздыхает и пожимает плечами, извиняясь за суровую правду. Журналистка растерянно моргает, не зная, как реагировать. — Угли остаются от мощного огня, в котором ты неоднократно сгорал, Эванс, — очаровательно улыбаюсь и дружелюбно похлопываю его по коленке. Крис шарахается в сторону, едва не падая со стула, и неслышно матерится, сокрушаясь на свое глупое поведение и импульсивную реакцию. — /Т.И./, это ваш первый откровенный фильм в карьере, — Эванс хмыкает, играя на моих шатких нервах. — Было проще сниматься в подобном проекте вместе с партнером, которому вы доверяете? — Всегда легче раздеться перед тем, кто уже видел тебя голой. Это облегчает задачу. — Хотя смотреть там особо уже не на что, — Крис отмахивается не только от моих слов, но от моего тела, перечеркнув одной фразой все хорошее в наших отношениях. — Значит, во время постельных сцен тебя возбудило что-то иное? — невинно хлопая ресничками, обстреливаю Эванса глазками. Он сжимает челюсти до мерзкого скрежета, и желваки неестественно ходят под кожей. — Просто ты довольно долго отсутствовал и задержал весь съемочный процесс, — сладко лепечу, как певчая птичка, открывающая свои чувства любимому человеку. И объект моего обожания готов придушить меня прямо на интервью. Но он первый начал эту игру, а сдаваться я не собираюсь! — /Т.И./, простите, возможно, за бестактный вопрос, но вам комфортно в собственном теле? Пока Эванс его любил, лаская каждую ночь, было комфортно. С нашим расставанием отношение к родному телу изменилось. Навязчивые мысли о собственных недостатках, которые вдруг стали отчетливо проявляться, убивают. Недопустимые мысли для девушки, но порой я просто не могу заткнуть свой разум. Затянувшаяся пауза напрягает. Девушка жеманно улыбается и от волнения постоянно заправляет пряди волос за уши. Притихший Эванс бросает на меня мимолетные взгляды, но я не могу разобрать, что отражают его глаза: сожаление или печаль. — Конечно, мне комфортно в собственном теле. Мне должно быть комфортно, потому что тело любой девушки неповторимо и прекрасно. До тех пор, пока какой-нибудь козел не пошатнет твою уверенность! — И раздеться перед камерой — это определенный уровень веры в себя и восхищения своим телом, — провожу ладонью по шее, растирая бусинки пота. — Вы держите себя в форме: фитнес, специальные упражнения, питание? — лучезарные глаза девушки сияют, и она заговорщически подмигивает Эвансу. Он недоуменно хмурится, не расположенный к шуткам. — Я ненавижу спорт, — сердечно прикладываю ладонь к груди и наклоняюсь ближе к Крису, наглядно демонстрируя, что мужчина рядом со мной помешан на тренировках. — Скептически отношусь к девушкам, которые не уделяют времени физическим нагрузкам, — небрежно стряхивает невидимые пылинки с брюк, из последних сил сдерживая смех. — Именно поэтому я всегда была под жёстким прессингом... — открыто жалуюсь молодой особе на тяжелую судьбу девушки, которая плавилась под напором и мощью роскошного тела этого голубоглазого подонка. — Под жестким прессингом моего тела. Помогал твоей ленивой заднице пассивно сжигать калории, — Крис выпячивает грудь и одергивает рубашку поло на спине. Манерность его движений такая изящная и неброская, что даже разозлиться не получается. Да и разве можно злиться на правду? — Ну ты мной то не прикрывайся, Эванс, — бесцеремонно запускаю пальчики в шелковые пряди волос на затылке и сладко массирую. — Ты совмещал приятное с полезным, — Крис аж мурлычет от блаженства, теряя контроль. — А мне просто было приятно, — намеренно царапаю напряженную шею, оставляя на коже красные полосы. — Прервемся ненадолго? — опешив от нашего вопиющего поведения, журналистка останавливает съемку, собирает свои вещички и удаляется к съемочной группе, чтобы собраться с мыслями и разобраться в происходящем. Спектакль мы разыграли занимательный! — И какого хрена это было? — Эванс стряхивает мою ладонь и сверкает посиневшими глазами, переполненных злобой. — Ты мне ответь на этот вопрос, мистер Надменная Задница? — мой шутливый тон наивной дурочки испаряется, уступая место клокочущей ярости. — Решил блеснуть своим ехидным юмором? — пока съемочная команда занята активным обсуждением насущных вопросов о вульгарном поведении известных личностей, незаметно, но с отдушиной бью Эванса кулаком в плечо со всей силы. — Давай, Эванс, порази меня своими юмористическими способностями, — сильнее пихаю засранца, целясь в ребра. Он шатается на стуле, как буёк на воде в шторм. Сурово молчит, поглядывая на меня косым взглядом. Неинтересно через шутки принижать и высмеивать, когда выключены камеры! — Я не хотел тебя обидеть. Подколоть? Да. Обидеть? Нет. — Крис вытягивает губы в трубочку и покусывает щеку изнутри. Попытка монолога на троечку. А его еще считают великолепным актером. Посыпался после небольшой нападки и не сумел удержать образ. Дилетант! — Боже, Эванс! На тебя смотреть жалко! — гордо поднимаюсь на ноги, нависая карой небесной над этим пристыженным и опечаленным мужчиной, склонившим голову в раскаяние. — Где ты помнишь, чтобы я велась на твой тупой юмор? — пальцами приподнимаю его лицо за подбородок. И по мере того, как смысл сказанного доходит до Криса, голубые глаза приобретают насыщенный оттенок глубокого синего моря. — Я тебя развела, — небрежно похлопываю его по щеке, замечая, как левое веко предательски дергается, как у нервно больного. Эванс за секунду подрывается с места, жестко хватает под локоть и дергает на себя. Склоняется к моему лицу и разъяренно пышит мне в губы, сильнее вдавливая пальцы под кожу. — Ты... — шипит, как гадюка, опаляя кожу гневным дыханием. Пускает в меня шаровые молнии, разбивающиеся о неприступную стену моей непоколебимости. Эванс даже не осознает, что кончики наших носов соприкасаются, и мы публично выясняем отношения. — Лучшее, что было в твоем жизни!