Всей душой, всем телом

За всю ночь Лань Ванцзи не смог уснуть. Он тихо ходил по комнате, запрещая себе покидать ее и мешать своим вынужденным гостям, вповалку расположившимся в гостиной. Включить свет он так и не смог, поэтому слышал, как Вэй Усянь изредка проходится у его двери, останавливается ненадолго, будто прислушиваясь или просто не решаясь войти, и снова продолжает свой путь. По нему часы можно было бы сверять, а его беспокойство немного грело Ванцзи изнутри. Но даже это не помогло ему вновь обрести душевное равновесие. Лань Ванцзи погрузился в медитацию, как он делал с самого детства — со смерти матери. Это приносило успокоение. Так проходили часы, и шаги Вэй Усяня помогали отсчитывать время, пока и этой меры не стало. Ванцзи прервал медитацию уже после полуночи. Его тело окоченело, плечи подрагивали от усталости, а ступни покалывало приливающей после онемения кровью, пока он, бесшумно ступая по холодному полу, добирался до кухни. Встретить там рассвет — его ритуал. Ранним утром его район уже не казался таким пугающим и пустынным. Однако Ванцзи не мог представить, что в ближайшие недели сможет снова пройти по этим улицам в одиночестве, не оглядываясь ежеминутно. Изредка отрывая напряженный взгляд от окна и переводя его на омегу и альф, теснящихся на его диване и полу, Лань Ванцзи успокаивался. Тошнота и усталость не отступали, но он опасался что-то готовить и шуметь вблизи спящих. У них тоже был непростой день, особенно у Вэй Усяня, наверняка пробежавшего с десяток километров, чтобы помочь Лань Ванцзи. Волнительно представить, на что он готов пойти ради близкого человека. Поджимая пальцы на ногах от холода, Ванцзи отворачивается от залитого розовым окна и натыкается на странный взгляд Не Хуайсана, который не получается расшифровать. Тот по-королевски занимает добрые две трети дивана, потеснив Цзян Ваньиня на оставшуюся треть, и теперь без труда встает, никого не задев и не разбудив. Лань Ванцзи наблюдает за этим молча, но когда омега останавливается прямо напротив, явно намекая на разговор, он приглашающе кивает в сторону своей комнаты. Не Хуайсан плывет впереди, угадывая дорогу так, будто бывал не раз в этой квартире. Дверь за их спинами мягко щелкает, закрываясь, и омега вольготно располагается на кровати Ванцзи. Теперь в его взгляде нет ничего странного, только привычная хитринка. Лань Ванцзи думает, что он должен поблагодарить всех, кто был причастен к его спасению, поэтому обозначает легкий поклон, пусть в пижаме он и смотрится странно: — Спасибо за твою помощь. — О, Ванцзи-сюн, что ты, не стоит! Я ничем не помог, просто привязался за компанию, — Не Хуайсан быстро машет руками, показывая, насколько незначительным было его участие. Он быстро теряет свой нервно-подвижный настрой и серьезно спрашивает: — Как ты себя чувствуешь? — Нормально, — отрезает Ванцзи. Он не уверен, что у него достаточно сил, чтобы говорить с кем-то, кто не его семья. Не Хуайсан недоверчиво щурится, но не настаивает. — Хорошо. Надеюсь, хотя бы Вэй Усянь сможет добиться от тебя больше, чем одного слова. Как он обычно и делает. Только… — Не Хуайсан теребит рукава своей кофты, но это не выглядит нервным. Ванцзи вспоминает, что очень редко омега появляется в поле его зрения без веера. — Вчера Вэй-сюн бросился за тобой, словно у него демоны за спиной выли. Накинулся на Цзинь-сюна, требуя ключи. Мы едва выпытали у него, что произошло. Его пещерное рычание было довольно трудно понять, знаешь ли. Будь с ним помягче, ладно? — но это совершенно не похоже на просьбу — чуть ли не угроза чудится в его словах. Ванцзи ничего не понимает, но скупо кивает. Что бы там ни было, он точно будет мягче с Вэй Усянем, потому что тает под каждым его взглядом. Не Хуайсан скептично поводит плечами: — Он и без того воняет щенячьим восторгом, когда разговаривает с тобой, а после сегодняшней ночи, боюсь, без последствий не обойдется. Поэтому, пожалуйста, пожалуйста, — омега делает акцент на последнем слове, — будь снисходителен к его собственническому поведению. Ванцзи недоуменно хмурится, но снова кивает. У альф, как и у омег, меняется запах в зависимости от силы испытываемых ими эмоций. Беты и в этом отличились — они как сломанный механизм, часы, что показывают всегда одно и то же время. Их запах стабилен и невыразителен. Поэтому другим полам с ними еще тяжелее — они привыкли видеть своих собеседником насквозь, если те не умели контролировать себя, а с бетами словно наталкивались на сплошную стену. Это тоже отталкивало их, вызывая сложности с установлением равноправия. Из-за этой особенности даже, например, психологи и психиатры с бетами не работали — их диагностика строилась в существенной своей части на анализе запаха. Из-за этого у Лань Ванцзи несколько лет назад возникли сложности, о которых он хочет больше никогда не вспоминать. Только один человек согласился работать с ним уже несколько лет спустя, и это только благодаря брату и клятвенным заверениям, что они не будут в претензии, если ничего не получится. Лань Ванцзи, как и все беты, не мог ощущать запахи альф и омег, поэтому слова Не Хуайсана удивили его. Вэй Усянь пах по-другому, разговаривая с ним? — Щенячий восторг? — переспрашивает Лань Ванцзи, распахивая глаза. Взгляд Не Хуайсана снова становится нечитаемым, и Ванцзи в ответ на это недоуменно склоняет голову к плечу. — Ладно, теперь я понимаю Вэй-сюна… — бормочет омега. — Договорились, да? Будь помягче. Омега встает с кровати и направляется к двери, оставляя Лань Ванцзи в полном раздрае чувств. Подаренная надежда жжется в солнечном сплетении, но он не успевает насладиться ей, когда омега возвращается, укутавшись в плед. На недоуменный взгляд Ванцзи он брезгливо поджимает губы и отвечает: — Цзян-сюн занял весь диван. Я переночую у тебя, — но Не Хуайсан тут же сдувается, и спесь облетает с него, как хлопья позолоты с древней гравюры. Брови изгибаются домиком, когда он просительно тянет: — Пожалуйста, можно я посплю у тебя, Ванцзи-сюн? Ванцзи хмурится, но беспомощно кивает. Один единственный раз. Не Хуайсан устраивается на его кровати, а Лань Ванцзи снова усаживается в позу для медитации. На удивленное восклицание омеги он не реагирует, и тот быстро затихает. *** В очередной раз из медитации его выводит сигнал пришедшего в себя смартфона. Его экран перечертили девять трещин, но он цеплялся за жизнь, как мог. Лань Ванцзи быстро выключил звук, не желая разбудить Не Хуайсана. Звонил брат. Лань Ванцзи в растерянности огляделся, но так и не нашел, где можно было бы поговорить, чтобы не разбудить никого. Он еще даже не знал, что сказать. Стоит ли говорить. Скоро Лань Сичэнь возглавит семью, и Лань Ванцзи не уверен, что после того, как брат узнает о грозившей опасности, он будет позволять так же много, как раньше. Терпя растекающийся по икрам огонь от возобновившей ток крови, Лань Ванцзи все же идет в сторону ванной, отбрасывая мысль поговорить на лестничной клетке. Самый небезопасный вариант, он там места себе не найдет и точно ничего не скроет. Когда дверь в ванну мягко закрывается, звонок уже завершен, но не успевает Ванцзи перезвонить, как разбитый экран озаряется снова. Отвечая, он смотрит на свое отражение в зеркале над раковиной. — Гэгэ. — Ванцзи! Почему не отвечал? — голос Лань Сичэня поначалу обеспокоенный, но быстро приходит в норму, когда до того доходит, что по крайней мере сейчас ничего страшного не происходит. — Прости, кто-то сегодня украл у меня телефон, нагло сбил с ног и залез в карманы прямо посреди дня, — в его тоне сквозит толика возмущения, как всегда будто идеально выверенная, подходящая — таков его брат. — Ванцзи? Пожалуйста, скажи что-нибудь? — Все в порядке, — как можно спокойнее говорит он. От кафеля предательски отражается звук, чего невозможно не услышать. — Где ты, диди? — Дома. В ванной, — чуть больше правды, чтобы ложь не звучала откровенно изо рта того, кто совершенно не умеет врать. — Почему? — Лань Сичэнь уже давно привык к этому — вытягивать из своего младшего брата по слову за раз, он развил терпение до небывалых высот, чтобы не срываться на ни в чем не повинном, делающем это не со зла и тогда еще совсем маленьком Лань Чжане. — Долго занимался. Забыл закрыть окно, — Ванцзи сглатывает, стараясь не потерять этот уверенный спокойный голос. — Замерз. — Понятно, — Сичэнь по ту сторону звонка, кажется, успокоился. Он попросил не засиживаться, чтобы завтра безболезненно проснуться по будильнику и продуктивно провести день. Лань Ванцзи понимает, что сегодня уже точно не уснет. Хорошо, что на завтра у них объявлен выходной. — Я понял, гэгэ. — Спокойной ночи, Ванцзи. Из динамика донеслись дребезжащие гудки. Лань Ванцзи все это время смотрел на себя в зеркало. Его семья была очень консервативной. Лани издавна гордились склонностью членов своего «клана» к академическим наукам, были просвещенными и сами занимались научным просвещением, часто на благотворительных началах. Но даже это не спасало их родственников-омег и бет от давления и несправедливости. «Клан» был огромен, а конкретно те Лани, живущие в Гусу, откуда родом и Ванцзи, принимали изменения, спровоцированные сексуальной революцией и революцией полов, со скрипом. Рождение Лань Ванцзи, второго наследника достояния семьи из Гусу, оказавшегося бетой, перевернуло мировоззрение дяди Цижэня. Отец Ванцзи уже по достижении тем возраста пяти лет с постоянной периодичностью проводил месяцы в психиатрической лечебнице после смерти своей жены. Если бы не это, то Лань Цижэнь, отвечающий за образование в их семье, вряд ли бы обратил внимание на выдающиеся способности младшего племянника. И спустя годы, одновременно с началом средней школы, Ванцзи приступил к учебе, соответствующей программе обучения наследников по специальной методике клана, доступной не всем. Лани — консерваторы. Альфы и омеги заключают брак только между собой, беты — между собой. Права, данные государством, не ущемлялись, но семейные правила жестко осаживали всех непокорных. Это всегда угнетало Ванцзи. Брат и дядя понимали его и старались изо всех сил доказать, что он заслуженно занимает свое место Второго Нефрита семьи Лань из Гусу. Они принимали несправедливые суждения семейного собрания единым фронтом и никогда не бросали своего единственного бету на растерзание. Иногда Лань Ванцзи думает, что брат так добр к нему только из-за того, что долго жил за границей и понабрался свободолюбивых европейских взглядов. А дядя — потому что Лань Ванцзи его единственная отрада после отъезда старшего племянника. Отец просто игнорирует его существование, когда ненадолго выбирается из лечебницы, чтобы побыть дома до очередного происшествия. Кажется, что все члены их маленькой семьи не вызывают у него отклика, но Лань Ванцзи внимателен — и он видит взгляды отца, которые тот задерживает на Лань Сичэне. Ему было больно в первые пару лет. Потом прошло. Лани — консерваторы. Они требуют от Ванцзи невозможного, хотя реальной власти над его жизнью и образованием не имеют. Просто дядя не хочет отрываться от семьи, и Лань Ванцзи слишком любит его, чтобы снова бунтовать. Возможно, когда Лань Сичэнь станет главой дома и их семьи, тогда он сделает жизнь своего младшего брата проще. Или тогда Лань Ванцзи наконец наберется сил и покинет клан. Он думал об этом еще в семнадцать. На самом деле, и у Ванцзи были темные времена, занявшие почти полтора года последних школьных классов. Те самые Лани-консерваторы осторожны с ним и слишком требовательны еще и из-за этого. Он растерял все их уважение и принятие, которое они с дядей и братом копили годами. Лани — на диво традиционалистичны, тогда как Цзяны более свободны, но косны в своем девизе о достижении невозможного. Обычно невозможное — что-то конкретное и разрешенное. То есть ни он, ни Вэй Усянь, не жили в семьях, спокойно принимающих что-то необычное. Не то чтобы Лань Ванцзи питал бесплотные надежды на союз с воспитанником Цзянов, нет, просто еще один аргумент в копилку беспрекословных фактов о том, что он проиграл, даже не начав. *** Выходной Лань Ванцзи провел с Вэй Усянем вдвоем. С самого утра, как только все проснулись, тот настойчиво выпроводил своих друзей, пусть и с благодарностями. Они выглядели понимающими, и у Лань Ванцзи осталось ощущение, что он один в этом доме чего-то не знает. Не Хуайсан снова едва слышно угрожал ему, приказывая быть помягче, и это уже начинало раздражать. Но Лань Ванцзи снова поклонился им всем, поблагодарил и со скрытой радостью проводил. Когда они с Вэй Усянем остались вдвоем, повисло непривычное молчание. За все время после того, как Вэй Ин проснулся, он не отходил от Ванцзи больше, чем на минуту, но и не давал никому приближаться. Посмеивался, фривольно обнимал Лань Ванцзи за плечи, следовал шаг в шаг, и мягкие попытки отстраниться не воспринимал. Они долго не могли нарушить это молчание, и это продолжалось бы до вечера, если бы Вэй Усянь случайно не повернул голову слишком резко и не зарычал обиженно. Лань Ванцзи, не принимая его возражений, настоял на посещении врача. Много он видел в своей жизни бахвалящихся альф, не признающих свои травмы, но какой смысл так себя вести при нем, при бете? Лань Ванцзи дал Вэй Усяню свою одежду, потому что его насквозь пропахла потом и темнела грязными пятнами. Сердце бешено колотилось, когда тот беспрекословно повиновался и ушел в душ, вернувшись меньше чем через десять минут, одетый в одежду Лань Ванцзи. Ему шло. Ему всегда все шло, потому что это Вэй Усянь. Но глупое сердце глупого Лань Чжаня не было согласно, оно вопило у него в груди: «Это наша одежда так ему идет! Альфа согласился пахнуть бетой — это демонстрация принадлежности! Вэй Ину не противно пахнуть нами!» Наивность была не свойственна Лань Ванцзи, и разумом он прекрасно понимал, что сейчас у Вэй Ина проблемы с носом, он говорил вчера. Он измучен и просто смиряется с тем, что дано. Он даже смиряется с неразговорчивым, скучным Лань Ванцзи. Они вызвали такси прямо к подъезду, а путь до клиники занял не больше десяти минут, но дались они тяжело абсолютно всем. Вэй Усянь напрягся всем телом, как только они сели в машину, водитель-альфа тоже не остался равнодушным к враждебному пассажиру, а Лань Ванцзи просто ничего не понимал. Вежливо поздоровавшись и получив в ответ сдавленное приветствие от смотрящего только вперед водителя, он подумал, что вся дорога пройдет в тягостном молчании по неизвестной ему причине. Пару секунд спустя он поймал взгляд этого альфы в зеркале заднего вида и немного занервничал: по комплекции и росту тот вполне походил на вчерашнего преследователя. Понимая, что глупо примерять этот образ на каждого, Лань Ванцзи все же не мог найти себе покоя. Он робко, стараясь сделать это незаметно, придвинулся к Вэй Усяню. Ему стыдно за себя так сильно, что уши нестерпимо горят. Он мог бы сдержаться, перебороть себя сам, справиться с ситуацией, будь рядом кто угодно, кроме Вэй Усяня. Но пока тот сидит на расстоянии меньше вытянутой руки все внутри Ванцзи свербит, зудит, даже ноет — оказаться бы ближе, придумать бы повод. Едва заметное движение, просто на пару миллиметров ближе, никто не должен придать этому значения, а Лань Ванцзи успокоит разбушевавшиеся чувства. Он позже осадит себя, когда Вэй Усянь уйдет и они снова будут видеться только на парах, Ванцзи снова будет исподтишка смотреть, как его альфа флиртует с омегами, и бессильно сжимать зубы. Стоит ему решиться после недолгой борьбы с самим собой и пошевелиться, как Вэй Усянь тут же встрепенулся, впился в него взглядом и притянул к своей груди руку Лань Ванцзи. Тот удивился так сильно, что застыл в этой же неудобной позе, пока Вэй Усянь не притянул его к себе уже полностью, обнимая за плечи и поворачивая полубоком к водителю. В его взгляде на незнакомого альфу горели алые зрачки. Лань Ванцзи уже готов воспротивиться, но такое собственничество его выбивает из колеи. Он заталкивает поглубже недальновидный восторг и счастье — Вэй Ин защищает его! — дышит размеренно, ощущая только запах кондиционера для белья от своей же одежды на Вэй Усяне. В который раз его пронзает сожаление, что он не чувствует его запаха. Запах. Только расслабившийся, позволивший себе растечься в объятиях Вэй Усяня, Лань Ванцзи окаменел. А если Вэй Ин все же чувствует запахи? Если он, чье лицо так близко к шее и волосам Лань Ванцзи, чувствует его запах? Это, должно быть, тяжело: свербящая пыль так близко. — Лань Чжань? — Вэй Усянь шепчет в макушку Лань Ванцзи, ероша волосы своим дыханием, пуская мурашки по шее и спине, вниз по копчику и прямо в пах. Теперь его напряжение точно заметно, мышцы под руками Вэй Усяня одеревенели. Оставалось только радоваться, что запах бет неизменен, иначе альфа давно оттолкнул бы его. Это так низко, ему ведь помогают, успокаивают, защищают, а он неблагодарно мечтает о своем спасителе. Возможно, и правильно писали в тех трактатах, что беты непоследовательны и слабы. Лань Ванцзи точно слаб, сколь бы раз он не доказывал себе и другим обратное. — Лань Чжань? — настойчивее повторил Вэй Усянь и скользнул рукой по спине Ванцзи вверх, мимолетно сжал его шею, вырвав еле слышный скулеж, и зарылся в волосы на затылке, легонько массируя. Из тела словно вынули все кости, расплавили мышцы, и только головой Лань Ванцзи подался назад, на ласкающую руку. Его глаза закатились, а дыхание потяжелело. «Что же ты делаешь?» Лань Ванцзи все же сфокусировал взгляд перед собой, уставившись в боковое окно, но не на проплывающий пейзаж, а на слабое отражение Вэй Усяня. Тот все так же впивался взглядом в водителя, и еще совсем недавно окрыленный Ванцзи почувствовал, как сердце рухнуло ему под ноги. Это были глаза альфы, а не его приятеля, пришедшего на помощь. Они горели красным, пока Вэй Усянь собственнически трогал Лань Ванцзи, ненамеренно дав ему недолговечную надежду. Сосредоточенный на защите территориальный альфа наверняка распространил на него свои потребности защитить омегу от чужого посягательства. Вэй Ина ли вина, что благой порыв оценил не его омега, а бета? Глаза щипало, но Лань Ванцзи не позволил себе еще одну слабость. Он примет то, что ему готовы дать, и будет принимать только это, не прося большего. Он делает так всю свою жизнь нежеланного кланом беты, нежеланного отцом ребенка. Это снова разжигает в нем огонек застарелой злобы, но он заставляет его потухнуть, уткнувшись носом в плечо Вэй Ина. У него не так много времени на злость. И действительно, совсем скоро приходится выпутаться из непрошенных объятий, с напускным равнодушием встречаясь взглядом с немного испуганным водителем. Машина затормозила перед клиникой, к которой, Лань Ванцзи знал точно, клан Лань никакого отношения не имеет. — Вэй Ин, — позвал он тихо, отворачиваясь от другого альфы, когда его руку с намеком сжимают. Вэй Усянь ослепительно улыбнулся, как только поймал его взгляд. В его глазах все еще мерещились алые отблески, но, кажется, он все же вышел из альфа-релиза и снова мыслил вполне как человек. Но руку Лань Ванцзи так и не отпускал, и вместо этого круговыми движениями мягко водил пальцем по тыльной стороне его ладони. Рука от запястья и до плеча покрылась мурашками, так что, чтобы не выдать себя, Ванцзи аккуратно высвободил свою руку. Улыбка Вэй Усяня утратила прежнюю яркость, но не исчезла. — Лань Чжань, я был совершенно серьезен, когда говорил, что нет повода ехать сюда. Я чувствую себя отлично, а тебе лучше бы посидеть дома, а? Давай сразу после врача вернемся, ты закутаешься в плед — у тебя же есть плед? — посмотрим какой-нибудь сериал, поболтаем, я поболтаю, а ты можешь как всегда делать вид, что меня не существует ха-ха!.. Может, купим по ведерку мороженного, а там и… — жизнерадостное бормотание Вэй Усяня казалось немного лихорадочным, и водитель подозрительно косился на них, пока Лань Ванцзи покорно кивал на каждое предложение Вэй Ина и вытаскивал бумажник, чтобы расплатиться. — Лань Чжань, Лань Чжань! Что ты делаешь? Не надо, я сам заплачу, я же, это же из-за меня мы сюда приехали, я не могу позволить тебе брать за меня ответственность, Лань-гэгэ, — отчетливое возмущение мешалось с подавляемым смущением, и Вэй Усянь снова опустил свою тяжелую руку поверх ладони Ванцзи, застывшей с уже вытащенной купюрой. — Пожалуйста, не смущай меня, Лань Чжань, я в состоянии заплатить, — серьезно говорит он. И Лань Ванцзи отступает под таким напором. Вэй Усянь не знает, что он выиграл битву, но не войну, и уж теперь он точно пойдет на прием ко врачу за чужой счет. А вечером, так уж и быть, купит им мороженое. — Хорошо. Водитель вздыхает с облегчением, когда они наконец выметаются из салона его автомобиля. Лань Ванцзи чувствует себя неловко, оставаясь на ресепшене в одиночестве, пока Вэй Усянь идет на прием, а затем в процедурную. Пару раз на нем задерживают взгляд альфы и омеги, но их интерес быстро пропадает, стоит подойти чуть ближе. Лань Ванцзи же думает, как сложится дальше его жизнь, когда Вэй Усянь больше не сможет составлять ему компанию. При свете дня он не шарахается теней и углов, но учитывая его нервозность и давнюю усталость, шансы того, что он доведет себя до истерики в одиночестве, довольно велики. Если в первый раз он реагировал спокойно и был уверен, что быстро со всем разберется, то позже, когда все меньше и меньше было способов спастись, уверенность подтаяла. Сначала полиция обсмеяла, потом брат усомнился в душевном здоровье, а сейчас и сам Лань Ванцзи бы сомневался. Но Вэй Ин подтвердил. И Вэй Ин защитил. И защищает сейчас, на что было кощунственно даже рассчитывать, когда Лань Ванцзи решался позвонить ему. Но даже со свидетелем, если информация дойдет до совета их клана, не миновать ему скорой встречи со своим отцом в психиатрической лечебнице, уж они постараются, наградят за все хорошее, что он сделал в прошлом. Из мыслей его вырывает с размаху плюхнувшееся на неудобный диванчик тело Вэй Усяня, сразу закинувшего ему руку за голову. Очень собственнический жест, как и почти все его движения сегодня. Это приятно, но настораживает. — Что сказал доктор? — пробует Лань Ванцзи, надеясь на ответ. Кажется, они немного сблизились за прошлый вечер, так что не грубо было спросить? — Позвал тебя, — пожал плечами Вэй Усянь, задевая из-за этого Лань Ванцзи. — Сказал, что записал все, но хотел бы еще раз повторить тому, кто точно запомнит. Уж не знаю, почему он усомнился в моей способности позаботиться о себе, может, из-за того, что я два раза сделал ошибку в его имени, не знаю, но он попросил тебя, вернее, того, с кем я пришел. Если ты не против, — Вэй Усянь вопросительно склоняет голову, и это похоже на его привычный флирт со всеми вокруг, так что Ванцзи немного расслабляется и плавно поднимается с дивана, оставляя совершенно не озабоченного своим здоровьем альфу прямо перед ресепшеном, за которым симпатичная омега занималась бумагами. В груди скребло, когда Лань Ванцзи думал, какова вероятность того, что по его возвращении у Вэй Усяня из кармана брюк будет торчать бумажка с номером. Или ему, как и в прошлый раз, запишут цифры на руке. Он не видит, как Вэй Усянь провожает его взглядом с отблесками красного. Он снова обеспокоен. — Зови, если что, Лань Чжань, — бросает ему вслед Вэй Усянь, на что Лань Ванцзи кивает, не оборачиваясь. Он вежливо стучит, прежде чем зайти. Доктор объясняет, что ничего серьезного в ситуации Вэй Усяня нет, лишь несколько ушибов мягких тканей и поврежденная перегородка носа, которая и мешает ему воспринимать запахи. Когда Лань Ванцзи обеспокоенно уточняет, чем это грозит, врач только отмахивает: обычный, мол, случай, с кем не бывает, таких по три-четыре в день у него одного, и очень редко подобное повреждение перерастает во что-то серьезное. На это остается только кивнуть и, поблагодарив за рецепт, уйти. Вслед ему летит просьба передать все рекомендации омеге Вэй Усяня, потому что та наверняка будет более обеспокоена здоровьем своего альфы и ответственно отнесется к выполнению рекомендаций. Лань Ванцзи снова покорно кивает — он знает, что не стоит спорить. Когда дверь кабинета закрывается за ним, в голове только одна мысль: разве может кто-то быть озабочен здоровьем Вэй Ина более, чем Лань Ванцзи? Вряд ли, думает он, встречаясь с тусклыми огоньками красных глаз.