Опасные связи

Мгновение она смотрит на меня, а затем бросается вперёд со словами: — Детка, что с тобой? Что такое? Кто тебя обидел?! Ты только скажи, я мигом этому козлу глаз натяну на жо... — Никто меня не обидел, — закрыв глаза руками, гнусавлю я. Внутри медленно расслабляется что-то больное и сжатое в плотный комок, будто невидимые руки размыкают тиски ледяных пальцев на шее. Чувствую ласковые поглаживания по спине, и они будто срывают с меня ещё один защитный слой: рыдания вырываются из скованного спазмами горла, и я чувствую долгожданное облегчение. Тётя Белла не требует объяснений. Она сама произносит, как только я, наконец, успокаиваюсь: — Астория, верно? Не отвечаю, лишь опускаю глаза и упрямо смотрю вниз. — Значит, Астория и Драко, — произносит она, а я резко вскидываю голову. Сейчас у меня в любом случае не получится притвориться или солгать, натянув очередную маску. А если даже и попытаюсь, повиснет она криво, открывая порядочную половину того настоящего, что я до сих пор скрывала. — Откуда вы... — шепчу задушено, даже не пытаясь разузнать, что именно она имеет в виду. Впервые за долгое время я настолько выбита из колеи, что попросту не могу собраться и выгляжу раскрытой книгой. «Впрочем, было ли когда-то по-другому?..» — Дорогая моя, — произносит тетя Белла; ее холодное холеное лицо смягчается сочувствием, которое направлено на меня. — Я вижу тебя насквозь. Разве я просто так говорила, что когда — то была на твоём месте?.. Мне нечего ответить. Закрываю глаза и ложусь на постель. Чувствую, как её пальцы скользят по моим волосам и внезапно произношу: — Как он может быть настолько холоден к Астории. Неужели он действительно такая сволочь? Тетя Белла молчит и тихо вздыхает. А мне не нужен ее ответ. И все равно, что она подумает обо мне. Слезы текут по щекам, я перевожу дух, чувствуя себя так, словно с плеч свалился груз, который весил тонну. «Все-таки тяжело держать все в себе». — Знаешь...- тихо произносит тётя Белла. — Я тебе визитку там оставляла... Позвони по номеру. Не ошибешься. * * * Сколько бы раз я не порывалась уйти из дома, меня всегда что-то удерживало. Вначале казалось, что нужно окончить университет, получить серьезную профессию и вот тогда вперед — на вольные, так сказать, хлеба. Затем я была занята закулисными играми со своим братцем и его компанией. Влезала не в свои дела и думала, что рано или поздно уеду. Сейчас сижу на кровати, держу визитку, которую мне дала тетя Белла, и понимаю: это то самое «рано или поздно». Оно наступило. Беру телефон, несмело нажимаю указанные на визитке цифры. Витиеватая надпись «Гилдерой Локхарт» переливается всеми цветами радуги. Гудок. Другой. Еще один. И вот когда я уже собираюсь повесить трубку, в ухо врывается: — Да, звезда моя! Можешь говорить! От неожиданности сразу не нахожу, что ответить, а замираю, прижав к уху трубку. — Ну что ты? Язык проглотила? — доносится до меня насмешливое, произнесенное высоким, но, несомненно, мужским голосом. — Нет... — сдавленно произношу я, а затем откашливаюсь и уже более твердым тоном представляюсь: — Я Гермиона. Грейнджер... — А я — Гилдерой Локхарт! — надменно смеется трубка. — Зайка моя, скажи мне то, чего я не знаю. Белкс предупредила меня о том, что ты будешь звонить! «Белкс?.. » — Вот как... — прикусываю нижнюю губу и в волнении взлохмачиваю волосы. — И что мне еще рассказать вам? — Ничего не надо говорить, лучше приходи завтра. Посмотрю на тебя и сам все скажу! Поверь, звезда, у меня глаз-алмаз! Так что чмоки-чмоки, моя, до завтра! Адрес скину смс! В трубке слышатся гудки. Отняв ее от уха, я пару секунд в недоумении смотрю на гаснущий экран. «А она точно меня к тому человеку направила?..» * * * На ужин спускаюсь, полная смутных предчувствий и опасений. «Что за человек этот Локхарт? Почему так по-свойски со мной разговаривал? Поможет ли он мне? Но ведь не зря же тетя Белла дала мне его телефон? Вряд ли она пытается причинить мне зло». И все-таки, долгое время, проведенное в этом доме, принесло свои плоды. Я вижу врагов даже там, где их вроде бы нет. Порой думаю, что скоро буду пугаться собственной тени, потому что кажется, что от следящих за мной глаз никуда не скрыться. Надменные — Люциуса, обманчиво-мягкие — мамины, завистливые и пренебрежительные — в университете. А уж про взгляды Малфоя и вовсе нет смысла упоминать: в них столько всего порой намешано, что и не разобрать. «Хватит параноить, Гермиона». Вздыхаю и берусь за столовые приборы. Опускаю глаза, кожей ощущая, что внимание сидящих за столом направлено на меня. Если раньше я была слишком не в себе, чтобы замечать его, то теперь, немного восстановив душевное равновесие, понимаю это. Как, впрочем, и то, что Каркарова с Крамом среди гостей нет. Это удивляет меня, но не настолько, чтобы спрашивать о них. — Детка, какой подарок ты хочешь на день рождения? — спрашивает мама, а я от неожиданности давлюсь едой. Пока тетя Белла, сидящая слева, хлопает меня по спине, я смотрю на маму, которая с невозмутимым видом накалывает на вилку лист салата. Ловлю удивленный взгляд Малфоя, который, очевидно, и не подозревал о том, что мой личный праздник так близко. «Ну да, у таких как я тоже есть день рождения!» — ехидно думаю я и произношу: — Не.. — всё ещё сведённое спазмом горло отказывается слушаться, сипит, я откашливаюсь и произношу уже более твердо: — Да ничего мне не надо. — Ну как же так, детка! — А вот так, — пожимаю плечами. — Не нужно никаких банкетов, я ничего не хочу отмечать. Маман приподнимает в недоумении брови, а я набираю в легкие воздуха и как можно спокойнее произношу: — Я хочу съехать. Воцарившуюся за столом тишину можно ножом резать — такая она плотная. Кажется, если в соседней комнате пролетит, муха, я услышу её жужжание. Первым отмирает Люциус, откладывает в сторону вилку с ножом, аккуратно расправляет салфетку, лежащую на столе, и произносит: — Об этом не может быть и речи. Поджимаю губы. Я и не рассчитывала, что это будет легко. — Почему? — спрашиваю так же спокойно. — Потому что у нас на носу чемпионат по футболу, — отвечает за него Малфой, комкает салфетку, бросает ее перед собой на пустую тарелку и выглядит при этом так, словно я нанесла ему какое-то личное оскорбление. — И?.. Малфой закатывает глаза, в его тоне прорезаются нотки раздражения: — Тебе было мало того, что наше имя в последнее время полощут желтые газетенки? Сначала инцидент на крыше, затем разрыв с Гринграсс, а теперь ты решила съехать! Какая муха тебя укусила? — Полегче на поворотах, Драко, — произносит тетя Белла, и в её голосе явственно звучит предупреждение. — Разве я что-то не так сказал? — с вызовом произносит он, а затем обращается ко мне: — Представляешь, какой будет ажиотаж, если ты уйдешь?.. Хочется ответить ему, что плевала я с высокой колокольни на все сплетни и левые доводы. Но уже привычно молчу. Не потому, что боюсь что-то сказать, а потому что знаю: я все равно поступлю так, как решила. Отодвигаю от себя тарелку и тихо произношу: — Спасибо, я сыта. Пойду к себе. «Сыта всем вашим семейством», — мысленно продолжаю, не обращая внимания на то, что за столом вновь повисла напряженная тишина. Отодвигаю стул и, выходя из комнаты, чувствую: взгляды, словно острые кинжалы, врезаются мне в спину. Неприятно. Но я переживу. * * * Не успеваю дойти до своей комнаты, когда слышу, как меня окликает Малфой. Поворачиваю голову на его голос и вижу, что он стремительным шагом приближается. Не хочу бесполезных разговоров, да и состояние мое оставляет желать лучшего, поэтому бегу к комнате и уже почти успеваю ворваться в неё, но Малфой оказывается быстрее. Тяжелая ладонь резко захлопывает дверь перед моим носом. Я чувствую крепкую злую хватку на своем плече, а затем оказываюсь развернута к нему лицом. — Отстань! — сбрасываю его руку с себя. Поднимаю взгляд выше — лицо у Малфоя бледное, а глаза темные, страшные. Губы сжаты в тонкую линию, а сам он с какой-то отчаянной ненавистью вглядывается в меня. — Ты не можешь уйти из этого дома, — произносит тихо. — Прости, что? — прищуриваюсь. — Напомни, когда это я обещала слушаться каждого твоего слова? — Я не позволю тебе уйти, даже не мечтай, — Малфой тяжело дышит. — Тебя забыла спросить! — рявкаю я, а он внезапно обхватывает мое лицо ладонями и резко впечатывается в мои губы своими. От неожиданности перехватывает дыхание. Силюсь оттолкнуть его, но руки не слушаются. В теле слабость от пережитой болезни, сердце заходится быстрыми толчками, словно пойманная птичка. Мне не хочется, чтобы оно так реагировало на Малфоя, но... Наконец он отпускает меня. — Ты не знаешь, что я пережил, когда ты лежала в больнице, — прикрывает глаза, задыхается, практически выталкивая из себя слова: — Ты... лежала там по моей вине. — Это неправда, — отвечаю, убирая его руки с лица. — Ты не просил меня идти на крышу. Это было мое решение. — Ты так долго лежала там... Я думал, что не дождусь, когда ты очнешься... Качаю головой: — Тебе правда стоит быть осторожнее со словами, Малфой. Он поднимает на меня взгляд: — Я должен тебе за свое спасение. Хмыкаю невесело: — Так вот оно что... Ты же не любишь быть кому-то должным... А я-то уж подумала... — Что? — Неважно, — я чувствую прилив сильной усталости, такой, что кажется, сейчас она просто свалит меня с ног. — Малфой, я... Приступ дурноты накрывает с головой, так что в глазах темнеет. Стараюсь вздохнуть хоть немного воздуха, но почему-то ничего не выходит. — Грейнджер, что с тобой?! — сильные руки подхватывают меня и держат, не давая упасть. А я, когда зрение проясняется, шепчу: — Почему ты такой?.. — Какой? — спрашивает он. Я вглядываюсь в его обеспокоенное лицо, будто высеченное умелой рукой скульптора, и отвечаю: — Такой многогранный. Какой же ты на самом деле, Малфой?.. Он прикрывает глаза и со вздохом отвечает: — Если бы я сам знал, Грейнджер... — В таком случае, раз ты считаешь себя должным, прошу, оставь меня в покое. Это твой единственный шанс расплатиться по всем долгам. Взгляд Малфоя заостряется: — Даже не мечтай. — Значит, мне не о чем с тобой разговаривать, — резким движением сбрасываю с себя его руки и захожу в комнату, плотно прикрывая дверь. * * * Я просыпаюсь от легкого прикосновения к шее. В комнате душно, капли пота скатываются по ключицам к груди. Вздыхаю и переворачиваюсь на спину. И лишь потом осознаю, что рядом он. Распахиваю глаза, но не успеваю и пикнуть. На меня наваливается тяжелое тело, а рот затыкают жадным поцелуем. Сильные руки скользят вниз, задирая рубашку, и тут же торопятся вверх, мнут груди, выкручивая соски. Охаю от неожиданности и от того, как сильно тело реагирует на него, предавая. Между ног тянет жадно, нетерпеливо. Я хочу, чтобы он вошел в меня, утолил жажду, которая вот уже которую неделю медленно пожирает меня. Жадные пальцы быстро задирают подол ночной рубашки и пробираются под мокрые трусики. Он начинает сразу с двух пальцев, а я сдавленно выдыхаю, терзаемая его языком, и слышу, как хлюпает в такт его движениям мое желание. Шире развожу ноги. Хочу почувствовать его член в себе и заткнуть, наконец, чертову течку в трусах. Мне нужно чем-то заполнить пустоту, которая почти болезненно ощущается между ног и ноет, ноет... Желая его. И он дает мне то, чего я так жажду. Протискивается внутрь... Горячо и жжет, по внутренней стороне бедер течет. Но я тихо охаю от крышесносной смеси кайфа, боли и блаженного чувства наполненности. В лунном свете различаю сверкающий взгляд серых глаз. — Малф... — шепчу, на мгновение освободившись от плена его губ. Он качает головой, зажимает мне ладонью рот и делает первое движение, прикусывая губу. У него такое измученное выражение лица, которое сменяется облегчением, когда он ускоряется, что мне хочется смотреть на него вечно. Обнимаю его за плечи и задушено стону. Внизу одновременно и пожар, и потоп. Вверху — его бездумный горячий взгляд, тонкие губы и сильное тело. И каждое прикосновение — как хлесткий разряд электричества, проходящийся по позвоночнику. Кровать раскачивается в такт голодным ищущим движениям наших бёдер, его рука спускается с моих губ и стискивает шею так сильно, что я из последних сил пытаюсь глотнуть воздуха. — Что ты там говорила, Грейнджер? — хрипит Малфой, изо всех сил вколачиваясь в меня. — Уйдёшь? Ты никогда не избавишься от меня! Ты принадлежишь мне!.. Рука с шеи исчезает. Он еще шире разводит мне ноги, так, что кажется, больше уже невозможно, и вновь целует. Но это даже не поцелуй, а укус человека, который больше не может держать страсть в узде. Вот только мне все равно. Я с остервенением отвечаю ему, скольжу ногтями по спине Малфоя и впиваюсь в ягодицы, еще больше ускоряя рваные движения. — Чего ты хочешь? Скажи. Я все сделаю, — слышу сумасшедший шепот. — Тебя. Дай мне все, что можешь дать, — шепчу в ответ... И просыпаюсь. Шея горит, словно её действительно жёстко стискивали. Между ног скользко и влажно. А я задыхаюсь от неутоленного голода и от того, как кружится голова. «Если не съеду отсюда, точно сойду с ума». * * * — Какие люди в нашем Голливуде! — слышу голоса братьев Уизли, подходя к университетскому корпусу. Но ответить не успеваю: мигом оказываюсь в кольце цепких рук. Нос неожиданно утыкается в белокурые волосы, от чего так и тянет чихнуть. Но Лаванда отстраняется быстрее и вытирает лицо и красные глаза. — Ты вернулась! Я так долго ждала! Хотела прийти, но к тебе не пускали! Ты в порядке?! Ох, мне так много надо тебе рассказать! — Погоди, Лаванда, — останавливаю я ее. — Чуть позже поговорим, сначала пары. — В своем репертуаре... Как ты? — спрашивают Уизли, подходя ко мне. Их широченные улыбки сверкают радостью, из чего я с облегчением делаю вывод, что, похоже, они не злятся на меня. — Нормально, хоть и пришлось полежать в больнице... — Мы не об этом, — улыбается один. — А о Лаванде, — откликается другой. — Она чуть не задушила тебя в крепких объятьях... — Все в порядке, — хмыкаю я, успокоенная этой доброжелательной встречей, и наблюдаю за тем, как подруга начинает ругаться на них. На самом деле я не очень-то и задумывалась о том, как меня встретят здесь. С тех пор, как пришла в себя, навязчивых мыслей, впечатлений и чувств намешано во мне было столько, что… А уж сегодняшним утром тем более оказалось не до размышлений, злятся ли Уизли на мою выходку. Все возможные переживания по любому поводу перекрыли воспоминания о горячем сне, после которого я так и не смогла больше заснуть. Слишком реальным все казалось в нём, таким настоящим, что я на мгновение испугалась: «А что, если Малфой действительно был со мной? Но… я осталась нетронута. Да, возбуждена, не удовлетворена, но... А значит, то был какой-то невероятный морок. Казалось бы, что такого в этом сне? Уверена, многие девушки хоть раз да испытывают что-то подобное. А уж Малфой в качестве героя-любовника наверняка снится каждой второй из нашего универа. Другое дело, что это случилось со мной... Скорее всего, снятая с моей черепушки заслонка (иными словами признание самой cебе в чувствах к нему) разрушила табу и — вуаля! Вот тебе и яркий во всех смыслах сон. Черт бы его побрал... Почему все так сложно? Почему я не могу ненавидеть Малфоя, как прежде? И когда он стал относиться ко мне по-другому?..» Слишком много вопросов, но я знаю ответ только на последний. Это происходило постепенно, так незаметно, что в какой-то момент наши странные отношения стали мне казаться нормальными. «Не друзья и не враги, не брат и сестра, не жених и невеста... Непонятно, кто мы теперь друг другу». — Гермиона. Собственное имя, произнесенное негромким голосом, возвращает меня на Землю бренную из размышлений. Перевожу задумчивый взгляд на братьев Уизли, приподнимаю бровь: — Что такое? — С тобой точно все в порядке? Мы слышали о том, что произошло на крыше... Иронично улыбаюсь. Об этом, похоже, не знает только глухой. Странно, что Малфой и тетя Белла так усердно прятали меня от журналистов. «Слухи слухами, но из них можно раздуть ещё какого слона. А получить достоверную информацию от первоисточника всегда ценно». — Ой, секунду, звонят, — бормочет Лаванда, роясь в сумке. Ее телефон надрывается как сумасшедший, и она берет трубку, отходя от нас. Пристально смотрю на Уизли. Они больше не улыбаются, сканируют меня серьезными взглядами, и неожиданно хочется обнять их обоих. — Скажу честно, не все в порядке. Но скоро будет, — вздыхаю и улыбаюсь им устало. У меня нет желания врать людям, которые относятся ко мне по-настоящему хорошо. По-моему, лжи и без этого было достаточно. — Ты только скажи, — понижает голос один и придвигается ближе, взглядом контролируя Лаванду: самое время поговорить по душам, пока она отвлеклась на телефонный звонок. — Что? — Это Малфой? — спрашивает второй также серьезно. — Потому что если это его рук дело, Герми... Лица обоих темнеют, а взгляды становятся острыми. — Если это он все провернул, то ему светят серьезные проблемы. Мы от него мокрого места не оставим. Вспоминаю, как Малфой разнимал нас с Асторией. Его белое лицо, крик и расширенные от ужаса зрачки, когда падал с крыши. Красные следы на моих руках, которые позже стали синими — так он цеплялся за меня, когда я из последних сил затаскивала его. И усмехаюсь тихо: — Нет, это не он, успокойтесь, ребята. Они ощутимо расслабляются, но всё же спрашивают: — Надеюсь, ты понимаешь, что это кем-то спланированная акция? Устало прикрываю глаза. — Понимаю... — Если хочешь, мы найдем того, кто это сделал... Поднимаю взгляд. Братья Уизли выглядят так, словно попроси я их, и они сразу же начнут действовать. Но меня пугает такая решительность, потому что, несмотря на нашу дружбу, я до сих пор до конца не знаю, на что они способны. В этом близнецы в некотором роде идентичны мне — предпочитают скрытность. И если мои возможности мне известны, то их... — Не нужно, — наконец отвечаю я. — Сама разберусь, — и чтобы сгладить невольную грубость, продолжаю: — Но я хочу, чтобы вы кое-что узнали для меня. — О Паркинсон? — приподнимает бровь один Уизли. — Угадали, — усмехаюсь сухо. — Она как-то причастна?.. Неопределенно качаю головой, не желая выдавать своих догадок, а второй из братьев хмыкает, сунув руки в карманы: — Тогда тебе не придется долго ждать. — Почему? — Сама все увидишь, пойдем, — и подталкивает меня к входу в корпус. — О чем разговор? — с любопытством интересуется Лаванда, подходя к нам. — Ни о чем, малышка, — братья подхватывают ее под руки и со смешками вводят внутрь. * * * Я не сразу понимаю, о чем они предупреждали. Изнутри все выглядит так же, как и до моего личного происшествия: по длинным извилистым коридорам снуют студенты, подчиненные своим делам. Все одетые по форме, лишь кое-где блеснет дорогой браслет, да в глаза бросится бренд шикарной сумочки. Кажется, никому не должно быть до меня дела, но я с удивлением ловлю на себе косые взгляды. Некоторые студенты даже поворачивают головы, оглядываясь вслед. — Что происходит? — с недоумением спрашиваю у братьев Уизли. Те отвечают с одинаковыми ухмылками: — Малфой теперь свободен... — А я тут при чем? — Скоро узнаешь. И действительно, после первой же пары ко мне подходит девушка с соседнего потока. Симпатичная, с чуть выпуклыми, словно бусины карими глазами она робко произносит: — Мы с тобой раньше не общались, но... в общем… не знаю, как сказать, поэтому вот, — и вручает мне конверт, благоухающий духами на весь коридор. Вскидываю брови в немом вопросе, а она поспешно добавляет: — Это не тебе, а Драко! Передай, пожалуйста... Секунду я стою, переваривая услышанное, а затем вкрадчиво спрашиваю: — А почему ты сама не отдашь свое любовное письмо? Это ведь оно, верно? Девица краснеет, но взгляд не отводит. — Я стесняюсь. Он такой!.. А я такая... В общем, буду тебе очень благодарна! Извини, что потревожила! — и убегает, оставляя меня наедине с вопросом: «Что это сейчас было?» Дальше — больше: как девушек, так и писем. В конце концов у меня не выдерживает терпение, и шестой девушке я отказываю, даже не пытаясь казаться вежливой. — Ты сегодня не в духе, — с кривой ухмылкой ко мне подходит Малфой, провожая взглядом уходящую поклонницу. — Иди, догоняй, — произношу я. Выходит как-то резко, но мне плевать. — С чего это? — С того, — достаю из сумки кипу писем и сую ему в руки. — Это тебе. Просили передать. И скажи всем девочкам, которые текут по тебе, и той особе в том числе, что я не передатчик. Если хотят вручить свои жалкие лирические излияния, придется топать и отдавать тебе лично в ручки. В противном случае их послания просто не достигнут адресата. Сожгу их к чертовой матери у нас на заднем дворе! Малфой хитро щурится, и в этом прищуре я улавливаю намек на усмешку. Он сжимает письма в кулаке, быстро сует их в сумку и довольно спрашивает: — Ревнуешь? Голос звучит ниже и глуше обычного. — Еще чего! — Вот и славненько. На его лице возникает жесткая усмешка. Малфой подходит ближе, нависает, и я впервые за долгое время осознаю, какая же все-таки между нами разница в росте. Подавляю желание отшатнуться и прямо смотрю на него, хоть для этого и приходится задрать голову. — Хочу кое-что прояснить лично для тебя, Грейнджер. Несмотря на инцидент, произошедший на крыше, между нами ничего не поменялось. Я принимаю то, что могу не возвращать тебе долг... — Но... — вскидываюсь. — Не перебивай, когда я говорю! — повышает голос он, сверкнув серыми глазами-лезвиями. От неожиданности я действительно затыкаюсь. — Ты могла подумать, что я к тебе что-то чувствую или жалею тебя… Спешу разочаровать, — его голос понижается почти до шепота. — Как сексуальный объект ты меня совсем не интересуешь. — Но те поце... — Просто минутная слабость, — отрезает Малфой. — Так что не придумывай себе ничего, сестрё-ё-ёнка! И уходит. Издевательски машет мне рукой, оставляя наедине с размышлениями о том, что как-то слишком много у нас было этих минутных слабостей... Пока могу, смотрю ему в глаза. Сейчас они похожи на окна, занавешенные шторами, за которыми совершенно невозможно что-либо увидеть. Кажется, я никогда не забуду их. Как не смогу позабыть и вкус того снега, что падал с темного, молчаливо и безучастно взирающего на нас неба и смешивался с моими слезами, его кровью и потом. * * * Не могу сказать, что меня радуют слова Малфоя. Но и всепоглощающей печали я тоже не чувствую, потому что своими поступками он напоминает страуса, который от страха прячет голову в песок. Зато полный смысл слов братьев Уизли доходит до меня, когда я вижу Малфоя на следующем перерыве. Он сидит в столовой практически в обнимку с близняшками Патил и выглядит совершенно довольным жизнью. Вдобавок ко всему к ним подходит Паркинсон. Она присаживает рядом с Малфоем и бросает на него откровенные взгляды. Ничего не могу поделать с собственным сердцем — оно предательски екает, когда я вижу эту картину. Но я прохожу мимо довольной жизнью компании и устраиваюсь за дальним столиком. — Ишь, перья распушил, — ворчит Лаванда себе под нос, устраиваясь рядом. — Правильно, теперь-то Астории нет... — Прошу, давай не будем об этом, — уныло прошу её, ковыряясь вилкой в еде. Пища внезапно кажется какой-то резиновой и невкусной. — Лучше расскажи мне, — прошу, стараясь не смотреть на Малфоя и вообще не думать о нем. Получается это, правда, скверно. — Что? — Лаванда кажется рассеянной, бросает на меня быстрый взгляд, полный любопытства. — Ну что ты там хотела рассказать... — Ах, это... — Лаванда вздыхает, уставившись прямо перед собой, а затем тихо произносит: — Мы с Джинни окончательно выяснили отношения. От неожиданности теряю дар речи. Но вместе с ним из головы вылетают все мысли о Малфое и его близкой к телу группе поддержки. — Что ты имеешь в виду? — спрашиваю, когда вновь обретаю способность говорить. Лаванда смотрит на меня в упор и роняет: — Мы расстались. Хлопаю глазами, понимая, что за всеми своими проблемами совершенно забыла про непростую ситуацию подруги. Чувствую, что скоро вместо носа у меня вырастет пятачок, а копчик прорастёт завивающимся в коральку хвостиком, и неловко спрашиваю: — Как ты? Лаванда пожимает плечами: — Нормально, как ни странно. Знаешь, думала, будет хуже. — Но почему Джинни так поступила? Она ведь сходила по тебе с ума? — Сказала, что так будет лучше для всех, — голос Лаванды сочится горечью. — Решилась после того, что произошло на крыше. Замираю: — В смысле? — В простом, — усмехается Лаванда сухо. — О том, что Малфой, ты и Астория были на крыше, знала уйма народу. А потом ты оказываешься в больнице, твой братец не появляется в универе, а Астория в принципе пропадает куда-то. Знаешь, какие толки тогда пошли? Журналисты выдумывали теории одну за другой. И каждая была невероятней предыдущей. Типа: Астория оказалась членом мафии, а ты героически защитила Малфоя от ее возмездия... — Какого? — чувствую себя совершенно сбитой с толку. — Любого, — буркает Лаванда. — О том, что Малфой изменял ей, не знал только идиот. Все теории в основном вокруг этого и вертелись, — вздыхает она, а затем продолжает: — Еще говорили, что Астория застукала вас там с ним на крыше... — Да когда, блин! — теряю я терпение. — Он, вообще-то, последним подошел... — Вот и я думала, что все это бред. Так оно и оказалось, — взгляд Лаванды начинает заинтересованно блестеть, а я мысленно подбираюсь. — Но ведь мне-то ты расскажешь истину? Даже Уизли знают, что произошло, а я нет, — вкрадчиво произносит она. — Ума не приложу, откуда... И выпытать не вышло! Я не удивляюсь неожиданной осведомленности братьев Уизли и даже испытываю некоторую гордость за них. Кому как не мне знать, что эти двое и у черта лысого добудут информацию, а потом еще и обдурят его, если так надо будет им. «Другой вопрос, почему обо всем так и не прознала пресса?..» — думаю я и отвечаю тихо: — Расскажу, чего уж там. В курсе был, я так понимаю, только определенный круг людей, но это не по нашей теме. Сначала о Джинни договори. — Она испугалась, что поднимется шумиха, если узнают о наших отношениях, — с кислой миной произносит Лаванда. — И порвала со мной. Вот и весь рассказ. — Она поняла, что может разразиться скандал, — медленно произношу я. — Увидела на живом примере, что бывает, когда журналисты пытаются докопаться до истины и у них не выходит... — Вот именно, — отвечает Лаванда. Я пытаюсь понять, что чувствую, но не могу разобраться. Поднимаю взгляд на подругу, а та вскидывает брови, с интересом глядя на меня. И, не видя на ее лице тени волнения, ощущаю внезапное облегчение. — Ты не переживаешь, — озвучиваю свои мысли. — Не-а, — ухмыляется она. — Ну, в смысле, мне сначала было очень грустно, но потом я поняла, что Джинни сделала мне одолжение. У нее вышло то, на что у меня не хватало духу. И теперь я свободна. — Понятно, — вздыхаю я, мысленно радуясь за подругу. «Вряд ли она была бы счастлива в этих отношениях. Не потому что Джинни — девушка, а потому что она не подходит Лаванде. Той нужна крепкая связь, сильное чувство и человек, за которым она будет как за каменной стеной. А Джинни не то, что на эту стену не похожа, она на тонкую перегородку с трудом смахивает». Словно в подтверждение моим мыслям в столовую входит Уизли. Невольно поднимаю бровь: она не одна, а с Гарри Поттером. — Вот дела... — задумчиво тянет Лаванда. В глазах у нее боль, но тон спокойный. Тихо вздыхаю. «Никто и не говорил, что будет легко. Но вот что странно, так это Поттер...» Слежу за ними напряженным взглядом. Парочка не замечает нас с Лавандой и спокойно проходит к свободному столику, кидает сумки на стулья и подходит к поварихе за едой. Повернувший в сторону голову Поттер замирает, наконец увидев меня. Мне хочется издевательски помахать ему рукой, потому что... «Ну, какого хрена он связался с Уизли, от которой бегал все это время?..» — Все-таки мужики такие непостоянные... — задумчиво озвучивает мои мысли Лаванда, глядя на то, как меняется его физиономия. — Самое плохое, что они порой неожиданно непостоянны, — бормочу я. Поттер мне, конечно, ничего не должен. Он честно пытался, я честно пыталась, мы оба старались, но, видимо, просто не судьба. Однако то, с какой скоростью он попытался вновь — и с кем! — полностью рушит его имидж в моих глазах. Сейчас Гарри выглядит жалко. И то, с каким скорбным видом он смотрит на меня, не обращая внимания на что-то говорящую Джинни, подтверждает мои мысли. Похоже, он в курсе, в каком свете предстал передо мной. Джинни, наконец, понимает, что что-то не так. Проследив за его взглядом, вспыхивает возмущённым румянцем, что-то зло говорит ему и резко отворачивается. А я опускаю взгляд в свою тарелку. «Что ж, было и прошло. Пусть развлекается». * * * — Герми! — его оклик тормозит меня у выхода из корпуса. Бросив озадаченный взгляд назад, со вздохом поворачиваюсь. «Гарри. Ну что ему еще надо?..» — Гермиона! — подлетает Поттер, запыхавшись: видно бежал, чтобы догнать. — Что такое? — Ты видела нас с Джинни... — Ну, видела и что? — Это ничего не значит для меня... Прищуриваюсь. Если Гарри сказал это, желая наладить со мной отношения, то добился обратного результата. Но произношу я совершенно другое: — Меня это не касается. Не нужно отчитываться передо мной. — Но... — тон у Поттера отчаянный, как и выражение лица. — Перестань, ты не обязан... — Что здесь происходит? — раздается вкрадчивый голос Малфоя, а я с трудом перебарываю желание закатить глаза. «Ну, и что ему еще нужно? Мы ведь все прояснили!» — Все в порядке, Малфой, мы уже закончили, — произношу холодно. — Но, Герми... — растерянно мямлит Гарри, хватая меня за руку. — Мы. Уже. Закончили, — чеканю слова, выдергивая ладонь из его некрепкого захвата. — Но... — Ты не понял, что ли? — Малфой встает между нами и грубо толкает Поттера в грудь. — Отвали от нее, — цедит, глядя ему в глаза. На что Поттер мгновенно ощетинивается: с вызовом смотрит на него и сквозь зубы спрашивает: — Ты, что ли, ее защитником заделался? — Представь себе, — в тон ему отвечает Малфой. — И мне не составит труда разбить твою наглую морду, уж поверь. — Ребята... — предостерегающе поднимаю руки и разворачиваю Малфоя к себе. Смотрю в его налитые бешенством глаза и тихо прошу: — Успокойся. Пойдем отсюда. Он немного расслабляется, но все равно выглядит недовольным, словно я прямо сейчас лишила его чего — то интересного. — Пойдём, — отвечает он, кидая на Поттера хлесткий предупреждающий взгляд. Тот, к счастью, за нами не идёт. — Не так уж ты ему и нравишься, Грейнджер, раз он позволил себя остановить, — тихо говорит мне Малфой. Щелкает кнопкой на брелоке, и его машина, этот белый гигант, мигает, давая понять, что дверцы открыты. — Заткнись, Малфой, — отвечаю устало и сажусь в автомобиль. — Поехали уже домой. * * * Поначалу едем молча. Чувствую, что он не настроен на разговор, да и сама не жажду общения с ним после увиденного в столовой. — Что у тебя с Поттером? — наконец спрашивает Малфой. — Ничего, — отвечаю тихо, отворачиваясь к окну. Желания обсуждать эту тему нет совершенно, поэтому продолжаю: — Честно говоря, не хочется говорить об этом. Кидаю на него мимолетный взгляд: Малфой ухмыляется, его глаза полны иронии. — Не хочется рассказывать о том, каким мудаком оказался Поттер? — Не таким уж, как тебе может показаться, — качаю головой. По лицу Малфоя расползается самодовольная ухмылка, но он молчит до тех пор, пока я, потеряв терпение, не бурчу: — Ну что такое? — Грейнджер, ты такая наивная, — произносит он. — Считаешь человека порядочным просто потому, что вы разок поцеловались. — Это не так. — А как? Что еще хорошего он сделал, что ты его так защищаешь передо мной? — тон Малфоя ощутимо холодеет. — Я не оправдываю Поттера, просто не считаю его конченным, — парирую я. Метнув на меня колкий взгляд, он говорит: — Давай посчитаем: он поверил дебильным слухам о тебе и Краме, но так и не решился проявить хоть какую-то инициативу... Бегал от Уизли, а теперь нашел тебе замену в ее лице. Просто идеальный! — Малфой ядовито хмыкает. — А теперь он банально зассал, потому что побоялся связываться со мной. Считаю, этого достаточно. Конечно, я мог что-то упустить, но сама понимаешь, я не слежу за ним... — Откуда ты узнал, что он поверил слухам обо мне и Краме? — спрашиваю, тупо глядя на автомобильную приборную панель. «Так он знал и об этом...» — Ту желтую газетенку не видел только слепой, — фыркает Малфой. — Еще будут контраргументы? — С чего ты решил, что он боится тебя? — Я тебя умоляю, — Малфой бросает на меня снисходительный взгляд. — Покажи мне того, которому наплевать на мой авторитет. Немного подумав, тихо отвечаю: — Крам. Малфой недовольно хмурится, что означает: я точно попала в цель. — Он скорее исключение, — признает нехотя. — Но Крам просто не знает, насколько далеко простираются мои возможности... — Поттер тоже не обязан это знать! — Вот видишь, ты его защищаешь, я был прав! — Нет. Что он должен был делать, по-твоему? Броситься на тебя? — Отстаивать себя и тебя, — Малфой окатывает меня ледяным взглядом. — Разбил бы мне лицо и увел тебя. И никакие твои слова или мои запреты не помешали бы. А Поттер поступил как слабак, вот и все. Я бы никогда так не сделал... — и обращает на меня потемневший взгляд. Отворачиваюсь и тихо парирую: — Все твои речи... Они, конечно, очень хороши... Но, я смотрю, ты не внял моим словам по поводу Панси, — поворачиваю голову и внимательно изучаю его профиль. Малфой замирает, а мне становится интересно: какие аргументы на этот раз придумает?.. — Нет, не внял, — наконец медленно произносит он и слегка поворачивает голову, искоса, словно оценивающе смотрит на меня. Я покрываюсь мурашками от его взгляда. Темного, наглого. А он цедит: — Это не твое дело. — А Поттер, значит, твое? — взрываюсь я. Выходит сдавленно, из-за душащих злости и страха, что он со своим взглядом поймет, что мне не все равно. «Хотя, наверное, уже поздно переживать об этом...» — А Поттер — мое, — кивает он, и пламя в его глазах становится тише. Мне хватает сил лишь выдохнуть: — Ну, ты и наглец! Только посмей сказать мне, что это из-за семьи... — А я и не говорю, Грейнджер, — Малфой выруливает на дорожку к нашему дому, и его тон холодеет: — Я уже давно ничего не берусь загадывать, обещать или оправдываться. Машина останавливается около парадного входа, но никто из нас не спешит выходить. Сидим, глядя друг на друга. — Она называла тебя идиотом... — мой голос предательски дрожит, а затем прерывается. — Разве ты не видишь, что она за штучка? Малфой не выглядит удивленным. Не спрашивает, откуда я узнала и когда. Он спокойно смотрит на меня и произносит: — Панси — это моя проблема, Грейнджер. И Поттер тоже. Если он еще хоть раз подойдет к тебе... — Да делай ты что хочешь! — взрываюсь я и отворачиваюсь, собираясь выйти из автомобиля. Уже берусь за ручку, но злое прикосновение его пальцев обжигает запястье и тянет, тянет, тянет к себе... — Что ты творишь, — шепчу ему практически в губы. Глаза у Малфоя почти черные, шальные и сумасшедшие. — Я... — он задыхается и прикрывает глаза. — Я целый день сегодня мечтаю о твоем поцелуе. — Что? — только успеваю спросить, и его губы накрывают мои. Мне бы сказать ему, что мы около дома, что нас могут увидеть, но все, на что я способна сейчас — это отвечать ему, захлебываясь в ощущениях, которые накрывают меня с головой. Его чертовы мягкие губы на этот раз не наказывают за неведомую провинность, они ласкают, поцелуями рассказывают о том, как скучали. Порхают по щекам, возвращаются к губам и сползают на шею, оставляя горячие отметины. Мне бы оттолкнуть его и саркастически поинтересоваться, записать ли этот поцелуй в «минутную слабость» или он все же что-то значит, но я лишь обнимаю Малфоя, а он в ответ жадно стискивает меня в объятьях. Я тону и захлебываюсь в собственных эмоция, чувствах и желании. И плачу от осознания: я люблю Драко Малфоя.