Опасные связи

Из непроглядной тьмы я выныриваю на поверхность резко и внезапно. Глубоко вдыхаю воздух, словно долгое время находилась под водой. Лёгкие не обжигает так, словно я тонула. Зато, когда смотрю на свет, он режет глаза, словно острое лезвие. Его слишком много, он ослепляет, и какое-то время я слишком дезориентирована, чтобы думать о чем-то другом. А стоило бы наверное — как только зрение возвращается, я различаю рядом три фигуры. Сначала смутно, но после того, как в глазах проясняется, понимаю, кто передо мной стоит. Они молчат. И я молчу, боясь потревожить разделившую нас тишину. Медленно поворачиваю голову в одну сторону, а затем в другую. Это движение болью отдается в моем теле. Вокруг все белое, рядом что-то мерно пищит. Кажется, я нахожусь в палате. — Ты очнулась, — доносится до меня голос. Поворачиваю голову. Люциус. Как странно, что именно он первым заговаривает со мной, а не мама, соляным истуканом застывшая рядом с ним. По канонам мелодрам она должна подскочить ко мне с вопросами и причитаниями, но молчание, исходящее от нее, слишком явно выдаёт волнение. И Малфой. Медленно перевожу на него взгляд. Он растерян, и это так явно читается на его лице, что я невольно удивляюсь: разве похож он сейчас на того человека, что носил маску надменности не снимая? Он стоит, прислонившись к белой стене, плечи опущены, а в глазах — целое море серого цвета, волны которого грозят меня утопить, если я не отведу взгляд. И я отвожу — чтобы не потерять себя и остаться целой тогда, когда только что пришла в себя. — Я… да, — собственный голос кажется чужим. — Который час? Почему я в больнице? — пытаюсь поднять голову, но тут же роняю ее, потому что она кажется мне немыслимо тяжёлой, как и всё тело. То, что оказывается доступно моему взору, поражает: капельницы, воткнутые в худые длинные руки с синими венами, которые лежат поверх покрывала. Руки оказываются моими, но я, не в силах поверить в это, пытаюсь ими пошевелить. Получается с трудом, и мне приходится задержать дыхание, чтобы на корню подавить зарождающуюся панику. «Все хорошо. Я очнулась, а значит все нормально. С остальным позже разберусь». — Сейчас вечер, — отвечает Люциус. — Нам позвонили и сказали, что ты очнулась… — по тому, как его голос прерывается, я с удивлением понимаю, что ему, похоже, не все равно, что со мной случилось! — У тебя была двухсторонняя пневмония, — подает голос мама. Она прерывисто вздыхает и, наконец, отмирает, подходит ко мне, садится на табурет рядом с койкой и берет мою руку в теплый кокон своих ладоней. С мукой смотрит на меня, и я замечаю, что она похудела. — Сколько я пробыла здесь? — спрашиваю осторожно. — Три недели, — произносит Малфой тихо. — Три… — ошеломленно повторяю за ним. Смысл его слов доходит до меня не сразу. — Я что, в коме была? — Пневмония осложнилась, — бормочет мама. — Но мы так рады, что ты в порядке! Моя девочка… — она склоняет голову, и я чувствую, как на мою руку капают слезы. Мне кажется, что в это мгновение что-то ломается во мне. Наверное это тот образ бессердечной элегантной леди, для которой общественное мнение и новый муж в один момент стали важнее родной дочери. Я рада, что та мама, которую я когда-то знала, всё ещё жива. Слабо улыбаюсь. Мне хочется ей что-то сказать, нет, сказать им всем, даже Малфою! Но слова так и не вылетают из моего рта, замирая на губах. И я засыпаю, убаюканная осознанием того, что мама наконец рядом. * * * Утром я наблюдаю серое небо за окном. Настроение соответствует погоде, думать ни о чем не хочется. Но мне и не позволяют этого: приходят санитарки, которые убирают палату и приводят меня в порядок. Я хочу встать на ноги, но натыкаюсь на осуждающий взгляд медсестры, которая протягивает мне "утку". — Серьёзно? — тихо спрашиваю. Она пожимает плечами: — Распоряжение доктора. Покончив со всеми унизительными процедурами, вздыхаю свободнее. Не люблю чувствовать беспомощность, но сейчас мне некуда деваться. Остаётся лишь надеяться, что смогу выбраться отсюда как можно быстрее. Позже снова наведываются вчерашние посетители. Я с благодарностью смотрю на маму, которая гладит мои руки, а затем перевожу взгляд на Люциуса. Тот стоит перед кроватью, в руках — огромная сумка с продуктами, которые пойдут поварам. Насколько я уже успела узнать, здесь можно приготовить специальные блюда. "Судя по всему, в элитную клинику меня запихали…" — Как ты себя чувствуешь? — спрашивает мама. Неопределенно пожимаю плечами: — Вполне… сносно. Я не собираюсь говорить ей, что болезнь до сих пор даёт о себе знать: иногда мне становится тяжело дышать, а порой слабость вновь прибивает меня к больничным подушкам. Но думаю, что она сама все узнает позже, я исправно делюсь с врачом своим состоянием. По его словам все это время мой организм питался исключительно глюкозой. В зеркало мне смотреть совершенно не хочется, остаётся лишь представлять насколько сильно я похудела. — Мы придем завтра, — тихо произносит мама, сжимая мою руку. — Ты что-нибудь хочешь? — Не нужно ничего, — отвечаю я. Она встаёт и, поцеловав меня в щеку, направляется к двери. Люциус с Малфоем следуют за ней. У меня остаётся пара секунд, чтобы принять решение. — Малфой, — зову я. Он останавливается, кидает на меня вопросительный взгляд, но молчит, ничего не говоря. Люциус с матерью застывают на месте и поворачиваются ко мне. — Мне нужно с тобой поговорить. Наедине, — кидаю на них осторожный взгляд. Как ни странно, после этих слов мама и Люциус выходят из палаты, тихо прикрыв за собой дверь. — Что тебе нужно? — спрашивает он, засунув руки в карманы. Несмотря на эту защитную позу и холодность тона Малфой выглядит до странности уязвимым. Киваю на табурет, стоящий около кровати. Он закатывает глаза и садится. Молча. Послушно. Прищуриваюсь. Это очень подозрительно. Настолько, что внутри меня закручивается целая мешанина чувств. Я смотрю на его бледное, осунувшееся лицо, и чувствую удивление, граничащее с изумлением. А ещё растерянность. "Не понимаю, почему он себя так ведёт?.." Кажется, будто стоит моргнуть — и Малфой станет прежним высокомерным говнюком, который вытирал ладонь после рукопожатия со мной. — Так что ты хотела мне сказать? — спрашивает он, равнодушно глядя на меня. Смотрю на него и понимаю, что не могу больше откладывать. Не могу делать вид, что ничего не произошло, что я по какой-то нелепой случайности провалялась здесь несколько недель. Не могу больше запирать в голове все свои мысли. И поэтому тихо спрашиваю: — Малфой, где Астория?.. Ожидаю, что он встанет и уйдёт или просто надменно ответит: "Не твоё дело, Грейнджер". И я честно уже готова к этому, но Малфой вновь меня удивляет. — Она в наркологической клинике. В Швейцарии. В его тоне нет никакого пренебрежения или насмешки, а ещё мне на мгновение кажется будто его глаза более глубокого серого оттенка, чем обычно. Или это игра света? Сейчас Малфой кажется мне старше. Смотрю на него и не могу понять: за кого он так переживает? За меня? Так вот она — я. За Асторию? Но с ней и так все понятно. Начинаю вспоминать. Прокручиваю в голове моменты той ночи. Воспоминания цветным калейдоскопом мелькают перед глазами, словно я смотрю фильм. Вот гости в богатых нарядах. Гибкость танцоров и акробатов, застывших в немыслимых красивых позах в воздухе. Исчезательные Шкафы, лукавые улыбки на веснушчатчатых лицах братьев Уизли. Грязное платье Астории. Тонкие длинные пальцы, впившиеся в мою кожу. Ее глаза — больные в своём безумии. Ледяной ветер, тонкими безжалостными иглами впивающийся в меня. — Как она? — спрашиваю у Малфоя, усилием воли выныривая из этого калейдоскопа в настоящее. — Понятия не имею. Сейчас его глаза кажутся холодными зеркалами, за которыми нет ничего. Но я знаю, что это неправда. Просто я не тот человек, перед которым Малфой когда-нибудь снимет маску. "И снимает ли он ее вообще?" Мне хочется узнать, что он думает обо всем этом, но я спрашиваю совершенно другое: — Как ты оказался на крыше? — Я получил записку. Думал, ты знаешь об этом, ведь ты мне ее написала, — Малфой смотрит на меня в упор, а я, не выдержав, начинаю смеяться. Смех выходит каким-то тихим, надтреснутым, словно неживым. "Я знала. Я так и знала". — Над чем ты смеёшься? — хмурится он, а я отвечаю с усмешкой: — Да так. Я не писала никаких записок, Малфой. * * * На следующее утро мама приходит одна. Она долго сидит около моей постели. Мы почти все время молчим. На самом деле мне нечего ей сказать. А она понимает — если начнёт о чем-нибудь спрашивать, точно не отвечу. Я лежу и думаю. Мысли, как стая чёрных оголтелых ворон, мечутся в голове. Их слишком много, настолько, что мне хочется взять чистый лист бумаги, ручку, и выписать все по порядку, оставив черепную коробку пустой. Но вместо этого спрашиваю: — Мам, а на вечере были фотографы? — Конечно были, детка, — отвечает она, явно удивленная моим внезапным вопросом. — Я хочу посмотреть фотографии с праздника, — тихо произношу я. — О… Правда? Конечно! Принесу тебе их завтра, — оживляется мама. Вижу, она рада тому, что я хотя бы к чему-то проявила интерес. Ей кажется, что у меня апатия, но на самом деле я просто пытаюсь отдыхать. Переварить историю, случившуюся недавно, и занять себя чем-то. И когда на следующий день мама приносит стопку фотографий в конверте, я нетерпеливыми жадными движениями раскрываю его. Фотографии падают мне на колени. Я хочу быть уверена в своих предположениях. Нахмурив лоб, изо всех сил вспоминаю людей, с которыми общалась Астория в тот вечер. И не помню толком никого, кроме близкого круга людей. Тогда кого же я ищу? Кого-то, кто должен был долго с ней находиться, достаточно заметного для того, чтобы я могла о нем вспомнить. Медленно перебираю фотографии. На них мы кажемся такими красивыми, счастливыми и успешными. Смотрю на себя. В потрясающе дорогом платье, выбранном Малфоем, я кажусь себе моделью, спустившейся с подиума. Кем-то, кем я на самом деле не являюсь. Приподнимаю уголки губ в невеселой улыбке. "Что-что, а науку лицемерия я изучила прекрасно…" Откладываю просмотренное фото в сторону и натыкаюсь взглядом на следующий снимок. "Вот оно", — с удовлетворением думаю я. На фотографии запечатлена Асторией с девушкой в черном наряде, той, чьи черты лица я так и не смогла разгадать за тонким кружевом черной маски. — Мам… — произношу я тихо. Не уверена в том, что делаю правильно, но думаю, что игра, затеянная мною, стоит того. — Да, детка? — поднимает она на меня заботливый взгляд. Становится немного совестно, что я собираюсь воспользоваться ее добротой. Но жизнь в этой семье закалила меня, научила тому, что во всем нужно полагаться лишь на себя. И что порой стоит забыть о чувствах тех людей, которые когда-то не посчитались с моими. К тому же кто знает, сколько продлится этот ее период доброты? В том, что он закончится, я уверена, потому что знаю свою маму. Сейчас она винит себя за то, что случилось со мной. Что ж, пусть. Мне это только на руку. — Скажи, кто вот на этом снимке рядом с Асторией? Мама недовольно поджимает губы, но тут же улыбается. А я подавляю невеселую усмешку: все же мои мысли оказались верны, она с радостью отказала бы мне в ответе, но как можно сейчас, когда я так беспомощна и слаба?.. Поэтому она внимательно рассматривает фотографию, а затем произносит: — По-моему это Панси Паркинсон. Нет, я даже уверена в этом. Да, точно. Я ещё тогда ее приметила… Дальнейшее я не слушаю. Последний пазл в моей голове складывается в полноценную картину. "Это Паркинсон написала записки мне и Малфою, это она подстрекала Асторию все это время. Но для чего? Какой резон ей был сталкивать нас троих лбами? И как мне это все доказать? И надо ли доказывать?.. Ну Паркинсон… Ну ведьма…Думаешь, ты самая умная?.." — со злой усмешкой думаю я. Она же надменно смотрит на меня с фотографии, еще не зная, что я разгадала часть её плана. * * * Долгожданное возвращение домой происходит спустя несколько дней. И хотя врач советует пока воздержаться от нагрузок, я точно знаю, что не буду сидеть в четырёх стенах. Иначе сойду с ума от мыслей. Воспоминания всё ещё преследуют меня во сне. Несколько раз в больнице я просыпала среди ночи от собственного крика. Холодный пот катился по лбу, а перед глазами стояло перекошенное от злобы лицо Астории. Врач прописал успокоительное, но даже несмотря на то, что я безропотно принимаю их, знаю, что до настоящего спокойствия мне далеко. Слишком ярко всё в памяти. Кажется, будто это произошло лишь вчера. В назначенный день за мной приезжает… Малфой. От удивления не знаю, что сказать. Но, очевидно, мой молчаливый вопрос не ускользает от его внимания, поскольку Малфой произносит: — Родители заняты. Собирайся. Я пожимаю плечами. Почему-то совершенно не испытываю ни обиды, ни даже удивления от того, что она не потрудилась приехать. Порой мне кажется, что наши прошлые отношения настолько стерлись, что их уже не восстановить. А что касается предыдущей недели, когда я видела следы беспокойства на ее лице… Что ж, и такое вполне может быть. “Но почему тогда она не приехала, если так волновалась за меня?” — Как у них дела? — спрашиваю у Малфоя, складывая в сумку те немногие вещи, которыми пользовалась в больнице. — Пытаются уладить дела с прессой, — произносит он ровным тоном. Я удивленно поворачиваюсь. — А что, есть повод? Он улыбается уголком губ: — Ты — повод, Грейнджер. — Я? — приподнимаю брови. — С чего это? — интересуюсь осторожно. — Я вроде бы ничего не натворила… Он тяжело вздыхает, прикрывает лицо рукой и произносит устало: — Думаешь, журналистам нужен повод? Все то время, что ты лежала в больнице, они усиленно копали под нас. И продолжают это делать. Хотят узнать, что же произошло. Семья Астории подвергается таким же нападкам. — Как они? — тихо спрашиваю. — А ты как думаешь? — резко спрашивает Малфой. — Их дочь оказалась наркоманкой. Опускаю взгляд. Я могла бы многое сказать ему, но прежде необходимо всё ещё раз обдумать и взвесить. Сказать: “мне жаль”? Сомневаюсь, что Малфою не все равно, учитывая то, насколько ему было наплевать на Асторию раньше. “Тогда отчего он выглядит таким бледным, больным и уставшим?” — поднимаю на Малфоя взгляд. Всегда одетый с иголочки, аккуратный и надменный, сейчас он действительно не в форме. Мятая рубашка, заправленная в синие джинсы, небрежно накинутая черная куртка и кепка словно оттеняют его настроение. Даже кожа у Малфоя сегодня бледнее, чем обычно, хотя кажется, что это просто невозможно. А круги под глазами выдают то, что он, похоже, плохо спит ночами. “Почему?” Малфой берет мою собранную сумку и резко роняет: — Пойдем через черный ход, у главного, скорее всего, куча журналистов. Надень вот это, — кидает мне черную кепку. Скептически смотрю на нее. Сомнительно, что в ней меня не узнают, ну да ладно. Не буду спорить. Когда мы проходим по больничному коридору, я ощущаю странное томление в груди. Смотрю на стройную фигуру Малфоя, а затем задаюсь вопросом: "Когда я стала чувствовать себя с ним так уверенно? Ощущение, что у него всё под контролем, что я за ним как за каменной стеной, возникает у меня каждый раз, как только его вижу. Это… странно. Словно Малфой в одночасье взял и повзрослел. Словно тот заносчивый мальчишка, который хвалился величием своей фамилии, бесследно исчез. Но это, конечно, мне только кажется”. Малфой ведет меня длинными запутанными коридорами, идет так быстро, что я еле успеваю за ним. Отобранная у меня сумка болтается в его руке словно игрушечная. Вспоминаю, какой тяжелой она мне показалась, и понимаю, насколько велика между нами разница в силе. Ну или я просто настолько вымотана болезнью, что любой, самый маленький багаж, кажется мне очень тяжелым. Мы выходим на подземную парковку. Озираюсь, разыскивая глазами его машину, но Малфой, заметив мое недоумение от того, что не нахожу его монстра, усмехается и показывает на громадный черный внедорожник с затонированными стеклами и большими колесами. — Ого, — тихо произношу, подходя к машине. В этот момент краем глаза замечаю вспышку, а Малфой чертыхается: — Нашли нас! Грейнджер, я был бы рад, если бы ты быстрее шевелила булками! У меня нет времени возмущенно выяснять, где он нахватался подобных фразочек, поэтому тяну руку к двери, но она сама отъезжает в сторону, являя перед мной довольную тетю Беллу в черном спортивном костюме. — Привет, конфетка, — улыбается она и протягивает руку. — Запрыгивай. Улыбаюсь в ответ и хватаюсь за тёплую и сильную ладонь. Малфой закидывает мою сумку вглубь автомобиля, затем сам залезает внутрь, плотно захлопывая за собой дверь. И вовремя — к внедорожнику подлетают журналисты, готовые на всё, лишь бы получить заветные фотографии и опубликовать очередную желтую статейку о детках богатых родителей. Перевожу дух, устраиваясь на сидении удобнее. Не думала, что меня так вымотает эта короткая прогулка с Малфоем. — Ты в порядке? — спрашивает тетя Белла. Малфой бросает на меня косой взгляд. — Да, — прерывисто вздыхаю, прикрывая рукой глаза. Неожиданный приступ дурноты настолько силен, что голова кружится, а в горле встает тошнотворный ком. Через мгновение чувствую на плечах чьи-то руки, отнимаю ладонь от лица и от неожиданности едва не вскрикиваю: Малфой внезапно придвигается ближе, скользит ладонями по моим плечам и выглядит обеспокоенным. Это его прикосновение, словно касание оголенными проводами к нервам, заставляет меня шарахнуться от него. — С тобой точно все в порядке? — тихо спрашивает он. — Да… — шепчу я. — Все нормально, просто устала. Прикрываю глаза, все еще испуганная его прикосновениями и заботой, которую Малфой, непонятно с чего, сейчас так откровенно демонстрирует. Всю оставшуюся дорогу дремлю, выкинув лишние мысли из головы. * * * Зайдя в свою комнату, первым делом падаю на подушку и зарываюсь в неё лицом. "Как же хорошо быть дома! — мелькает в голове предательская мысль, которая заставляет меня невольно улыбнуться. — А всего лишь несколько месяцев назад отдала бы все что угодно за возможность уехать отсюда. Так странно…" Мне остаётся лишь предполагать, с чем это связано. Возможно, больничные койки настолько жёсткие, что я готова на мгновение забыть о своих принципах и порадоваться тому, что попала, наконец, в дом Малфоев? Может и так, кто знает? Стук в дверь заставляет меня оторвать голову от подушки, мысленно тысячу раз проклясть незваного гостя и, в конце концов, произнести: — Войдите. Дверь открывается, и в комнату заглядывает мама. К моему удовольствию, выглядит она виноватой, видимо, этим и объясняется её визит. — Что такое? — спрашиваю, борясь с желанием снова уткнуться носом в подушку и позорно захрапеть. — Всего лишь хотела сказать, что через полчаса обед, — мама улыбается, но отчего-то мне неприятна её улыбка. Она кажется виноватой и заискивающей. Словно мама и сама понимает, что поступила неправильно, послав вместо себя тётю Беллу, но... К слову, последняя исчезла после того, как они с Малфоем привезли меня домой. На вопрос о том, почему она не приходила ко мне в палату, тётя Белла ответила в своей обычной манере, что её скромная персона привлекает слишком много ненужного внимания. Малфой тогда бросил на меня недовольный взгляд. Серые глаза обещали мне чуть ли не смерть, если я произнесу ещё хоть слово. Судя по всему, он решил (и оказался этим недоволен), что я посмела пожалеть о том, что не тетя Белла, а именно он навещал меня в больнице. Я не стала опровергать его домыслы. В конце концов каждый сам выбирает, что себе придумывать и на что обижаться. — Дорогая? — вырывает меня из раздумий мамин голос. Ведомая им, я перевожу на нее взгляд, быстро моргаю и бормочу: — Да, хорошо, я поняла. Спущусь. — Если тебе будет тяжело, мы попросим Драко помочь тебе спуститься… — Нет! — вскрикиваю я, непроизвольно загораживаясь выставленной перед собой ладонью. Мама недоумённо смотрит на меня, а я спешу оправдать поспешный и столь эмоционально ярко окрашенный ответ: — В смысле не надо никого утруждать. Я спущусь сама, не инвалид. — Ну что ты, детка, — лепечет мама, — мы и не думали об этом… Дальнейшее я не слушаю. Устало прикрываю глаза и думаю лишь об одном: "Хватит с меня Малфоя. Хочу как можно меньше пересекаться с ним, о чем-либо говорить или спорить…" И это желание продиктовано не только тем, что произошло на крыше, но и моими чувствами. И его поведением, которое не укладывается в рамки того, как он обычно себя ведёт. Когда он смотрит на меня, мне кажется, что Малфой словно просит прощения за то, что случилось. Но его прямой вины в произошедшем нет. Есть косвенная — по отношению к Астории, а не ко мне. Я же лишь сделала то, что должна была сделать. Потому что… Не описать того всепоглощающего ощущения ужаса и пустоты, когда я увидела, что он падает с крыши. Весь мир для меня застыл в это мгновение и померк. Разве могла я поступить по-другому? Между нами всегда были сложные отношения, но я не считала его врагом и смерти точно не желала. Сейчас он меня пугает. Потому что я привыкла видеть перед собой другого Малфоя — надменного, циничного, равнодушного к людям. "Но не к тебе", — шепчет мне внутренний голосок, который я тут же затыкаю. Не думать о нём и обо всем произошедшем. Просто. Не. Думать. * * * В положенное время я сижу на своем месте, обедаю вместе со всеми. Смотрю в тарелку, стараясь не пересекаться взглядом с присутствующими за столом. А здесь не только мама и Малфои, но Белла, Крам и Каркаров. Последние двое, похоже, решили поселиться здесь до конца чемпионата по футболу. Смотрю на пустующее место рядом с Малфоем, но тут же отвожу взгляд оттуда. «Астория…» За столом настолько тихо, что эта тишина звенит в ушах. Почти неслышно вздыхаю, мечтая оказаться где-нибудь подальше отсюда, и ем, стараясь быстрей проглотить еду, чьего вкуса, кажется, не ощущаю. К концу трапезы настолько устаю, что еле держу ложку, которая словно тонну весит. Облизываю губы, чувствуя, как по холодной спине ползут горячие капли пота. Резко встаю и, пошатнувшись, цепляюсь пальцами за спинку стула. Ловлю на себе непонимающие взгляды и тихо произношу: — Я устала. Мне дурно. Простите. Люциус, — смотрю на него, — спасибо за всё. Мне лучше прилечь. — Да, конечно… — бормочет он, с тревогой глядя на меня. — Я провожу тебя, — Малфой быстро встает с места и подходит ко мне. И снова эта близость, бьющая меня по всем нервным окончаниям!.. Отшатываюсь от него. — Я сама, не стоит. — Нет, детка, пусть Драко проводит тебя, — вклинивается в разговор мама. — У тебя такое бледное лицо… Может вызвать врача? — Да не надо мне никого… — бормочу я. — Ладно, идём Я, кажется, двигаюсь на автопилоте. Выхожу из комнаты и только после этого осознаю, что Малфой снова непозволительно близко: руками обнял за плечи, а дыхание щекочет мне затылок. Пытаюсь скинуть его руки, но пальцы, сжимающие меня, лишь впиваются в кожу ещё сильней. — Что ты делаешь… — Помогаю, — раздраженно огрызается Малфой. — Не будь такой упрямой, Грейнджер. Не съем же я тебя! — А кто тебя знает, — тихо хихикая, останавливаясь около лестницы. Эта махина, которую в обычном состоянии я преодолевала довольно легко, сейчас кажется одним большим препятствием. Не успеваю и пикнуть, как мир вокруг меня резко разворачивается, и я оказываюсь на руках у Малфоя. — Ты что творишь? — шиплю разъярённой кошкой, силясь вырваться, содрать с себя его ладони. Этот приступ рыцарства меня пугает настолько, что я готова бежать от Малфоя куда подальше. «Где тот надменный ублюдок? Куда ты его дел?» — хочется кричать, но я лишь снова сдавленно пищу, теряясь под его тяжёлым взглядом. — Перестань разыгрывать из себя святую, — цедит он. — И заткнись. Сил нет наблюдать за твоими тщетными попытками поднять свою задницу наверх. «Во-о-от, теперь я узнаю своего Малфоя, — коротко ухмыляюсь, а затем ухмылка медленно сползает с моих губ. — Я только что, пусть и мысленно назвала его своим? Ладно. Хорошо. Подумаю об этом потом…" Он медленно поднимается со мной на второй этаж. В этот момент я, как ни странно, ощущаю себя самой защищённой девушкой на свете. В его объятиях тепло и уютно, и если бы можно было укутаться в них, как в мягкое одеялко, я бы это сделала. Но увы, приятные мгновения заканчивается, как только он ставит меня на пол. Обхватываю себя руками, пытаясь согреться и вернуть ускользающее тепло. Но тщетно. Оно пропало, его больше нет. — Спасибо, — произношу я. Благодарить Малфоя очень странно, я словно в параллельной вселенной нахожусь. И после того, как произношу эти слова, лицо его тоже становится каким-то… странным. Да. Другого слова не подобрать. Словно он не ожидал этого, никогда ни о чём подобном не думал. Словно смутился или даже немного разозлился. Мы стоим друг напротив друга, молчим. Я перевожу взгляд на него, он не смотрит на меня, уставился на пол. Тишина становится невыносимой, тягучей, словно смола. “Да уж. Неловко получилось”. — Я пойду, — наконец произносит он глухо и разворачивается, но в последний момент я хватаю его за предплечье. Малфой оглядывается, с недоумением смотрит на меня. — Слушай, — облизываю пересохшие губы, и его взгляд, словно намагниченный, прикипает к ним. Чувствую, как горячий румянец заливает щеки и шею, и от этого мгновенно вспыхивает злость. “Ну какого ж!..” — с досадой думаю я, но говорю совсем другое: — В общем, я спросить хотела. — Что? — Ты общаешься с Панси? Приподнимает бровь, и его взгляд становится холодным. Я почти жду, что Малфой сейчас оборвёт: “Не твое дело, Грейнджер!”, но он снова меня удивляет: — Иногда. А что? — Будь с ней осторожен, — тихо предупреждаю я. Он прищуривается, окидывая меня настороженным взглядом: — Почему ты говоришь мне это? — Просто… — кусаю нижнюю губу. — Просто поверь мне, Малфой. Она — опасная штучка. Мне кажется… — вздыхаю: все-таки нелегко раскрывать даже часть козырей, лежащих на руках, — Это она причастна к тому, что случилось с Асторией. — Асторию сгубила страсть к наркотикам, — его взгляд окончательно леденеет. — Но ты не думаешь, что ее могли подтолкнуть к этому увлечению? — почти с отчаянием смотрю на него. — Все равно, — пожимает плечами Малфой. — Она оказалась слабой. Мне не нужна такая невеста. Деревенею. — Что ты хочешь этим сказать? — Ты же не глупая, сама все понимаешь, — хмыкает он. — Мы разорвали с ней помолвку. Более того, отец разорвал все сделки с её семьей. Мы можем себе это позволить, потому что считаемся пострадавшей стороной… — И это все, что тебя волнует? — даже не пытаясь скрыть потрясение, вскрикиваю я. — Да, — холодно чеканит он. — Она прекрасно знала, что для наших семей значил бы этот брак, и что я её не люблю. Знала — и всё равно поступила так. Крайне безответственно с её стороны. — Но… неужели ты даже не навестил её? Она же в клинике сейчас? — Да, Асторию забрали в больницу и нет, я её не навестил, — лицо Малфоя темнеет. — И прежде чем ты начнешь разливать на меня волны праведного гнева, напомню тебе, что она чуть не убила меня! Из-за неё пострадала и ты! — Но... — Это не твое дело, Грейнджер, серьезно. Просто не вмешивайся, — цедит Малфой и уходит. Я остаюсь стоять, оглушенная его словами. Смотрю на Малфоя, быстро спускающегося по лестнице, а в голове лишь вертится: “Астория больше не его невеста… И ему всё равно. Его волнует лишь репутация семьи…” * * * Мысль о том, что нужно уходить, давно съедает меня. Грызет подкорку сознания, точит острые зубы каждый день. Но я почему-то до сих пор здесь. Захожу в свою комнату и устало прислоняюсь спиной к двери. Проглатываю комок в горле и смотрю вверх, из последних сил концентрируясь на потолке. Жмурюсь, борясь со слезами, которые подступают к глазам. Всё. Мне надоело. И хочется впервые быть честной хотя бы с самой собой. "Я оставалась здесь из-за Малфоя, потому что у меня есть к нему чувства. И теперь, когда призналась в этом, небо не обрушилось мне на голову, конец света не наступил, и я не провалилась в ад. Но это не успокаивает. Мне хочется большего, чем быть влюблённой в такого гавнюка, как он. Хочется знать, что Малфой не такой уж и подонок, каким изображает себя перед всеми. Иногда мне даже кажется, что он может быть неплохим… И тогда я испытываю что-то сродни уважения к этому странному, противоречивому человеку. Но эта ситуация с Асторией… Я даже не подозревала, насколько сильно она на мне сказалась. И — да, я понимаю, что в чем-то Малфой прав. Ей следовало думать головой, а не срываться. Ведь она понимала, что на кону стоит все, ведь когда дело касается чести семьи, Малфои никого не жалеют. И все же… Скорей всего Астории надоело делать хорошую мину при плохой игре. А мне — испытывать отвращение к Малфою, зная, насколько жестоким он может быть". Прохожу к дивану, плавно опускаюсь на него. Кажется, что все мысли, чувства и эмоции постепенно умирают во мне, а глухая оборона, которую я успела выстроить вокруг себя за эти несколько недель, рушится. "Может быть дело в том, что я наконец-то осталась одна в знакомой обстановке, наедине со своими мыслями?" Тяжёлый вздох срывается с губ, плечи опускаются. И когда в комнату без стука заходит тётя Белла, она застывает на пороге комнаты, пораженно глядя на меня. Потому что я плачу, даже не пытаясь прикрыть лицо. И тихо умоляю: — Заберите меня с собой. Пожалуйста.