Опасные связи

Словно в замедленной съемке я наблюдаю, как Блейз поворачивает голову на голос Малфоя. Он даже не встает, спокойно, чуть вздёрнув бровь, смотрит на друга. — Что я должен сделать? — переспрашивает тихо, в его голосе слышится угроза. — Ты слышал, — сквозь зубы цедит Малфой. В его глазах не привычный лед, а бушующее штормовое море грязно-черного цвета. Вцепившись руками в дверной косяк, он сверлит во мне и Блейзе внушительных размеров дыры. Облизываю пересохшие губы. Мне страшно, когда он такой: свирепый, как пес, которого давно не кормили, а теперь выпустили, и он, лязгая острыми, как сталь, клыками, готов рвать в клочья всех, кто попадется на пути. — Не думаю, что ты можешь тут командовать. Выйди и закрой за собой дверь с той стороны, — отвечает Блейз. Эта фраза становится спусковым крючком для Малфоя, который срывается с места и налетает на своего теперь уже бывшего лучшего друга. Вскрикиваю, зажав рот руками. Вскакиваю, таращась себе под ноги, где сплелись два тела: полуголое Малфоя и одетое Блейза. Все происходит так быстро, что последний не успевает ни то что ответить, хотя бы как-то защититься, а первый не теряется: изо всей силы бьет Блейза кулаком по лицу. Раз, второй, третий. С оттяжкой и с такой яростью... исступлением, что становится понятно — Малфой долго копил в себе эти негативные чувства. Я стою, застыв каменным истуканом. Потому что ни разу не видела, даже не представляла, что он может драться так: наплевав на приличия, мораль, совершенно по-уличному. Со стороны Малфой казался высокомерным чистоплюем, который ни за что не замарает белоснежных рук и не прольет ни капли своей голубой крови. Тонким, почти изящным. Явно не тем, кто может вести себя так, словно совершенно потерял контроль над собой. Блейз пытается сопротивляться, но у него не выходит: пару раз он умудряется задеть Малфоя локтем по лицу, от чего тот, кажется, свирепеет еще больше. Наконец Забини сплевывает кровь и с хрипом пытается выползти из-под Малфоя. — Куда, сука?! — шипит тот, хватая Блейза за грудки и притискивая его к себе так, что залитое кровью лицо почти соприкасается с перекошенным от гнева малфоевским. — Будешь еще приставать к моей… — Малфой тяжело переводит дыхание, — … сестре? — Тебя забыл спросить. Пошел ты, — произносит Блейз и плюет ему в лицо. — Ах ты… — тот стирает слюну, оскаливается зверски и снова замахивается, а в моей голове набатом бухает: «Он сейчас его убьет, он сейчас его убьет…» — Малфой, перестань! — тянусь, чтобы остановить его. Понимаю, что могу не успеть, понимаю, что могу попасть под горячую руку. Но сейчас мне все равно. Я просто хочу, чтобы это прекратилось. — Уйди! — рычит, когда повисаю на его руке. Бросает на меня такой взгляд, что я мгновенно покрываюсь колкими холодными мурашками. Серые глаза обещают мне муки. А я могу лишь задаваться вопросом: «Когда все вышло из-под контроля? Когда Малфой потерял голову настолько, чтобы избить того, кого считал близким другом? Из-за меня? Неужели?..» Да, я вижу в его глазах ничем не замутненную ненависть. И сумасшедшую ревность. «Порой кажется, что он не даст мне ни с кем встречаться». Сейчас, когда я цепляюсь за его предплечья, увитые напряженными венами, Малфой выглядит таким сильным. И совершенно незнакомым, каким-то чужим, когда смотрит из-за плеча, явно намереваясь скинуть с себя мои руки. Какое-то мгновение чудится, что сейчас он меня ударит или оттолкнет. Но морок исчезает, когда мы слышим изумленное: — Что тут происходит?! Перевожу взгляд на звук и устало вздыхаю. «Панси, Панси… Где ты была, когда твои дружки дрались?..» Стоит в дверном проеме бледная, переводит встревоженный взгляд с Малфоя на Блейза, а затем на меня. За ее плечом Крам, который решительно отодвигает Панси с дороги и быстрым шагом проходит в комнату. Оказывается рядом, и меня обдает волной спокойной уверенности, которая исходит от него. Рядом с хлипким Блейзом и жилистым худым Малфоем Виктор выглядит большим медведем. Всегда спокойным, держащим лицо даже в такой ситуации. Осторожно отцепляет меня от Малфоя и задвигает себе за спину. Тот бросает на него яростный взгляд, но затем возвращает внимание к Блейзу, который, похоже, находится в полубессознательном состоянии. Малфой вздергивает его за воротник, и у меня, выглядывающей из-за Крама, скользит холодная змейка по позвоночнику от вида того, как беспомощно болтается голова Забини. Малфой вновь замахивается, но Крам хватает его за руку. — Остановись, — глухо произносит. — Он уже свое получил. — Ты что ли будешь мне приказывать? — шипит Малфой разъяренной змеей и медленно разворачивается к нему. А меня дергает под ложечкой: «Он же сейчас нарвется! Снова! И ведь Крам — это не хилый Блейз, который не смог себя защитить, он спортсмен!» — Успокойся, — веско произносит Крам, глядя ему прямо в глаза. Малфой кидает мгновенный взгляд на меня, и черты его лица вновь заостряются. — Еще один защитник выискался, — выплевывает он, с вызовом глядя на Крама. — Женишок. — Я сказал: успокойся, — с нажимом повторяет Крам, по его напрягшейся фигуре я догадываюсь, что это последнее предупреждение. И в тот момент, когда Малфой кидается на него, занося кулак для удара, отчетливо понимаю, что являюсь единственной причиной, способной остановить его. Чего бы мне это не стоило. Поэтому подныриваю подмышку Крама и вылетаю перед ним навстречу Малфою и его кулаку. И слышу раздавшиеся одновременно вскрики: — Герм-ивонна!.. — Грейнджер! Сама не понимаю, чего добиваюсь этим поступком. Глупо думать, что все обойдется. Мне просто хочется, чтобы Крам остался невредим. А вместе с ним — и Малфой. И когда я зажмуриваюсь в ожидании чуда или, в худшем случае, удара, то почему-то не чувствую ничего. Открываю глаза: прямо передо мной перекошенное от гнева лицо Малфоя и его кулак, застывший в считанных сантиметрах от моего лица. — Дура, — зло рявкает Малфой, заливаясь ненормальной бледностью. — Отойди!.. И вместе с этими словами мое самообладание наконец рушится. Зажимаю рот ладонью и, всхлипнув, срываюсь с места. Проношусь мимо всех участников этой сцены, неосознанно замечая, что где-то на периферии мелькает окровавленное лицо Блейза, Панси, застывшая в дверях… Не хочу больше их видеть. Никого из них. Слезы градом катятся по щекам, и я не знаю, от чего именно. Доломали ли мою внутреннюю оборону злые слова Малфоя? Или эта чудовищная драка? А может та сцена около бара? Нет, нет и нет. Перед глазами проносятся кадры этого злополучного вечера. Брызги шампанского, пена, стекающая по прозрачной ножке бокала… Малфой, веселящийся в компании девиц сомнительного поведения. Поцелуй с Панси. Эти омерзительные чавкающие звуки за моей спиной… Я уверена, он сделал мне это назло. Кулаки, с которых стекает кровь. Беззащитно открытое горло Блейза, лежащего на полу. Дикие глаза цвета штормового неба. Ненависть в них. «Да. Весь этот вечер был сплошной катастрофой. И каждая минута, проведенная в этом проклятом баре, медленно подтачивала мое самообладание. Что там говорила тетя Белла? Развлечься? Как я могу отдыхать и развлекаться, когда везде, куда бы я не глянула — везде он? Смотрит на меня такими глазами, в которые лучше долго не вглядываться, иначе затянет к чертям, которые там бушуют. И даже когда не вижу его, воспоминания убивают. О том, какими нежными были руки, какими жадными поцелуи. И как правильно все было, когда мы… Но нет. Я… Мы не можем позволить этому случиться. И когда не вижу его, когда не вспоминаю, о том, кто он, как ведет себя… Как-будто не дышу вовсе. Не живу. И не существую. Чудовищно». Вместе с этими мыслями вырываюсь на свежий воздух, наружу. Долой из каменных стен клуба, который казался тюрьмой. Вдыхаю в себя леденящий ветер — запах свободы, и голова кружится. Делаю шаг, второй, третий… Почти бегу, перед глазами все расплывается. В голове туман, и лишь одно желание бешено бьется в черепной коробке: быть отсюда как можно дальше. И поэтому, услышав за спиной хриплый крик: — Грейнджер! — невольно вскрикиваю и, не оглядываясь, бегу по заснеженной улице. Он настигает меня предсказуемо быстро, словно хищник свою добычу. Дергает за руку, резко разворачивая со словами: — Я к тебе обращаюсь! — Отстань от меня! — выкрикиваю сквозь слезы. Не хочу, чтобы кто-то видел меня такой слабой, беспомощной, потерявшей опору под ногами. Но Малфою все равно — крепко вцепился в мои предплечья и сжимает, не давая уйти. — Да что тебе нужно от меня? — кричу, пытаясь вырваться. Он стоит, смотрит зло, не отпускает, такой же полуголый, как и был в клубе, такой же бешеный, как пес, сорвавшийся с цепи, а затем спрашивает: — Скажи, каково это — быть шлюхой, а? От неожиданности замираю. А затем волна бешеного гнева захлестывает меня с такой силой, что я задыхаюсь от боли. И севшим голосом спрашиваю: — Ты совсем охренел так со мной разговаривать? Шлюхи — это твои подружки, не смей меня с ними… Он притискивает меня к себе ближе и цедит: — Чертова баба… Всю душу мне вымотала. — Так отпусти меня, — шепчу, вырываясь. — Отпусти. У тебя же получалось прекрасно эти две недели. Малфой усмехается, но усмешка эта — полуоскал, горький и ядовитый. Затем отпускает одну мою руку и тащит за собой. — Отпусти, я тебе сказала! — отчаянно сопротивляюсь, но он так сильно сжимает мое запястье, что наверняка останется синяк. — Я не вернусь в клуб. — А я тебя не в клуб веду, а домой, — бросает через плечо. И это немного успокаивает, так что я позволяю ему вести себя. Ровно до той поры, пока Малфой не останавливается перед своей машиной. — Я не сяду туда, — говорю ему; от переизбытка чувств у меня дрожит голос. После инцидента в клубе я боюсь оставаться с ним наедине. — Сядешь, — отвечает Малфой и принимает ключи от охранника, стоящего на улице. Машина пиликает, он открывает дверь и притягивает меня к себе ближе: — Не испытывай мое терпение, Грейнджер! — рычит мне в лицо. И я отшатываюсь, но покорно сажусь в автомобиль. Обхватываю себя руками и склоняю голову, надеясь, что мы быстро приедем домой, и я просто скроюсь от него в комнате. Малфой садится рядом, заводит машину, и мы плавно трогаемся с места. * * * Вначале едем молча, и я благодарна за эту небольшую передышку. Не знаю, что произойдет, продолжи Малфой свои нападки. Возможно я совсем расклеюсь, а может смогу ощутить, как поднимает голову раненая гордость. Кто знает. Искоса смотрю на него. Брови нахмурены, обеими руками вцепился в руль — тут я давлю в зародыше невольную усмешку: неужели боится меня задушить от злости? В уголке рта кровоточит ранка: и тут не понятно — то ли Блейз как-то задел, то ли Крам все-таки врезал. В районе ребер наливаются синяки: я знаю, что на белой, почти алебастровой коже это очень заметно. Сжимаю руки, лежащие на коленях, в кулаки, и сама, вопреки всему, начинаю разговор. — Почему ты меня всегда обижаешь? Он молчит. Лишь губы сильнее сжимает. А мне становится почему-то так больно за этот по-детски простой вопрос, что аж горло перехватывает. И я почему-то не замолкаю, а продолжаю, вбивая в каждое слово кусочек горького недоумения, которое вот уже несколько лет не дает мне дышать нормально: — Какие-то насмешки, оскорбления, унижения… Может я тебя чем-то обидела? Или когда-то что-то не так сделала? Малфой ухмыляется, но в глазах — грусть, а в уголках стынет горечь. Он по-прежнему не произносит ни слова, смотрит на дорогу очень внимательно и не поворачивает головы. — Даже сейчас, сегодня… — сдавленно вздыхаю, сглатывая комок в горле. — Что тебе стоило пройти мимо меня с Блейзом? Почему ты подошел ко мне в баре? — спрашиваю, уже не надеясь на ответ. Но именно в этот момент он поворачивает ко мне темный, густой, словно патока, взгляд, и произносит глухо: — А ты не понимаешь? — Нет, — шепчу я, качая головой. — Да потому что я не могу видеть тебя с другими, — Малфой сжимает изо всех сил руль, так что сбитые костяшки пальцев белеют. — Именно поэтому ты затеял всю эту драку? — Ты не будешь с другими, — тяжело роняет. — Я не позволю. — А с кем мне тогда быть?! — вскрикиваю в отчаянии. Он вновь молчит. Возможно потому что ему нечего сказать. А может понимает, что мы зашли в тупик, из которого попросту нет выхода. Я качаю головой, глядя на то, как ночной заснеженный город мелькает за окнами автомобиля. — Ты не имеешь права, — наконец произношу. — Я не твоя вещь и не твоя собственность. Если бы мы не были связаны по рукам и ногам обстоятельствами, тогда… Раздается пронзительный визг тормозов, меня по инерции практически впечатывает в лобовое стекло, я в возмущении поворачиваюсь, но Малфой уже подается вперед и орет: — Да что ты знаешь вообще?! Ты хоть понимаешь, как мне тяжело?! — Так расскажи мне! — кричу ему в ответ. Я слишком шокирована этой внезапной вспышкой ярости, чтобы думать о возможных последствиях. Потому что эта его ярость провоцирует во мне нечто дикое, злое, оно выходит из-под моего контроля. Я, кажется, с ума схожу, потому что Малфой не дает мне ни единого шанса выпутаться из этой истории. — Что тебе рассказать? — он притискивает меня к себе ближе, и вот оно — наша голодная тяга друг к другу сталкивается, порождая еще большую агрессию и жажду. Я точно это понимаю, как и знаю, что после его пальцев на предплечьях останутся синяки. — Что бы ни делал, куда бы ни пошел — везде ты, — выплевывает он мне в лицо, глядя почти с ненавистью. — Как было хорошо, когда тебя не было в моей жизни! Но ты появилась, и что? Посмотри, что ты сделала со мной! Я постоянно думаю о тебе! Знаешь, как это бесит? Я готов руки оторвать и голову открутить каждому ублюдку, который крутится рядом с тобой! Когда ты лежала в коме, я думал, что меня нет! Приходил к тебе и сидел рядом, как собака, желая, чтобы ты очнулась! Ты лежала неподвижно, и все, что я понимал — это то, что я виноват в том, что случилось! Но ни одна дрянь не сказала мне этого, не упрекнула! Ни родители, ни ты, когда пришла в себя! Думаешь, это легко?! А рассказывать об этом тебе, думаешь, просто?! Человеку, которого я ненавижу и хочу одновременно?! — Я не знаю, — шепчу ему в губы. — Я просто хочу, чтобы это все прекратилось. — Даже не представляешь, как этого желаю я! — цедит он зло и отталкивает меня. Вновь заводит машину, и мы трогаемся с места. Я не знаю, что ответить. Сказать, что я ошарашена — просто промолчать. Никогда бы не подумала, что человека, подобного Малфою, могут обуревать такие страсти. Все-таки не меня одну черти одолевают. Мы едем в тишине, и она немного успокаивает меня, даже убаюкивает. На ум тут же приходят вопросы… «Как там Блейз? А Крам? Малфой все же подрался с ним?» Украдкой бросаю осторожный взгляд на Малфоя. Тот мрачно смотрит на дорогу, и у меня сразу же отпадает все желание что-то у него спрашивать. Да и как можно надеяться на это после тех сцен, которые сегодня разворачивались перед моими глазами?.. «Черт побери, почему все так сложно?» Вздыхаю, мечтая поскорее оказаться дома. Быстро забежать в свою комнату, закрыться на замок, залезть под одеяло и спрятаться под ним ото всего мира. Оказаться в теплой тишине и темноте. Может быть там мои демоны меня не найдут? — Ты зря набросился на Блейза, — тихо произношу. — Он не хотел ничего дурного. Малфой ядовито ухмыляется: — Решила защитить своего дружка? Твой альтруизм тебя когда-нибудь погубит. Грейнджер, ты понятия не имеешь, что это за человек. Отец предупреждал тебя, упрашивал держаться от него подальше. Но нет, тебе же никто не указ! Так вот знай, что если я еще раз увижу вас вместе, я сам пойду к папе и все ему расскажу! Не сдерживаю ироничной ухмылки: — Ну конечно, малыш Малфой всегда бежит жаловаться к папочке… — осекаюсь, напарываясь на его острый, словно битое стекло, взгляд. Не знаю, зачем я решила подергать тигра за усы, но лишь сказав эту глупость, я понимаю, что нужно было просто промолчать. «Глупая, глупая, глупая Гермиона…» — Смотрю, ты хочешь, чтобы я его серьезно покалечил, правда? — его голосом можно гвозди заколачивать. — Да ничего я не хочу, — отворачиваюсь к окну, не желая больше продолжать этот разговор. Однако на подкорке сознания кипит возмущение: как он смеет мне что-то запрещать, если сам не прислушивается к моим словам? И я, влекомая этим возмущением, вновь поворачиваюсь: — А как же Панси… — Паркинсон — хитрая шлюха, — Малфой кидает на меня холодный взгляд, а я замираю от удивления. — Но не хитрее меня, Грейнджер, — он хмыкает и снова переводит взгляд на дорогу. — Ты… что-то знаешь о ней? — тихо спрашиваю. — Знаю, — невозмутимо произносит он. — Но почему ты с ней? — мне просто необходимо задать этот вопрос, иначе неизвестность сведет меня с ума. — Держи друзей близко, а врагов еще ближе. Тебе ли это не знать, верно? — смотрит на меня задумчиво. — А вообще, я ничего не обязан тебе говорить. Так что отстань. Удерживаю злые слова, готовые сорваться с губ. «Все нормально. Я в порядке. Сейчас доеду до дома, запрусь в комнате и тогда уже можно будет… поплакать». Несмотря на такие мысли и то, что лицо у меня сейчас наверняка спокойное, я сжимаю руки в кулаки так, что ногти вонзаются в ладони. Все это… вся ситуация душит меня, как и Малфой, который, сам, похоже, не понимает, чего хочет от меня. А если и понимает, то не в состоянии разрешить внутренний конфликт, определиться с манерой поведения. А я? Разве я лучше? Страдала от того, что он перестал обращать на меня внимание. А теперь получила столько внимания, что на две жизни хватит. И не понимаю, что с этим делать. — А ничего и не нужно, — произносит Малфой, и я с непониманием смотрю на него, а потом до меня доходит, что последнюю фразу я произнесла вслух. — Тем более, что мы уже приехали. Я ничего не отвечаю, вглядываясь в особняк. Поздний вечер и косые лучи фонарей раскрасили дом в синие и желтые оттенки. И снег, который еще не успели расчистить, делает атмосферу совсем сказочной и уютной. Открываю дверь автомобиля, с облегчением осознавая, что Малфой не пытается меня остановить. Зимний холод пощипывает нос и щеки, нетерпеливо переминаюсь с ноги на ногу, ожидая, когда он выйдет из машины. Странно и глупо. — Иди домой, — голос из глубин авто кажется глухим и каким-то нереальным. — А ты? — поворачиваюсь к нему. — А я нет, — резко отвечает он. — Грейнджер, будь паинькой, послушай хоть раз, что я тебе говорю. Фыркнув, с резким хлопком закрываю дверь. На что я рассчитывала? Что Малфой как послушный мальчик пойдет домой? Наверняка он вернется в ночной клуб и продолжит развлекаться. С него станется даже не подумать еще раз о том, что произошло сегодня. — Да пошло оно все к черту… — негромко произношу, глядя на то, как рычащий белый четырехколесный зверь скрывается за поворотом. «Если Малфой решил пустить все на самотек, то почему я должна переживать? Хватит волнений на сегодня». С этими мыслями медленно бреду домой. Программируя себя на то, что не буду думать о произошедшем, не буду себя винить, а главное — не буду думать о том, где он проводит время. * * * Когда на следующее утро я встаю отекшая и помятая, то кляну Малфоя до пятого колена. Потому что я не только пол ночи убила на то, чтобы заснуть, но и все мозги себе выклевала, думая о нем. О том, куда он уехал, где был, с кем, не нашел ли себе неприятностей на пятую точку. И… с кем утешился. Расчесывая волосы перед зеркалом, я рассматриваю синяки под глазами и почти ненавижу его. Если бы еще полгода назад кто-нибудь сказал мне, что я так позорно влюблюсь — да еще в кого! — я бы рассмеялась наглецу в лицо. Но теперь уже поздно смеяться: выбора нет, придется как-то разгребать то, во что я вляпалась. С тоской смотрю в окно. Там хорошая погода: синее небо настолько яркое, что кажется нереальным, а снег, валивший всю ночь, сверкает на солнце, и такое ощущение, что весь двор усыпан серебром. Уверена, высунь я нос на улицу, и его обожжет морозом. Красота. Только вот у меня нет настроения любоваться чудесной картиной. Я вымотана мыслями, страхами и осознанием того, что сегодня мой день рождения, а значит, все подряд будут поздравлять, навязчиво улыбаться, сыпать комплиментами и пожеланиями, тогда как я сама желаю лишь покоя и тишины. Я хочу, чтобы ко мне сегодня никто не приставал с глупыми словами, которые я не желаю слушать. Хочу сделать то, чего не делала вот уже очень давно — лечь на кровать и проспать весь день. Отдохнуть от всех и главное — от себя. Это очень сложно, на самом деле. Ведь если от других людей можно сбежать и спрятаться, то от себя куда денешься? Я везде ношу себя с собой, вот ирония-то. Со мной отравляющие ревностью и беспокойством мысли о Малфое, тревожность из-за этой Паркинсон. А теперь еще и тяжелое чувство вины — из-за Блейза, пострадавшего вчера. Мне хочется, чтобы однажды я пошла по улице, упала, ударилась головой и забыла все на хрен. «Но кажется, покоя мне все же не видать…» — мелькает в голове унылая мысль, когда я слышу стук в дверь. — Входите, — безо всякого выражения произношу, не надеясь на то, что это добрый Санта-Клаус молча принесет мне подарки и также молча испарится. Чуда действительно не происходит — на пороге комнаты возникают Люциус и мама. Они оба светятся ликованием, что-то говорят мне, я послушно растягиваю губы в резиновой улыбке, принимаю подарки, даже не распаковывая и жду, когда они, наконец, уйдут. Выдыхаю с облегчением, когда дверь за ними закрывается. Хорошо, что это продлилось недолго, и, мне кажется, никто из них не заметил, как мне плохо. Перевожу взгляд на коробки среднего размера, упакованные в красивую фольгу. Смотрю на разноцветные банты на этих коробках и совершенно не желаю прикасаться к подаркам. Встаю около окна, опираюсь на подоконник и несколько раз вдыхаю-выдыхаю, вглядываясь в снег до рези в глазах. «Черт побери, почему моя семья так изменилась? Почему изменилась я сама?» С этой мыслью я начинаю одеваться. Желание проваляться весь день в постели исчезло так быстро, словно его и не было. И теперь я собираюсь к человеку, которого очень давно не навещала. Самому любимому и родному, тому, кто всегда принимал меня такой, какая я есть. К своему отцу. * * * На кладбище тихо. Лишь дует, подвывая, холодный ветер. Я стою перед могилой отца и меня просто пригибает тяжестью к земле. Холодный ветер дует прямо в лицо, но этот холод приятен мне, иначе я бы заживо сгорела от боли. Папино улыбающееся лицо, кажется, навсегда вытатуировано на внутренней стороне век. Он такой счастливый и свободный... Надеюсь, хотя бы там, наверху, нашёл свой покой. Присаживаюсь на корточки, легкими движениями поглаживаю его фото и тихо вздыхаю: — Пап... Прости, что я так долго не приходила. Ты не думай, я про тебя не забыла, каждый день вспоминаю. Просто все так... запуталось. Мне страшно, пап, — по щекам бегут слезы, я прикрываю глаза. — Вдруг я оступлюсь и совершу ошибку?.. Без тебя так сложно. Я даже не представляла, что мне будет так плохо. Ты не думай, я стараюсь, справляюсь потихоньку. Но почему мне кажется, что ты что-то скрывал от меня? Я сейчас почти не занимаюсь твоей историей, но ты не думай, что я оставила все. Я к ней еще вернусь! — вытираю слезы со щек и решительно шмыгаю носом. — Все узнаю про тебя и про то, как ты погиб. Потому что мне кажется, не так все просто. И мама... Черт побери, она... Прости! Ты же запрещал мне ругаться... — прикрываю губы руками и ненадолго останавливаю свой монолог. Снова вздыхаю и продолжаю: — В общем мама... Она изменилась сильно. В худшую сторону. Наверное, дело в Люциусе, а может ещё в чем. Я ее совсем не узнаю, — качаю головой и, прикусывая губу, наконец признаюсь: — Не думала, что она станет такой. И вообще, знаешь… Мне кажется, мы совсем разучились говорить с ней откровенно. И от этого так паршиво, — сглатываю горький ком в горле и шепчу: — Мне хочется уехать. Я знаю, ты бы не одобрил этого. Может, посчитал, что я бросаю ее? Но ведь у нее есть ее новая, блестящая жизнь… В которой, кажется, мне места совсем не осталось. Я замолкаю. И в ответ слышу лишь гул ветра, который гуляет по кладбищу. Лбом прислоняюсь к фотографии отца и в голос плачу, выплескивая гнев, боль и обиду. * * * Возвращение домой проходит тихо, потому что мама и Люциус укатили на одну из вечеринок, которые часто устраиваются в его окружении. Я очень рада этому: не придётся больше растягивать резиновую улыбку на лице, слушая их лицемерные речи. Ведь все мы прекрасно понимаем, что с утра они зашли ко мне просто чтобы не казаться грубыми и черствыми. Я уже привыкла быть пешкой в чужой игре, а для пешек, как известно, много настоящего и искреннего внимания не предусмотрено. По-настоящему радует лишь то, что я наконец смогла повидаться с отцом. После всех слез, что были выплаканы на кладбище, на душе стало легче и даже сил как-будто прибавилось. Кажется, будто еще не все потеряно, и я смогу изменить свою жизнь к лучшему. Избавиться от лжи и фальши, окружающей меня и проникшей в душу. Смогу найти дело, которым захочу заниматься. Смогу обрести самостоятельность и не плясать под чужую дудку. Никого не бояться. "Ах, мечты-мечты..." — думаю с тихой улыбкой. — Герм-ивонна... Сердце пропускает удар, когда я слышу этот голос. Резко поворачиваюсь — Виктор!.. Словами не передать, как я рада его видеть. После вчерашнего кажется, будто мне не стоит бояться за него, но кто мог подумать, что Малфой окажется таким собственником? Понятия не имею, что он может выкинуть в следующий раз, и Крам, по факту, находится сейчас под его пристальным вниманием. Кроме того, я до сих пор не знаю, чем закончилась та потасовка. И мне не терпится как следует расспросить Крама обо всем. Впиваюсь в него испытующим взглядом: стоит, неловко, и даже чуть смущённо улыбается и ничуть не походит на того уверенного медведя, за которым можно было спрятаться вчера. — Как ты? — Ты в порядке? Мы произносим это одновременно, так же одновременно замираем и смеемся. — Это ужасно неловко, — хмыкаю я, отсмеявшись. — Ничего страшного, — отвечает он. — Ты первая. Думаю, у тебя ещё есть вопросы, кроме этого. — Да... — произношу, удивленная его проницательностью. — Вчера была потасовка. Я рано убежала. Что было дальше? Как Блейз, не знаешь? А Малфой... Он потом вернулся? — Откуда ты знаешь, что он... А-а-а, он за тобой побежал, — догадывается Крам, а я согласно киваю. — Он тебе ничего не сделал? — обеспокоенно спрашивает. — Нет! Так что там... — Ах да... Нет, Малфой не возвращался больше. После того, как ты убежала, он сорвался за тобой. Мне пришлось остаться, потому что Блейз был в плохом состоянии... — Что с ним? — быстро спрашиваю, а Крам мрачнеет: — Твой братец сломал ему нос. — Черт... — шепчу я, прикрывая глаза. Неважно, нравятся или нет Малфою и Люциусу наши отношения, теперь им не стоит беспокоиться: Забини ко мне и на километр не подойдет. И да, я больше волнуюсь о том, что путь в компашку Блейза мне уже закрыт, чем о его попорченной внешности. Нос носом, его Блейзу починят, но что делать с испорченными отношениями и намерениями Панси, о которых так хочется узнать?.. "Ладно. С этим я разберусь позже", — через силу улыбаюсь Краму. А затем произношу: — Надеюсь ты провел вчерашний вечер лучше, чем я? Он пожимает плечами: — Нормально. И после мы оба замолкаем. Честно говоря, не очень понимаю, о чем ещё с ним говорить, и это немного неловко. Меня радует лишь то, что у них с Малфоем больше не было столкновений. А кроме этого ничего и не надо. — Ну я пошла... — бормочу с извиняющейся улыбкой и поворачиваюсь, чтобы уйти. — Стой, — трогает меня за локоть Крам. Вопросительно вздергиваю брови, а затем замечаю, что в руках он держит небольшой белый пакет. — Это тебе, — протягивает его. — С днем рождения. -О... — растерянно хлопаю глазами. Вот чего-чего, а такого я не ожидала, и это как-то... Мило. Именно от этой неожиданности и его смущённого покрасневшего лица мне хочется искренне улыбаться. Что я и делаю. — Спасибо большое! — с чувством отвечаю и делаю шаг к Краму. — Мне очень приятно! Он улыбается мне в ответ: — Посмотри. Может я не то купил... Это все ерунда. Я буду рада любому подарку, потому что чувствую, что он сделан от души. Но я все равно киваю и лезу в пакет. И застываю, касаясь рукой коробки. Вытаскиваю ее и ошеломленно хлопаю глазами. Потому что в моих руках телефон. Последняя модель, кажется. — Ого!.. — вскрикиваю я от неожиданности. — Как ты узнал, что мне нужен мобильный?! — А я и не знал, — расплывается в улыбке Крам. — Угадал, значит. Я рад. — Но... Это слишком дорого, — растерянно бормочу я. — Прости, но я не могу принять такой подарок... — протягиваю ему коробку. Крам мрачнеет, и на его посуровевшем лице выделяются скулы и темнеют глаза. — Нет, если ты не возьмёшь, то сильно меня обидишь. Я же от всей души... Глубоко вздыхаю и прижимаю к себе коробку. — Спасибо, Виктор! Мне ужасно приятно!.. Его лицо смягчается: — Вот и хорошо, Герм-ивонна. Пользуйся. А я пошел. Мне тренироваться надо. Он приобнимает меня за плечи, отстраняется и уходит. * * * Верчу коробку и так, и этак, а губы сами собой расползаются в улыбке. «Ну надо же! А Крам, оказывается, джентльмен! А может я ему нравлюсь, и дело не в личных качествах? А вдруг он по совету Каркарова сделал этот подарок?.. Черт… И как теперь определить?..» Встряхиваю головой, отгоняя лишние неуместные мысли. Как всегда всех подозреваю и ищу везде врагов! Так и до паранойи недолго скатиться! Какая, блин, разница, почему он это сделал? Ведь приятно же. Главное, что этот неожиданный сюрприз поднял мое, и без того хрупкое, настроение. А с мотивами Крама я успею разобраться, не глупая же. Хотя даже если он сделал это из корысти, я не буду слишком разочарована. Наверное, потому что в принципе ничего не жду от этого человека. * * * Эти размышления занимают меня, пока я неспешно поднимаюсь по лестнице на второй этаж. Торопиться некуда, отмечать день рождения я изначально не планировала. Хорошо, что родители все же прислушались ко мне в этом и не организовали какой-нибудь пышный и пустой банкет. Иначе лицезреть бы мне сегодня кучу незнакомых людей, которые необходимы Люциусу для бизнеса и не слушать от мамы: «Герми, детка, подойдем вон к той леди, это хорошее и нужное для тебя знакомство. Ну же, улыбнись и выпрямись, ты же девочка!» По моему скромному мнению, единственное стоящее знакомство, которое произошло за эти полгода — это встреча с тетей Беллой. Вот кто не любит разбрасываться пустыми словами и фальшивыми улыбками, предпочитая сразу переходить к делу. Прохожу в комнату и сразу же сажусь на постель, открывая коробку. Предвкушение — то самое чувство, которого я, кажется, не испытывала уже очень давно. Дрожащими от нетерпения пальцами срываю упаковку, и на диван падает последняя модель айфона. Осторожно беру его и разглядываю. Он белого цвета, весь блестит, хорошо ложится в руку и вообще… У меня никогда не было такого дорогого телефона. Не то, чтобы мне не предлагали… Люциус и мама пытались заменить тот старенький и потертый, но это был подарок отца, который я бы ни за что не променяла. А теперь, когда его уже не починить, он просто лежит в ящике стола. Может быть, среди тех подарков, что мне сегодня надарили, есть еще телефон, но я буду пользоваться этим. Улыбаюсь и глажу темный дисплей пальцами. «Все-таки приятно получать сюрпризы…» — Любуешься? — звучит холодный голос надо мной. Вздрагиваю и поднимаю голову. Я была так увлечена подарком, что не услышала, как Малфой вошел. __________________________________________________ Дорогие читатели! Мне кажется, что из-за того, что главы стали выходить чаще, начало теряться качество фанфика. Дайте, пожалуйста, обратную связь по этому поводу) Спасибо)