Неизлечимо

Иногда Чуе кажется, что весь грёбаный мир против него. Начиная от зубной пасты, что капнула на штанину и заканчивая автобусом, который специально тормозит на всех светофорах. Вот обычно не тормозил, а тут на тебе, подарочек! Накахара давно выучил народную мудрость — «Когда едешь в автобусе и опаздываешь, не подавай виду — автобус чувствует твой страх и начинает ехать медленнее!». И чёрт тебя дери, если это не так! Но сегодня, после злополучной пасты, всё должно было, просто обязано было пойти по наклонной прямой вниз. Так что Накахара, естественно, опоздал. Так сложились звёзды. Единственным плюсиком было то, что сегодня опять прием у психотерапевта. Это есть хорошо. Жду не дождусь, прям! Родная школа, как я мечтаю сжечь тебя к чертям собачьим и станцевать на твоих обгоревших обломках какой-нибудь брейк-данс. Чуя тихо улыбается своим мыслям и проползает мимо вахтёра со второго входа. Допустим, Вы меня не видели. Я Вам за это пирожок дам. Когда-нибудь. Второй этаж, 34 кабинет в самом конце длинного и просторного коридора. Так не привычно идти по нему, когда он абсолютно пуст. И такая тишина, что каждый шаг Чуи отдаётся тройным эхом от нежно-голубых стен со сколотой кое-где штукатуркой. Как привычно. До слёз прямо. У-ух. Главное не постучаться слишком громко и официально. Как-нибудь потише. Как мышка поскрестись. И всё. Но получается конечно же не так, как хотелось бы. Замёрзшие костяшки ударили слишком громко и Чуя, ещё не зайдя, уже видел в воспалённом мозгу обращённые к двери, лениво заинтересованные лица одноклассников. Что б их в Ад на самое дно. — Здравствуйте, извините за опаз… — Проходи, садись, молча, — сухо перебил Чую преподаватель, не отрывая взгляда от доски, на которой чертил какую-то фигуру. Просрать половину геометрии, Чуя, ты так низко ещё не падал! Накахара, закусив губу, молча прошёл и сел. Всё, как и требовалось. Пока Чуя пробирается к своему месту у окна в конце класса, он старается смотреть исключительно в пол, но даже так ощущает на себе прилипшие взгляды. То же мне, блин, нашли экспонат высшей категории. В тетрадки свои смотрите с таким рвением. …И с таким презрением… — Кто мне расскажет, как решить эту задачу? — Фукудзава-сенсей наконец отворачивается от доски и окидывает притихший класс мрачными, глубоко посаженными глазами, потирая между пальцами кусочек мела. Говорят, по нему сохнет половина школьных девчонок. И Чуя. Тихо, незаметно даже для себя. Просто Накахаре так нравится — неожиданно в кого-нибудь влюбляться. Замечать за объектом обожания все до мелочей. Как он держит ложку. Как он поправляет волосы. Представлять, как он обнимает тебя, наплевав на этом вопиющие минусы себя и глуша комплексы. Это же так круто! Точнее, было круто до поры до времени, пока игры во влюблённость не переросли в серьёзные чувства к одному придурку. — О-о, — это «о» ничего хорошего не сулит, Фукудзава взял журнал, — Накахара-сан! Вы сегодня как раз опоздали на проверку домашнего задания, так что сможете показать свои знания у доски. Остальные записывают в тетрадь! Чуя сделал дыхательное упражнение и поднялся из-за парты, на ватных ногах подходя к доске. Спокойно. Ты всё это знаешь. Это просто аналог! За спиной послышалось хихиканье и фырканье, медленно нарастающее, вслед за идущим на свой эшафот. Вот что они ржут опять, а? — Эм, нам дано, что треугольник АВС равен… — перекрикивая непонятно откуда взявшийся смех, Чуя, беря в руки мелок, подошёл к доске, рассматривая написанное уверенной рукой учителя и отчаянно соображая. — Постойте, Накахара-сан, — его мягко перебили и Чуя тотчас заткнулся, вопросительно смотря на сенсея. Тот выглядел, мягко говоря, недовольным. Хотя, когда он был доволен? Ну, получается, ещё более недовольным и хмурым, чем всегда, — подойдите ко мне! — рыжий, не понимая, что происходит, покорно приблизился к вставшему из-за стола Фукудзаве. Тот обошёл его со спины и содрал что-то со спины Чуи. Рубашка натянулась, а потом повисла на худые плечи обратно. Что-то легкое и наклеенное на клей-карандаш было крепко и грубо скомкано в руках Фукудзавы и оказалось в мусорном ведре быстрее, чем Накахара успел разглядеть, что там написано. Тетрадный лист какой-то. Класс разочарованно загудел, кто-то даже возмущённо выкрикнул: «Ну Фукудзава-сенсей!» — Это…? — Чуя поднимает рыжие брови, а в груди уже неприятно заныло, липко обхватывая рёбра. — Это была надпись про Вашу… м-м… — Фукудзава не выглядел не удивлённым, не смущённым, — про Вашу нетрадиционную ориентацию матерным словом, — одноклассники довольно и подтверждающе хохотнули. — А, — Чуя коротко кивнул, сглатывая и опуская глаза, — п-понятно, спасибо, что сняли, — резко осипшим голосом выдавил Накахара, возвращаясь к доске и поднося мел к чёрной поверхности — рука дрожала и отказывалась писать. Голос пропал, но вместо него в горле появился жуткий комок, давящий на гортань. Чорт. — Нам дано, что… — хрипло начал Чуя, но ему просто не суждено было закончить сегодня эту задачу. — Кто? — жёсткий, металлический голос заставил Чую вздрогнуть, как и весь класс. Повисла полнейшая тишина. Накахара замер, оборачиваясь через плечо, Фукудзава стоял рядом с рыжим, такой сильный, высокий, хотелось спрятаться за его спиной и почувствовать себя наконец в безопасности. Как с Дазаем, — Я спрашиваю, кто? — повторил мужчина, смотря каждому из сидящих за партами в глаза поочередно. — Вы хоть понимаете, что вы делаете? — подрагивающим пронзительным голосом произнес сенсей, — что вам сделал Накахара-кун? Чем он… — неожиданно в давящей тишине появился второй голос. — Не надо. Фукудзава прервался, удивлённо смотря на Чую. Тот стоял прямо, смотря на учителя умоляющими глазами. Он уже смирился. Чуе уже плевать. — Пожалуйста, не надо, — устало повторил Накахара, как человек основательно задолбанный жизнью, — оно этого не стоит, правда. Давайте… — Чуя с силой набрал в лёгкие воздух, — давайте просто продолжим урок. Фукудзава сузил серые глаза, рассматривая потерянное лицо Чуи. Накахаре действительно плевать. Просто начхать. Не трогайте, пожалуйста, заранее спасибо. А если всё-таки не ймётся, то отстаньте от меня как можно скорее! Спасибо второй раз. Да. — …Хорошо, как хочешь, — наконец произнес Юкичи, пожимая плечами, — а вы, — он посмотрел на притихший от слов Чуи класс, — вы бы подумали хоть чуть-чуть, перед тем, как что-то делать. — Но это же правда! — кто это выкрикнул неизвестно, но кто-то из конца класса. Урод какой-то. Чуя прикрыл глаза, крепко зажмурившись, до боли прокусывая губу. Хотелось выбежать из класса, захлёбываясь слезами, как делают девушки в постановках. Но нельзя. Он же мальчик. А мальчики не плачут, да? С-су…супер. Вау. Уже пора идти к Скумбрии с психологической травмой? Наверное. — Нам дано, что треугольник АВС равен треугольнику NMD…

***

В столовой, перед последним уроком, утренний конфликт, который Чуя так удачно заткнул, возник вновь. К столу Накахары, за которым никто, кроме него ни сидел, подошли несколько шкафов, как любит выражаться Чуя, говоря о высоких людях. — Хей, — его обозвали тем самым «матерным словом о нетрадиционной ориентации», — я не плохо плачу, не хочешь мн… Чуя драться просто обожает. Когда один на один, а не один против троих. Поэтому, когда он ударял ногой в челюсть, он понимал, что единственный дальнейший выход из положения — бежать-бежать-бежать, пока можешь. Перевернув стол ножками вверх и мысленно попрощавшись с пирожками, которые обещал вахтёру, Чуя упорхнул из столовки, слыша за собой тяжёлый топот ног. Ну блин. Что вот вам не сидится на жопе ровно? Других мальчиков для битья нет? Что я то сразу? Я кругом виноватый. На одном духе Накахара слетел по лестнице вниз, попадая в практически безлюдный коридор. В ту же секунду его кто-то ухватил за ворот рубашки, Чуя дёрнулся и верхняя пуговица оторвалась, звонко полетев на пол. Чоооорт. Рыжий вильнул куда-то в бок, врезаясь в кого-то и не извиняясь побежал дальше, отстукивая подошвой кед громкую трель.Ещё странно, что ему не орут протяжное «Стой!» в догонку. Странно-непонятно. Куда теперь? Этот вопрос вертится в голове настойчивым сверлом, сбивая ноги и Чуя почти падает, докасаясь кончиками пальцев до пола. Жить, Чуя, жить! За Родину! За геев! За Дазая! Так стоп, не туда. В смысле, повернул не туда! Чуя понимает это тогда, когда нос к носу встречается с тупиком в коридоре. — Ага! — ого  — Вот и попался, который лягался! — да у тебя юмор просто на десяточку! Чуя молчит, загнанно дыша и вжимаясь спиной в стену, не потому что страшно, а потому что ноги дрожат, нельзя ему уже такие забеги устраивать, стар уже. Как Осаму. Накахара смотрит исподлобья, опуская голову, сдувая с носа рыжие пряди, своей позой явно говоря: «живым не сдамся!». — Ну ты и бля-ядина, — протяжно говорит подбегающий второй. — Я так давно не бегал… — Чуя лишь тихо радуется, что он не один такой — эти вон тоже отдышаться никак не могут. — Что сначала сделаете, — как бы не взначай вопрошает Накахара, он выбрал себе роль дурачка, будет шутить, смеяться, пока его будут посыпать ударами. — Бить, насиловать или отпустите с миром? — Ну, что-то из первых двух, — уклончиво отвечают ему, вот к чему никак не могут привыкнуть эти борцы за традиции, так это к тому, что Чуя их не боится. Как бы ему не доставалось, он не то что не пикнет, он шутить умудрялся. Вот дэбил бессмертный! — Ну, вы выбирайте скорее, я к своему парню опоздать могу, — ой зря. Зря Чую в детстве не научили останавливаться перед шумным шоссе. Он и в омут с головой и под колёса перекрестясь. Первый удар пришёлся по рёбрам. Прямо по старому синяку. Спа-асибо. Мы вам очень благодарны, спасибо за покупку, приходите ещё. Заходите. Входите. Чуя согнулся пополам, зашипев и постарался не заметно нащупать в кармане перцовый балончик. Ну где, когда он так нужен? — Ты, пидор заднеприводный, выпебываться прекрати, а то и без зубов оставить можем, — звучит откуда то сверху участливый совет и новый удар снизу по лицу заставил Чую задрать голову. Ай! По носу! Как будто нет других мест, куда можно бить. Ну и собачки. Колени кто-то услужливо ударил сзади, и Накахара, как-то не заметно для себя, упал на них, больно ударяясь об кафель. Ну. Брюки были чистыми ващето. — А-а ты сечёшь, — улыбается сквозь боль Чуя, во рту что-то не приятно отдаёт металлом, язык прокусил, — ч-что я с-снизу, — ну Накахара, блин. Ты знаешь, что такое границы разумного? Или ты и на красный свет с флагом, песней и в кроссовках? Тебе как зайцу стоп сигнал. — Ой, довыебываешься точно, — почему всем так нравятся мои волосы, с отчуждённостью думает Чуя, когда его схватили за кудри на затылке и снова задрали его голову, что медленно опускалась на грудь. Во рту что-то сочилось между зубов и Накахара решил взять на психику. Улыбнулся как можно шире, от боли аж в глазах потемнело на секунду, когда чей-то тяжёлый кулак влетел в ключицу, но зато кровь покинула гортань, маленьким забавным фонтанчиком ударяя в нёбо и тонкой струйкой сочась по подбородку. Рубашка новая, стоп! — Ты не думаешь, любимый мой, что с таким ртом я не смогу правильно тебе… — даже фразу не дали закончить. Ну что за неуважительное поколение разгильдяев? Интересный факт: когда бьют ногой в живот — это больно. Очень. Какой там баллончик, тебе главное не упасть на этот самый грязный пол, не то что бы попытаться что-то там достать из кармана. Психологический удар не прошёл. Крови, они, значит, не боятся. Жаль, очень жаль. — В твоих же интересах не орать, — замечает прежний участливый советчик над ухом, заламывая руки за спину, и Чуя чувствует, как другие чужие руки, коими несколько секунд назад его избивали, уверенно пытаются расстегнуть его рубашку. Ну и лох. Даже этого не может правильно. — Значит, вы всё-таки не смогли выбрать между избиением и изнасилованием и решили сделать и то, и то? — Чуя качает головой, сердце бешено стучится в горле, но доиграть роль для него свято, — по жизни будет трудно, если не можете принимать решения… — Накахара замолкает, с интересом рассматривая напряжённое лицо одноклассника напротив, который, взмокнув от сосредоточенности, уже почти полностью расстегнул чужую рубашку. Но последняя пуговица держалась на удивление крепко, от чего за куски ткани просто сильно дёрнули и красивая, красная пуговица оторвалась, покатившись по полу. Чуя вдруг понял, что ему на удивление плевать. Так быть не должно. Надо што-то делать. Вырываться там, орать. Ну не знаю, короче, защищаться как-нибудь, а не позволять так беспрепятственно себя раздевать. Похоже мужланы, извините за оскорбление, придерживались такого же мнения, так как один из них нервно заметил: — Этот конченый даже не сопротивляется! — какой наблюдательный… Пиздец. — Может он уже того…? Ну, без сознания? — какого низкого, однако, вы обо мне мнения! Что бы я, да со всего пяти ударов упал в обморок?! Неужели вы считаете меня таким хлюпиком? — Ага, блять, конечно, притворяется он! — вот, этот человек хотя бы меня за младенца не держит, — вот, смотри! — по Накахаре с силой и душой проехались кулаком — не, ну это я погорячился. Всё таки он свинья редкая. Уж лучше бы считал меня дистрофиком. От пульсирующей боли, волнами распространяющейся по всему телу, Чуя зашипел, тем самым выдавая свое сознание. Блин. — Я же говорил, живёхонький! — да ну тебя. Слишком много говоришь. В это время рубашку с силой дёрнули вниз, стаскивая с худых плеч до локтей. Ну ляяя минор, может, я стесняюсь. — И чем же вы отличаетесь от меня? — глухо хмыкнул Накахара, рассеяно рассматривая все тоже омерзительное лицо, — такие же педики, как и я! — Заткнись! — сурово пресекли его слова, для верности пристукнув сверху по голове кулаком. Ой, вы так добры! Вы так мне мою маму напоминаете! И в этот момент, несущий важное историческое значение, в месте разворачивающихся событий появилось новое действующее лицо. — Что вы делаете?! Отпустите его немедленно! — Чуя удивлено поднял голову от пола и своих оголённых локтей, что он с интересом рассматривал, и посмотрел на говорившего. Неудачные насильники, так активно действующие против его одежды, тоже замерли. Перед ними стояла девчонка, извините, если угодно, девушка. Брюнетка с дымчатыми волосам под каре и двумя хвостиками позади, и большими ярко-голубыми глазами, смотрящими на горе-шкафов смесью ужаса, отвращения и ярости. Интенсивное комбо. Она выставила одну ногу вперёд, с презрением откинув назад передние пряди. Ой, какие мы крутые спасители. Чуя, стоя в неудобной глупой позе на коленях, с заломленными назад руками и в частично снятой порванной рубашке, засмеялся первый и единственный. Задрал голову к грязному потолку, закатив глаза, заходясь истеричным смехом, по подбородку скатилась одинокая алая капля. Его сразу же заткнули новым ударом по затылку, Накахара захлебнулся кровью, и на какое-то время затих. — Шла бы ты отсюда, — грубо сказал один из мужланов, рассматривая низкую особу, низкую, это слабо сказано, она была ростом метра полтора, — не твоё это дело — не лезь! Чуя тоже исподлобья рассматривал неожиданную заступницу за его девственность. Ну и дурочка, конечно. Не было у бабы забот, полезла баба в гомосексуальное насилие. На что она рассчитывала? Вот все остальные проходят мимо, а ей нужно было обязательно влезть. Из оборонительного оружия у неё одна сумочка, ну прям спасительница чертова! — Нет! Отпустите его! — стояла на своем неизвестная, с вызовом смотря на старшеклассников. — Ага, сщас! — Девочка, моя хорошая, действительно, шла бы ты домой! — Чуя задорно сплюнул под ноги девушки кровь, — а то ни одного меня тут отымеют! Эх, Чуя-Чуя, что-то ты обленился в край. Пора вспомнить молодость! Ломануться по проторенной дорожке к Олимпу. Конечно, Накахара собирался ещё выждать, но раз тут появилась эта юная особа, придется сделать всё пораньше и побыстрее. Пользуясь случаем, так сказать. Откинув в сторону игру в дурачка, если бы игру, Чуя резко вывернулся из хватки кого-то сзади, освобождая руки и доставая баллончик. Помолясь, что бы отверстие было направлено не в его лицо, Чуя нажал на кнопку. Толстая вонючая распыляющаяся струя и ударила не в Чую, а в стену. Спасибо. Вот на этом спасибо. Накахара быстро изменил траекторию струи, направляя на одноклассников. Раздался их болезненный рёв. Громче всех кричал тот, кто испортил любимую Чуину рубашку. Ему попало прямо в глаза. Страдай, гоблин озабоченный. — Чего стоишь, валим! — Чуя закатил глаза, и, одним движением закинув рубашку на плечи, схватил растерявшуюся девушку за руку, у неё действительно не было никакого плана по спасению невинных, тогда, становится уже просто смешно. Вот всё-таки, ну нахуя она полезла, а? Накахаре так нравилось играть придурка. Если бы играть. Рыжий бежал долго. Достаточно долго, что бы до сих пор испуганное сердце заболело. Только после этого Чуя перешёл на шаг, не отпуская чужой руки. Девчонка шла рядом, бросая на Накахару обеспокоенные взгляды. — Сюда, — машинально произнес парень, сворачивая в пустой кабинет, — здесь нас не скоро найдут, — брюнетка молча кивнула, плотно закрывая за собой дверь. — У тебя кровь, — наконец сказала хоть что либо девушка, овладев собой. Чуя поднял рыжие брови, словно говоря: «да ты что-о!», но вслух ничего сообщил, подходя к кафедре учителя и садясь на край стола, начиная быстро и нервно застёгивать рубашку на сохранившиеся пуговицы. В крови до сих пор бурлил адреналин. Руки мелко тряслись, но только от переизбытка гормонов, ни страх, ни облегчение, ни ненависть на данном этапе не пробивались через стену его не овладения собой. — Зачем ты это сделала? — грубый голос прервал тишину, девушка едва вздрогнула и перевела на Чую такие же, как и у него, выразительные лазурные глаза. — Я хотела помочь, — с вызовом произнесла она, складывая руки на груди, рассматривая псевдо расслабленную позу рыжего. — А не боялась, что и тебя… того? — криво усмехнулся Чуя, склоняя голову к плечу и сузив глаза. Появилась минутная игра в гляделки в напряжённой тишине. — Для меня было главным спасти тебя, — нарушила вязкое безмолвие девчушка, — а всё остальное — неважно! — Чуе стало как-то обидно. За себя. Вон, ребёнок, и тот стремится спасти такого, казалось бы, взрослого мужика. Ах да. Долбанный рост. — Ты же не принимаешь меня за семиклассника? — подозрительно спросил Чуя, хмурясь и глубоко засовывая руки в карманы. — Э-э, нет, — девушка вдруг улыбнулась, — а ты меня за пятиклассницу? — и, опережая ответ, пояснила, — я в девятом, ну, если что. Это… Неожиданно. Хотя, кому, как не Чуе, казалось бы, знать, как обманчив внешний вид. И в особенности рост. *Выразительная точка*. Чуя почувствовал, как запылали уши, слава Мерлину, их хотя бы волосы прикрывают. Ну блин, обидно же, правда. Вон, девушка уже помогать собиралась. Может, мать права? Никогда ему не стать самостоятельным? Будет каким-нибудь подкаблучником у крикливой жены? А-а, точно-точно, жены то не будет. А с крикливым мужем уж как-нибудь справимся. Парней то бить можно. Но все-таки в этой девушке был огромный плюс, который покрывал все минусы. Она была ровесницей Чуи, но оставалась ниже его. Счастье. Свет и пение Диснеевской принцессы: «Отпустиии и забууудь Свои комплексы про роооост! Не боюсь ничего уже, Пусть бушует мать, Всегда есть тот, кто ниже, бл…ин». — Как зовут то тебя, — хмуро спросил Чуя, без всякого интереса в голосе, так, для галочки. — Кёка Идзуми, — незамедлительно отозвалась девушка, подходя к Чуе и протягивая руку. Вот тут Накахара реально засветился от счастья. У нее и ладонь меньше, чем его. А-а-а, наконец то самое чувство главенства. Физического превосходства. Оно было настолько не привычным, что Чуя даже смутился, дотрагиваясь кончиками пальцев до её. Ну уж нет. Лучше пожимать руку Дазая. Сжимать так, что бы кости трещали. А не это жеманство и аккуратность. Это не про Чую. — А я Чуя, ну, Накахара, — блин, хотел же назваться Дазаем. — Приятно познакомиться, Тюя, — без улыбки, но тепло произнесла Кёка, всматриваясь в его лицо. — Чуя, — механически поправил Накахара, с вызовом принимая новую игру в гляделки. — Ой, — вспохватилась вдруг Кёка, — тебя же… У тебя кровь течет, я и забыла, — она полезла в сумочку, присаживаясь на парту рядом с кафедрой, — сейчас, у меня где-то была перекись и вата… — Не надо, — отмахнулся Накахара, рассеяно всматриваясь в пол. Этот непринуждённый разговор с Кёкой отвлекал его от главного — размышлений на тему только что произошедшего. — Заражение крови ещё подхватишь, — возразила Идзуми, продолжая рыться в сумке. — Я сказал, не нужно мне, — начиная раздражаться, повторил Чуя, хмуря рыжие брови, что они все как мать? Плевать на то, что он говорит. — Ладно, ладно, успокойся, — не стала спорить Кёка, — хоть кровь то вытри, — ему протянули белый в цветочек платок. Чуя молча взял ткань и стал остервенело тереть лицо, подбородок и шею, которые были покрыты свежей, уже запекшейся кровью. Передние пряди волос тоже были слипшимися от крови, но Накахара не предал этому значения. Какая разница в конце концов. Чуть-чуть же. — А за что они тебя? — осторожный вопрос с неосторожным смыслом. — За все хорошее, — лаконично ответил Чуя, спина выпрямилась и лопатки соединились. — А если честно? — А если честно, то это не твое дело! — огрызнулся Чуя. Иногда люди так раздражают. — Из-за ориентации, да? — ух, рубит с плеча. А где чувство такта, подруга? Хотя, наверное, Чуе даже больше нравилось, когда эти заморочки обходили его стороной в общении с кем либо. Так что пусть уж говорит то, что думает, а не кривыми намёками. Накахара промолчал, но взгляд остекленел, выдавая тем самым его волнение. Или раздражённость. Сейчас он не хочет думать об этом. Только не сейчас. Вот придёт домой и выплачется. Выкричится. Выбесится. А сейчас нельзя. — Меня в прошлой школе тоже из-за этого выживали, — поучительно проговаривает Кёка, задумчиво водя пальцем по парте. Вот тут Чуя позволил себе прихуеть. Оп-оп, это клуб анонимных гомосексуалов? Или она прикалывается? Или нет? — Подожди, получается, ты, типа…? — неуверенно начал Чуя, смотря на девушку. — Да, лесбиянка, — кивнула она, покачнувшись на краю парты, — вот почему я решила помочь тебе. Мы одного поля ягоды, — усмехнулась она, болтая в воздухе ногами, — с одинаковыми проблемами. Нам стоит держаться вместе. — Нам, это кому? — Чуя сузил глаза, рассматривая безмятежное лицо напротив. — Тебе, мне и моей девушке.