Бар «Crossroads»

      Вечер обещал быть долгим.       Для пятницы конца рабочей недели бар был слишком пуст. Для пятницы накануне рабочей субботы — возмутительно полон. Айзек к такому неоднозначному положению не был готов: выпить было не с кем, споить некого, а напиться контингент бара был способен и без него, вполне обходясь расторопным официантом, которого Айк недавно к себе взял. Зачем взял? Да просто так. Почему бы не взять кого-то, когда дают и хотят. Щедрость как она есть.       А ещё вечер обещал быть скучным.       Все, с кого можно было содрать историю-две, оставив при этом в живых после сомнительного коктейля, где-то непотребно шлялись. Кого можно было бы прикончить ещё не пришли.       Оставалось только протирать стаканы и прочую посуду, демонстративно делая вид, что это самое интересное занятие в мире.       Делать вид удавалось плохо.       «Локи! Да хоть бы ты чего сотворил, лишь бы не было так тухло, а!»       Не то, чтобы Айзек действительно уповал на Хведрунга, но даже его вклад в сегодняшний вечер был бы не лишним.       И Локи откликнулся.       Если лучшие сигары, как сказывала молва, скручивались на шикарных бедрах прекраснейших кубинок, то над вышивкой, украшающей воротник-стойку мундира, в котором щеголял новый посетитель, явно растеряли всю молодость сотни две-три изящнейших эльфийских девственниц. И померли они, к слову, тут же и не иначе как от зависти, что не им это великолепие носить.       — Из всех миров, из бесконечного числа вселенных ты, Рыжий, притащил мне очередного ушастого? Хитро…       Гость, в прочем, оказался отнюдь не «ушастым», на уже знакомого Айзеку по одному из томных вечеров Айрэаннара смахивал разве что густыми золотыми волосами и лисьими глазищами. И факт, совсем не слепыми, а вполне себе зрячими, светлыми и серо-зелеными.       — И это даже не батя драконов, — вздохнул Айк и снова принялся натирать стакан. На сей раз пивной.       — Если я попрошу средство от невыносимой тоски, вызванной тотальной несправедливостью, что мне смогут здесь предложить? — посетитель, в разрез с показушной аристократичностью, крайне неизящно плюхнулся на сиденье барного табурета и нагло оперся локтями о стойку. — Кроме как убиться, конечно… Это, увы, не помогает.       Айзек подобрался. Отложил в сторону салфетку. И с интересом посмотрел на гостя.       — Одна моя знакомая спаивает в таких случаях абсентом до фейского визга. Я же могу предложить эксклюзив. Недавно заполучил несколько бутылок крепчайшего «Белого Волка» с нотками кладбищенского духа и лёгкой морской горчинкой. Но цена будет соответствующей.       Посетитель поморщился.       — А если без волков и особенно белых? И желательно без моря. От первых тошнит, от второго укачивает.       Айзек заинтересовался ещё больше.       — «Полночная мгла». Состав не скажу, это большой секрет, но отдает дёгтем, тоской и отчаяньем. Клин, как говорится, клином. Но цена тоже соответствующая.       Молодой человек явно задумался. Побарабанил по барной стойке пальцами и кивнул.       — Какая?       Клюнул. Айзек едва сумел скрыть довольство.       — Для начала подойдёт имя. Я, — он ткнул пальцем в бейдж, — Айзек.       — Натаниэль, — молодой человек словно запнулся о собственное имя и добавил чуть ли не с кислой миной, — Магги́лан.       Первая «г» звучала слишком глухо, так что на ум Айзека полезли всякие МакДональды, МакГоннаглы и прочие полевые и горные Маки.       — Неплохо. О твоём сказочном мирке спрашивать не стану. Сам не бывал, но парочку ваших знаю. Даже различать научился. Увидел воинственную Рапунцель в штанах и с кучей шрамов, значит, ваши заглянули. Так что перейдем к «цене».       Сохранить на лице маску непроницаемой серьезности, оказалось сложно, но Айк справился.       — Мне нужна история. Хорошая история, Натаниэль. Например, твоя собственная. Почему самоубийство не помогает тебе от гнетущей тоски, вызванной тотальной несправедливостью?       Нат потёр пальцем шрам на подбородке и забавно, будто и правда лесной зверёк, фыркнул:       — Тут такая штука, Ай-зек, — протянул смешливо, блеснул хитрыми искорками в глазах и усмехнулся, — просто меня постоянно убивают.       Заявление тянуло на сенсацию. Вечер окончательно перестал быть скучным, долгим и занудливым, а настроение Айзека тут же значительно поднялось.       Перед Натаниэлем грохнул первый стакан с угольно-черным и блестящим маслянисто пойлом.       — Я жду подробности.       — Бывает так, что ты жил, никого не трогал, занимался своим делом. Да и дело не самое большое — светить. В хорошем настроении мурлыкал под нос песенку. В плохом — горланил частушки. И вроде бы никто не жаловался, любимое начальство хвалило и радовалось, но однажды появляется мокрая скотина и вырывает тебе сердце. А потом ещё и превращает твои печальные останки в инсталляцию.       — Кисло.       — Вот и я о том же. Начальство сбивается с ног, латает тебя, как может. Прописывает мокрой скотине люлей, а тебя заставляет светить дальше. И вот ты не живой и не мертвый, но на вечных рабочих галерах. Зато любимое начальство опять тобой довольно так, что хоть в отпуск не ходи.       Айк нахмурился. Было что-то знакомое в миггилановской истории.       — Ан-Фаэрне?       — Он самый. Полностью меня зовут Натаниэль Фернан Маггилан.       Да, тогда с «Полночной мглой» Айзек угадал более чем лихо. Маггилану понравится.       Перед Натаниэлем опустился на стойку новый стакан. Нат ловко опустошил вторую порцию и продолжил:       — Потом к тебе является начальство начальства и предлагает прогуляться вниз. Ты, исключительно в надежде на новый опыт, соглашаешься и оказываешься среди смертных. Но мокрая скотина, к твоему сожалению, оказывается там же, да ещё и числится в оборотнях. Ты старательно избегаешь большую часть конфликтов, ведешь себя как примерный мальчик из воскресного хора, но эта невоспитанная шавка какого-то хрена все равно тебя находит, а после устраивает жаркую расчлененку в старой ратуше. В результате тебя ждут сожранное блохастым белым волчарой сердце и похороны в закрытом гробу.       Натаниэль снова оперся локтем о стойку и положил щеку на сжатый кулак. Выглядел он до нелепости тоскливо. И по-пьяному аллегорично.       — Я так понимаю, это ещё не конец.       — Конечно, нет.       Третий стакан вырос перед Натаниэлем, как по мановению волшебной палочки. Тот его с кислой миной опрокинул и вздохнул.       — Ты возвращаешься к себе и снова работаешь, радуя любимое начальство, когда тебе приходит заманчивое предложение реализовать себя уже в другом мире. И вот снова ты ведешь себя как примерный мальчик. Ты светило школьных олимпиад, староста класса, лучший ученик потока в ВУЗе, ты даже стабильно нагинаешь мокрую скотину, что тебе все это время гадила. Вы с ней даже почти пришли к миру и у вас все наладилось. Но эта зубастая тварь снова тебя убивает. Получить пулю, лишиться скальпа и оказаться раскиданным кусочками в разной удаленности друг от друга оврагах, болотах и прочих неприятных местах совсем не сладко, знаешь ли. И вот тогда, Айзек, оно и приходит. Осознание, что тебе дико тоскливо, а поступают с тобой катастрофически несправедливо. И отсюда только один вывод. Знаешь какой? Быть хорошим мальчиком нельзя. Ты либо мокрая скотина, либо мертвая мамина радость. Третьего не дано.       — Глубокомысленно, — спустя минуту раздумий протянул Айзек и жестом предложил добавки. Но Нат вдруг сполз с табурета, яростно помотал головой, окончательно растрепав длиннющую косу, и весело улыбнулся.       — Нет, хватит. Ты, Айзек, был прав. Клин клином. Я ещё что-то должен?       Айк покачал отрицательно головой.       — Разве что… Ты это, заходи, если что…       — Ну… — Нат хлопнул вдруг в ладоши, — Тогда пойду я. Как там… «Светить всегда, светить везде до дней последних донца», наверное, мое любимое начальство уже заскучало.       И ушел. Действительно ушел, да так громко хлопнув дверью, что заискрила внезапно лампочка.       Айзек ещё немного подумал в тишине. Встряхнулся. И позвал нанятого «официанта».       — Принеси-ка наколотого льда. И побольше. Надо бы одной полынной ведьме подарок отправить. И желательно вытряхнуть прямо за шиворот. Чтобы охладилась и всякие там светила перестала третировать.       А после подумал удивительно тоскливо:       «Любимое, мать-перемать, начальство. Тоже мне…»