С появлением тебя

      Вибрация от телефона не прекращается несколько секунд, то затихая на пару минут, то вновь оповещая о новых уведомлениях, вытаскивает ото сна, потому что звучит совсем рядом с ухом, отчего с утра вызывает раздражение и ненависть к несчастному мобильнику. Омега разлепляет опухшие веки, нащупывает рядом с собой и находит на краю кровати телефон, который едва держался, чтобы не упасть, включает и смотрит на экран разблокировки, замечая несколько сообщений от Намджуна и два пропущенных от него же. Он хмурится, когда видит отправленное сердечко в последнем сообщении, сначала не понимает, что это значит, пока в сонную голову запоздало не приходит осознание вчерашней ночи.       Тихо матерится себе под нос, открывает диалог и читает сообщения, где спрашивали о его самочувствии и желали доброго утра. Чонгук отвечает в той же манере, не хочет обидеть, потому что теперь — кто бы мог подумать — он с Намджуном встречается, но обходится лишь пустым текстом, не открывая смайлики. В это до сих пор сложно поверить, и омега даже думал, что всё было просто сном, но никак нет, и ему придётся научиться заново принимать чьи-то ласку, заботу и внимание, при этом отдавая себя целиком.       Не то чтобы Чонгук этого не хочет. Он просто отвык, разучился переписываться с человеком, влюблённым в него по уши, забыл, как нужно себя вести, чтобы ненароком не задеть, ведь теперь на нём лежит ответственность за их отношения, построенные лишь для того, чтобы понять, получится ли у него заново любить или же сердце не пожелает открыться кому-то другому, кроме того, кто одной своей улыбкой делал его день счастливее.       Чон не утаил от Намджуна ничего: он признался, что его сердце закрыто для других, что вряд ли их отношения продлятся больше месяца, потому что не хотел обманывать и после разбивать чужое сердце, которое, кажется, слишком сильно привязалась к нему. Ким всё услышал, понял, но всё же настоял на том, чтобы попытаться попробовать и посмотреть, удастся ли им это, и Чонгуку ничего не оставалось, кроме как согласиться.       Намджун действительно хороший альфа, он не обделён ни внешностью, ни умом, но Чон всегда видел в нём лишь кого-то ближе, чем коллегу, — друга, но никак не партнёра по жизни. Дело абсолютно не в нём, а в самом Чонгуке. Так уж оказалось, что он может строить из себя сильного и независимого омегу, которому самому по плечу справиться с любыми проблемами в жизни, но когда дело касается его прошлого, его истерзанного, разодранного в клочья сердца, омега превращается в слабого человека со своими страхами, прячущимися где-то не так глубоко, но не видными для других.       Чонгук не знает, зачем согласился на предложение альфы попробовать. Быть может, он понадеялся, что всё наконец изменится, что теперь он будет просыпаться не один, а с кем-то другим, что будет готовить не для двоих, а для ещё одного человека, который, по его же словам, попытается сделать всё что угодно, чтобы осчастливить его. Возможно, дело именно в этом. Когда долгое время не состоишь ни в каких романтических отношениях, всецело уделяя внимание работе и ребёнку, ты забываешь о простых вещах наподобие пожеланий хорошего дня, заботе, которую будет дарить тебе кто-то другой, — именно тебе, а не ты всем другим, совсем забывая о себе…       Быть родителем-одиночкой всегда казалось Чонгуку непростой задачей. И дело совершенно не в том, что ему одному приходится обеспечивать всеми удобствами ребёнка, делать всё, чтобы он был накормленным и одетым, а в том, что ребёнку постоянно необходимо внимание, даже если у него всё есть. Омега целыми днями проводит на работе, возвращается домой лишь вечером, и ему хватает времени только поужинать, помочь с домашнем заданием, если Сонми что-то не до конца понятно, а после укрыть одеялом и поцеловать в лоб на ночь.       Этого мало для семилетней девочки, которой иногда хочется проводить время с папой, заняться каким-нибудь делом только вдвоём, ходить по выходным в разные места и просто быть рядом друг с другом. Чонгук этого внимания практически не даёт. Работа, которую он выбрал и которой добивался всеми силами, отнимает слишком много времени, и под конец недели ему не хочется ничего, кроме как отдыхать дома и разгребать какой-нибудь завал, который постоянно откладывал до выходных.       Сонми никогда не жаловалась ни на что. Она всегда была понимающим ребёнком, умной и сообразительной не по годам, не капризничала и вела себя хорошо, чтобы не отвлекать и не расстраивать папочку. Чонгук знает, что ему повезло с ней, знает, что она никогда перед ним не скажет, что ей одиноко или скучно, чтобы не огорчать его, потому что хорошо понимает, что папа занят работой.       Но Чон так же знает её слишком хорошо. Ей хочется, чтобы он хотя бы на один день забыл о своём графике и провёл время с ней, чтобы вместе сходить в кино, на аттракционы… Да в любое место, лишь бы вместе, но она ничего не говорит. И это одна из самых важных причин, почему быть родителем-одиночкой так тяжело.       Если Намджун действительно готов полюбить его дочь, то, может быть, оно и к лучшему. Может, он настолько сильно окружит вниманием, любовью и заботой Сонми, что ей не будет грустно и одиноко; может, он будет в силах заботиться о ребёнке и позволит себе иногда забивать на ежедневное расписание только для того, чтобы развеселить его дочку?       Чонгук хочет в это верить, и если всё действительно будет именно так, то он сможет быть с этим человеком, даже несмотря на то, что сердце может быть против. Потому что для него в приоритете счастье маленькой дочери, которой не посчастливилось познать отцовскую любовь больше одного ничтожного года и заиметь какие-либо воспоминания о времени, проведённом с ним.       — Пора вставать, — говорит самому себе, с силой заставляет себя подняться с кровати, когда видит время на часах, быстро умывается и приводит себя в порядок, игнорируя красные отментины на плечах и груди, пряча их под одеждой, чтобы не вызвать вопросы у дочери.       Конечно, секс с Намджуном был хорош, чертовски хорош, Чонгук это смело признаёт. И даже несмотря на то, что в машине было очень неудобно и тесно, альфа в полной мере смог доставить удовольствие. Чон старательно скрывал то, что ему было невыносимо больно из-за метки, когда Ким покрывал всё тело поцелуями, вызывая табун мурашек, чтобы не напугать и не оттолкнуть. Хотя омега полностью уверен, что Намджун и так всё понял, судя по тому, как всё то время, что они были вдвоём, избегал метку, стоящую рядом с ключицей, и пахучую железу, чтобы не спровоцировать ещё больше боли, за что он был ему благодарен…       Чонгук отгоняет от себя отголоски прошедшей ночи, идёт в сторону комнаты Сонми, чтобы разбудить, потому что она выключила будильник уже несколько раз, и когда ему это удаётся спустя десять минут благодаря щекотке, которую так не любит гибрид кошки, он направляется в сторону кухни, чтобы приготовить завтрак, пока та готовится к школе. Омега достаёт из холодильника нужные продукты для блинов, также вытаскивает сок, чтобы он стал чуть теплее до прихода Сонми, и начинает готовить тесто, иногда поглядывая на часы и надеясь успеть до того, как стрелка покажет семь утра.       Заканчивает за сорок минут, и за это время Сонми, уже давно готовая к школе, спокойно сидит за столом, тыкая пальцами по экрану телефона. Чонгук слабо качает головой, кладёт на стол тарелку блинов с клубнычным сиропом и несколькими ягодами сверху, стакан малинового сока ставит рядом. Она даже не замечает, продолжая пялиться в экран.       — Детка, убери телефон за столом, — спокойно просит, на что та, ещё несколько секунд смотря в телефон, всё же убирает его в портфель и поднимается со стула, чтобы снова помыть руки, прекрасно зная, что папа попросил бы сделать это.       — Папочка, а почему ты не ешь? — спрашивает она после того, как глотает большой кусок, запивая любимым соком.       — Пока не хочется, но я поем чуть позже, — обещает омега, поймав на себе недовольный взгляд дочери. Она, кажется, уже не верит, потому что он практически всегда так говорит. — Даю слово, — добавляет он.       — Не забудь сделать фото и отправить мне, чтобы подтвердить, — вдруг говорит она как ни в чём не бывало, чем удивляет Чонгука, у которого глаза расширяются от чужих слов.       С каких пор она стала такой взрослой?!       — Ты хочешь, чтобы я сфотографировал то, как ем? — задаёт вопрос, держа в руках кружку горячего чая, который сделал минутами ранее.       — Да, мне кажется, что ты говоришь неправду, — отвечает, не поднимая глаз от тарелки перед собой. — У тебя слишком много работы, чтобы ты думал о еде.       Чонгук шокированно глядит на Сонми, которая делится, что блинчики получились очень вкусными, не замечая на себе взгляда папы, а после продолжает есть, пока сам омега пытается понять, что сейчас было. Насколько его маленькая дочь стала внимательной и наблюдательной, что начала подозревать в словах папы маленькую ложь и не побоялась сказать о своих догадках прямо, ставя его в такое положение.       Чонгук и вправду не замечает, как быстро проходит время, как быстро Сонми взрослеет и начинает интересоваться его самочувствием и здоровьем, намекая, что он так занят работой, что забывает о том, чтобы элементарно поесть. Он очень горд этим, потому что она растёт прекрасным человеком, думающим о своих родных, но в то же время боится, что в один день она подойдёт к нему и поинтересуется, куда он каждый месяц уходит.       Омега понимает, что этого не избежать, но всё же не хочет так рано говорить в подробностях о жизни омег. Пусть его ангел не будет знать о таких страшных, ужасно несправделивых муках, когда истинные встречают друг друга, но по каким-то причинам расходятся в разные стороны.       Сонми знать об этом пока вовсе не обязательно. Когда придёт время, он сам лично расскажет ей всё, абсолютно всё. И то, куда исчезал раз в месяц.       Но не сегодня, не сейчас.       — Кстати, детка, — начинает Чонгук и садится напротив девочки, обращая её внимание на себя, — как тебе идея нанять няню, чтобы она сидела с тобой после школы, пока меня нет?       Сонми откладывает вилку в сторону, поднимает свои шоколадные глаза и долго смотрит на него, нахмурив брови, а потом всё же проговаривает, и в её голосе столько грусти, что Чонгуку становится не по себе:       — Но я не нуждаюсь в няне. Меня устраивает то, что я провожу время с Чонином.       — Послушай, детка, — Чонгук берёт её маленькую ручку в свою, говорит совсем спокойно и мягко, чтобы донести свои слова до неё, — это необходимо сделать. Я обещаю, что ты будешь встречаться с другом в выходные и проводить с ним целый день, но уже будет наглостью мешать дяде Хосоку каждый день.       — Я так не хочу, мне не нужна няня, — проговаривает Сонми совсем тихо и дрожащим голосом.       — Поверь, это для твоего же блага. С няней будет намного лучше…       — Нет, это не так, — она перебивает, выдёргивает свою руку из его ладони и встаёт с места, а в её глазах сверкают слёзы. — Если бы отец был со мной, он бы не сделал то, что мне не нравится, — с частыми всхлипами и слезами на красных щеках вдруг вскрикивает девочка, после чего разворачивается к нему спиной, бежит наверх по лестнице, и в следующую минуту слышится звук захлопнувшейся двери.       Чонгуку кажется, что весь мир сужается до этой кухни, пока слова дочери звучат в голове на повторе, а сердце замирает, стоило услышать такие неожиданные слова об отце. Конечно, он уже рассказал Сонми, что её отец находится в лучшем месте, потому что не мог скрыть это, понимая, что так будет лучше. Но она никогда ещё до этого дня не поднимала тему, никогда не говорила такие слова, глядя ему прямо в глаза, и Чонгуку становится не по себе после её слов.       Он минуты три не двигается с места, уставившись в одну точку, пытается справиться с нахлынувшими эмоциями, пока в сердце остаётся неприятный осадок. Чонгук услышал от дочери то, что никогда бы не подумал, что услышит. Его взгляд соскальзывает вниз, на тарелку, где осталась половина блинов, а также на свою чашку с остывшим чаем, после чего грузно вздыхает, поднимается со стула и идёт к комнате Сонми, намереваясь поговорить с ней и уладить всё. Даже если ему совсем не понравились её слова, он не может допустить того, чтобы она плакала из-за него.       Добравшись до нужной комнаты, Чон тихо открывает её и проходит внутрь, а его сердце тут же сжимается в комок, когда он видит свою девочку, которая лежала на животе и, уткнувшись в подушку, плакала, судя по тому, как её плечики содрогались, а кошачьи ушки мелко дрожали. Он подходит к ней, осторожно садится на край кровати и опускает руку на тёмную макушку, принимаясь аккуратно поглаживать.       — Детка, — зовёт, пытаясь привлечь её внимание, но она даже не смотрит на него, молча в ответ, — взгляни на меня.       Сонми слабо качает головой, всхлипывает, сжимая любимую подушку сильнее, не понимает, как ранит папу, который хотел как лучше и подумать не мог, что его предложение так воспримут.       — Радость моя, тебе скоро в школу. Давай поговорим.       — Я не хочу, чтобы со мной сидела няня, — девочка наконец поднимает запалаканное лицо на Чонгука, обиженно смотрит, а её нижняя губа мелко дрожит, показывая, что она может снова заплакать в любую секунду. — Хочу играть с Чон-и после школы, пока ты не приедешь за мной.       — Иногда мне кажется, что он является твоим истинным, — себе под нос шепчет, чтобы маленькая омежка не разобрала в его шёпоте никаких слов.       Чонгук несколько секунд ничего не говорит, смотрит в окно, обдумывая и взвешивая все «за» и «против», понимает, что придётся согласиться с ней, иначе с кем-то другим, кроме сына его лучшего друга, Сонми не сможет найти общий язык, тем более с абсолютно незнакомым человеком, который будет старше неё на десятки лет.       Если она этого не хочет, то так тому и быть. Чонгук не собирается делать что-то против воли своей дочери, потому что он не хочет видеть её слёз, как это случилось сегодня. Только не из-за него самого.       — Хорошо, детка, будь по-твоему, — Чон приближается к ней, стирает большими пальцами мокрые дорожки с пухлых щёчек и оставляет мягкий поцелуй в лоб, молча извиняясь за пролитые слёзы. — Обойдёмся без няни.       — Спасибо, папочка, — Сонми после услышанных слов ярко улыбается, будто не была растроена минутами ранее, крепко обнимает омегу, а её пушистый хвост весело кружит в воздухе. — И прости за те слова, мне не хотелось тебя расстраивать, — полностью понимает эмоции папы, которые появились после её фразы. — Просто иногда мне так не хватает его, — говорит уже шёпотом, спрятав лицо в его ключицах, чем неосознанно втыкает сотни ножей.       — Нам обоим не хватает, — так же тихо проговаривает Чонгук, прижимает маленькое тельце ближе к себе и кладёт подбородок на макушку, убаюкивая в своих объятиях, в которых так сильно не хватает ещё одного человека, находящегося сейчас в самом лучшем месте, которого не касаются ни проблемы, ни другие ненужные мысли.       Наверняка он сейчас смотрит на них с неба и хочет, чтобы его любимые омеги были счастливы.

***

      — Так, Чон Чонгук, когда это ты успел начать встречаться со своим коллегой? — в трубку кричит Чимин, когда Чонгук нашёл свободную минутку перед обедом и решил позвонить другу, о чём теперь сильно жалеет.       — Со вчерашней ночи, — спокойным голосом отвечает Чон, слабо постукивая ручкой по столу, где беспорядочно валялась бумага, которую он ещё не успел убрать по своим местам. — Тебе в подробностях или кратко?       — Конечно, в подробностях! Да я чуть в обморок не упал, когда услышал эту новость от Хосока.       Чонгук не находит сил закатить глаза, потому что ему даже сверхъестественные силы не нужны, чтобы заранее знать ответ друга, с которым ещё несколько лет назад долгое время не мог найти общий язык.       Когда Хосок решил познакомить его со своим истинным, которого встретил на последнем году учёбы, Чонгук был недоволен. Не то чтобы омега не был рад за друга и всё такое, просто ему было сложно доверять какому-то абсолютно чужому человеку, к которому Хосок быстро привязался. Чон считал, что для начала нужно узнать друг друга получше, понять, какой человек сидит напротив тебя, что у него в мыслях вертится, прежде чем бросаться в омут с головой только потому, что вы являетесь истинными.       Чимин придерживался другого мнения. Поначалу он слишком сильно ревновал своего альфу к его лучшему другу и долгое время не мог не думать о том, что они слишком близки для обычных друзей. Ему Чонгук даже не нравился в первые месяцы после их неудачного знакомства, потому что он считал, что тот какой-то холодный, эгоистичный и отстранённый человек, которому плевать на всех, кроме себя.       Они долгое время не общались нормально, старались вести себя более-менее спокойно перед Хосоком, которого меньше всего им двоим хотелось огорчать, и друг из друга слова клещами вытягивали, с недоверием во взгляде смотря друг на друга. Чонгук думал, что Чимин несерьёзно настроен по отношению к его лучшему другу и что это для него не более чем развлечение, потому что тот, по его взгляду, так себя подавал и вёл. А Чимин, наоборот, считал Чонгука чёрствым сухарём, у которого вместо сердца камень, потому что смотрел он на него, как на врага народа, не скрывал своего недоверия и постоянно задавал слишком много, по его мнению, ненужных вопросов, словно на допросе.       Спустя какое-то время им удалось начать общаться друг с другом, но это, конечно, стоило большой цены. Хосок попал в аварию, когда ехал на велосипеде на встречу со своим омегой и лучшим другом, после чего пару месяцев лежал в больнице, прикованный к кровати. Тогда Чонгук и Чимин каждый день приходили к нему: сначала по очереди, чтобы не пересекаться, о чём не знал Хосок, но позже оставались до ночи, начали перекидываться несколькими фразами и совсем не заметили, как уже до утра сидели за разговорами, не следя за временем.       Больше всего этому был рад Хосок: он расстраивался каждый раз, когда его омега и друг испепеляли друг друга глазами, огрызались и не скрывали своего недоверия. Поэтому, когда он одним ранним утром проснулся в больнице от весёлого смеха друга, который мог вызвать только он, и увидел спокойно беседующих Чонгука и Чимина, ему казалось, что это всё ещё сон продолжается. Но всё было иначе, а его омега и лучший друг настолько сильно сдружились, что иногда он чувствовал себя лишним в их компании, на что те лишь весело смеялись и окружали вниманием со всех сторон, чтобы убрать такие глупые мысли из его головы…       — Я планировал сначала отвезти Намджуна домой, а после заглянуть к вам за Сонми, но он внезапно заговорил о своих чувствах. И я решил поговорить с ним, чтобы всё выяснить и сказать, что у нас вряд ли что-нибудь получится, — рассказывает Чон недавние события, вспоминая, как не мог прийти в себя ещё долгое время, пока сидел с Сонми и смотрел мультики перед сном, а мысли были совсем в другом месте.       — Как же получилось, что вы начали встречаться? Ты же собирался остановить его.       Чонгук удерживает в себе тяжёлый вздох, собираясь с мыслями, иногда поглядывает на часы, надеясь, что Намджун заглянет к нему чуть позже, потому что они собирались вместе пообедать.       — Намджун сказал, что мы можем попробовать, и я подумал, почему бы и нет.       — Так просто? — голос Чимина удивлён донельзя.       Он знает друга слишком хорошо, и его сложный характер тоже.       — Я просто хочу показать ему, что у нас ничего не выйдет. Да и мне самому уже надоело быть в одиночестве, — отвечает он спокойным тоном. — Так хотя бы рядом со мной есть кто-то.       — Ты не думаешь, что разобьёшь ему сердце? Если для тебя это ничего не значит, как же вы сможете быть друг с другом?       — Чимин, — старший омега добавляет в голосе строгости, — тебе не кажется, что я не могу думать абсолютно обо всех? Намджун был предупреждён, я открыто сказал ему всё, что считал нужным, но он настоял на своём, — продолжает, встаёт со стула и поворачивается к открытому окну, смотря на детскую площадку сзади школы. — Он правда классный мужчина, и я хочу дать ему шанс, хоть и не вижу в нём партнёра по жизни, — уже более мягким голосом договаривает, растирая пальцами висок, где слабо пульсирует боль, причиной которой является этот разговор.       — Хорошо, я не собираюсь читать тебе нотации, если ты уверен, что это именно то, что тебе необходимо, — Чимин тихо вздыхает, а после легко переводит тему в другую сторону, собираясь ошарашить этой новостью друга: — Кстати, угадай, кто ждёт ребёнка? — и улыбается, когда по ту сторону слышится внезапный стук чего-то.       — Твою мать, — шипит Чонгук, ударившись ногой о ножку стула, садится на него и хватается за ушибленное место, роняя телефон с руки на стол.       Он вымученно стонет, поднимает мобильник обратно и прикладывает к уху, только сейчас переварив слова друга и поняв его намёк.       — У вас будет ребёнок?! — спрашивает громче, чем следовало, ошарашенно смотря в одну точку перед собой. — Когда вы успели?       — У меня были догадки, и сегодня они подтвердились.       — Хосок уже знает?       — Конечно, он мне такую шутку устроил, чуть не прибил на месте, — открытое недовольство проскальзывает в голосе Чимина, но Чонгук решает не зацикливаться на этом, иначе его другу опять влетит, если он сейчас напомнит о том, что же тот натворил, что так разозлил мужа.       — Чёрт, я так рад за вас, — Чон расплывается в улыбке, понимая, какие времена скоро наступят у его друзей, но он уверен, что радости и счастья будет намного больше. Особенно топот маленьких ножек и звонкий детский смех, который будет звучат в доме. — Ты уже сходил на осмотр?       — Нет ещё. Хосок записал меня на следующий понедельник.       — Позволишь мне потом выбрать ей или ему имя?       — А в прошлый раз кто дал имя Чонину? — Чимин широко улыбается, вспоминая, как Чонгук настаивал на том, что на правах дяди сам даст имя своему племяннику, и всячески отгонял их варианты.       — У меня есть одно имя на примете уже для девочки, — пропустив слова омега мимо ушей, говорит Чонгук, обратно вставая с места и переведя взгляд в окно, чтобы посмотреть, вышла ли Сонми с уроков, чем совсем не удивляет друга. — Позже поделюсь им с вами.       Чонгук так увлекается, перебирая в мыслях имена, что упускает из виду, как дверь в его кабинете открывается, и понимает это уже тогда, когда чужие руки неожиданно ложатся на живот, а чьё-то тёплое дыхание щекочет ухо. Он замирает в удивлении, но не отталкивает от себя альфу, по запаху мускатного шалфея поняв, кто стоит за его спиной и обнимает своими большими руками.       — Ладно, Чимин, давай позже созвонимся? — просит у Чимина, и тот соглашается, первым отключаясь.       Чонгук первые секунды не поворачивается лицом к Намджуну, позволяет ему осыпать лёгкими поцелуями волосы с кроличьими ушами, на что те слегка подрагивают. Чувствует то, как чужой запах насыщается, приобретая яркий аромат, отчего его ноги предательски подкашиваются, но ему удаётся удержаться от того, чтобы позорно не упасть.       Намджун сам, не дожидаясь от омеги никаких действий, разворачивает его к себе лицом, мягко улыбается, из-за чего появляются ямочки на щеках, которые кажутся Чонгуку очень милыми, оглаживая большим пальцем его скулу, а второй рукой продолжая держать в своих крепких объятиях. Чон не замечает, как жмётся ближе, надеясь ощутит чужое тепло сильнее, понимает, как сильно соскучился по таким моментам, когда кто-то совершенно другой старается создать для него уютную атмосферу, чтобы расслабить от временами тяжёлой работы.       Теперь это кажется ему таким непривычным.       — От Вас очень вкусно пахнет, директор Чон, — шёпотом проговаривает Намджун, словно делится каким-то секретом, наклоняется к его лицу и носом ведёт от пахучей железы до уголка чужих приоткрытых губах.       — Нас могут заметить, — пытается Чонгук вразумить альфу, но делает ситуацию ещё опаснее, когда его губы едва касаются других, пока он говорит.       Ким ничего не говорит в ответ, только прижимается ближе и страстно впивается в губы омеги, вышибая из его груди весь грёбаный воздух. Чонгук старается вдохнуть кислород, цепляется за плечи альфы, неосознанно притягивая к себе, а тот своим языком, уверенно ласкающим его собственный, стирает границы с реальностью, едва держа в сознании и на ногах.       Намджун опускает руки ниже, хватает чужие бёдра, тем самым поднимая Чонгука, и слишком резко усаживает на край стола, отчего несколько вещей и бумаги с грохотом падают на пол, но никого это пока что абсолютно не волнует. Их нежный поцелуй принимает другие нотки, становится пошлым, развратным, диким, с покусываниями губ, с обсасыванием языков, словно они — звери, впервые поймавшие свою добычу в лице друг друга.       Разум Чонгука кричит, что нужно остановиться, прекратить это безумие, потому что они всё ещё в стенах школы, где за дверью учатся дети, но Ким без особых усилий убирает эти мысли прочь из головы, поселяет в его теле жар, который спускается ниже живота, скапливаясь в одном месте. Он понимает, что ему нравится целоваться с Намджуном, нравится чувствовать его грубые руки на своём теле, ощущать его язык у себя во рту, быть в его власти, но также иметь некий контроль.       Это желание убивает, превращает его в обезумевшего человека, пытающегося всеми силами унять своё дрожащее тело, прижаться к чужому крепкому ближе, чтобы и воздуху не удалось протиснуться между ними. Оно разрывает на мелкие частички, заставляет собирать себя по крупицам и вновь оказаться в этой страсти, чтобы быть ближе, цепляться друг за друга и шептать бесконечное «пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста».       Они слишком сильно увлекаются друг другом, пока по кабинету разносятся непристойные звуки, срывающиеся с их губ, что совсем не слышат, как дверь нараспашку открывается, а альфа на пороге замирает, удивлённо глядя на развратную картину перед собой.       Намджун с громким чмоком отрывается от губ уже еле соображающего Чонгука, до которого никакие звуки, кроме биения его собственного сердца, не доходят, и цепким взглядом одаривает замершего Тэхёна, чья ладонь сжимается на ручке двери до побеления костяшек. Альфа прижимает ближе к себе омежье тело, вздрагивающее от любых касаний, встаёт около разведённых ног Чонгука, который откидывает голову назад, являя его взору молочную шею, покрытую слабой испариной, и одним взглядом даёт Киму-младшему понять, что он здесь сейчас явно лишний и ему следует покинуть кабинет.       Тэхён не помнит, как пулей закрывает дверь, наверняка с громким хлопком, как выбегает из школы, останавливаясь только тогда, когда запах того, о ком вообще не хотелось бы думать, отстаёт от него, позволяя глубоко задышать свежим воздухом. Кажется, что насыщенный сладкий мёд, витающий в кабинете директора, за несколько секунд, которые он был там, успел проникнуть в каждую клеточку тела, заставляя кровь отчаянно запульсировать в венах.       Этого нельзя допустить. Тэхён должен остановить своё глупое сердце, которое сейчас так отбивает хаотичный ритм, потому что омега, стоящий перед его глазами с блаженной улыбкой на лице, получающий от другого альфы ласку, уже занят. И в его сердце явно нет места для того, кто младше него на столько лет.       Но кто сможет объяснить это сердцу Ким Тэхёна, наотрез отказывающемуся думать об этом, позволяя тому непонятному чувству в груди начать захватывать в свои тиски, откуда выхода, быть может, и нет?