Тень за моей спиной

      От рыка крупногабаритного «атмосферника» могла бы забурлить кровь даже у тех, кто к автомобилям был равнодушен, и Эрен, лавируя по территории фестивального городка на только что арендованном титанически мощном Форде, уже предвкушал, как разгонит эту синию бестию в пустыне.       Вторая бестия, а точнее Микаса Аккерман, сидела рядом с Эреном на пассажирском сиденье. Погруженная в себя. Загадочно молчаливая. Эрен даже по ее выражению лица не смог определить, чего она хочет больше: убить его за вчерашнюю выходку или ей без разницы. Больше походило на первый вариант, особенно когда искоса поглядывала на него сквозь пряди отросшей челки.       — Ладно, — начал Эрен примирительно. — Ладно, прости. Я вчера… — «вел себя по-идиотски», — вспылил. Ну не смотри так! Я извинился. Да, извини, что вот… — «ох, как же сложно-то все», — потому что так.       Хотя с чего бы должен извиняться? Он ей про верность в уши не заливал, так что ничем не обязан. Наверное…       Микаса вздохнула и плотнее сжала губы. Промолчала. Долго смотрела на проплывающие мимо яркие инсталляции в окружении вычурно одетых людей, которые на фоне распростершейся перед Фордом пустыни и бескрайнего желтого неба казались Эрену по-жалкому маленькими и уже не такими нарядными. И не настолько интересными по сравнению с тем, как сладко теперь урчал под капотом двигатель на четыреста шестьдесят лошадиных сил и какая свобода открывалась впереди. Ни дорог, ни ограничений, ни препятствий — только дикая ровная пустыня и внедорожник, который может мчаться куда угодно. Как угодно. И сколько угодно.       И Эрен, вдохнув полной грудью, отдался ощущению скорости, позабыв на некоторое время обо всем на свете. Форд оставил далеко позади территорию фестиваля, когда Микаса наконец спросила:       — К чему это все вчера было? Снова захотелось веселья? Как ты там говорил? Нравится рушить мои надежды? — Ее голос был на удивление спокойным. — Весело было, наверное.       — Я же извинился. — Эрен поморщился и даже не взглянул на Аккерман, развернув машину в сторону пылевого торнадо, сквозь который ему захотелось проехать. Решила дуться, пусть дуется.       — Ты не ответил на вопрос.       — Прекрати пилить, — отрезал он и снова вспомнил, как стойко Микаса переносила то, что наверняка разрывало ей вчера душу. Но это был ее выбор на его дурость. — Могла бы уйти, когда тебе стало неприятно. Могла бы подойти и сказать об этом. Хоть что-то сделать, Микаса! Почему стояла и смотрела? — задал Эрен вопрос, на который мучительно страшно было получить ответ. Не тот ответ. Однако он совершенно точно знал, что правильного, желаемого им ответа он никогда не дождется. С чего бы Микасе ревновать его? Именно его. Ей должно быть без разницы. Но почему тогда не ушла? Снова десятки терзающих вопросов. — Не понимаю тебя, Аккерман. Ты… — Он сглотнул. Каждое слово — будто кирпич, из которых Эрен выкладывал стену, что разделяла образ Микасы от той девушки, которую он видел раньше чужими глазами. — Ты невозможная. Непостижимая. Невыносимая. Неприступная. Несгибаемая. Неуемная. Непрошибаемая…       Йегер вдохнул кончившийся в запале воздух в легких, и Микаса, воспользовавшись моментом, заполнила паузу:       — Неотразимая, — подсказала она.       — Неотра… — начал было бездумно повторять Эрен, но вовремя проглотил окончание и зыркнул в сторону Аккерман, которая глядела вперед и пыталась казаться невозмутимой, но еле сдерживала улыбку. Не дулась и не злилась. Приняла извинения. — Да чтоб тебя! — как камень с души свалился. — Несносная.       — Я подумала, вдруг ты сейчас пытаешься сделать мне комплимент, — спокойно объяснила Микаса и даже закусила нижнюю губу в попытке сохранить серьезное лицо и не расплыться в улыбке. Может, с губами у нее и прокатило, но глаза, когда она мазнула по Эрену любопытным взглядом, так и светились лукавством.       — Не дождешься, — фыркнул он и вдавил педаль газа в пол чуть сильнее, разгоняя Форд за участившимся сердцебиением.       Машина неслась по плоскому, как стол, пустынному плато; редкие кустарники и камни подныривали под бампер так же стремительно, как и вопросы в голове Эрена. Что Микаса в нем, в том слабаке, нашла, раз до сих пор так цеплялась за него? Он же ей совсем не подходит. А кто тогда подходит? Блять. Не вздумай об этом рассуждать, Йегер. Даже мысли допускать не смей!       Сквозь небольшую щель приоткрытого окна в салон проникал нагретый за день воздух вместе с частицами песка и ветром. Закрыть бы окно и включить климат-контроль, но Эрену почему-то казалось, что тогда он наглухо запрет себя наедине с Микасой, не оставит ни шанса вырваться из жара ее притяжения. Пусть лучше так: вдыхать за́пах пыли и пустыни, украдкой смотреть, как потоки раскаленного солнцем воздуха то и дело встопорщивают вверх отросшую челку, теребят завязки на широком вороте платья и задирают подол до крайней степени неоднозначности между приличием и откровенностью, а чуть разведенные колени будто выжидают, насколько ладно поместится его ладонь в тесное пространство между ее ногами и куда позволит забраться… прямо так, держась одной рукой за руль, а второй задрав и без того короткое платье… Словить бы адреналиновый кайф от скорости и изнывающей от движений его пальцев Микасы…       Блять. Опять не о том.       Эрен гулко сглотнул, попытавшись слюной смочить пересохшее горло. Не вышло. Потянулся за водой и чуть было не промазал — Форд подскочил на булыжнике и его рука дернулась в сторону ноги Аккерман, а сама она сдавленно ойкнула и качнулась вбок. Испугалась.       Эрен выпил воды, а затем, кинув пустую бутылку на заднее сиденье и снова взглянув на Микасу, сначала плавно сбавил скорость почти до нуля, а потом резко вдавил педаль газа в пол, разогнав зверюгу под ним до ста километров в час за каких-то десять секунд, сам ощутив приятно-будоражащее чувство в животе от внезапно набранной скорости, которую он продолжал увеличивать, поглядывая на вдавившуюся в спинку сиденья Микасу. Встревоженную. Беззащитную перед скоростью и собственным испугом.       — Так как насчет ответа, что важнее всяких бумажек, колечек с брюликами и белых платьев для таких, как ты?       — Эрен, сбавь скорость, — попросила Микаса. Он заметил, как высоко теперь вздымалась ее грудь от глубокого дыхания, но проигнорировал просьбу. Более того, намеренно направил Форд к россыпи камней, чтобы тряхнуло как следует.       Зачем так сделал? И сам не совсем понимал. Возможно, просто захотел стать причиной ее эмоций? Он, а не тот, другой… Как же все было запутанно. Мысли крутились в голове, как песчаные торнадо, сквозь которые Эрен мчался вперед.       — Сначала ответь на вопрос. Хотя, дай угадаю, любовь, да? Ты мне сейчас будешь заливать про вечную любовь, которую можно нести сквозь года и жизни. Которая все преодолеет, все стерпит, бескорыстно принесет себя в жертву… — Эрен хмыкнул. — Тогда почему же твоя любовь, твой милый хороший мальчик Эрен не рвется наружу, не пытается вернуть контроль? Нет, получается, никакой любви. Мое равнодушие, Микаса, сильнее его любви к тебе. Грош цена в таком случае чувствам…       — Доверие, — выпалила Микаса, глядя вперед немигающим взглядом на стремительно несущиеся теперь навстречу скалы. Такие обманчиво-оранжевые в лучах предзакатного солнца.       — Чего? — не понял Эрен.       — Доверие важнее бумажек. Нужно уметь доверять друг другу. Доверие не подразумевает контроля, не требует от тебя чужим голосом «ты должен». Потому что ты свободен. Но ты сам… ты, Эрен, решаешь, как распорядиться своей свободой, чтобы не причинить вреда людям, которые тебе доверяют. Из доверия рождается дружба. И… — она замешкалась, но так и не озвучила то, что хотела сказать. — И остальное.       — Поэтому ты вчера не вмешалась? — хмыкнул он. — Хочешь сказать, что доверяешь мне?       — А ты как думаешь? — пальцы Микасы до побелевших костяшек вцепились в кресло под ней. — Только, Эрен, это слишком быстро.       Нет. Чушь. Нужно быть сумасшедшим, чтобы довериться почти незнакомому человеку.       — Эта крошка может еще быстрее. — Эрен развернул автомобиль к ближайшему скальному выступу, ощущая, как бьется в ушах адреналин и колотится в груди сердце.       — Эрен! Это уже ребячество! Ты же так в скалы врежешься!       А если бы доверяла, то не вжималась бы сейчас в кресло от испуга. Что и кому он пытался доказать — Эрен и сам толком не знал.       — И умерли они в один день. Все, как ты и хотела.       — Эрен, ёб твою мать, Йегер! — вдруг выругалась Микаса. Громко. Почти умоляюще. — Я не шучу! Сбавь скорость, мне страшно! — и внезапно вцепилась мертвой хваткой ему в ногу. Схватилась за обнаженную кожу чуть ниже края шорт.       — Блять! — не сдержался Эрен, ощутив, как вместе с жаром горячей ладони впились в кожу ногти.       Он резко дернул руль и вдарил по тормозам. Тряхнуло, хорошо хоть подушка безопасности не сработала. Машину повело в сторону, и она потеряла сцепление с поверхностью правой стороной на несколько секунд перед тем, как остановиться. И точно так же Йегер потерял связь с реальностью, потому что рука даже после того, как Форд замер, а Эрен заглушил двигатель, так и лежала на его ноге. Начинали саднить углубления, оставшиеся от ногтей Микасы, но вместо разрядов боли Эрен ощущал лишь теплую ладонь и легкие, почти неощутимые покалывания. Успокаивающие. Немного будоражащие. Рождающие какие-то абсурдные мысли. Каково это, если накрыть руку своей ладонью. Сказать какую-нибудь чушь. «Неотразимая?» Пусть будет неотразимая. Он еще тысячу слов придумает, если ей захочется…       Йегер моргнул и резко откинул руку, поморщившись от слабого разряда пробившего ствол позвоночника, а в следующее мгновение оба почти синхронно выскочили из машины. Испуганные. Только Микаса от скорости, а Эрен от своих мыслей.       — Кто бы мог подумать, что Микаса Аккерман умеет так некультурно выражаться, — попытался съязвить Йегер.       Хотел поскорее вернуть свое прежнее состояние, когда не возникало вопросов к себе, к Микасе, к несправедливости мира, для которого он был чуждой сущностью и в котором ему не было места долгие одинокие годы, проведенные в пустоте.       — Ты! — выдохнула тем временем Микаса. — Ты сумасшедший, Йегер!       — Если бы ты не хваталась за меня, все бы обошлось, — холодно парировал он.       Аккерман отвернулась к скальному обнажению, загородившему половину неба и утопившему их в синей тени. Солнца видно уже не было — оно клонилось к заходу по ту сторону хребта.       — Давай залезем наверх, — предложила внезапно через болезненно долгую минуту тишины.       — Зачем? — подозрительно сощурился Эрен.       — Просто.       Так он и поверил.       — Ответь.       — Хочу посмотреть на закат в пустыне, — пожала плечами Аккерман.       Ага. Вдвоем. В лучших традициях мелодрам. Однако, словно прочитав его мысли, Микаса добавила:       — Если не хочешь, то можешь меня здесь подождать. Минут двадцать, не больше.       Эрен усмехнулся:       — Здесь подожду. Лезь куда вздумается. Тошнит от всей этой сопливой романтики с закатами и рассветами, — он демонстративно прислонился к Форду и выудил из кармана смартфон. — Черт, тут даже связь не ловит. Давай быстрее. Нам еще обратно ехать.       Микаса кивнула и направилась в сторону скал. Серьезно? Одна решила лезть? Эрен сначала отвернулся, разглядывая пустыню, по которой им вскоре предстояло возвращаться. Поднялась пылевая буря, и видимость резко ухудшилась. Придется, наверное, воспользоваться навигатором. Повернувшись обратно, Йегер увидел, что Микаса преодолела уже половину пути наверх. Так быстро? Он невольно замер, вглядываясь в теневой сумрак уступов, по которым Аккерман резво взбиралась на скалу. Не просто перескакивала с выступа на выступ, но пару раз даже подтянулась на руках в труднопроходимом месте — легко, почти без усилий. Даже вниз не смотрела, а значит, и упасть не боялась, потому что была уверена в своих возможностях.       Как-то по-идиотски получалось. Будто теперь Эрен испугался, поэтому и остался ждать у машины. Йегер отвел взгляд, потом снова недовольно зыркнул на Микасу, которой до плоской вершины оставалось пару метров и, чертыхнувшись, направился следом. Не закатом любоваться. Силы свои проверить.       Когда он добрался до верха, Микаса стояла на краю длинной расщелины и смотрела, как размытое в песчаной взвеси солнце опускается к горизонту. Вот-вот коснется своим золотым краем призрачной кромки пустыни Блэк-Рок, потускнеет, а может, вспыхнет напоследок бронзово-красным или даже карминно-бордовым. Эрену не было дела до солнца, заката и песка. Но высота ему нравилась. И ветер в спину. И ощущение простора. И, наверное, еще что-то. Остановившись в нескольких метрах позади Микасы, он наблюдал, как ветер закручивал песчинки у ее ног в крохотные круговерти и гнал их прочь со скалы; выводил взглядом плавные изгибы вдоль силуэта и не руками — глазами — касался кожи. Так было даже привычней. Семнадцать лет он только и делал, что смотрел на мир со стороны. А теперь, когда наконец смог вдыхать запах, чувствовать прикосновения, ощущать вкус… слышать и видеть то, что ему хочется… даже теперь он не мог получить то, что так ему требовалось. Ту, которую хотелось больше всего. Вот только и оставалось, что стоять в стороне, смотреть и путаться в собственных желаниях да непонимании. Зачем ему все это? Зачем ему та, с кем ничего никогда быть не может? Нужно оборвать все нити, пока не стало слишком поздно. Пока он не привык к ней. Пока тот Эрен был слаб и не мог вырваться наружу.       Йегер подошел ближе и остановился позади Микасы. Облизнул пересохшие губы, утянув в рот песчинки. Песок… песок… повсюду песок. Коснешься Микасы, и она тоже обратится в песок?       — Когда вернемся домой, никаких встреч, Аккерман, — сказал Эрен твердо, но стоило Микасе развернуться и растерянно посмотреть на него, решимости сразу поубавилось, однако Йегер продолжил, спокойно и безэмоционально: — Ты помогла занять вакантное место в банке через своего брата. Я помог сохранить тебе место, когда ты по какой-то глупости прыгала из окна. Полагаю, ты и я в расчете. Я оплатил долг.       — Какой долг? Я… — она, застигнутая врасплох, судорожно вздохнула, — я тогда просто показала Леви резюме, а он забрал его и отдал в банк. Я не делала это, чтобы чем-то привязать к себе…       Пусть так.       — Зато я летел к тебе ночью в больницу, сверкая тапками… пятками, — хотя оба слова в той ситуации казались уместными, — потому что так ты оказалась мне должна, — озвучил Эрен причину, в которой так настойчиво себя убеждал в ту ночь. Микаса смотрела в глаза, и он не мог оторваться от ее лица. — Я не он. Пойми же уже наконец. Не строй воздушных замков. Он не вернется. А я не тот, с кем бы ты стала общаться при иных обстоятельствах, — и это тоже была правда. Горькая для Микасы Аккерман правда, только горчило отчего-то не только у нее, Эрена и самого травило то, что он говорил ей сейчас.       Микаса нахмурилась. Шагнула навстречу. Совсем близко. Слишком близко.       — Откуда тебе знать? Думаешь, у нас не может быть ничего общего? — Опять вопросы. Не нужно им обоим отвечать на эти вопросы. — Не хочешь даже мысль допустить, что я…       Эрен прервал ее на полуслове, вскинув руки к голове и потянув себя за волосы, чтобы не поддаваться на колдовство ее взгляда и ее близости.       — Давай откинем все эти иллюзии и взглянем трезво, Аккерман, — он медленно опустил руки, забывая моргать. Мысли не путались, наоборот, сейчас они были ясны, как никогда. — Нет больше «мы», нет «нас», нет ничего этого. И дело не в твоем или моем желании, как ты не понимаешь?       — Тогда в чем? В чем, Эрен? Скажи мне, раз уж так норовишь поставить точку в нашем общении. — Надо же, не сказала «отношениях», а ведь наверняка хотела.       — Да я тебя касаться не могу! — выпалил Эрен. — Меня тянет к тебе, хочется тебя, быть рядом хочется, но не получается. Я… — Он сглотнул, пытаясь держать свой голос под контролем, но он то и дело срывался. — Что за отношения такие, если меня воротит от мысли о том, чтобы тебя коснуться? — Врал. Нагло врал. Но что нужно было сказать? Что от каждого касания по телу мурашки проносятся, а в животе узлами все скручивается? Нет, такое точно нельзя было озвучивать. Нельзя. Слишком эмоционально. Слишком… интимно.       — Воротит, — повторила Микаса как-то задумчиво. На свой счет приняла? Но это же не совсем так было. — Настолько неприятно меня касаться или же ты просто боишься сам себе сознаться в чем-то?       Ее взгляд впился в Эрена, зацепился, не давал отвернуться. Не давал соврать. Ей хотелось выложить все. Высказаться, чтобы скинуть все переживания. Но нельзя. Это словно показать собственную слабость, признать ее, сделать доступной. А слабостью могли воспользоваться…       — Не воротит. Не в том смысле. — Он прижал ладонь к лицу, шумно выдыхая. — Все сложнее, ты не понимаешь. Это как…       — Так сделай так, чтобы я поняла, расскажи. Расскажи о себе, Эрен. — Она была так близко. Настолько, что ее дыхание уже мягко касалось его лица. Йегер сжал кулаки, заскрежетал зубами, борясь с одним-единственным желанием — коснуться ее. — Дай мне один шанс. Не отталкивай.       — Аккерман, — уголок рта едва дрогнул от улыбки, — все так запутано. Я не понимаю… Я… — Он сумел отвести взгляд, чтобы посмотрел за ее спину. Из-за клубов поднятого ветром песка казалось, что все затягивало рыжим туманом. И не было в нем проблесков. Как и не было, наверное, шанса у них. От этого почему-то стало невыносимо горько. Настолько, что одному не пережить, не вынести. — Мне бы, наверное…       Он снова посмотрел на Микасу, и его рука сама поднялась и потянулась к ней, чтобы прижаться к щеке, чтобы вновь ощутить уже знакомые покалывания, которые иногда, оказывается, смягчались, становились приятными. Эрен даже успел вобрать воздух, предвкушая ощущение тепла кожи Аккерман. Острая необходимость в этом касании стучала в висках, словно от его решения зависели чьи-то жизни, и лишь одна только Микаса удерживала его, усмиряла, успокаивала. Одно касание и… Он станет свободным. Свободным от страхов, от переживаний, от сомнений.       Ресницы Аккерман дрогнули, когда искра пробила пальцы Йегера от короткого соприкосновения, принося тающее сладостью удовольствие. Что-то холодное и гладкое толкнулось в ноги, увеличивая расстояние и отдаляя Микасу. Эрен отпрянул в сторону от проскочившей между ними подозрительно знакомой собаки. А ей здесь откуда взяться?       В голове на какое-то время будто все застыло, заморозилось.       Отключились эмоции.       Он даже не сразу понял, что произошло и почему он стоял на скале уже один и смотрел в сторону, где будто испарилась в воздухе эта чертова псина. И надо ей было промчаться именно сейчас. Или наоборот, это было знаком, что он чересчур отдался внезапному порыву? Так или иначе, но не произошло того, что могло бы кардинально изменить его жизнь. Нет, все эти слащавые разговоры по душам, все гляделки и касания — никому не нужная романтика. Эрену ненужная. Его жизнь уже была расписана наперед, и места любви в ней не находилось. Всякий раз, когда Эрен задумывался об этом чувстве, когда прокручивал все ситуации из собственной памяти, он понимал, что от отношений было больше проблем и хлопот. Да. Это все не для него. Голову и без того хватало, чем забивать. Что вообще так вскружило ему голову? Красивые глазки и приятный голосок? Черт. Эрен замотал головой и осмотрелся. Микаса.       Аккерман ведь только что стояла рядом. Какие-то секунды назад. Не могло же это все быть видением, играми уставшего разума. Эрен точно помнил, что ощущал ее близость, ощущал то беспокойство, которое появлялось всякий раз, когда они находились в радиусе метра друг от друга. До сознания с запозданием дошел факт, что с Микасой могло что-то произойти. Реальность молнией пронзила рассудок.       — Мика? — неуверенно позвал он, а затем, повторил зов: — Аккерман, блять, не смешно. Ты куда нырнула? — Эрен повел плечами, скидывая незримую помеху, которая могла мешать как-то двигаться. Где-то вдалеке раздалось рычание, но Йегер старательно его проигнорировал.       Сделав пару шагов вперед, он застыл, быстро моргая, пытаясь прогнать морок.       Микаса.       Нашлась.       По всей видимости, соскользнув в расщелину, она лежала там, не шевелясь. На дне было уже слишком темно, чтобы разобрать, что произошло. Эрен дернулся, опустился на колени, судорожно пытаясь сообразить, что же предпринять в этой ситуации. Лезть вниз? А если не получится потом вскарабкаться? Так и останутся оба в ожидании помощи, которая может и не прийти. Попытаться докричаться? Какой толк, если она, кажется, без сознания?       Внимательнее окинув взглядом тело Аккерман и камни, Эрен не заметил крови, а это значило, что она наверняка жива, просто отключилась. Чуть отстранившись от края, он так и остался сидеть, складывая все произошедшее, как мозаику с уродливой картинкой. Дрожащие пальцы сжимали и разжимали мелкие камни — они впивались в кожу, но даже это никак не ощущалось. Словно все эмоции и чувства кто-то отрубил, сорвав рубильник. Не было больше ни страха, ни беспокойства, ни похолодевших рук. Угомонилось клокочущее в груди сердце. Йегера накрыло ощущение полнейшего спокойствия. Такого, как в тот раз, когда впервые вышел на первый план, сместив того Эрена, который сейчас наверняка царапался, извивался где-то очень глубоко, желая выбраться, добраться до своей любимой Микасы. Только, что не могло не радовать, новый Эрен Йегер не чувствовал этого, лишь догадывался. Вдохнув полной грудью, он слабо улыбнулся. Так вот каково это — жить ради собственного наслаждения. Вот она — свобода. А Микаса — та самая клетка, в которой можно погибнуть. Просто уйти. Оставить все, как есть. Вопросы? Какие могут возникнуть вопросы, если многие видели не лучшие их взаимоотношения. Сказать, что поссорились, высадил там, где сказала. Куда пошла? А почем ему знать, если ссора была серьезной? А вот то, что она упала со скалы — ее личные проблемы. Он к этому никакого отношения не имеет, а сама она отсюда, когда очнется, выбраться не сможет. Все просто. Настолько просто, что Йегер откинулся на спину, раскинув руки и всматриваясь в пустынное небо. Мутное от песка, почти бурое. Как засохшая кровь. Надо же, как все удачно сложилось. Прощай, нытик, скребись, сколько тебе влезет, пока не подохнешь в одиночестве без своего смысла существования.       Прощай, Микаса Аккерман.