Тень за моей спиной

      — Я на своем месте. А ты? — с улыбкой, от которой могла бы застыть кровь, произнесла девочка.       — Ну, вроде, — замялся Эрен и хотел было вернуться в палатку — не касается его, где родители этой странной девочки, периодически поправляющей белоснежное платье. Только вот она подняла на него свои бездонные черные глаза. — Что б тебя.       Йегер попятился, но словно в стену впилился. Его что-то не пускало, не позволяло и шага сделать. Он весь будто подвергся едва ощутимому сканированию от того, что этот демонический ребенок принялся копошиться в его голове.       — Это не нужно. И это. Ох, ты наворотил, конечно. — Перед Эреном всплывали недавние воспоминания и тут же исчезали, сменяясь другими. Он словно был вынужден смотреть собственную жизнь, как фильм, со стороны. — Надо же, а тут ты, однако, постарался. Только сдался, понятно. Повелся на женские прелести. Не могу осуждать, но и не похвалю. Скажи, Эрен, понимаешь, что с тобой? — И внутри заскрежетало, будто вторую его половину выдирали из него. Нет. Его самого вырывали из собственного тела. — Не все потеряно, значит. Понял, что я собираюсь сделать.       — Что… — Эрен хрипел, цепляясь пальцами за воздух, не имея возможности коснуться шеи, которую сжимала незримая рука. Кислород в легких заканчивался, внутри все пылало, а в голове стоял тот самый мерзкий скрежет, который с самого начала пробуждения преследовал его, не давал покоя, словно подгоняя и направляя к чему-то. — Что хочешь?       — Тебя. Разве не видно? Ах, точно. — Девочка улыбнулась, опустила руки, и Эрен смог сделать спасительный вдох. — Ты забыл. Давай решим это небольшое недоразумение. — Оказавшись в считанные мгновения рядом, она одним взглядом заставила Йегера склониться, приложила указательный палец к его виску, и Эрен стиснул зубы от всепроникающей боли. — Да не переживай. Я ничего не сделаю твоей возлюбленной. Можешь покричать. Меня все равно только ты видишь.       Эта тварь читала мысли, предугадывала каждое движение и контролировала все эмоции. Страх исчез и сменился безропотным смирением. Нельзя кричать. Нельзя поддаваться на провокации. Нельзя верить этому чудовищу.       — Ну зачем же так? Разве можно называть меня такими некрасивыми словами? Ты сам поклялся исполнить долг. Сам пообещал воздать хвалу мне в обмен… На что же, Эрен?       — На жизнь, — едва слышно и послушно ответил он.       Вырвалось само собой, непроизвольно.       — Правильно, — протянуло неизведанное существо, чья форма преображалась под нарастающий грудной собачий лай. У Эрена уши заложило, голову повело, а тело перестало слушаться, словно его поместили в невесомость — в космос. Все вокруг мелькало смазанными, пестрыми картинками, исчезая из памяти и замещаясь чем-то другим. Скрежет хитина стал невыносимым, и его хотелось выдрать из головы, выгрызть. — Не поможет. Даже если ты сейчас начнешь биться головой о столб — я не дам тебе умереть настолько легко. Ты поклялся мне в верности и принял условия сделки. Поэтому только я могу решать, когда тебе умереть. А я еще не получил свою жертву.       Йегер морщился, содрогался всем телом, как при острейшем приступе, а его собеседник оставался равнодушным и, казалось, абсолютно безучастным к происходящему. Мучения длились ровно до момента, пока Эрен не оказался в знакомом до ужаса переулке Сейнт Мария.       Все смешалось. Время, воспоминания, ощущения… В нос ударил тошнотворный запах крови, которая растекалась здесь вдоль трещин асфальта семнадцать лет назад, а тело пробило ознобом так же, как дрожал от леденящего холода шестилетний Эрен Йегер, смотрящий на зверское убийство матери. Послышались голоса, и Йегер, оглянувшись, невольно сделал шаг назад, но появившиеся из-за угла Эрен с Микасой не заметили его. Зато заметила крыса. Та самая — на мусорном баке. Огромная и какая-то уродливо-неправильная, она с интересом уставилась на Йегера, а затем приподнялась на задние лапки, повела носом и ощерилась. Настолько пристально смотрела, что брошенный в нее другим — Эреном из прошлого — камень едва не угодил ей точно по голове. Хвостатая тварь шмыгнула с мусорного бака в подвал, а Эрен продолжал стоять в переулке и наблюдать. Он видел себя, видел Микасу… Все казалось таким правдоподобным. Настоящим.       — Ерунда какая-то, — пробормотал Йегер и затряс головой, зажмурившись. Сейчас он откроет глаза, и…       — Не очнешься. Вот — твоя реальность. Ты забыл, что должен был сделать. Я напоминаю. — Что-то тяжелое опустилось на плечи Эрена, а в затылок прерывисто задышало нечто; как собака, которая высунула язык. — Слушай, — прошипело существо.       Еле слышный шепот коснулся сознания. Слабый. Будто кто-то пытался настроить нужную волну на радиоприемнике, но помех было слишком много. Не белый шум радиоэфира — скрежетание хитиновых крыльев. Невыносимый, разъедающий мозг шум, за которым скрывался шепот. Что-то нужное. Тот голос наверняка говорил нечто очень важное.       Наблюдая за поцелуем себя с Микасой, происходящим как в замедленной съемке, Йегер едва сдерживался, чтобы не заскулить от боли. Его голову пронзало иглами, будто в ней кто-то ковырялся на живую, а сознание раздирало на три части, каждая из которых была осколком ощущений Эрена Йегера. Он впервые чувствовал то, что ощущал Эрен, целуя тогда Микасу: всю его нежность, трепетное восхищение и тягу к ней, ее мягкие губы и дыхание на щеке, ее ласковые объятия — такие знакомые, но в то же время иные, потому что сегодня, на фестивале, она обнимала не так, целовала не так… и даже прижималась не так. Та Микаса, что целовалась сейчас в переулке, была похожа на свет, ведущий из темноты. Та Микаса, с которой он сегодня спал — обжигала его огнем своей страсти. Однако оба осколка Эрена Йегера — из переулка и с фестиваля — определенно испытывали к Микасе нечто схожее, то, что, возможно, могло бы их объединить. Однако была еще одна часть Эрена Йегера. Та часть, к которой обращался скрытый хитиновыми помехами голос. Сплошная ненависть и ярость. Отчаянное желание жить и боязнь исчезнуть навсегда — одинокий, всеми забытый и ненужный. И эта часть Эрена Йегера презирала Микасу, ненавидела целующего ее Эрена и жадно вслушивалась в шепот, который внезапно стал отчетливым и понятным, стоило лишь Эрену из переулка вжаться спиной в полустертое временем граффити с изображением сидящего на троне существа с собачьей головой и когтистыми лапами, вывернутыми пятками вперед.       — Ты можешь жить так, как хочешь. — Голос пронзил стену воспоминаний. Эрен слышал это. Точно слышал. Именно этот голос пробудил его ото сна. — Я могу дать тебе жизнь. Но ты отдашь мне то, что дорого тебе. Ты принесешь мне жертву. Кровавую. — Прерывисто скользили фразы по сознанию. — Убьешь во славу меня — Великого Шолотля. Ты получишь шанс занять его место, получишь шанс отомстить за то, что он с тобой сделал, как загнал в угол вместе со всеми воспоминаниями. — Эрен прижал ладони к ушам, но ничего не помогало. В происходящее не хотелось верить. Это дурной розыгрыш — не больше. — Но если ослушаешься, откажешься или передумаешь — умрешь навсегда. Исчезнешь, словно и не существовало тебя никогда. Никто не заметит исчезновения того, кого никогда не было в этом мире. Я заберу тебя с собой в Миктлан, который со временем поглотит тебя. Как и всех, о ком не помнят. А о тебе некому будет помнить. Ты никому не нужен. Ты не умеешь любить. Ты не умеешь ценить дружбу. Ты — идеальный исполнитель, идеальный человек. Без эмоций, без привязанностей. Вот какой ты. И именно ты сделаешь так, чтобы я возрадовался. Пробудись. Пробудись! И следуй моим заветам. Даже если забудешь, ты знаешь что делать. Всегда знал. Встань на путь веры в меня, своего создателя. Живи.       В подворотню ворвался щенок ксоло, за которым волочился поводок. Свесив язык, он, ни секунды не раздумывая, кинулся к единственным людям в переулке и принялся вылизывать Микасе руку.       — Она должна умереть, — снова раздался голос, на который последовал утвердительный смешок, наполнивший Эрена отголоском эмоций, которые вспомнил только сейчас — радость, ярость, ненависть и абсолютное безразличие к тому, что Микаса Аккерман лишится жизни. Не просто умрет — он сам принесет ее в жертву в обмен на свою жизнь.       Йегер опустился на асфальт. Все ощущения переплелись. Одновременно он ощущал и этот поцелуй с Микасой, и слушал свое согласие, и тонул в Вечности, и уходил с головой в песок. Зажмурившись, видел мерцание, но уже боялся открыть глаза, боялся вновь увидеть перед собой монстра, изображенного на стене в той подворотне. Почему нельзя было иначе? Почему жить мог кто-то один? Теперь Эрен осознал, чего от него хотело это чудовище на скале, когда сорвалась Микаса.       — И вновь ты прав, — уже детским голосом произнес Шолотль. Сжав кулаки, Эрен ощутил, как песок захрустел в ладонях. — Я показал тебе, каково это — жить свободным, не отягощенным эмоциями. Независимым. Этого ты жаждал. И время расплаты пришло, Эрен Йегер. Заплати оговоренную цену и продолжишь жить так, как и хотел. Откажешься — исчезнешь.       — Я не смогу… — выдавил из себя Эрен и шумно сглотнул, к горлу подступала тошнота, живот крутило, а в глазах стояла влага. — Не могу вот так… Не сейчас.       — Ты слаб, — отрезало божество, не позволяя произнести ни слова больше. — Будь сильнее и борись за свою жизнь. За жизнь, которую заслужил. Столько лет ты существовал в забытье, обнимая брошенные обглоданные воспоминания о матери. То, как она умирала. Сомневаешься, что ты не достоин жизни? Ошибаешься. Ты достоин ее больше, чем кто-либо. Поэтому я сделаю тебе одолжение. Небольшая подсказка. — В руке Эрена возникла его же зажигалка. — Распорядись этим с умом. Тогда будешь жить.       Голова Эрена затряслась сама собой, отрицая происходящее. Этого не могло быть. Не могло. Но его тут же заткнул внутренний голос. Его мысли читались, как открытая детская сказка: легко и просто.       — Скажи, могу ли я изменить цель или… еще подумать? — с последней надеждой поинтересовался Эрен, вглядываясь уже без страха в бездонные глазницы девочки, за которой теперь возвышался огромный пес.       — Ты повторяешь вопросы. И ты знаешь все, что от тебя требуется. Не тяни время, не рекомендую.       — Имир! — раздалось сбоку. — Имир, детка, вот ты где!       — Имир? — непонимающе повторил Йегер и едва не отскочил, всматриваясь в обычные детские светлые глаза, уставившиеся точно на него.       — Ох, детка, наконец-то! — Перед Эреном возникла невысокая светловолосая женщина, одетая по последней моде. Казалось, продай она свою одежду, то смогла бы спасти от голода половину Африки.       — Мамочка! — Девочка наконец оторвала от Эрена свой изучающий взгляд и бросилась к матери. — Было очень весело играть, и я не заметила, как ушла далеко. — Прижавшись к маме, Имир захныкала, но только Эрен отчетливо слышал в этих всхлипах насмешливый голос, словно кто-то наложил еще один звук на то, что произносила Имир. — Убей. Не убьешь, умрешь сам.       Эрена будто выплюнуло из призрачной реальности, вернув в настоящее, но вот только вытряхнуло его, перемолов в жерновах жизни и смерти… Он смотрел, как девочка, крепко держа маму за руку, удалялась вместе со своим странным щенком, не отходящим от нее ни на шаг. Что это, блять, была за чертовщина? Дрожащие пальцы прошлись по волосам, приглаживая их. Хотелось бы верить, что это все было нереальным. Иллюзией. Дурманом. Сном. Да хоть эффектом от каких-нибудь препаратов. Только ничего такого Йегер не употреблял. А вот слова, услышанные недавно, так и продолжили биться в голове предупреждением.       Куда идти? До безумия тянуло к Микасе. Словно кто-то подталкивал его и влек к ней… Снова оказаться рядом, прижаться, обнять и заснуть — чтобы наутро забыть этот кошмар навсегда. А может, разбудить и рассказать ей все? Она поверит? Да какая разница: поверит или нет! Эрен внезапно понял, что не может вот так запросто вновь стать причиной ее тревоги. Она спала сейчас — счастливая и умиротворенная, — потому что это он… он сумел сделать ее такой. Впервые в своей жизни кто-то был счастлив от того, что он существовал в этом мире. Неужели теперь хочет все разрушить? Эрен отпрянул от палатки, едва успев приблизиться. Нет. Нельзя. Нужно оказаться как можно дальше, чтобы привести мысли в порядок. Его жизнь в обмен на жизнь Микасы. Да такое за год жизни не уложить в голове! Прихватив куртку, Йегер накинул ее на плечи и поспешил прочь. А если Армин? Он же умный, наверняка знает про всех этих богов. Но что он может сделать? Чем поможет? А если, обратившись к нему, Эрен и его втянет в собственные проблемы? Нет! Ни Армин, ни Микаса не должны ничего знать. Он сам найдет выход и не будет ввязывать их в эту чертовщину.       «Борись, Эрен Йегер».       Ноги несли Эрена в совершенно неизвестном направлении. Лишь бы подальше от всех. Туда, где никто не станет рыться в его голове и менять воспоминания… Где нет никаких детей, собачьего лая, крысиных глаз, зловещего шепота и еще более зловещих слов, которые этот шепот доносил до него. Тихая музыка коснулась слуха, заставив прислушаться. Словно ветер перебирал струны неведомого инструмента под аккомпанемент нежного перелива колокольчиков. Музыка ветра. Эрен непроизвольно двинулся на этот звук, так манящий его спокойствием.       Впереди маячила палатка с китайскими фонариками, той самой музыкой ветра, гигантской — конечно, ненастоящей — головой дракона и головой поменьше, но зато настоящего китайца, сидящего у входа, однако Йегер до них так и не дошел, потому что небольшая индейская лавочка с ловцами снов возникла перед ним почти внезапно, и он не сразу сообразил, что уже остановился и разглядывает замысловатые паутинки, к которым крепились пестрые перья. Едва покачиваясь от дуновений на ночном ветру, ловцы невольно притягивали внимание и завораживали. Эрен и сам не заметил, как его окутало умиротворением, из которого кто-то все-таки пытался выдернуть его — словно пса за строгий ошейник. Но даже несмотря на болезненные ощущения, он откинул полог и зашел внутрь, тут же утонув в цветочно-табачных ароматах и мелодичных звуках, создающих кокон и вбирающих все его тревоги. Здесь бы остаться… Здесь бы скрыться от всего, что обрушилось на него…       — Если решил так скрыться от своего бога, то не выйдет. — Знакомый голос. Эрен точно слышал его раньше. Но где? Осмотревшись, он никого не заметил и опустился на мягкий ковер с цветочным орнаментом, словно так и было нужно. — Я предупреждал, что псы его тебя найдут.       — Меня? Псы кого?       Наконец Йегер увидел своего собеседника, который словно выплыл из дымки, загремев бамбуковыми палочками, навешенными на нити. Тот самый индеец со стоянки, который наговорил ему ерунды и уехал на пикапе. Хотя это тогда чушь про собак только казалась чушью. Сейчас Эрен содрогнулся от слов индейского шамана:       — Сам знаешь. Ты связан с Шолотлем. Вот и мучаешься теперь, вот и убьешь ради него.       По телу прошлась ледяная дрожь, от которой тошнота подошла к самому горлу, не позволяя ответить сразу.       — Я… Никогда. — Чересчур много уверенности, даже шаман криво усмехнулся.       — Убьешь. Все, кто попадает в его лапы, убивают. Такова цена, — он вздохнул, — сделка такая.       Не смотря на Йегера, будто его здесь и не было вовсе, старик принялся открывать и закрывать склянки, расставлять их по нужным местам, а длинные маховые перья, вплетенные в его волосы и нашитые на куртку из кожзама, которую тот надел на голое тело, двигались в легком тумане из курений словно крылья птицы. Успокаивали. Даже вырвиглазные узоры из цветов на куртке казались здесь и сейчас уместными и не вызывали подсознательного желания назвать странного индейца фриком или чудиком. А может, Эрен просто уже привык ко всей этой сюрреалистичности за пару дней на фестивале. Он просто следил за действиями шамана и ждал, что будет дальше. Когда в руках старика оказалась нить крупных бусин, он присел напротив Эрена и, подавшись к нему, глубоко вобрал воздух.       — Он выбрал тебя. Теперь псы не отпустят, пока не заплатишь свою цену. Умрешь, едва захочешь что-то исправить или схитришь. Шолотль не прощает, он злобный дух. Угораздило тебя, конечно…       Эрен резко подался к старику, схватил его за плечи, умоляюще смотря в его серые, подернутые туманом глаза.       — Помоги мне, прошу, помоги! Ты же знаешь, что мне делать! Прошу! — Последний шанс нельзя было упустить, ведь все это значило, что Эрен не сошел с ума. Эта девочка, слова чудовища… Все было взаправду. — Что со мной творится?       — Эвона ты как! — Шаман не отстранился, но, сомкнув тонкие сухие пальцы на запястье Йегера, убрал его руки, возвращая себе личное пространство. — Я служу другой богине. Ты же сам выбрал своего бога.       — Я не выбирал! Не выбирал. И убивать не хочу… Только не Микасу. — Голос стал едва слышным, словно растворялся в этом дыму.       Индеец внимательно смотрел в глаза Йегера, и он снова ощутил, как где-то глубоко внутри содрогнулся второй Эрен, потревоженный цепким взглядом серых глаз.       — Именно ты, — констатировал шаман. — Не тот второй, что сейчас спит. Ты заключил сделку.       Это было невозможно. А вдруг это все розыгрыш? Идиотский розыгрыш с богами. И можно было бы ухватиться за эту мысль, если бы старик не упомянул про обе сущности Эрена Йегера.       — Почему ты все знаешь обо мне? О нас? — посыпались вопросы один за другим, но в голове их меньше не становилось. — Откуда узнал про собак и того бога? Да кто он вообще такой?       Шаман решил ответить только на последний. Начав неторопливо перебирать бусины в слегка скрюченных артритом пальцах, он размеренно заговорил, не выпуская взгляд Эрена из проницательного взора своих глаз.       — У моих предков было много имен для этого божества. «Шолотль», «Гонец», «Чудовище», «Паяц». Жестокий бог, как и почти все боги ацтеков. Карающий. Кровожадный. Бог грозы, загробного мира, повелитель вечерней звезды Венеры и проводник солнца из мира мертвых Миктлана на небосвод. Спутник душ, провожающий их в ад, как и его верные псы ксоло. Вот каков твой бог.       У Эрена начинала кружиться голова то ли от дыма, то ли от слов шамана. А может, и вовсе от его взгляда.       — Все началось в переулке три недели назад. Он… — Йегер снова содрогнулся от воспоминаний, — его голос пробудил меня…       — Ты ошибаешься, Эрен. Все началось гораздо раньше, — уверенно заявил шаман. — Все началось много лет назад, когда Шолотль создал тебя.       — Что? — Эрен сглотнул подступивший к горлу комок. — Создал?       — Да. Создал по своему подобию. Он дал тебе бытие, потому что твоя судьба — повторение его собственной. Ты душа-близнец, которая была вынуждена жить в пустоте забвения так же, как он — Шолотль — обитает во тьме Миктлана, в то время как его брат-близнец Кетцалькоатль — «пернатый змей» сияет в свете солнца. Ты обязан ему своим появлением, ты обязан ему своим пробуждением после. Ты обязан отплатить ему за это кровью жертвы, которую он избрал для себя и на которую указал. — «Обязан, обязан, обязан»… Эрен скрипнул зубами от злости. Снова его связывали цепями обязательств и долгов. Всем должен. Даже каким-то ацтекским богам с мудреными именами. — Принесешь жертву и будешь свободен. Навсегда свободен. Или умрешь сам.       Йегер в бессильной ярости и отчаянии сжал голову в тиски своих ладоней. Вдохнул до предела и, кажется, с избытком втянул в себя дым, сладкой горечью осевший на корне языка и проникший через кровь в мозг.       — Но я не могу убить Микасу! Не хочу!       — Не хотел бы, не согласился бы обменять ее жизнь на свою. Но ты — где-то там и тогда — дал согласие. — В отличие от его собственного, с надрывом, голос индейца казался равнодушно спокойным, а его лицо, испещренное сетью мелких морщинок, абсолютно бесстрастным.       — Да потому что я хотел жить, а не смотреть на жизнь из угла чужого существования! — рявкнул Эрен. — Потому что ненавидел ее! Ненавидел Микасу! Она только мешала и убивала меня. Они оба медленно душили меня своей сказочной любовью. Своими чувствами! Эмоциями! Своими жизнями!       — И теперь что же изменилось?       — Все изменилось. — Что он должен был сказать этому старикану, если сам не понимал до конца, когда все перевернулось вверх тормашками? В какой момент времени та, которую хотел убить, стала той, которую хотел бы защитить от всех? — Да блять! О чем я?! Что мне делать?! — Эрен бессильно опустил руки на ковер и снова взглянул с мольбой на шамана. Раз такой умный и все знает, должен же ему хоть как-то помочь.       — Существует легенда, как к шаману индейского племени Лакота явился паук, который сказал ему: «Есть множество дорог, по которым двигается человек — каждый сам выбирает свой путь. И в каждый момент жизни человеком владеют страсти. Если они добрые, то направляют его по верному пути, а если они злые, то человек идет по ложному пути». Так что найди свой верный путь, Эрен, тогда сможешь проскользнуть сквозь паутину рока. Как добрые сны проскальзывают сквозь ловца снов, а кошмары застревают в паутинном плетении его нитей. Такой совет передала тебе богиня Шочикецаль, которой я служу.       — Дельный совет ни о чем, — вырвалась ненароком мысль вместе с дымом, туманившим разум. Успокаивающим, стирающим границы тревог и волнений до полупрозрачного равнодушия и желания прилечь. — Голова кругом от ваших ацтекских богов. Одни имена чего стоят… Лук шалот… Щеки цапли…       Шаман внезапно сдвинул брови и с размаху треснул Эрену нитью бусин по голове.       — Шочикецаль, дубина! — проворчал он, вновь спокойный и рассудительный. И пока Йегер недовольно потирал макушку, очнувшись ненадолго от дымного дурмана, медленно поднялся и направился к прилавку, снова взявшись перебирать склянки, только на этот раз беря из некоторых из них крохотную щепотку растертых в порошок субстанций. — Не смей оскорблять имя «Оленьей матери». А то нашлет на тебя проклятие, станешь многодетным отцом пятерых детей от первого же соития.       Эрен аж подавился.       — Да вы совсем там, что ли? Язычники хреновы. Одному жизнь подавай, вторая без секса оставляет, — закашлялся он.       Индеец налил что-то из чайника в бумажный стаканчик, а затем протянул его Йегеру.       — Выпей.       — Что это такое? — Эрен недоверчиво понюхал напиток. Пахло вполне сносно. — Я после этого вашего зелья за скальпами бледнолицых не начну охотиться?       — Не после такой концентрации, — хмыкнул шаман. — Это слабый раствор из кактуса Сан-Педро, дурмана, коки и йопо. Он очистит твой разум от кошмаров. Пей. С ним тебя не настигнут псы Шолотля, а моя богиня возьмет твой сон под свое покровительство. Это единственное, чем я могу тебе помочь.       Эрен выпил непонятное пойло. Хуже уже все равно не будет. Хуже просто некуда. Засыпая на покрывале в окружении звука рокочущих перекатов крупы внутри посоха дождя, который откуда-то взялся в руке шамана, и в облаке курящегося табачного благовония, он ощущал, как его тело утопает в цветах, похожих на колокольчики, слышал шелест ветра и понимал птичьи голоса, щебечущие над Эреном с сильным китайским акцентом:       — Ты, друг мой, обещал угостить меня интересным чайком… — Смешок. — Хотя, вижу, что у тебя гости, которых ты уже радушно угостил. Позже тогда зайду.       Йегер сонно приоткрыл глаза, глядя, как зеленое ханьфу китайца у приоткрытого полога разрастается древесной кроной и нависает над ним приятной дремотной тенью. Где-то там за деревом возвышались огромные серые стены, а за ними слышался еле слышный собачий вой и разгорался пожар…       — Ему нужен отдых, — шептала трава под рокот дождя. — Шолотль не любит ждать, теперь его псы не отстанут от этой души, пока не получат свое.       — А, так вы уже оба… — Опять смешок. — Ну тогда спокойной ночи, сосед.       И Эрен утонул в цветах. Почти таких же приятных и мягких, как и объятия Микасы.

***

      Все, что касалось ацтекских богов, жертв, смерти, девочек и собак, казалось теперь — при ярком свете солнца — кошмаром. Твою ж мать! Если бы! Когда Эрен шагнул под тент, часы на смартфоне показывали полдень. Хорошо его ночью от чая вырубило, ничего не скажешь. Микасы, конечно, не было. В напоминание о себе она оставила бумажный пакет с круассанами на столе, недопитый кофе в кружке со следами помады и записку под ней: «Не теряй бандану, не смогла найти утром свою, а следы на шее слишком заметны». Эрен сел на стул и грустно улыбнулся, разглядывая ровный почерк записки, а потом и вовсе повел по нему пальцем, выводя вслед за наверняка спешившей Микасой буквы одну за другой. Сейчас бы плюнуть на все и забрать ее из того волонтерского болота, чтобы провести время вместе. Неважно где. Да хоть вот в русскую баню ее утащить — говорят, то еще извращение, на такой жаре загонять себя в адское пекло. Зато потом пустынный зной кажется освежающей прохладой…       — Не убьешь, сам умрешь.       Эрен резко вскинул голову и уставился на парочку улыбающихся мужичков в берцах, лосинах и сетчатых жилетках, которые смотрели на него, остановившись у своей — соседней — палатки.       — Ну ты, парень, даешь, — видимо, повторил один из сладкой парочки. — Вы там поаккуратней ночью, а то статическое электричество, все дела… Матрас и лопнуть может. Я знаю, чего говорю, продавал пару лет назад такие. На них нельзя так, — он сладко улыбнулся и хихикнул, — активно, как у вас…       — Учтем, — выдавил Эрен кривую улыбку и чуть ли не пулей вылетел из-под тента.       Блять. Еще советов от геев, как им с Микасой сексом заниматься, ему не хватало.       Микаса. Эрену очень захотелось увидеть ее, но встретиться сейчас с Аккерман было равносильно самоистязанию. Он не был пока к этому готов. Нужно еще время, чтобы подумать. Чтобы решить, как быть и что делать. Вот почему Йегер достал смартфон и быстро набрал сообщение:       «Меня поймали ацтекские боги. Не могу выбраться. Увидимся вечером».       Ни слова лжи. Конечно, Микаса восприняла все шуткой.       «Только постарайся без глупостей, Йегер. Оставь все глупости для вечера и моего присутствия рядом».       Эрен прочитал сообщение и горько усмехнулся. Лучше бы ты так не думала, Микаса.