Тень за моей спиной

      Закатное солнце неумолимо быстро катилось к горизонту, и подожженное им небо полыхало всеми оттенками оранжевого в недобром предзнаменовании судьбы. К черту такую фатальность! То и дело щелкая зажигалкой, Эрен отвернулся от слепящих лучей и наблюдал, как скользят по песчаной поверхности пустыни длинные тени. Мимо то и дело проходили люди, а безмолвные и безвольные двойники, не имея свободы действий, двигались за ними по пятам. Черные. Хмурые. Вечно молчащие близнецы. Почему-то это зрелище вызывало в Эрене непроходящее ощущение горечи. Возможно, оттого, что на протяжении семнадцати лет он и сам был подобным двойником. Разве что тот, другой, отбрасывал его — тень — не на поверхности окружающего мира, а внутрь своей души. Йегер снова щелкнул зажигалкой, прикрыв огонь ладонью. Занятно получалось — язычок пламени тени не отбрасывал. Истинный свет ее не имеет. Вот и идеальный послушный мальчик Эрен Йегер хотел быть таким светом — без видимой тени, которую прятал глубоко внутри себя. Только это все было глупо, потому что люди не Солнце, не звезды и не пламя…       И даже не боги, которые могут излучать ореол сияния вокруг себя. Да и Эрен Йегер — ни один из двоих — не бог. Он всего лишь человек, который не может противиться воле бога, так же, как человеческая тень не может пойти против воли хозяина.        Ход мыслей снова вывел Эрена к тому, о чем он, не переставая, думал весь день.       Все тщетно.       Выхода нет.       Кто-то должен будет умереть.       Когда-то трезвое мышление и завидный контроль над самим собой остались в прошлом. Исчезли. Эрен ощущал себя игрушкой в чужих руках, не способной разорвать нити, что связывали его целиком и полностью. Одно точно было известно Йегеру: откажется исполнить волю — умрет. Ему не осталось никакой возможности самостоятельно принять решение. Огромная божественная махина судьбы уже скрежетала шестеренками, перемалывая все желания Эрена. Но как можно было вот так просто взвалить на себя ответственность за жизни других? За жизни близких. Тех людей, воспоминания о которых принадлежали теперь и ему. Несмотря на попытки унять колкую совесть, убедить себя, что все предрешено и он уже ничего не мог изменить, Эрен вновь и вновь натыкался в своих рассуждениях на одну и ту же стену. От его рук никто не должен погибнуть. Этого нельзя допустить.        Нельзя допустить смерти Микасы.  Да ничьей.        Должен быть выход.        Ведь умирать самому тоже не хотелось. Умирать было страшно. Особенно, когда успел вкусить жизни. Почему вообще нужно было выбирать?          Пламя вырывалось из зажигалки с каждым щелчком и вновь скрывалось под серебристой крышкой. Йегер наблюдал за своими действиями, словно со стороны, словно все вокруг было миражом. Лучше бы это оказалось правдой. Только песок, подхваченный ветром, периодически касался щеки, а сердце в груди заходилось в ненормальном ритме.          Эрен не мог выбрать. Не мог определиться. Даже мысли свои собрать не получалось. Исчезнуть бы с Микасой. Вместе. Или… Нет. Микаса точно должна жить. Ни один человек настолько не был тверд в своих намерениях помочь Эрену, как Аккерман. Она занимала все его мысли. Почему вдруг нужно ставить свою жизнь выше ее? Что за извращенные фантазии непонятного божка, который вдруг решил поиграться судьбами людей? Внутренний крик разрывал грудь. Потребность скрыться ото всех росла с каждым щелчком зажигалки. Нужно было время, чтобы найти выход. Придумать хоть что-то. Забрать жизнь Микасы Эрен не мог позволить. Никому. А сам? Сам он готов был умереть? От таких мыслей голова шла кругом, а пальцы подрагивали. Умирать страшно. Смерть — забвение. Пустота. Просто исчезнуть. И ради чего?          — Красивая. — От внезапного голоса рядом Йегер едва не подпрыгнул.          — А? — Он вопросительно взглянул на паренька лет двенадцати, пинавшего камешки. Видимо, стоял уже давно, судя по тому, как пялился на серебристую зажигалку с лепестками пламени. Эрен уставился на нее, а после вновь перевел взгляд на парня. — Нравится?          — Есть такое, — хмыкнул он, неторопливо подходя ближе.          Может, именно это было выходом? Может, это та самая возможность, тот шанс, который подарит Эрену еще немного времени?          — Забирай. — Уверенно протянув на ладони надоевшую вещицу, Йегер заметил, как заблестели глаза мальчишки. Тот даже не сразу понял, что понравившаяся зажигалка досталась ему так легко. — Да бери уже и проваливай, — огрызнулся Эрен.          Парень, бросив «спасибо», схватил зажигалку и, щелкнув ею, умчался. Йегер провел ладонями по лицу и накрыл ими голову. Спрятаться бы на время, да характер не тот. Довольно с него было жизни по чьим-то указкам. Его руками никто не будет делать свои мерзкие дела.          — Если тебе что-то нужно, уродец, то делай все сам. Я не собираюсь играть в твои игры. Понял? — прошипел Эрен, скалясь. — Не сейчас. Не дождешься! Сделаю все так, как посчитаю нужным.       Часовой механизм судьбы, неумолимо отсчитывающий минуты до взрыва, остановился. Отдав зажигалку пацану, Йегер будто перерезал верный провод на таймере бомбы — так ему сейчас казалось. Все спасены. И никто не умрет. Во всяком случае — не сегодня. Пусть этот собачий божок катится куда подальше со своими жертвами во имя себя. Пусть катится туда же, куда канула вся Империя Ацтеков с приходом Эрнана Кортеса — в забвение. Боги не всесильны, раз не спасли свой народ от завоевания, разрушений и эпидемий. И Шолотль не всесилен, раз для убийства ему требуются чужие руки — руки Эрена Йегера.        — Хрена с два тебе, а не жертвы, слышишь, мудак?       Эрен развернулся к солнцу и краем глаза увидел полосу тени, которая рассекала песок точно в его направлении. Подняв голову, он уткнулся взглядом в Микасу. Она шла одна; наверное, и Армин должен был вот-вот появиться к обусловленным месту и времени встречи.       Без зажигалки в руках смотреть на Аккерман было уже не так страшно. Она не дошла: остановилась в паре шагов от Эрена, небрежным жестом вздернула солнечные очки на голову и расплылась в лукавой улыбке вместо приветствия.       — Скажи честно, Эрен, ты сбежал от меня ночью, потому что фея-крестная сказала, что в полночь чары рассеются и ты снова превратишься в бесчувственного чурбана, которого нельзя касаться? — спросила Микаса, не переставая улыбаться. — Или просто решил, что утром твоих силенок на повторение подвигов уже не хватит?       Эрен хмыкнул и засунул руки в карманы шорт. Чуть склонив голову набок и прищурив глаза от последних лучей солнца, он откровенно любовался Микасой, которая своей неподвижной статью, дистанцией, гордо вскинутой головой, лукавством в глазах и словами провоцировала его на ответные действия.        — Может, пожалел наших соседей, чтобы не будить их с утра твоими потрясающими громкими стонами. — Эрен не сдвинулся с места.       — Сам виноват, что так все получилось…       — Еще скажи теперь, — снова хмыкнул он, — что не понравилось, и это были стоны невыносимых мучений.       — Хочешь послушать еще раз, чтобы понять? — спросила Микаса, с вызовом сделав шаг навстречу.       Разговор вообще не имел значения. Они словно играли в игру на сближение: она сделала шаг и ждала ответного. Все ее существо говорило ему сейчас — подойти и присвой. Если можешь. Если хочешь. Если нужно. Аккерман не кидалась на шею, а ждала его решения. Свобода выбора, мать ее. Как так получилось, что она оказалась чуть ли не единственной, кто не требовал от него исполнения каких-то обязательств, а давал свободу?       Эрен мог. Хотел. Ему было нужно. Поэтому ответил тоже честно:       — Хочу. — И добавил после небольшой паузы вдогонку: — А еще узнать тебя хочу. Понять тебя хочу, Аккерман, за что ты мне такая досталась.       В награду за откровенность Микаса неожиданно сделала еще один шаг, очутившись почти вплотную к Эрену, а в следующую секунду вдруг уткнулась в его шею. Ему отчего-то казалось, что она до сих пор улыбается. И это вовсе не дыхание греет и щекочет — это все улыбка Микасы. Ее губы, словно невесомый язычок пламени, на секунду коснулись сгиба шеи в легком поцелуе, разогнав тьму и окончательно растворив все тени внутри Эрена.       — Эй, ты чего? — спросил он, растерявшись от внезапной легкости, с какой Аккерман нарушила правила игры и границы его личного пространства; от легкости, с которой он позволил ей это сделать. Все казалось таким правильным и естественным.       — Ничего. Не обращай внимания, — пробормотала Микаса уже в плечо. — Просто мне сейчас так хорошо.       Ее волосы защекотали шею, а грудь мягко прижалась к его груди. Спрятав за спиной руки, Микаса замерла в ожидании, предоставив Эрену последнюю возможность самому решить, отстранить ли ее от себя или обнять.       — Почему? — спросил он, метнув взгляд в сторону и заметив идущих к ним Энни и Армина.       — Потому что ты рядом и ты мне нравишься, — ответила Микаса так просто и спокойно, будто уже сотни раз говорила это Эрену, а он все никак не мог поверить, поэтому снова и снова терзал ее дурацкими вопросами.       Йегер вздохнул, совсем разомлев от ее слов. Пожалуй, самых приятных из всех, что сегодня довелось слышать. Черт. Разве после такого можно ее отпустить? Руки сами собой поднялись и потянулись вперед, обвив талию и перехватив спину. Эрен прижал Микасу к себе и, чуть склонив голову, тихо спросил на ушко:       — Всего лишь нравлюсь? — Улыбка вздернула уголки его губ вверх. — А вчера, лежа подо мной, другое слово говорила.       В плечо раздался добродушный смешок, а ласковые руки обхватили его торс:        — А вдруг ты от него сразу кончишь, как вчера.       Вот же внимательная!       — Аккерман, — исторгнул Эрен все еще на ухо с каким-то утробным рычанием, — будь уверена, сегодня первой кончишь ты.       Микаса проурчала что-то довольной кошкой и, извернувшись, с легкостью выбралась из объятий, чтобы поприветствовать Армина и Энни. Арлерт выглядел заинтересованно довольным. Встретившись взглядом сначала с Эреном, а затем с Микасой, он и вовсе расплылся в широкой улыбке на пол-лица.       — Извините, если помешали. — Энни подняла свободную руку в меланхоличном приветствии и улыбнулась. За вторую ее держал Армин.       — Не помешали. — Эрен опустил взгляд на руку Микасы, стоящей чуть впереди. — Мы тут всего лишь планы на вечер решили обсудить, пока вас ждали.       Нет. Поддаваться стадному чувству и хватать за руку, потому что так полагается делать всем парочкам, он не будет. А отыгрывать спектакль сегодня настроения не было. Да и нужно ли было его теперь отыгрывать, или они со стороны и без бутафорских эмоций смотрелись вполне счастливо? Впрочем, долго размышлять об этом не пришлось. Эрен упустил момент, когда его пальцы как-то сами собой переплелись с пальцами Микасы, а он так и не смог понять, кто из двоих проявил инициативу. Да и к черту все эти размышления. Вечерняя прогулка без цели, богов и серьезных разговоров расслабляла. Йегер просто молча шел рядом с Микасой, глядя на стремительно угасающий закат, и вполуха слушал ее разговор с Армином, изредка прерываемый короткими репликами Энни.        Может, он все это время был не прав? И наслаждаться можно не только деньгами, карьерой и достижением личных целей? Возможно ли ощущать себя счастливым, прогуливаясь вечером в приятной компании? Спросить бы сейчас мнение того, второго «я»…        Однако вопрос он задал совершенно другой:       — Что это? — и остановился как вкопанный недалеко от деревянной громады сюрреалистического купола. Скорее всего, Эрен не обратил бы на конструкцию никакого внимания, ведь подобных творений здесь были десятки, если бы не знакомый мальчишка с не менее знакомой зажигалкой в руке, вдруг выскочивший изнутри строения и прошмыгнувший аккурат мимо них куда-то в сторону фестивального городка.        — Просто одна из инсталляций, — почти безразлично пожала плечами Энни, когда все остановились, разглядывая деревянный арт-объект. — Бразильцы сделали. Если ничего не путаю, то называется Сина. «Судьба» на португальском. Посмотрите на округлость форм и закольцованность всех линий конструкции. Она полая внутри и будто куполом накрывает вас.       И правда, ажур и кажущаяся легкость стен, собранных из хаотично-искусно сколоченных досок, возвышались над песком и людьми невесомым ощущением безопасности. Всего лишь иллюзия защиты.        Эрену стало не по себе.       — На мышеловку похожа, — озвучил он свои мысли, разглядывая несколько открытых дверей, словно приглашающих внутрь. — Обманчиво много входов, но ни одной таблички с надписью выход.       Энни хмыкнула:       — Авторы хотели сказать, что от судьбы не уйдешь.       Армину, в отличие от Эрена, инсталляция явно пришлась по душе. Он разглядывал деревянные переплетения с нескрываемым восхищением. Впрочем, подумал Йегер, Армин был в восторге от любого изобретения, творения и каждой безделушки с самого детства.        — Впечатляет, — расплылся в улыбке Арлерт. — Даже не верится, что все эти деревянные сооружения сожгут в конце фестиваля.       — В конце? — вдруг спросила Микаса. — Почему тогда Сина начинает гореть уже сейчас?       — Что? Где? — встрепенулась Энни и, сощурив глаза, уставилась в направлении, куда показывала Микаса. — Странно. Возможно, авторы работы решили не дожидаться конца фестиваля и устроить перфоманс сегодня.       Запланированное мероприятие? Или парень, зажигалка, Сина — судьба?        В горле у Эрена вмиг пересохло. Все четверо, замерев, смотрели, как тонкая струйка белого дыма становилась все шире и выше. И вот уже за зыбкой пеленой блеснули робкие язычки пламени, которые с каждым мгновением набирали силу и мощь.       Энни права, от судьбы, и правда, не уйдешь. И пока друзья видели в пламени просто занимающийся гигантский костер, Эрену казалось, что его несет к необратимой развязке истории, что началась много лет назад.       А между тем первые всполохи поражали, не позволяли оторваться и поглощали все внимание. Огонь всех заворожил. Медленно расползаясь по сухим доскам замысловатой конструкции, он будто пропитал их светом и вдохнул в них жизнь. Кое-где сбоку дерево начало раскаляться докрасна и дышать жаром, который тек зыбким маревом, оборачивая полыхающую Сину в прозрачный кокон горячего воздуха — вот-вот доберется до наблюдающих. А желто-оранжевые языки тем временем тянулись дальше и выше, лизали все новые и новые доски. Прожорливая и неукротимая стихия. Страшная, но в то же время притягательная. Не оторвать взгляд. Не отвернуться. Только и остается, что с первобытным благоговением поддаться древним инстинктам и смотреть, не смея отвести взор. Без цели и смысла. Без возможности сбежать. Вот и Эрен, расположив руку на талии Микасы, наблюдал за происходящим, однако его мысли блуждали совсем в иных огненных лабиринтах. Несколько раз Аккерман толкала его в бок, указывая на что-то, но Йегер только коротко улыбался, кивал невпопад и, кажется, что-то отвечал. На фоне темнеющей бездны неба огонь казался ему предвестником катастрофы, скрывавшейся пока под горьким туманом. Таким же плотным и едким, как и дым, что растворялся в вечерних сумерках.         И чем ярче становилось пламя, а небо темнее, тем отчетливее раздавалось в голове Эрена рычание чертовых псов. Не выбить уже из себя, не заглушить и не унять гнетущее волнение. Собачья свора злобно скалила клыки и ждала… ждала чего-то неминуемого, предрешенного судьбой или чьим-то повелением.        Теперь ощущение, что Эрен привел Микасу на казнь, било в висках набатом.        Зачем они здесь? Почему стоят и смотрят? Он должен сделать что-то другое. Спрятать. Укрыть. Увезти дальше от этого поганого места. Туда, где не может быть никаких собак — никого. Только они вдвоем. Поэтому не смотреть. Оторвать взгляд. Сбросить колдовские чары огня. Йегер зажмурился, крепче прижал к себе Аккерман, а она приникла к нему и ткнулась макушкой в щеку. Как же захотелось взвыть, как те самые собаки, правда не только от злости, но и от обреченности и безысходности. От полнейшего осознания всех приятных чувств, что подарила ему Микаса, всех тех эмоций, которые Эрен наконец пропускал через себя, не страшась и не отталкивая эту часть человеческой жизни, которую раньше считал слабостью и ненужным придатком. Чувства — слабость? Почему он раньше так думал? Почему изменил свое мнение? Глаза снова открылись, но силы отвести взгляд от пожара так и не появились.         А между тем прожорливыми языками пламя рвалось наружу и облизывалось, поглощая сухое дерево. Теперь уже почти вся Сина была охвачена огнем и дымом, что вырывались из тесной клети дощатых узоров, а затем тянулись в небо к первым звездам. Раздался треск — сбоку обрушился самый край конструкции, взметнув целое созвездие искр. И неожиданно где-то среди этой борьбы темного и всех оттенков желтого мелькнула белизна, тут же привлекая к себе внимание. Эрен вздрогнул, ощутив давящую силу, которая исходила оттуда.        Ребенок.       Девочка.       Та самая маленькая девочка неторопливо шла внутри пекла, не привлекая ничьего внимания. Огонь словно окутывал ее, но не трогал. Платье, волосы, кожа — даже искры, казалось, облетают все это стороной. Когда же она остановилась и обернулась, то от вида улыбки и пустых черных глаз Йегер ощутил, что сейчас разорвется на части. Его будто окончательно приковало к тому месту, где он находился. И когда Микаса вдруг вскрикнула, то не сразу понял, что произошло.          — Там! — Аккерман дернула Эрена за руку, показывая в направлении зловещей «Имир». — Там девочка!        Если это и было наваждением, значит они видели его оба, оказавшись в ловушке собственных иллюзий. Только вот Эрен знал, что за отродье улыбается им из огня, а для Микасы картина была совсем иной, и от осознания этого внутренности скрутило узлом и тело прошиб холодный пот.         — Нет, Микаса, нет! Все не так. Совсем не так, как тебе кажется. Не смотри на нее, слышишь? — Мысли путались. Как объяснить, чтобы она поняла? Что сказать? К черту слова! Йегер с силой дернул Аккерман на себя и заключил ее лицо в свои ладони, глядя ей в глаза и не позволяя обернуться. — Давай уедем отсюда, прошу! Куда захочешь, но прямо сейчас!          — Ты с ума сошел?! — Микаса вырвалась, делая шаг назад. Испуганная. Ошеломленная. Ничего не понимающая. — Там ребенок, Эрен. Не видишь? — пробормотала она сорвавшимся от волнения голосом и вновь попыталась ринуться на помощь, бросив последний осуждающий взгляд на Йегера.          Только вот он не позволил. Аккерман едва не вскрикнула от той силы, которая сжала ее запястье. Не мог он пустить ее. Нельзя. Эрен слишком хорошо понимал: разожми он сейчас пальцы и никогда больше не коснется Микасы. Никогда не увидит ее и не прижмет к себе. Все закончится. Вся его едва начавшаяся сказка превратится в пепел и боль. Достаточно боли. Никто и никогда больше не причинит ему боль воспоминаниями — Эрен Йегер сам теперь решает, кого спасать, а кого нет.          — Не пущу, сколько ни кричи. Не пущу. — Его голос разлетелся стальным градом, обрушившись на Аккерман. Рука сдавила запястье железным обручем — сколько ни дергайся, не вырвешься из хвата. И пусть думает, что хочет. Пусть проклинает, считает бесчувственным уродом. Ненавидит? Да хоть ненавидит, но только пусть живет.          — Боже! — раздалось со стороны, и Эрен метнул взгляд туда, где еще недавно стояли Энни и Армин. Только вот они оба уже неслись к той самой девочке, которая продолжала сверлить своими пустыми глазницами Йегера. Сверлить до дрожи и улыбаться. Она вытягивала из него жертв во славу себя. — Уходи оттуда! Уходи! — кричала девчушке Леонхарт, стрелой летя к пламени, которое все это время обходило ненавистное Эреном чудовище.          — Энни! — Армин несся следом, и его светлая макушка, как и макушка Энни, почти сливались с цветом желтых языков, которые тянулись к ним навстречу, готовые радушно принять в свои смертельные объятия.       Армин! Догони! Поймай! Да утащи ты ее уже оттуда! Это же иллюзия! Мираж! Нет там никого! Только смерть ваша!        Остановитесь!         И Армин словно услышал Эрена. Когда Энни была совсем близка, чтобы вбежать за девочкой внутрь объятой пламенем Сины, когда огонь уже потянулся к ним, он наконец догнал ее, схватил за плечи и подставил спину вырвавшимся огненным языкам, упав вместе с Леонхарт на песок и прикрыв ее собой от опаляющего жара.        Молодец!       Однако до слуха Эрена только и донеслось «пожарная», когда Микаса, воспользовавшись моментом и его ослабевшим вниманием, все-таки вырвалась и устремилась за иллюзией, мелькнувшей уже в другом месте — туда, где только разгоралось пламя.       На ходу вздернув с шеи на нос бандану, она понеслась прямо в огонь, уже сейчас напоминая черный истончившийся силуэт на фоне желто-красного пожара. Густой воздух застрял в легких Эрена. Он колебался лишь секунду, и даже за это промедление был готов себя возненавидеть. Как можно раздумывать и что-то взвешивать, когда любимая могла сгореть заживо. Зачем такая жизнь? Зачем вообще жизнь без нее? Это ведь обычное существование. И чем он тогда отличается от животных?        Эрен сорвался следом, оставив где-то сбоку только-только поднимавшихся Армина с Энни, но даже на пределе своих возможностей не смог догнать Микасу, которая ворвалась в двери Сины, тут же скрывшись в пламени и дыму. Йегер влетел в двери следом, глотнув жар и копоть. Закашлялся, на пару мгновений ослепленный и дезориентированный пожаром вокруг. Блять! Ноги не хотели слушаться! В голове неистово выли псы. Все животные инстинкты, выработанные и закрепленные миллионами лет эволюции кричали ему — беги и спасайся! Огонь — смерть! Огонь — враг всему живому.        К черту инстинкты! Он выше их. К черту страх перед огнем! К черту псов, богов и весь мир! И Эрен двинулся вперед, пытаясь уловить слезящимися от дыма и жара глазами хоть какое-то движение. Не думать об огне, не замечать огонь. Просто идти вперед сквозь дым и найти Микасу. Он не может оставить ее здесь. Ни за что на свете!         Все вокруг было объято пламенем и трещало — вот-вот обрушится и погребет обоих под горящей древесиной. Йегер, закрывая нос и рот рукавом, пробирался вперед и едва смог выцепить Микасу взглядом почти в самом центре сооружения, задыхающуюся и уже готовую упасть в любой момент. Девчонки, конечно, нигде не было. Ловушка захлопнулась, и они вдвоем — Микаса Аккерман и Эрен Йегер — оказались в точке невозврата, где сейчас решалась их судьба.        Без раздумий Эрен кинулся к Микасе и потянул за собой обратно к выходу. Пламя полыхало повсюду, даже в глазах Аккерман, когда он лишь на мгновение взглянул в ее перепуганное и растерянное лицо. Псы надрывались торжественным хриплым лаем. Свобода маячила за пеленой дыма, рвущегося через открытые двери наружу. В носу и горле щипало от гари, языки огня скакали вверху по перекрытиям и сводчатому потолку, спускались вниз и облизывали балки, рядом с которыми двое людей пробирались к двери. Микаса начинала задыхаться в кашле, и Эрен силой тащил ее за собой, боясь оглянуться или задержаться хоть на мгновение. Только бы успеть! Успеть! К дверям!        Что-то сзади надломилось и треснуло, и Йегер рванул вперед быстрее, но, внезапно услышав скрип над головой, он сделал ровно то, что и должен был. Вот она какая — смерть Аккерман. От балки на голову? Да что б тебя, нелепый чертов божок! Никто больше и никогда не сможет загонять в рамки Эрена Йегера. Никто не заставит его делать выбор из предложенных вариантов. У него есть свой, который он принял. Никто!          — Живи, Микаса! — выкрикнул Эрен, подтолкнув со всей силы Аккерман к выходу, принимая свое последнее в этой жизни решение.        Она будет жить. Он умрет. Все до ужаса просто. Наверное, маме, оттолкнувшей тогда в переулке от себя сына, тоже все казалось очевидным и простым. Умирать было страшно, но для Карлы это была не просто смерть, а смерть во имя жизни. И для Эрена смерть в это мгновение тоже обрела свое значение.        Сверху раздался треск, посыпались искры и что-то тяжелое ударило по плечам. Конец? Глаза щипало от дыма, но все же Йегер смог разглядеть, уже придавленный к земле, что кто-то оттаскивал Микасу в сторону.        Собачья свора охрипла от лая и торжества.       Нужна была жертва? Так вот она. Хоть исчезнуть из этого мира, хоть стать навеки подручным — никакой разницы. Главное, чтобы жила Микаса.        Глаза закрылись сами собой, и Йегер почувствовал, как его потянули к выходу, значит, кто-то все же решил и ему помочь.          «Слышишь, засранец, сделай ее счастливой. Люби ее так, словно и я продолжаю жить. За меня люби».