Тень за моей спиной

      Сильнейший спазм сдавил горло, поэтому Микаса, оказавшись за границей огненной опасности, зашлась в кашле, который никак не позволял ей сделать полноценный вдох. Чьи-то руки оттаскивали ее от входа, а она даже слова сказать не могла, чтобы оставили в покое и помогли Эрену, который до сих пор находился внутри. За спиной раздался оглушительный треск и что-то рухнуло. Нет! Вместе с частью обвалившихся досок рухнуло вниз и сердце. Нет… Нет! Все не может закончиться вот так! Аккерман дернулась было обратно и сквозь слезящиеся от дыма глаза увидела перед собой размытый силуэт Энни, а затем и Армина, который все это время тянул ее от полыхающей конструкции, но теперь наконец усадил на песок и склонился, обеспокоенный, к Микасе.       — Эрен, — давясь кашлем, прохрипела она и указала рукой на пожар, собираясь с силами, чтобы броситься обратно, но в проеме двери вдруг показалась фигура старика-индейца, несшего на руках обмякшее тело Эрена.       Позабыв об опасности и жа́ре, они втроем почти одновременно кинулись вперед и помогли индейцу уложить Йегера на песок. Старик проворно спрыснул его лицо какой-то жидкостью и незаметно отошел в сторону, позволив друзьям оказывать дальнейшую помощь.       — Эрен! Эрен, ты меня слышишь? — Микаса склонилась ниже, осторожно убирая с его лба мокрые волосы и вглядываясь, как тяжело вздымается грудь от дыхания.       Ожогов на коже вроде бы не было видно, да и оба не так долго находились внутри, чтобы отравиться угарным газом. А значит, все будет хорошо. Эрен жив — и это главное.       — Микаса? — он открыл глаза, закашлялся, а затем приподнялся и огляделся в полной растерянности. Эрена словно выбросило в неизведанном месте, и он пытался сообразить, где сейчас находился.       — Эрен! — выдохнула Микаса с облегчением и улыбнулась. Отстранилась немного, чтобы дать ему больше пространства и притока свежего воздуха. — Ты как?       — Мика, что случилось? Где мы вообще? — удивленно спросил Эрен, и Аккерман не смогла сдержать эмоции — чуть было не вскрикнула от неожиданности.       Не может быть! Его голос и блуждающий мягкий взгляд были настолько знакомыми, что она непроизвольно приложила ладонь ко рту. Такое возможно? Почему? Микаса медленно отняла руку ото рта, чтобы выиграть хоть немного времени и собраться с мыслями, которые вспыхнули в голове сотней обжигающих ее искр.       — Ты в порядке? — спросила она, оставаясь неподвижной. Разве что глаза метались по лицу, в каждой еле заметной черте находя подтверждение ее догадки. Взгляд, положение бровей, сомкнутые губы и даже наклон головы — никаких сомнений не оставалось. Сейчас перед ней был Эрен. Ее Эрен. Тот, которого полюбила. Тот, кто защитил ее в больнице. Тот, кто кормил мороженым и был самым любимым, идеальным мужчиной на всей планете. — Эрен, как ты себя чувствуешь?       — Словно хорошенько так головой приложился. — Он криво и даже виновато улыбнулся, но тут же потянулся к Микасе, чтобы стереть с ее щеки темную полоску. — С тобой самой все нормально?       Осторожное прикосновение всколыхнуло воспоминания о других таких же бережных касаниях, которые она так любила и ценила и о которых пришлось позабыть на некоторое время. Только вот… Только вот вместо безграничной радости Микаса отчего-то испытывала странное чувство потерянности. Будто ее саму раскололо надвое. Она нерешительно улыбнулась, и Эрен, так и не дождавшись от нее ответа, задал следующий вопрос:       — Что тут вообще творится?       Вместо Микасы ответила Энни:       — Тебя только что чуть было не завалило горящими переборками вот в той полыхающей штуке, когда ты пытался спасти из нее Микасу. — Леонхарт хмыкнула. — Да вы оба отмороженные, ребята. Вчера все в пыли и ссадинах вернулись, сегодня чуть акт самосожжения не устроили. С вами не соскучишься. Хотя чего еще стоило ожидать от друзей Армина. — Она взглянула на своего возлюбленного и как-будто сразу немного оттаяла. Даже тон голоса потеплел, когда Энни снова обратила внимание на Эрена и продолжила: — Вот уж не подумала бы, что такой, как ты, так самоотверженно кинется в огонь. Удивил, однако.       — Как будто не ты первая бросилась спасать ребенка… — грустно усмехнулась Микаса и тут же помрачнела при мысли, что внутри никого в итоге не оказалось. Мистика какая-то. Но не показалось ведь! Эрен точно видел девочку, да и Энни тоже.       — Энни? — удивленно спросил между тем Эрен и искренне улыбнулся. — Приятно познакомиться, — произнес так радушно, что та даже смутилась. Пару секунд немигающим взглядом буравила его лицо в ожидании подвоха, а затем вдруг спохватилась и отвела взор.       — А ты все-таки надышался окисью углерода, Эрен. Давайте-ка я вас с Микасой в медпункт отправлю.       — Не надо в медпункт. Все в порядке. Просто нужно немного отдохнуть, а то голова кружится и тошнит. А еще… Мика, — Йегер притянул Аккерман к себе и заключил в объятия, — прости, я словно проспал половину своей жизни. Это… Мне… Мне жутко неловко.       Микаса обняла в ответ, не зная почему ей вдруг захотелось заплакать в этих родных объятиях. От счастья? От грусти? А может, от ужаса? Или от того, что она никак не могла в эту самую минуту понять саму себя? Поэтому ей так хотелось оказаться наконец где-то подальше от огня, людей — от всего на свете. Схватить Эрена за руку и убежать с ним на край земли, и уже там — в уединении и покое — наконец разобраться во всем произошедшем.       Голос индейца, о котором на время все позабыли, вытянул Микасу из омута собственных мыслей.       — Ты не помнишь части, ибо второй стороной выступал. Спрятанной, — произнес старик, глядя на Эрена. — Тебе дали шанс, не упусти его. — Он повернул голову в сторону огня, словно прислушивался к чему-то, а потом кивнул сам себе и равнодушно добавил: — Никто вас больше не тронет. Вы свободны. Вам эту свободу подарили, считайте.       — О чем вы? — тихо спросила Микаса, теперь внимательно разглядывая незнакомца, который все больше напоминал ей не просто индейца, а какого-то жреца-шамана. Уж слишком много странных побрякушек (даже для этого места странных) было на нем навешано и нарисовано. — Что это значит?       Старик повернул голову и пронзил Аккерман взглядом насквозь. Так глубоко заглянул в глаза, будто вывернул всю душу наизнанку.       — То, хорошая, что жить теперь можете в покое и любви. Вам это даровано. Вымучено и смертью подписано. — Он хмыкнул и покачал головой, а затем развернулся и пошел прочь твердой и уверенной походкой, и лишь тень под ним будто танцевала ритуальный танец — дергалась и колыхалась в неведомом ритме-отражении огненных всполохов.       Чьей смертью? Кем вымучено? Был ли в этих словах вообще смысл? Что происходит? И почему один Эрен вернул контроль над телом другому? Вопросы, вопросы — и ни одного ответа.       — Армин, — прервала затянувшееся молчание Энни, — проводи своих друзей до палатки, а я побегу к организаторам. Нужно выяснить, кто и зачем поджег Сину. Хорошо, что никто, кажется, ничего не понял и обошлось без жертв, а то такой бы переполох сейчас начался. Еще и с девочкой надо разобраться. Кто она такая и как здесь очутилась одна.       Армин кивнул, и Энни — серьезная и собранная, — махнув всем рукой на прощание, чуть ли не бегом направилась в сторону штаба организаторов, на ходу набирая номер на телефоне. Остальные поднялись на ноги и тоже двинулись прочь от уже догорающей Сины. Даже оглядываться на эту чертову штуку не хотелось. Зато после желто-оранжевого костра огни фестивального городка показались Микасе разноцветными брызгами праздника на фоне почти черного небосвода. Они не слепили и не пугали опасностью — наоборот, успокаивали. Будто все снова возвращалось из хаоса к порядку: мысли, чувства, сама жизнь… Ее Эрен снова был рядом. А с ним вернулось ощущение защищенности. Больше не нужно было скрывать свои слабости, быть постоянно начеку, находиться рядом с бурлящим жерлом вулкана — непредсказуемого, а от того манящего своей загадочной суровостью. Манящего?.. Микаса в задумчивости взглянула на Эрена и тут же отвела взгляд на далекие вспышки какого-то фантасмагорического лазерного шоу. Дальше шли почти молча. Даже Эрен, перекинувшись с Армином лишь парой дружелюбных фраз, надолго замолчал, с удивлением разглядывая место, о котором, очевидно, ничего не помнил. Шагая рядом с Микасой по территории фестивального городка вслед за бредущим чуть впереди другом, он держал Аккерман за руку и с любопытством озирался по сторонам.       — До сих пор не могу поверить, что мы все-таки здесь оказались, — пробормотал Эрен, когда мимо них проехал очередной мутант-мобиль, на этот раз стилизованный под светящуюся божью коровку, и пара полуголых рогатых «викингов» на велосипедах следом.       — Ну вообще-то это ты сам захотел, — не смогла сдержать улыбки Микаса, разглядывая ошеломленное лицо Эрена, который, может, рот от удивления и не открывал, но глаза распахнул точно шире обычного.       — Не я, — поправил он отстраненно.       — Да. Не ты, — согласилась Аккерман.       Наверное, Эрен по ее ответу и отсутствию удивления понял, что не нужно больше ничего скрывать или объяснять про себя и свое поведение. Знал, что Микаса понимает всю ситуацию. Он внезапно повернул к ней голову и понизил голос, чтобы Армин не услышал их разговор.       — Почему ты тогда тоже поехала? Ты ведь видела, что это не я. — Йегер сочувствующе обхватил ее за плечи, прижался губами к виску, а потом спросил: — Все было просто ужасно, да?       — Все было отлично, — не кривя душой ответила Микаса. — Не переживай.       — Хотелось бы верить. — Голос Эрена стал строже и недовольней. — Этот мудак забрал у меня все воспоминания с фестиваля. Ни одного эпизода не оставил. Не хочет, чтобы я знал о его мыслях здесь. Не хочет, чтобы смотрел его глазами.       — Возможно, ему хочется оставить что-то сокровенное только для себя, — предположила Микаса, мазнув взглядом по турецким шатрам-палаткам, мимо которых они как раз проходили.       — Я бы тоже, знаешь ли, хотел многое оставить только для себя, однако этот ублюдок знал все обо мне… и о тебе… обо всех и обо всем. — Эрен хмыкнул. — Не стеснялся наблюдать и рыться в моей памяти, а потом использовать это в своих целях.       Микаса еле сдержалась, чтобы не возразить. Возможно, сейчас Эрен и был во многом прав, но все равно тянуло опровергнуть такое отношение к его второй сущности, потому что оно было несправедливым. И Микаса теперь это знала и понимала как никто другой, но развивать тему при Армине казалось ей не очень правильным решением. Слишком личное и сокровенное могло бы вылезти в разговоре. Однако Армин, будто уловив ход ее мыслей, сам вызвался приготовить сэндвичи на ужин и принести кофе, поэтому в палатку даже заходить не стал, тут же отчалив в поисках какой-нибудь вечерней закусочной и пообещав вернуться минут через десять.       Эрен же включил в палатке фонарь и, усевшись на матрас, почему-то первым делом выхватил взглядом книгу; сразу вытащил ее из-под одеяла и прочитал название.       — Он так одержим своей карьерой, что даже на отдых книгу по финансам взял? Трудоголик-карьерист чертов. Ночами ее, что ли, читать на фестивале?       — Будь спокоен, Эрен, — Микаса аккуратно забрала увесистый талмуд и отложила его в сторону, после чего примостилась напротив Эрена, — ночами ничье зрение от экономики не портилось.       — Мика, тот, другой я… — Йегер вздохнул, собираясь с мыслями. Было видно, с какой неохотой он касается неприятной для него темы, но в то же время, видимо, решил не откладывать разговор в долгий ящик. — Ему нельзя давать власть над телом. Он может причинить всем вред. Хорошо, что ты не знаешь, какие ужасные вещи он говорил про тебя.       — Эрен… — Микаса замолчала, тоже не зная, с чего начать этот непростой для них обоих разговор. Как убедить, доказать, рассказать человеку перед собой, что внутри него живет не враг, которого нужно ненавидеть. Что та, вторая сущность Эрена Йегера, также хочет понимания и любви, как и все. — Эрен, что бы он ни говорил… Что бы ни думал… Я хочу, чтобы ты знал, что он вчера вытащил меня из расщелины, в которую я упала, а сегодня спас из огня…       Да. Он. Микаса была уверена, кто из них вытолкнул ее из дверей.       — Нет. Не верю, — замотал головой Эрен и пригладил волосы. — Он бы никогда не стал этого делать. У него нет души, Микаса, нет сердца.       — Неправда! — выпалила она громче и резче, чем следовало. По удивленным глазам перед собой поняла, что перегнула палку, поэтому тут же взяла себя в руки, смягчила тон и накрыла ладонь Йегера своей, аккуратно ее сжав. — Послушай меня, Эрен. Услышь меня. Та твоя сторона, которую ты все это время пытался спрятать в глубине себя, потому что считал ее воплощением своих недостатков, совсем иная. У вас обоих есть чувства. И вы оба нуждаетесь в одном и том же.       Взгляд скользил по ее лицу в попытке отыскать какую-то разгадку. Будто на ее ресницах, щеках или губах крылась подсказка для того, чтобы Эрен мог понять Микасу. Молчал. Искал, но так и не находил.       — Не понимаю. Почему он не пугает тебя? Почему ты… — он сглотнул и поморщился, будто откусил от лимона. — Мика! Ты защищаешь его! — воскликнул вдруг ошеломленно.       Микаса сильнее стиснула ладонь, вглядываясь в такие ясные и добрые глаза, от которых, оказывается, уже начала отвыкать за две недели. Теперь ей казалось, что в них чего-то недостает. Твердости? Упрямости? Может быть, какой-то холодной искры…       — Эрен, в тебе есть столько достоинств, о которых ты даже не подозреваешь, — мягко улыбнулась она, но Йегер стиснул зубы и усмехнулся.       — Нет там никаких достоинств, Микаса! — с горькой досадой парировал он. — Как может быть достоинством ненависть на весь мир, эгоизм, зависть и злоба?! Уволить сотрудников только за то, что они целовались во время рабочего дня. Шантажировать Ханджи Зоэ ее личной перепиской и фотографиями, чтобы поехать в конце года на конференцию. Потащиться в бар в попытке найти там какую-нибудь первую встречную, чтобы потом переспать с ней, лишь бы сделать больно тебе и мне. — Эрен изменил голос, подражая своему второму «я», и продолжил с насмешкой: — «Мне не нужны пустые отношения, которые не принесут никакой личной выгоды. Не нужна эта самодовольная Аккерман». — Последняя фраза знакомой интонацией больно кольнула сердце. Микаса понимала, что Эрен не врет. Она опустила взгляд, а он между тем продолжил уже своим голосом: — Он не может понять, что такое любовь. Потому что для него любовь — это боль. Умершая любимая мама — боль, холодная отцовская любовь — боль, наши с тобой отношения — тоже боль и мучительная медленная смерть. Даже твои прикосновения — боль. Вот почему он, тот другой я, не может любить.       Чушь!       — Может! Я видела. Я знаю. Просто ему никто и никогда не давал шанса узнать, каково это — испытывать чувства. — Микаса невольно дотронулась до платка на шее, скрывающего не только царапины от неудачного падения, но и следы прошлой ночи, а потом снова посмотрела на Эрена и перевела тему: — Ты когда-нибудь задумывался, что будь он рядом с тобой в детстве, то ни за что не позволил бы отцу так обращаться с вами? Вы нужны друг другу.       Йегер недоуменно уставился на Микасу, словно она только что сказала или несусветную глупость, или сразила его откровением, а затем упрямо тряхнул головой и отвел взгляд.       — Зря начал этот бессмысленный разговор, — отрезал он устало. — Того Эрена ты все равно больше не увидишь. Никто не смеет обижать тебя, поэтому никогда не допущу, чтобы он снова взял контроль, даже если вдруг почувствую, что он появился из небытия. Я слишком люблю тебя и дорожу тобой, Мика. Не позволю ему коснуться тебя мыслью, словом или пальцем.       В палатке повисла тишина, а в глазах снова защипало. Микаса наклонилась вперед и крепко обняла Эрена, который тут же утянул ее в свои ласковые объятия, от которых опять стало так тепло и невыносимо тоскливо. Тепло — от его близости. Тоскливо — от слов. Они были неправильными. Они испугали Микасу категоричностью и решительностью.       «Больше не увидишь…»       «Не допущу, чтобы он снова взял контроль…»       «Никогда…»       «Не позволю ему коснуться тебя»…       А если?.. А если она хотела увидеть? Хотела почувствовать еще касания? Хотела поговорить? Один раз… Или даже не один… Не один… Слишком многого не сказала, слишком мало еще узнала, слишком тянуло к нему… к такому не похожему на всех, с кем когда-либо близко общалась.       — Ты моя, — прошептал тем временем Эрен, стиснув ее крепче.       — Твоя. Вся твоя, — ответила Микаса ему на ухо, сама еще не понимая, что хочет сказать — казалось, что слетающие с губ слова опережают мысли. — Только и ты будь тогда весь моим, Эрен Йегер. Целиком. — Она почти вплотную прижалась губами к уху, будто так могла добраться до самых потаенных участков его души и сердца. Все еще шептала, но самой ей в этом надрывном шепоте слышалось отчаяние: — Слышишь? Слышишь же, да? Даже не надейся, что оставлю тебя когда-нибудь во тьме и одиночестве. Потому что люблю тебя.       — Ты куда? — только и успел спросить Эрен, когда Микаса выбралась из теплоты его рук и поспешно встала.       — Скоро вернусь, — ответила она уже на выходе. — А тебе сейчас нужно отдохнуть.       А ей подумать.       — Микаса! Ты в порядке? — окликнул Армин, с которым она чуть было не столкнулась, когда вылетела из палатки.       — Да. — Микаса, судорожно вздохнув, вцепилась пальцами в завязанную вокруг шеи бандану и, опершись второй рукой о разрисованный бок фургона, прислонилась к нему лбом, пытаясь не взорваться от раздирающих ее мыслей и рвущихся наружу эмоций.       — Ничего не в порядке, — спокойно констатировал Армин, понизив голос. Он поставил подставку с тремя стаканами на крышу машины и повернулся к Микасе. — Иди сюда. — Осторожно тронул ее за плечо. — Зацени, какая у меня зачетная футболка, на ней не будет видно мокрых пятен, если ты вдруг решишь поплакать.       — Я не собираюсь реветь. — Аккерман поспешно вытерла глаза, глубоко вздохнула пару раз, а потом выпрямилась и посмотрела на Армина. — Тебе просто показалось.       Арлерт кивнул в знак согласия, ободряюще улыбнулся и направился к задней части фургона. Распахнув обе двери, он добрался до сумки-холодильника и достал оттуда хлеб, ветчину и сыр, а затем уселся на край и принялся размеренно готовить сэндвичи. Микаса, не зная куда себя деть, вытерла руки салфеткой и молча начала помогать ему.       — Это же тот Эрен, которого мы все знаем. Разве ты не рада? — спросил наконец Армин и положил первый готовый сэндвич на тарелку. — Разве ты не этого хотела?       — Нет. Не этого, — честно ответила Микаса, и Арлерт, взяв второй кусочек хлеба, поднял на нее удивленный взгляд.       — Ты что, выбрать теперь не можешь из них двоих?       — Почему я должна выбирать, Армин? — задала она встречный вопрос. — Скажи мне, какую Энни ты любишь меньше: веселую или задумчивую? Грустную или радостную?       — Но ведь это все одна и та же Энни, какое бы настроение у нее ни было… — растерялся Армин.       — Вот и с Эреном так же, — кивнула Микаса. — Это все еще Эрен, какой бы он ни был. Понимаешь меня? Я не хочу выбирать. Я просто хочу примирить его с самим собой, потому что обе его стороны страдают от этой разорванности. Пусть он простит и примет вторую свою часть, а не рвет душу надвое, чтобы спрятать от всех и особенно от себя воспоминания, как делал это на протяжении семнадцати лет. Подавлял свое чувство вины из-за того, что не смог помочь маме. Подавлял часть, которая была неугодна его отцу. Даже сейчас спрятал свои чувства, потому что… не знаю… может, считает их слабостью или, и правда, не хочет показывать что-то личное… — Микаса положила на тарелку второй сэндвич и уселась рядом с Армином, задрав голову и прикрыв веки. — Как же все запутанно, Армин!       — Почему бы тебе тогда не поговорить с индейцем, который его вытащил из огня? Если дело касается разделившихся душ — индейцы в этом лучшие советчики. А этот еще и шаман, судя по всему.       Микаса даже хмыкнула. Открыв глаза, она начала вглядываться в звезды, выискивая знакомые созвездия, многие из которых, конечно, знала с детства, а кое-какие ей пару месяцев назад показал Эрен, когда они гуляли с ним до поздней ночи.       — Армин, на дворе двадцать первый век, а ты мне предлагаешь обратиться за помощью к шаману, у которого и высшего образования, наверное, нет, — ответила она с иронией. — Хорошо, что нас Гриша Йегер не слышит, а то всех троих к психиатру бы отправил.       — Микаса, — Армин нисколько не обиделся, его голос казался таким же спокойным и умиротворяющим, — для народной мудрости, прошедшей сквозь века, высшее образование вообще не показатель. — Он указал пальцем на небо. — Посмотри вон на ту звезду почти у горизонта в созвездии Девы. Хотя это и не звезда вовсе. Это Венера. Ацтеки считали, что у нее есть два воплощения. За одно из них, утреннее, отвечает бог Кецалькоатль, а за вечернее — его брат-близнец Шолотль. Первый прекрасен, второй — уродлив. Видишь, даже древним индейцам было известно про раздвоение душ.       — Теперь я, кажется, знаю, откуда Эрен так хорош в вопросах астрономии…       Армин рассмеялся и взлохматил свою макушку:       — Да. Мы в гараже собрали как-то телескоп. Хорошо жить в Неваде, здесь почти всегда ясное небо и куча звезд, особенно, если обитаешь в пригороде и иногда бьешь лампочки в уличных фонарях, чтобы избавиться от светового загрязнения. Но про лампочки — это секрет, так что тс-с.       Микаса улыбнулась:       — Я рада, что у Эрена в детстве был такой друг, как ты, Армин. И что сейчас ты тоже с ним рядом. — Она поднялась со своего места. — Поужинаете с Эреном одни? Я хочу найти Энни и разузнать, могу ли помочь с поисками той девочки, которую мы с ней видели в огне.       После разговора с Армином шторм в душе немного утих. И пока Микаса шла в сторону штаба организаторов, то брошенная Армином мысль о шамане никак не выходила из головы. Как бы то ни было, решила после долгих раздумий Аккерман, она действительно должна его найти и по крайней мере сказать «спасибо», что помог вытащить Эрена. А там уж как дело пойдет.