Змейка

Чжун Ли крутился возле плиты, заваривая чай. Очень надеюсь, что быстрорастворимый. От скуки легла на холодную поверхность стола. В комнате чисто, но как-то необжито, словно человек только переехал и достав вещи первой необходимости успокоился. — Чжун Ли, а у вас есть питомец? — от нечего делать взяла прядку своих волос и начала вертеть в разные стороны. — Нет, — не отвлекаясь, ответил. — Зря. С ними не так одиноко, — положила накрученные волосы на выпученные губы. — Что Вы делаете? — поймала себя на невольном сравнении Чжун Ли с учителем, что смотрит на очередную выходку неразумного ребёнка. Хм, ему бы ещё очки, и прям в яблочко будет. — Мне скучно, — ответила, как нечто само собой разумеющееся. Слегка пожала плечами, — Говорить со мной Вы не хотите. Развлекаюсь, как могу, — постаралась подвигать импровизированными усами и поиграть бровями вверх-ввниз. Неудачно однако. — О чём хотите поговорить? — отодвинув стул, сел напротив. В отличие от меня, он сидел прямо, положив руки на стол в сцепленный замок. Прямые тонкие пальцы, что обычно скрыты за перчатками, испещрены многочисленными шрамами. — Я думала, Вы мне не доверяете, — выпрямилась, — можно? — положила руку на стол ладонью кверху. — Вы их заметили только сейчас? — со странной интонацией произнёс. — Ну да, — немного задумчиво протянула, — у вас и на теле есть шрамы? Чжун Ли сидел неподвижно, застывше. Если так припомнить, то во время игры ни я, ни Тарталья не угадали его прошлое. Может, ранее он был каким-нибудь якудза? — У меня плохое зрение, — змеи часто слепы, — Обычно при разговоре стараюсь смотреть на лицо и слушать голос. Это помогает ориентироваться. — Почему не носите очки? — потому что не помогут. — Как можно прятать такую красоту? — кокетливо придвинулась ближе, показывая эту самую красоту. — Хм, действительно необычны, — выдал свой вердикт. — И всё? Что, даже не скажете, какой это необычный оттенок и какой насыщенный цвет? Что за жизнь? Сам себя не похвалишь – никто не похвалит, — показушно причитала. — Вы и сами с этим прекрасно справляетесь, — своеобразно поддержал. — Раз Вы знаете мой секрет, то можете не переживать, что Вас видели полуголым, — подмигнула, — я ничего не рассмотрела, — куда больше волновали его глаза. — Хотите это исправить? — несколько мгновений осмысливала сказанное. — Нет. Мне и так хорошо живётся. К тому же я девушка приличная, как бы ответственность взять не пришлось, — перевела всё в шутку. — Юйхуа, — он вздохнул, — зачем вы ко мне пришли? — устало оперся спиной о спинку мягкого стула. — По правде говоря, я не знаю, — неловко улыбнулась, повторяя его движение со стулом, — Не уверена, чем я думала, когда решила, что нанести ответный визит вежливости необходимо сделать именно сейчас. — То есть, Вы его в любом случае сделали бы? — уточнил. — Конечно, — уверенно, немного возбужденно, подтвердила, — У меня плохое зрение, а не память. — Почему не Ху Тао? — ну нет, с начальством ссориться себе дороже. — Во-первых, я не знаю, где она живёт, а во-вторых, это не она вызвалась мне помогать с Кор Ляписом, — шах и мат, инициатива наказуема. — Вы не думали, что я мог быть не один? — разумный вопрос, вот только чего ты им сейчас добиваешься? Ссоры? — При всём уважении, Чжун Ли, но чтобы быть с Вами, нужно быть либо таким же педантом, либо любить до гроба. И первое, и второе весьма сомнительно, — прикусила язык от своих же слов. Это было резко, грубо и жестоко. Молодец, Гиессия, чем тебе так насолил этот человек, что так его кусаешь? Хотелось отмотать время вспять и не произносить этот кошмар. Но глупая обида от осознания, что он сам не против быть с кем-то… с кем-то другой взыграло противной тупой, игристой, острой ревностью. Очнись. Ты ему никто. Сама решила стать ему никем. — Вы любили? — раздался голос Чжун Ли, — Любили так, что когда Вы вместе, всё равно, что происходит? Когда Вы рядом, не чувствуешь проблем, забот, тревоги, несбывшихся ожиданий, просто потому что рядом она. Мне было всё равно, что будет завтра или что подумает весь мир, потому я любил её. Яркую, весёлую, свободную, упрямую, даже, когда она была другой, неважной, разбитой или подавленной, я любил её, — каждое новое слово, словно прочерк наждака по сердцу. Больно от этого откровения, признания, — Я не хотел её неволить, — он замолчал, прикрыл глаза, немного хмурясь, — Она сказала, что обязательно вернётся. Я отпустил её, — горько, болезненно произнёс, открывая свои удивительные глаза, — Вы любили? — Нет, — в горле образовался ком. Одно единственное слово далось с трудом. Я никогда так не любила… — Знаете, что самое поганое? — отрицательно покачала головой, боясь даже дышать, чтобы не нарушить эту напряжённую атмосферу откровенности, — Вы на неё похожи. Эти жесты, слова, мимика, даже глаза… они особенно выводят из себя. Я злюсь рядом с Вами. Я чувствую себя обманутым, использованным, грязным, ведь это не она ходит со мной на работу, не она дурачится, когда дразнит, не она сидит напротив меня. Вы словно наказание. Молча отодвинула стул, что с громким скрипом отъехал. — Спасибо за гостеприимство, — не обрачиваясь ушла. Это слишком. Слишком много всего. И больно, и горько, и тошно, а ещё жалко. Я считала его бесчувственным, замкнутым, в какой мере нелюдимым, а оказалось, что там внутри вулкан, гейзер, тайфун. Слишком много. Слишком плохо.