Змейка

Ветер, словно игривый котёнок, холодными лапками касался открытой кожи ног, рук, шеи и лица. — Пусти меня на землю. Я создание наземное, не рождённое летать, — выговаривала через зубы, цепляясь за него сильнее. Пальцы казалось въелись в его одежду, так крепко и плотно они были сжаты. — Вам страшно? — услышала недоумение. — Нет, что вы. Просто резко поняла, как люблю жизнь. Я её и до этого любила и ценила, но сейчас особенно, — я не прятала лицо, несмотря на трусливое желание убежать, скрыться от этого вида. В груди стучало сердце. Его удары как будто нарушали правила анатомии и приходились на рёбра. — Вы мне не доверяете, — сделал правильный вывод Чжун Ли. Мне показалось, что он даже руки немного опустил от такого вывода, от чего даже умудрилась подпрыгнуть, вцепляясь ещё сильнее. Только звука рвущейся ткани мне не хватало. — Опустите меня на землю, — повторила просьбу бесчувственно. Словно снова все чувства высосали. Только пустота внутри. Такая серая и громкая в своей тишине. Она ужасна. Мы начали снижаться. Красивый, захватывающий вначале дух вид сдулся, как воздушный шарик, померк, стёрся. Чжун Ли приземлился мягко, плавно, будто и не парил в воздухе, а всего лишь сделал шаг вперёд. — Юйхуа, — рука в перчатке потянулась к лицу, к чёрным, выбившимся прядям, что закрывали лицо. Дёрнулась от этого жеста, вырываясь на свободу. Ноги не были ватными, больше тяжёлыми, словно затёкшими. Чжун Ли никогда не был мне мерзок, он даже был мне симпатичен, может, немного интересен; даже, когда узнала, что он адепт, один из приближенных Гео Архонта, всё, что испытывала - это опасение, но сейчас, когда он вольно или невольно ткнул в моё больное место, он стал мне просто отвратителен. — Всё что я прошу, это всего лишь держаться от меня подальше, — ненавижу быть беспомощной. Быть слабым — не зазорно, бояться — не зазорно, не знать — не зазорно. Это всё лишь толчок, чтобы стать сильнее, лучше, совершеннее. Но беспомощность жестока, бескомпромиссна, в ней нет вариантов. Нет других вариантов кроме как сдаться, — Всего лишь подальше, — подняла на него взгляд. — Я не могу, — мне чудится жалость в столь бессердечных словах. А мир всё идёт. Вода журчит, лягушки поют, светлячки издают свой удивительный, неповторимый звук, шумит камыш. Жизнь продолжается несмотря ни на что.