Catharsis // Катарсис

— Авалон, ты должна проснуться, — сказала Зельда, стягивая одеяло с кровати своей соседки по комнате. — Ты опоздаешь на занятия! — Мне плевать, — с раздраженным вздохом пробормотала она, пытаясь укрыться простынями. Она успела поспать всего четыре часа с того момента, как вернулась после вечера с Лестрейнджем, и отчаянно пыталась остаться в уютной кровати на каждую возможную секунду дольше. Авалон Хендрикс точно нельзя было назвать ранней пташкой. — Это только второй день учебы, не заставляй меня так рано выливать на тебя воду. — Ладно, ладно, — проворчала Авалон, переворачиваясь лицом к Зельде, которая уже была полностью одета. — Я встаю. Довольна? — Очень даже, — сказала она, смотря как Авалон слезает с кровати. Судя по тому, как много усилий та приложила, чтобы подняться на ноги, можно было подумать, что Авалон была трупом, вылезающим из собственной могилы. Зельда сделала мысленную заметку запомнить, что по утрам соседке определенно не хватает ее обычного самообладания и достоинства. — Ты поздно вернулась вчера. Авалон кивнула. — Где ты была? — На экскурсии по территории. Глаза Зельды прищурились. — Эта экскурсия случайно не включала в себя теплицу? — она приняла молчание Авалон за ответ и вздохнула. — Дорогая, я говорю это, только потому что беспокоюсь о тебе. Лестрейндж проделывает этот трюк с каждой девушкой в школе. — Я не собираюсь на это вестись, не переживай, — сказала она, и лицо Зельды расслабилось. — Просто будь осторожна, хорошо? Вся эта компания… они… — она притихла и просто посмотрела на стену перед собой. — Они что? Зельда сделала глубокий вдох, и Авалон увидела, что той трудно было подобрать правильные слова. — Наверное, мне не стоит судить людей, не зная их достаточно хорошо. — Нет, я хочу услышать, что ты собиралась сказать. Я не буду осуждать тебя за высказывание своих мыслей. Зельде потребовалось мгновение перед тем, как продолжить говорить. — Они опасные. И я не имею в виду «подлые», или «грубые», или… нет, нет. Опасные, в самом жестоком, порочном смысле этого слова. И я на самом деле не могу описать почему. Некоторые из них лучше других… но все они скрывают в себе тьму. Это пугает меня. — Почему ты так считаешь? — Они дружат, лишь потому что все они чистокровные. Сомневаюсь, что хоть кто-то из них считает, что маглорожденные заслуживают дышать тем же воздухом, что и они. И я не знаю. Я вижу это. Я чувствую это. И, может, я со своими безосновательными обвинениями не права и ужасно сурова по отношению к этим ребятам, но я просто…. Я смотрю на Реддла и Лестрейнджа и не вижу даже подобия души в их глазах. Авалон знала, что Том Реддл был полукровкой, и ей было интересно, стала бы его шайка идти за ним, если бы они тоже знали правду. Зельда вздохнула. — Они следуют за Реддлом повсюду, словно он бог. Он чертовски способный волшебник, нельзя отрицать, но это выглядит так, будто он их околдовал, — она потрясла головой, чувствуя вину за то, что порочит своих сверстников. Авалон не могла не подумать, что сердце ее соседки, ей же во вред, было слишком чистым. — Как я и сказала, я могу ошибаться. Я не хочу, чтобы ты почувствовала, будто не можешь быть их другом, я только надеюсь, что ты будешь осторожна. Я доверяю твоим суждениям и уверена, что ты примешь правильное решение, — она хлопнула руками. — Прости, я заболталась. Одевайся! Нам нужно идти на урок. Авалон улыбнулась Зельде, встречая любезную улыбку в ответ, и подошла к своему шкафу, чтобы достать форму и мантию. Она быстро переоделась, убедившись, что стоит спиной к стене, чтобы спрятать шрам на спине. Зельда видела бесцветные следы на руках и ногах Авалон, но решила не давить на свою соседку насчет этого, однако огромное «ПРЕДАТЕЛЬ», вырезанное на спине, все еще было тайной, которую Авалон не собиралась открывать в ближайшее время. Она торопливо закончила одеваться, и они вышли из Башни Когтеврана, чтобы добраться до своих классов. Зельда оказалась в кабинете Заклинаний вовремя, а Авалон успела ворваться на Защиту от Темных искусств за мгновение до того, как профессор Меррисоут встала, чтобы начать урок. Она заметила, что оставалось всего одно свободное место, и оно было рядом с Лестрейнджем, несомненно, специально. Слова Зельды о нем снова и снова играли в ее голове, когда она подошла и села на стул рядом с ухмыляющимся парнем. Он почти сразу же наклонился, не теряя времени, и сказал ей приглушенным голосом так, чтобы услышала только она: — Моя постель была ужасно холодной этой ночью. А что насчет твоей? — Теплая, как летний день, — самодовольно ответила она, получая смешок от него. — Доброе утро, класс, — сказала профессор Меррисоут, заставляя Лестрейнджа замолкнуть, прежде чем он смог сказать еще хоть слово. — Если вы все откроете ваши учебники на странице 429, мы начнем занятие. Авалон взяла свою книгу и перелистнула до нужного места. Она оглянулась на класс, пока ее сверстники лениво открывали учебники, и обнаружила старосту, который сидел через ряд от нее и Ксавьера. Посмотрев в сторону Реддла, она встретилась с ним глазами. Он не удосужился отвернуться, просто продолжая удерживать ее пристальный взгляд. Она не могла не подумать о том, как он смотрел на нее предшествующей ночью. Безумно, раздраженно, хаотично. Так непохоже на обычно собранного самого себя. Она разорвала зрительный контакт с ним, когда Меррисоут заговорила снова. — Сегодня мы будем обсуждать Непростительные заклятия. Авалон почувствовала, как кровь застыла в жилах. — Прежде чем мы начнем, я бы хотела напомнить каждому о серьезности этих заклинаний. Они называются непростительными не просто так. Любой волшебник или волшебница, который решит использовать этот вид магии на другом человеке, подлежит немедленному наказанию высшей меры. Мы изучаем эти заклятия, чтобы обеспечить вас знанием на случай, если возникнет необходимость защищаться от них. Однако использовать их категорически запрещено. Я ясно выразилась? Хор согласного «да, мэм» прозвенел на весь класс. — Отлично. Кто-нибудь хочет сказать классу названия трех Непростительных заклятий? Том поднял руку. — Круциатус, Империус и Убивающее заклятие. — Очень хорошо, мистер Реддл, — она осмотрела класс, останавливаясь взглядом на Лестрейндже, который пялился на Авалон, не уделяя должного внимания уроку. — Мистер Лестрейндж, если вы можете ненадолго перестать глазеть на вашу однокурсницу, пожалуйста, скажите классу, на что способно каждое из этих заклинаний. Лестрейндж издал раздраженный вздох перед тем, как обратить свое внимание на профессора. — Что ж, Круциатус — это, по сути, пыточное заклинание, вызывающее невыносимую боль у того, на ком оно применяется; тогда как Империус дает волшебнику возможность полностью контролировать жертву, заставляя ее, не имея свободы воли поступить иначе, выполнять любое требование. Убивающее заклятие, как и предполагает название, лишает жизни: моментально и безболезненно. — Верно, — сказала Меррисоут. Она продолжила говорить что-то об использовании и истории заклятий, но Авалон не могла сосредоточиться. В ее сознании проплывало воспоминание о Гермионе, под контролем Империуса режущей ее спину кинжалом. О чувстве, когда кости готовы были вот-вот раздробиться внутри, пока она кричала под эффектом Круциатуса. О зеленой вспышке света Убивающего заклятия, ударяющей ее друзей, ее учителей, ее однокурсников прямо в грудь. О них, падающих на землю с пустыми глазами, безжизненными лицами. Этот зеленый свет. Этот проклятый зеленый свет. Это всегда был зеленый. Она помнила, как ее собственная палочка выстрелила красные искры, разрывающие внутренности Пожирателей смерти, пока она смотрела на них, под давлением Круциатуса заставляя упасть на колени, прежде чем взглянуть прямо в их жалкие, полные ненависти глаза и увидеть, как ее палочка выпускает зеленую линию, обрывая их жизнь тем же путем, которым они оборвали жизни многих других. Всего лишь год назад она бы ни за что не подумала, что может заставить себя использовать Убивающее заклятие. Но сейчас она знала, что отчаянные времена требуют радикальных действий. Око за око, жизнь за жизнь. Она посмотрела на Тома, и ее пальцы, дрожа, сжались вокруг пера, она чувствовала как ярость текла по венам. Однажды она увидит, как точно такой же зеленый свет попадет ровно в его грудь, и она наконец-то, впервые за целую вечность, почувствует мир и спокойствие, когда его пустые глаза закроются в последний раз. Его голос вырвал ее из своих мыслей. — Профессор, исключительно для понимания серьезности этих заклятий, не могли бы вы продемонстрировать их нам? Может быть, на одном из тех существ, которые есть здесь у вас, — сказал он, указывая на собрание маленьких животных, запертых в клетках по кабинету. — Мистер Реддл, мне с трудом верится в необходимость физически видеть заклятия в действии, чтобы понять их серьезность, вы так не считаете? — Как раз наоборот, на самом деле, — ответил он. Его голос был непоколебимо спокойным. Он был хорош в том, чтобы заставить себя звучать невинно любопытным, когда сказал. — Я не думаю, что кто-либо может действительно осознать жестокость этих заклятий, пока не увидит их в действии. Авалон не могла не издать насмешку отвращения, заставляя Лестрейнджа рядом с ней хихикнуть. Меррисоут на мгновение замолчала, прежде чем вздохнуть и подойти к клетке, в которой она как экспонат хранила чертенка. Перенеся клетку в центр класса, она на мгновение посмотрела на нее, будто сомневаясь в дальнейших действиях, после чего открыла рот: — То, что я собираюсь сделать, я делаю исключительно в научных целях. Слабо выдохнув, она развернулась лицом к чертенку и проговорила: — Империо. — Чертенок замер на месте. — Под эффектом Империуса я могу полностью контролировать его, он будет делать все, что я пожелаю, — по ее команде существо начало прыгать по клетке, неестественно двигаясь. Это вызывало у Авалон тошноту. Еще больше нервировало то, с каким удовлетворением, написанным на губах, Том смотрел на животное. Ей стало плохо, но она не могла отвернуться. Шрам на ее спине внезапно пронзило болью, словно это была открытая рана. Она вздрогнула от мысли о Гермионе, под эффектом Империуса разрисовывающей ее спину, как чистый холст, готовый окрасится в багровый, теплой кровью. Лестрейндж взглянул на Авалон, но та не заметила. Он смотрел, как она все сильнее и сильнее сжимала перо, пока ее костяшки не стали белыми. Ее пальцы неконтролируемо тряслись. Он положил свою руку поверх, но она почти не обратила на это внимания. — Следующее заклятие — Круциатус, — сказала Меррисоут, делая паузу, чтобы глубоко вдохнуть, прежде чем четко произнести: — Круцио, — пронзительный крик наполнил кабинет, и существо забилось в конвульсиях, моля о милосердии, когда заклятие овладело его чувствами. Авалон казалось, что ее голова сейчас расколется. Боль от заклятия оставалась еще свежей в ее сознании. Она была уверена, что никогда не забудет, на что похожа пытка от Круциатуса: она была такой, словно все ее кости разрушались изнутри, пока огонь сжигал внутренности, разбивая ее сердце, дух и разум одним невыносимым взрывом. Очень слабая улыбка виднелась на губах Реддла. Она была уверена, что никто другой в классе не заметил этого — он был слишком умен, чтобы позволить кому-либо другому увидеть свое удовольствие, — но она видела это ясно, как день. Лишь отблеск улыбки, выгравированный на его губах, достаточно слабый, чтобы быть скрытым от его сверстников, но достаточно отчетливый, чтобы заставить ее кровь вскипеть при его виде. Она пыталась оградить себя от звука визгов чертенка, но тот был неослабевающим и непрекращающимся. Не в силах больше терпеть, она наконец выпалила: — Хватит! Все глаза в классе моментально повернулись на нее, и профессор избавила чертенка от давления заклятия. Меррисоут посмотрела на нее, вскинув бровь. — Мисс Хендрикс? Ксавьер немного отстранился от нее, садясь обратно на свой стул, пока весь класс ждал, чтобы она ответила профессору. Наконец она сказала, и ее голос эхом понесся по классу с определенной силой, отказываясь звучать таким же разбитым, какой она чувствовала себя на самом деле: — Каждый, кому нужно смотреть на пытки, чтобы осознать их «серьезность», лишен здравой логики и понимания. Лестрейндж сдержал смех и взглянул на Тома, который смотрел на нее со смесью досады и забавы, изображенной на лице — этот вид вызывал у нее тошноту. Том находил ее удивительно раздражающей, но какая-то его часть была заинтригована ее упорством. Он знал, что она невзлюбила его с того самого момента, когда они впервые увидели друг друга, но он не мог понять, почему. Он знал, что ее ногти впивались в ладони каждый раз, когда она смотрела в его сторону, но не мог объяснить, почему. Он знал, что она не велась на его идеально выработанное, создаваемое годами, очарование, но не мог разобраться почему. И, как бы он ни ненавидел ее злобное отношение, нашлось бы мало вещей, которые он ненавидел больше, чем невозможность контролировать кого-то, особенно кого-то настолько же любопытного, как Авалон. Абсолютно очевидным для Тома был факт, что ей не особенно нравился Лестрейндж с его флиртом и претенциозностью, но Том знал — единственным, в чем он и Лестрейндж были действительно похожи, была настойчивость. Однако Тома сбивало с толку непонимание, почему она вообще решила тратить время на то, чтобы развлекать Лестрейнджа. Он видел в ее глазах, что тот не привлекал ее, и Том не считал, что она была из тех, кто ищет разовых интрижек, поэтому он оказался озадачен ее решением держать его компаньона на расстоянии вытянутой руки. Возможно, он переоценивал ее, и она просто повелась на внимание, которое Ксавьер ей предоставил, но что-то подсказывало Тому, что она преследовала иную цель. Он был преисполнен решимости разобраться, какую. — И снова, мисс Хендрикс, вы пытаетесь указывать мне, как вести мои же занятия, — сказала Меррисоут с пренебрежением в голосе. — При всем уважении, профессор, почему, когда я предлагаю что-то, я «пытаюсь указывать вам, как вести занятия», но когда Реддл просит вас отойти от учебного плана, чтобы он мог получить свою ежедневную дозу пыток, вы даже глазом не моргаете? — выразила свое недовольство Авалон. — Пять очков с Когтеврана, и я жду вас на отработке, мисс Хендрикс. Другие замечания? — профессор осмотрела класс, словно вызывая кого-то еще заговорить. Никто не посмел сказать ни слова, ошарашенные дерзостью Авалон, и она открыла рот, чтобы начать занятие снова. Лестрейндж посмотрел на Авалон, закатил глаза, а затем поднял руку. — Профессор, если я могу… — Вы не можете, мистер Лестрейндж, — холодно отрезала профессор. — Нет, нет, на самом деле, я настаиваю, — сказал он чрезвычайно серьезно. Весь класс, затаив дыхание, посмотрел на него, желая увидеть, что за слова сорвутся с его языка. Авалон прикусила нижнюю губу, пытаясь подавить появляющуюся ухмылку. — Я считаю, что вы были немного суровы с мисс Хендрикс. — Считаете? — невесело спросила профессор. Тихое хихиканье эхом пробежало по классу, но Лестрейндж не обратил на это внимания. — Да. В ее защиту: видите ли, вы, может, не рассмотрели, что пока некоторые из нас, лично, любят наслаждаться звуками чертенка, ни свет ни заря кричащего о пощаде, есть и другие, кто, вероятно, находит это мерзким. — Мистер Лестрейндж, следите за вашим тоном, разговаривая со мной. Он не соответствует поведению в классе. — Тогда сделайте одолжение, профессор, давайте перенесем разговор в какое-нибудь более уединенное место, — сказал он, подмигнув. — Пять очков со Слизерина и, пожалуйста, можете спокойно присоединиться к мисс Хендрикс на сегодняшней отработке. Я уверена, вы сочтете это достаточно «уединенным», — сказала она с отвращением, искривившим ее черты. — Жду с нетерпением, профессор, — сказал он, расслабляясь на своем месте, пока остальные в классе смеялись, прикрывшись книгами. Авалон посмотрела на него, подняв бровь. Он только пожал плечами, прежде чем наклониться и прошептать: — Что? Ты же не думала, что я оставлю тебя страдать в одиночестве, правда? — Конечно нет. Ты же джентльмен, — язвительно ответила она. — Я истинный рыцарь, — сказал он, ухмыляясь сам себе, когда она засмеялась. Она открывалась ему, немного, но достаточно, чтобы он еще сильнее старался добиться ее расположения. — Лестрейндж, поменяйтесь местами с мистером Реддлом, — сказала Меррисоут с нарастающим раздражением в голосе. Ксавьер вскинул руки в защитном жесте: — А сейчас я что сделал? — Если вы и мисс Хендрикс не в состоянии не шуметь, сидя вместе, то вы не оставляете мне никакого выбора, кроме как разделить вас двоих. Идите, — резко сказала она. Он громко вздохнул и закатил глаза, максимально драматично вставая, перед тем как приукрашено послать Авалон воздушный поцелуй, остановившись с притворными мучениями, написанными на лице. Класс смотрел на него с восторгом, и он насыщался этим вниманием, как рождественским ужином. Реддл тихо поднялся со своего места, собрав свои книги и закатывая глаза, в то время как Лестрейндж театрально плюхнулся туда, где до этого сидел Том. Лестрейндж незамедлительно начал разговаривать с Розье рядом, но Авалон почувствовала, как холодок пробежал по ее спине, когда Реддл равнодушно сел около нее. Он не говорил и не смотрел на нее. Вместо этого он положил книгу на стол и открыл ее обратно на странице, которую разъясняла профессор. Авалон поймала себя на том, что каждые несколько секунд бросает на него короткий взгляд, пытаясь прочитать его. Вскоре она осознала, как много девушек продолжали смотреть в его направлении, каждый раз пытаясь поймать его взгляд. Он не обращал на них никакого внимания, и она поняла, что в этом не было необходимости. Окружающие его люди почитали его. Казалось, он обвел вокруг пальца всю школу, и та позволяла ему с простой улыбкой погружать их все дальше и дальше во тьму. Она так сильно хотела увидеть проблески того зла, которое, она знала, в нем было. Она так сильно хотела посмотреть на него и встретиться с пристальным багровым взглядом, которым он смотрел в глаза ее друзей, хладнокровно их убивая. Она так хотела не видеть в нем ничего, кроме зла. Но, когда он наконец посмотрел в ее сторону, все что она увидела, — это ту же, как и ранее, приводящую ее в ярость слабую улыбку. Простая легкая ухмылка, изысканно нарисованная на его дьявольски привлекательном лице, которое однажды должно было стать изуродованным и обезображенным в своем стремлении к обретению бессмертия при помощи Темной магии. Она отвернулась, отводя глаза в сторону, как только его взгляд встретился с ней, но ее пальцы невольно сильнее стиснулись вокруг пера. Том заметил, что ее руки были покрыты шрамами, несмотря на то, что она пыталась спрятать их под рукавами мантии. Любопытство в нем росло и он сделал мысленную заметку позже выяснить, как она получила их. Он гадал, какие секреты она скрывала от мира, от него. То, как ее пальцы постоянно тряслись, то, как она непрерывно притопывала ногой, то, как она вздрагивала каждый раз при особенно громком звуке… Ничего из этого не имело смысла при параллели с ее безрассудно смелым и наглым поведением. Он находил ее необычайно раздражающей, но все еще испытывал странное чувство уважения к ее непримиримому отношению ко всему. Он ненавидел слабость, а у нее было много качеств — в основном неприятных — но она точно не была слабой. Его внимание разделилось между ней и сегодняшним уроком. Он находил Непростительные заклятия увлекательными. Он полюбил их использовать, и каждое из них медленно становилось главным козырем в его рукаве, однако ненасытное стремление к большему начинало расти в нем, уставая от одинакового набора заклинаний. Он хотел большего. Он нуждался в большем. Он жаждал большего. Его мысли вернулись к недавней дуэли. Он провел часы в библиотеке после этого, просматривая книгу за книгой в поисках сведений о заклинаниях, что она использовала против него. Он никогда раньше не видел подобной магии и был почти уверен, что это была неизвестная ему Темная магия — это было очевидно из-за того, как она ощущалась, пронизывая его тело, забирая каждую последнюю крупицу силы, которая у него была, и оставляя его опустошенным, с ноющим чувством тупой непроходящей боли. Это была сильная магия, несомненно, но ни в одной из книг, которые он прочитал, не было никакого упоминания о ней, а прочитал он, определенно, много. Он должен был выяснить, знала ли она больше подобной магии и, что даже более значительно, он должен был выяснить, откуда она знала ее. Урок казался бесконечным, и Том быстро устал от того, что Хендрикс не могла спокойно усидеть на месте. Ее нога постоянно стучала по полу, и он наконец бросил на Авалон холодный взгляд и шепнул: — Ты не могла бы перестать? Она посмотрела на него весьма растерянно, прежде чем поняла, что он имел в виду ее стук. Она думала продолжить, просто чтобы позлить его, но закатила глаза и с тихим тревожным выдохом перестала двигать ступнями. Однако это произошло всего на пару секунд, а затем ее руки начали судорожно дергаться вслед за ними. Том покачал головой, но больше ничего не сказал. До окончания занятия оставались считанные минуты, когда Меррисоут объявила: — Ваше задание — до конца недели написать доклад об истории одного из Непростительных заклятий на ваш выбор. Этот доклад будет совместным, вы объединяетесь с тем, кто сидит рядом с вами, поэтому пожалуйста обязательно согласуйте с ними время, чтобы поработать над заданием вместе. Авалон простонала, даже не пытаясь скрыть свое неудовольствие от того, что ее партнером стал староста, сидящий около нее. Том терпеливо дождался, пока занятие закончится, не желая раздражать профессора и попадать ей под руку, прежде чем повернуться к Авалон. Он заметил, что Лестрейндж подошел к столу Меррисоут, несомненно, ради того, чтобы спросить о его совместной отработке с Хендрикс; это значило, что она должна была подождать его, поэтому Тому выпала возможность с ней заговорить. В его взгляде было что-то пугающее, что заставляло Авалон вздрагивать каждый раз, когда он останавливался на ней. Возможно, дело было в его улыбке, которая никогда не касалась его пустых глаз, или, может, в том, как его губы растягивались в такую идеальную ухмылку, что она была уверена, он потратил часы тщательно доводя ту до совершенства. Но он заставлял ее кровь стыть в жилах каждый раз, когда смотрел в ее сторону. Он наконец заговорил с ней, когда она закрывала учебник, готовясь уйти. — Ты всегда так плохо скрываешь свои эмоции, или это происходит только рядом со мной? — его голос был бархатно-гладким, слаще, чем пение птиц. Сложно было различить его сарказм и его обаяние. Она не могла ответить ему, и это тревожило ее. Она знала, что должна подобраться ближе к нему, раскрыть его секреты и найти информацию, в которой нуждалась, но, когда бы он ни заговаривал с ней, она не могла собрать себя в руки, чтобы ответить. Его присутствие было постоянным напоминанием о всех жизнях, которые Волдеморт однажды разорвет на части, всех разрушениях, которые он однажды принесет, обо всей боли, через которую ей однажды придется из-за него пройти. Волдеморт разрушил все прекрасное, что она когда-либо знала. В некотором смысле, она полагала, что даже Том Реддл однажды падет жертвой cаморазрушающегося пути Волдеморта к уничтожению. Ее глаза сузились на нем, но она продолжила хранить молчание, это вызвало едва заметное недовольство, мелькнувшее в его чертах перед тем, как он прибавил с расчетливым спокойствием: — Небольшой совет, — сказал он. — Ты продвинешься куда дальше в этой школе, если научишься контролировать свои чувства так же хорошо, как сражаешься на дуэли, — ее уши навострились при упоминании дуэли, и он знал, что был на нужном пути. — Ты одаренная волшебница. Было бы жаль, если бы этот талант пропал зря из-за того, что ты позволяешь своим эмоциям брать над тобой верх. Комплимент — хотя и, по меньшей мере, сомнительный — застал ее врасплох. — Я думаю, я буду в полном порядке, — ответила она. — Я уверен, что будешь. Я лишь пытаюсь помочь, — сказал он, равнодушно пожав плечами. — Просто мне показалось специфическим, что ты без тени сомнения набросилась на меня с Темной магией и при этом струсила перед Непростительными. Он внимательно смотрел на нее, пытаясь анализировать каждое движение, каждую эмоцию, надеясь, что они предадут ее. Чувствуя изучающий взгляд, она взглянула на него в ответ с полностью безучастным лицом, решив дать ему прочесть ее настолько мало, насколько было возможно. — Они не просто так называются Непростительными. Он рассмеялся, и она ненавидела, насколько по-ангельски, но все еще пусто это звучало. — Это просто заклинания, Хендрикс. Как любые другие, это всего лишь магия. — Темная магия, — бросила она в ответ. — Уж точно не тебе читать лекцию о запрете Темной магии. Она задержала на нем недобрый взгляд, но он словно не заметил этого. Его было почти невозможно расшифровать, на его лице всегда был искусно созданный фасад, который маскировал все его эмоции — если они вообще у него были. Он продолжил свою мысль. — Возможно, если бы у нас хватало смелости использовать более могущественную магию, мы бы избежали тех проблем, которые есть сейчас. Война закончилась бы гораздо раньше, если бы мы не боялись применять некоторые заклинания. — Войны бы не было, если бы никто не использовал эти заклинания, — сказала она, говоря о Гриндевальде в равной степени, как и о самом Волдеморте. — В идеальном мире, может быть. Но тьма и ее последователи будут существовать всегда, хочешь ты в это верить или нет. — И я уничтожу всех до единого, если мне выпадет шанс, — сказала она, удерживая его взгляд. — Я не против применения любых видов магии, Реддл. Я верю, нужно использовать все средства, почерпнутые из книг, для борьбы за то, во что веришь. Просто так случилось, что я верю в правильные вещи. — Тогда хоть раз мы, кажется, пришли к соглашению, — сказал он, ухмыляясь. — Когда ты свободна, чтобы поработать над докладом? — он тоже не был восторге от необходимости выполнять задание с ней. Том всегда предпочитал делать свою работу в одиночку. Другие просто задерживали его, а он ненавидел вынужденно замедляться, чтобы соответствовать их темпу. — Я обычно свободна после последнего занятия, — неохотно сказала она. — Последняя у тебя Трансфигурация, верно? — она кивнула, зная, что урок Дамблдора был у них вместе. — Отлично, мы можем пойти в библиотеку завтра после урока. Я бы предпочел расправиться с этим как можно скорее. — Аналогично. Лестрейндж и Розье наконец явились к ним, и рука Ксавьера немедленно обернулась вокруг талии Авалон. Та посмотрела на место, где он ее коснулся, но не возразила. Том не был удивлен — Лестрейндж обычно получал, что хотел. Хендрикс не будет сильно отличаться. Розье посмотрел на нее и протянул руку: — Я, кстати, Адонис. Я наслышан о тебе, но еще не помню, чтобы сам представлялся. — Авалон. Приятно познакомиться, — она пожала его руку и улыбнулась. — Нам сегодня придется заняться уборкой, — сказал Лестрейндж, прерывая их знакомство. — Мы должны быть здесь через час после ужина, чтобы вымыть полы. — Это не так уж и плохо, — сказал Розье. — Без магии, — добавил Лестрейндж, и Авалон простонала. Он усмехнулся. — Слушай, могло быть и хуже. Однажды Меррисоут заставила Эйвери и Нотта очищать ванную старост, используя зубные щетки. — Значит, я так понимаю, ты пропустишь Клуб Слизней этим вечером? — спросил Розье Лестрейнджа, когда все четверо пошли в сторону следующего кабинета, Зельеварения. — Да-а. Действительно катастрофа, — саркастично ответил он. — Что за Клуб Слизней? — спросила Авалон, хотя и знала все о нем из своего времени в Хогвартсе. Воспоминание об этих неловких и чопорных вечеринках почти заставило ее рассмеяться. — Слизнорт приглашает некоторых из нас на небольшие встречи каждую неделю. Так он наблюдает за своими любимыми учениками. Это чрезвычайно скучно, но он предлагает там напитки, так что жаловаться мне особо не на что, — сказал Лестрейндж. — Может, ты присоединишься к нам на следующей неделе. Я мог бы взять тебя с собой в качестве спутницы. — Звучит ужасно, — сказала она с фальшивой ухмылкой. — О, так и есть, — рассмеялся Лестрейндж. Остаток дня прошел от урока к уроку. Она сидела с Зельдой на тех занятиях, которые были у них общими, и с Лестрейнджем на остальных. Трудной задачей оказалось учиться чему-либо, когда Лестрейндж постоянно шептал ей на ухо приятные мелочи. Он был ужасающе игривым, и она обнаружила, что время от времени смеется над его шутками. Ей приходилось напоминать себе, что Лестрейндж, как и Реддл, однажды пойдет темным путем боли и разрушения. Она иногда видела проблески этого — предзнаменования сумасшедшего будущего, которое он однажды будет поддерживать, — но ненавидеть Лестрейнджа ей было куда сложнее, чем Реддла. Лестрейндж казался не более чем безнадежно распутным нарциссом с мозгами, промытыми предрассудками его семьи и влиянием его друга. Она хотела верить, что его можно спасти, хотя и знала, что просто была наивной. Реддл, с другой стороны… она не могла позволить себе увидеть в нем что-либо, кроме Волдеморта. Она отказывалась допустить даже мысль о том, что его еще можно спасти. Он был слишком пустым, слишком неискренним, слишком мерзким по своей природе. И она ненавидела, как хорошо он скрывал это. Она ненавидела, как легко остальные в школе обольщались его улыбкой, его разговорами, его взглядом. Вся школа склонялась к его ногам, и действительно понимали это лишь Авалон и сам Том. Она ужинала с Зельдой, слушая как та восторженно болтала о своей новой влюбленности в девушку с уроков Заклинаний. Судя по всему, та была из Гриффиндора, и Зельда, по ее собственным словам, была «околдована» девушкой. Беззаботный разговор был для Авалон приятной передышкой. Постоянные мысли о Реддле становилось тяжелым грузом, вес которого часто ощущался изнурительным. После еды Зельда задержалась, чтобы поговорить еще с кем-то из Когтеврана, но Авалон извинилась и поспешила в свою комнату, чтобы немного отдохнуть перед отработкой. Только когда она приземлилась на свою кровать, она осознала, насколько измотанной действительно была. Миллионы мыслей, забот и планов проносилось в ее голове. Она думала о том, как много жизней зависело от ее успешного выполнения своей миссии. Опустошенные глаза Гермионы мелькнули в сознании, разрывая на части от еще одного напоминания о провале ее лучшей подруги. Безжизненное тело Гарри, падающее перед ними, когда Волдеморт ударил в него этой проклятой вспышкой преследующего ее зеленого. Истошный крик Джорджа, когда тот увидел, как его близнеца убили прямо на его глазах, звенел в ее ушах, вдребезги разбивая сердце при одном только воспоминании. Она боялась, что окажется недостаточно сильной, недостаточно умной, недостаточно смелой, чтобы у нее получилось. Реддл был опасным, это она знала. И заставить его открыться ей не будет просто. Она задавалась вопросом, была ли она вообще способна на это. Она должна была, без вариантов, но не могла не думать о том, насколько лучше нее с этим всем справилась бы Гермиона. Или даже Луна. Обе волшебницы гораздо лучше, чем Авалон, могли справляться со своими эмоциями, и, пока она отчаянно желала, чтобы у нее была возможность попросить их о помощи прямо сейчас, она почувствовала, как сердце кольнула острая боль. Она думала о том, что должен включать в себя ее план. Подобраться ближе к Реддлу. Выяснить, есть ли у него крестражи, и если да, сколько их, и чем они являются. Когда она будет уверена, что у нее есть все из них, она сразу же уничтожит их так, что он даже не сможет ничего заподозрить. И тогда она должна будет убить его. А что потом? Ей нужно было найти еще один маховик времени. Мысль о том, что она может застрять здесь после того, как хладнокровно убьет ученика, беспокоила ее. Она знала, что попадет в Азкабан на пожизненный срок, если это произойдет, но она сделала бы это, не моргнув глазом, если бы знала, что это был единственный способ спасти всех, кого она любила. Ее пальцы тихо начали стучать по деревянной части кровати, отчаянно пытаясь заглушить тишину вокруг. Огромный вес всей миссии давил на нее, как метеорит, врезающийся в землю, но она делала все возможное, чтобы оставаться сосредоточенной и спокойной. Она не могла позволить себе задуматься о том, что произойдет в случае ее неудачи. Она прикрыла глаза, чтобы немного вздремнуть перед тем, как отправиться на отработку, но несмотря на все ее истощение, ее сознание бодрствовало и не давало ей отдохнуть. Все, на что она была способна, — лежать на кровати с закрытыми глазами так долго, насколько позволяло время, однако это никак не успокаивало ее тревогу или не избавляло от усталости. Она лежала так примерно полчаса — хотя казалось, что прошла пара секунд — до того, как она нехотя встала с кровати и, не теряя времени, пошла в сторону кабинета Защиты от Темных искусств. Когда она пришла, Лестрейндж был там, и, судя по всему, уже пытался уговорить профессора Меррисоут отпустить их пораньше, но та никак не велась на это. С раздраженным вздохом и стоном он подошел к Авалон. — Чего не сделаешь ради тебя, правда. — Я не просила тебя нарываться на отработку, — сказала она, однако ее тон был беспечным. — Но как мог я противиться тому, чтобы провести свой вечер с тобой? — сказал он с хитрой улыбкой на губах. — Мисс Хендрикс, — сказала Меррисоут, резко поворачиваясь к ним двоим. — Будьте добры, сдайте вашу палочку, — Авалон вздохнула, но достала свою палочку и подошла к столу Меррисоут, оставляя ее на нем, прямо рядом с палочкой Ксавьера, и беря вместо нее швабру. — Здесь есть швабры, ведра и тряпки. Я не думаю, что, если вы будете работать усердно, вам потребуется больше часа-двух, чтобы закончить. Если я вам понадоблюсь, я буду через две двери отсюда в кабинете Прорицаний. Когда закончите, можете забрать у меня ваши палочки там. Все понятно? — Да, профессор, — проворчали они в унисон. Она кивнула им, после чего вышла из класса, оставляя их один на один со швабрами и ведрами с водой. Авалон взяла швабру и окунула ее в воду, начиная выполнять задание раньше него. Она не могла вспомнить, когда в последний раз занималась домашними делами, вроде этого, вручную, и можно было с уверенностью сказать, что она не скучала по воспоминаниям. Ксавьер, с другой стороны, начал грациозно танцевать с шваброй в руках, кружа ее вокруг себя, словно та была его партнером. — Начинай работать, иначе мы застрянем здесь до ночи, придурок, — сказала она, сдерживая смех. — Я занят, — ответил он, вальсируя по комнате с шваброй. — Нет, ты просто ужасно раздражаешь. Он остановился на месте, бросая швабру почти так же быстро, как роняя свою челюсть. — Теперь так ты разговариваешь с человеком, который только что вымыл весь класс ради тебя? — Последний раз, когда я проверяла, ты не вымыл абсолютно ничего. Он поднял одну штанину и вытащил палочку, которая лежала в его носке, указывая ею на пол, прежде чем сказать тихое «Тергео». Пыль на полу волшебным образом начала испаряться, оставляя за собой идеально чистый пол. Она посмотрела на него со смесью восхищения и замешательства, прежде чем разразиться смехом. — Чью палочку ты украл? — Я не крал ничего, я одолжил ее у Нотта. — А он сам об этом знает? — Он на тренировке по квиддичу. Меньше знает — крепче спит, — пожал он плечами. — Ясно, — сказала она, убирая свою швабру обратно в ведро, прежде чем присесть на один из столов. — Что ж, мы не можем сказать профессору Меррисоут, что мы закончили так быстро, иначе она узнает, что мы использовали магию. — Тогда, полагаю, нам нужно убить немного времени, — сказал он самодовольно, подходя и отодвигая стул. Он повернул его спинкой от себя и сел, кладя подбородок сверху и расположив ноги с двух сторон, смотря на нее. — Итак, Эйвери сказал, что столкнулся с тобой прошлой ночью. — Он был достаточно добр, чтобы проводить меня до Башни Когтеврана после того, как ты бросил меня за дверью своей спальни, — поправила она его. — Бросил? Я дал тебе полный доступ — ты просто выбрала отказаться от него, — усмехнулся он. — Что было, без сомнения, правильным выбором. — Я ранен, — сказал он, прижимая руку к сердцу. — Ты выживешь, — сказала она перед тем, как решила увести диалог в какую-нибудь другую сторону. — Значит, ты в паре с Розье для доклада? — К сожалению. Видит Мерлин, он не собирается ничего делать. Наверное, попытается заплатить каким-нибудь когтевранцам, чтобы они написали доклад за нас, — пожаловался он, прежде чем вспомнил, с кем говорит. Он оживился: — Не хочешь ли ты попробовать? — Возможно, за все золото Гринготтса. — Я могу это организовать, — сказал он, ухмыляясь. — Я имею в виду, ты не то чтобы будешь писать свой доклад. Быть в паре с Реддлом — это все равно, что получить лучшую оценку на блюдечке с голубой каемочкой. — Не думаю, что мы с ним сходимся во взглядах. — Что заставляет тебя так считать? Тот факт, что вы двое пытались убить друг друга в классе, или что-то ещё? — с притворным замешательством ответил он. Она рассмеялась, но следующие слова подбирала внимательно: — Как тебе удается так хорошо с ним ладить? Мне бы пригодилась пара советов, чтобы мы не убили друг друга, пытаясь закончить этот доклад. Он вскинул бровь и немного отклонился назад, его глаза оставались зафиксированными на ней, когда он пожал плечами. — Ты хочешь, чтобы я дал тебе совет, как сблизиться с одним из моих лучших друзей? — она кивнула, и он рассмеялся. — Да? А что мне за это будет, любовь моя? — Удовлетворение от понимания, что ты делаешь доброе дело. — Я на отработке ради тебя, дорогая. Удовлетворение уже не поможет, — язвительно заметил он. — Ладно, хорошо, — проворчала она. — Как насчет того, чтобы я составила тебе компанию на следующем собрании Клуба Слизней? — Вот это другой разговор, — он усмехнулся. — Значит, мы идем на свидание в следующий вторник в восемь? — Может быть, если ты прекратишь болтать и действительно скажешь мне то, что я хочу узнать. Он прикусил губу, сдерживая смех. Он чувствовал, что она начинает привлекать его все больше и больше каждый раз, когда давала ему язвительный ответ. Ее упрямство в том, чтобы держаться от него на расстоянии вытянутой руки, было чем-то новым — обычно девушки, которых он желал, просто подчинялись его воле, но он впервые подумал, что наконец встретил кого-то, подходящего ему. Необходимость погони вселяла в него энергию и вызывала чувство увлеченности — ненасытной похоти — которую нужно было удовлетворить. Она поглощала его мысли, но он не возражал. — Хорошо. Ты хочешь знать как поладить с Реддлом? Я скажу тебе как поладить с Реддлом. Просто будь собой. — Херня. Он усмехнулся, когда она выругалась. — Знаю, кого я обманывал? Ты невыносимая. — Не поэтому ли ты запал на меня? — Нахалка, — сказал он, вставая и подходя к ней. Он слегка наклонился, чтобы оказаться на уровне ее глаз, прежде чем снова заговорил. — Правда в том, что я не особо понимаю, как ты можешь поладить с Реддлом. Иногда, я даже не понимаю, лажу ли я сам с этим подонком. — Должно быть, потому что ты невыносим, — сказала она, возвращая его же слова. — Должно быть, — согласился он, усмехнувшись. — Но если честно, просто не надоедай ему. Сомневаюсь, что это будет проблемой для тебя, учитывая, как ты в любом случае любишь не давать людям расслабиться. И не вставай у него на пути. — Что ты имеешь в виду? — Я имею в виду, что у него есть планы. Большие планы, которые уходят далеко за пределы этих классов, этой школы или кого-либо из нас, и он не позволит ничему встать между ним и его жаждой добиться желаемого. Ты умная девушка — ты не можешь серьезно смотреть на такого, как Реддл, и представлять, что он делает что-то посредственное после того, как мы покинем это место, на правда ли? — И что же может так сильно его заботить? — полюбопытствовала она, молясь, чтобы он дал ей что-нибудь, хоть что-то, от чего можно будет оттолкнуться. Лестрейндж сделал паузу, словно тщательно выбирая свои слова, прежде чем сказал: — Он сам, честно говоря. Он хочет быть почитаемым, жить вечно, быть лучшим из всех, кто когда-либо существовал. И не вини его. С его умом все это возможно. У нее свело желудок от его слов. — И как кто-то может жить вечно? Он улыбнулся сам себе, как ребенок, который знает секрет, но отказывается им делиться. — Души никогда не умирают, дорогая. Только наши тела стоят на пути. — Ты хочешь сказать, что он обнаружил способ сохранить душу? На мгновение, его улыбка дрогнула, но он быстро вернул ее обратно на свои губы и пожал плечами: — Я хочу сказать, что, если бы я был хоть наполовину таким же волшебником, как Реддл, я бы уже увековечил себя. Это было оно. Это было то, что она хотела услышать. Он, вероятно, и не думал, что она поймет, списывая ее со счетов как слишком наивную, слишком забывчивую… но она схватилась за эти слова всем своим существом. Том Реддл уже начал создавать свои крестражи. Она была уверена в этом. — И ты не видишь в этом ничего плохого? Он пожал плечами, уходя от вопроса, но она и так услышала то, в чем нуждалась. — А ты не хочешь оставить свой след? — Я хочу, чтобы меня помнили еще долго после того, как меня не станет, и я хочу чтобы меня помнили за мои добродетели. Ничто другое не стоит того, чтобы быть увековеченным. — Полагаю, тогда вы двое просто останетесь каждый при своем мнении. — Возможно, но только один из нас прав. — Это именно то, что он бы сказал, — ответил он с тенью улыбки. — Вы двое похожи гораздо больше, чем тебе кажется. Двое упрямых, самоуверенных, всезнающих. Честно говоря, я не знаю, почему ты считаешь, что нуждаешься в моей помощи с тем, чтобы понять его, когда ты практически точная его копия. — У меня нет ничего общего с ним, — сказала она, пытаясь скрыть свою злость. Мысль о том, что ее сравнили с Реддлом, наполнила ее вены яростью. Реддл был мерзким, поверхностным, безжалостным. Слабым монстром с жаждой власти и ненасытной нуждой самосохранения. У нее не было ничего общего с ним. Она отказывалась быть хоть сколько-то похожей на него. — Он бы сказал то же самое о тебе, — усмехнулся Ксавьер, вставая и протягивая ей свою руку. Она взяла ее, и он помог ей слезть со стола, покружив вокруг себя, когда ее ноги коснулись земли. — Впрочем, достаточно о Реддле. Я начинаю думать, что он нравится тебе больше, чем я. — А что, если ты вообще мне не нравишься? — Ты как всегда очаровательна, — сказал он, качая головой. — Говори, что хочешь, Хендрикс. Я знаю правду. — И в чем же правда? — В том, что я ужасно неотразим. — Какой странный способ сказать «невыносим». — Не испытывай меня, дорогая. Я здесь все еще единственный человек с волшебной палочкой, — сказал он, помахав палочкой Нотта перед ее носом. Авалон попыталась схватить ее, но он поднял палочку над ее головой, наблюдая, как она изо всех сил старалась дотянуться. Она раздраженно вздохнула перед тем, как подойти к столу и сесть, смотря, как он последовал за ней и приземлился на место рядом. Он вытянул руку, чтобы облокотиться на ее стул, однако она в это время не могла не задерживаться на его словах. «Вы двое похожи гораздо больше, чем тебе кажется». Ей стало плохо, она пыталась не думать об этом слишком сильно. Но, пока они сидели в кабинете и вместе впустую проводили оставшуюся часть их отработки, одно и то же предложение продолжало эхом раздаваться в ее мыслях. И это беспокоило ее больше, чем она когда-либо готова была признать.