Catharsis // Катарсис

Авалон сидела на кровати в своей комнате. Том сидел в Выручай-комнате. Она указала палочкой на галлеон. Он указал палочкой на монету. Каждый из них сфокусировался на предмете перед собой и произнес заклинание. — Черт, — пробормотали они, когда ничего не изменилось. Том буравил взглядом монету, лежащую перед ним. Его уже тошнило от необходимости смотреть на нее. Она словно насмехалась над ним каждый раз, когда он на нее смотрел. Никогда раньше проект не вызывал у него таких трудностей, и это убивало его. Надоедливый голос в его голове не переставал гадать, добилась ли Хендрикс большего прогресса, чем он. Прошла целая неделя с того момента, как она говорила с ним. Последний раз она хотя бы взглянула в его направлении только тогда, когда сказала ему уйти после того, как он обнаружил ее и Эйвери у Черного озера. Он пытался поймать ее взгляд на протяжении занятий, но она постоянно сосредоточенно смотрела либо на Лестрейнджа, либо на учителя. После урока она брала своего парня за запястье и тащила его на выход раньше, чем Тому могла выпасть возможность к ней подойти. Когда он видел ее во время приемов пищи, она следила за тем, чтобы никогда не сидеть одной: то Шеклболт, то Лестрейндж, то Эйвери постоянно сопровождали ее, куда бы она ни шла. Найти момент, когда он мог бы поговорить с ней наедине было практически невозможно, и в те пару раз, когда она была одна, она делала все, чтобы избежать его любой ценой. Она даже провела несколько ночей в комнате Лестрейнджа, и Том, проходя мимо, слышал, как они смеялись. Он обязательно приходил в гостиную утром, когда она должна была улизнуть до того, как проснутся остальные, но, как только он пытался с ней заговорить, она смотрела в противоположную сторону и продолжала идти, пока не выскальзывала наружу без единого слова. Каждый раз он думал побежать за ней и заставить ее поговорить с ним, чтобы он мог выяснить, на каком этапе с этим проклятым проектом они находились, но даже он знал, что меньше всего ему нужно было, чтобы она разозлилась на него еще сильнее. Так что он дал ей время. Но с каждым проходящим днем он становился все более и более взвинченным, а до сдачи проекта оставалось всего три дня. И ему было плевать, как много времени ей требовалось, или насколько зла на него она все еще была — он должен был поговорить с ней. От Лестрейнджа он узнал, что в то время, когда в его расписании стоял перерыв, у Хендрикс была Травология, поэтому он быстро и тихо двинулся в сторону теплиц, проталкиваясь мимо других учеников на территории замка. Когда он пришел на место, он постарался не думать о том, было ли это хорошей идеей, и вместо этого просто открыл дверь и вошел внутрь. Все взгляды в классе, включая профессора, повернулись на него. — А, мистер Реддл, — с улыбкой сказал пожилой мужчина. — Чему мы обязаны таким удовольствием? — Простите, что прерываю ваш урок, профессор, — вежливо сказал он. — Директор Диппет желает видеть мисс Хендрикс в своем кабинете и попросил меня за ней сходить. Боковым зрением он увидел, как Хендрикс неуютно подвинулась на своем месте. Она наклонилась к Шеклболт и прошептала что-то ей на ухо, покачав головой и закатив глаза, когда он наконец посмотрел на нее. — Я понимаю, — кивнул профессор. — Мисс Хендрикс, вы можете идти. — Как здорово, — проворчала Авалон себе под нос, хватая свою сумку и перекидывая ее через плечо, пока она плелась в сторону двери, намеренно задев сумкой Реддла, когда прошла мимо. Она открыла дверь и вышла наружу, не утруждая себя тем, чтобы придержать ее открытой для него, и вместо этого позволила двери захлопнуться прямо у него перед носом, когда он ускорил свой шаг, подстраиваясь под ее темп. Раздражение промелькнуло в его чертах, но, конечно же, она этого не видела — она по-прежнему отказывалась смотреть в его сторону. Какое-то время они шли в наряженном молчании, пока они не оказались на достаточно далеком от теплиц расстоянии, чтобы она заговорила. — Диппету же не нужно меня видеть, не так ли? — Это был единственный способ застать тебя одну, — проворчал он. — Ты избегала меня всю неделю. — Ах, правда? Не заметила, — с издевкой сказала она. Он старался оставаться настолько вежливым, насколько мог, когда спросил. — Ты добилась какого-нибудь прогресса с проектом? Она издала сердитый стон. — Проклятье. Скажи, что ты не вытащил меня с урока, просто чтобы спросить об этом. — В первый раз за неделю она наконец встретилась с ним взглядом, исключительно чтобы прочитать выражение его лица в поисках какого-либо намека на шутку. Когда она увидела, что он был серьезным, она усмехнулась. — Ты чокнутый. — Уж извини, что хочу узнать, как идут дела, — сказал он, снова начиная раздражаться. — Что ж, я полагаю, мне не нужно спрашивать, как дела идут у тебя. Если бы добился хоть чего-нибудь, то не донимал бы меня, — сказала она, крепко сжав губы в сердитой гримасе. — Ты собираешься отвечать на вопрос или нет? Она скрестила руки на груди, на мгновение гневно посмотрев на него, прежде чем сказать. — Я добилась прогресса. — Ты ведь знаешь, что абсолютно не умеешь врать, — пробормотал он, заставляя ее брови нахмуриться еще сильнее. — У нас осталось три дня, Хендрикс. Мы должны закончить с этим. — Я же сказала, — прошипела она. — Я в тебе не нуждаюсь. Я планирую разобраться со всем самостоятельно. — Ну, пока что у тебя это отвратительно получается, — огрызнулся он. В ту же секунду, когда слова слетели с его рта, он понял, что вывел ее из себя… опять. Говоря с ней, он словно постоянно ходил по канату над глубокой черной пропастью. Один неверный шаг, и он знал, что бесцельно упадет в пустоту. Она повернулась на каблуках и начала уходить, но он быстро погнался за ней, сказав: — Давай закончим этот чертов проект, и мы сможем вернуться к тому, чтобы никогда больше не разговаривать. Разве не этого ты все равно хочешь? — Почему бы нам просто не перейти к этой части прямо сейчас? — с притворной улыбкой на губах сказала она, мило помахав ему рукой, и с сарказмом произнесла: — А теперь, прошу меня извинить, поговаривают, что я должна пойти поговорить с директором. Она повернулась обратно и продолжила идти, оставив его стоять на месте с нервирующим осадком на душе — он вновь упал с каната.

----

— Все еще безрезультатно? Авалон сидела на своей кровати, с тоской смотря на галлеон перед собой, а ее палочка оставалась направленной на маленькую золотую монетку. Она взглянула на Зельду, только что вошедшую в их комнату после долгого дня учебы в библиотеке, и вздохнула: — Все еще безрезультатно. Ее кудрявая соседка подошла и посмотрела через плечо Авалон, с любопытством уставившись на монету и постукивая пальцем по подбородку, пока размышляла. Авалон простонала и плюхнулась спиной на кровать, озлобленно бросая палочку на матрас, прежде чем сказать: — Я не понимаю. На прошлой неделе у меня получилось. Она вырастила маленькие лапки и бегала по столу, а сейчас… ничего! Как будто я, черт возьми, стала хуже в этом! — Зельда попыталась сдержать легкий смех, и Авалон шутливо стукнула руку своей соседки, пробормотав. — Это не смешно, Зи! — Я знаю, знаю, — сказала она, хотя улыбка не покидала ее губ. — Просто немного забавно наблюдать, как два самых упрямых ученика в Хогвартсе хоть раз бьются над заданием, — сказала она, сделав паузу, прежде чем добавить. — Особенно Реддл. Авалон закатила глаза и вздохнула. — С ним просто невыносимо работать. — И тем не менее из вас двоих получается сильный дуэт. В смысле, помнишь Хогсмид? Вместе вы были непобедимы. Я думаю, именно поэтому я настолько удивлена, что вы еще не смогли заставить заклинание работать. — Она подобрала монету и пристально посмотрела на нее. — Но не переживай. Дамблдор задает этот проект каждый год, и почти никто на самом деле не завершает его. Насколько я знаю, мы с Ксавьером, а также еще одна пара — единственные, у кого получилось. — Меня не слишком волнует задание, честно говоря. По большей части я просто хочу выполнить его раньше, чем это удастся Реддлу. — И я тоже с радостью посмотрела бы, как ты выполнишь его раньше, чем это удастся Реддлу, — сказала Зельда. — Ты не можешь вспомнить хоть что-то, что ты сделала иначе в тот раз, когда у тебя почти получилось заклинание? Она думала об этом, действительно думала. Но, сколько бы она ни ломала свою голову, пытаясь прийти к ответу, каждый раз в сознании оставался чистый лист. — Нет, я правда не могу, — удрученно призналась она. — Я знаю, что ты не хочешь об этом слышать, но… — Не говори этого… — Может, тебе стоит поработать с ним снова, — сказала Зельда, игнорируя раздраженный стон, сошедший с губ Авалон. — Если ты так сильно хочешь закончить проект, мне неприятно это говорить, но, похоже, единственного реального прогресса ты добилась только с ним. Возможно, вам двоим нужно снова поработать вместе и разобраться с этим. — Авалон хотела сказать подруге о полном масштабе всего, что сделал Реддл, чтобы Зельда поняла ее нежелание работать с ним, но она вздохнула и промолчала. — Мне кажется, вы оба более чем способны сделать это. Просто встреться с ним. Она прищурила глаза на Зельду и пробормотала. — Я же просила этого не говорить. Зельда лишь рассмеялась. — Извини! Я просто говорю правду. А теперь, иди! — Авалон простонала снова, и Зельда поддразнила. — Прекрати выть, ты звучишь как мандрагора. — Она толкнула плечи Авалон, жестом призывая подняться. — Вперед! Авалон села обратно в ровное положение и бросила на Зельду многозначительный взгляд. — Если бы я не знала ничего лучше, я бы подумала, что ты пытаешься от меня избавиться. Выражение смущения появилось на лице ее соседки, когда та сказала. — Понятия не имею, о чем ты. — Зельда Шеклболт, неужели ты пытаешься выгнать меня, чтобы ты могла привести сюда Джейн? — спросила Авалон, смех вырывался из ее груди, когда она увидела, как Зельда зарылась головой в руки и попыталась скрыть насыщенный румянец на покрасневшем лице. — Хитрюга! — Ох, помолчи. Я ушла, когда вы с Ксавьером хотели побыть наедине и пообжиматься здесь, — возразила она. — Иду я, иду, — хихикнула Авалон, собирая свои вещи и бросая их в школьную сумку. — Передавай Джейн привет. — Ты лучшая, — крикнула Зельда, когда Авалон выходила за дверь. — Я знаю! — ответила она через плечо, прежде чем покинуть комнату и спуститься по коридору, идя на выход из гостиной вниз по лестничным ступеням, пока не оказалась на главной территории замка. Она пошла в сторону библиотеки, не испытывая особого энтузиазма продолжать работать над проектом, но все же отчаянно желая разобраться с ним раньше, чем это сделает ее напарник. Снаружи все еще было много учеников, и пара когтевранцев помахали ей рукой, когда она прошла мимо. Когда она свернула за угол, ее встретило знакомое лицо профессора Трансфигурации. После Реддла Дамблдор был, вероятно, последним человеком, с которым она в этот момент хотела говорить. — Ах, мисс Хендрикс, — сказал он с блеском в глазах, когда она улыбнулась ему. — Как ваши дела? — У меня все хорошо, — вежливо сказала она. — А сами вы как? — Вполне неплохо, — задумчиво сказал он, растягивая слова с тем же изящным тоном, который она настолько привыкла слышать. — Куда вы направляетесь? — В библиотеку, сэр. У меня все же есть проект, который нужно сделать, — ответила она. Он кивнул, улыбка задержалась на его губах. — Конечно. Вы и мистер Реддл. Я должен признать, вы двое, возможно, та пара, увидеть прогресс которой мне не терпится больше всего. — Мне жаль вас разочаровывать, сэр, но мы еще не добились никакого. — Вы оба очень прилежные ученики. Полагаю, вы проводили свое исследование о том, как сотворить это заклинание? — Мы почти расчистили ресурсы библиотеки. — Тогда, я уверен, вы знаете, что ключ к такого рода магии — не только совершенствование техники, но и осознание… — Важности жизни, которую создаешь, — сказала она, прерывая его. — При всем уважении, сэр, мне это известно. Он кивнул, вечная улыбка по-прежнему красовалась на его мудром лице, когда он сказал. — Разумеется. Кто-то, настолько смышленый… — он замолк на мгновение, прежде чем добавить. — … и опытный, как вы, несомненно, понимает святость дара, которым является жизнь. Вы умная молодая волшебница, мисс Хендрикс. У вас доброе сердце. У меня нет никаких сомнений, что осознание ценности каждой жизни должно быть вполне естественным для вас, я прав? Ее голова качнулась вверх в рассеянном кивке, но ее разум внезапно захлестнуло изображение ярко-зеленой вспышки, вылетающей из ее палочки. Четыре раза. Четыре безликих Пожирателя смерти. И скоро она добавит пятый. В то же время она не могла думать об этом слишком долго. Честно говоря, ее отчасти пугали собственные способности — она могла смотреть людям в глаза и видеть, как они падали перед ней мертвыми, когда зеленые угольки искрами срывались с ее собственной палочки. Она видела так много смертей. Она видела, как умирали ее друзья. Умирала ее семья. Умирали ее однокурсники. Умирали ее учителя. Умирали семьи ее друзей. Она видела, как умирали все, кого она любила. И каждый раз это ранило сильнее предыдущего. Но не тогда, когда это была смерть тех, кто сделал ей больно. Она думала о том, как она переступала через их тела после того, как они безжизненно падали на землю. Это совершенно не пугало ее. В действительности, она улыбалась после каждого из них, лишь добавляя их в свой персональный счетчик возмездия. Она чувствовала, будто благодаря ей торжествовало правосудие, они были никчемными. — Каждая жизнь имеет ценность, мисс Хендрикс, — произнес Дамблдор, со знающим выражением на губах он наклонил голову в ее направлении и сказал. — Я с нетерпением жду встречи с вами в классе, — прежде чем он ушел, оставляя ее одну стоять в коридоре. Ей было интересно, каким образом этот человек всегда, казалось, точно знал, что именно нужно сказать, даже если его так называемая мудрость иногда оставляла ее с еще большим количеством вопросов, чем было до этого. Она стояла в коридоре некоторое время, размышляя над словами профессора, прежде чем наконец прийти в себя и возобновить путь к библиотеке. Однако ее движения стали медленнее, когда она заново прокрутила этот разговор в своей голове. С раздраженным вздохом она развернулась на месте и изменила свое направление. Ее ноги начали тащиться в сторону Выручай-комнаты, но, чем ближе она подходила, тем тяжелее и тяжелее давался каждый шаг. Она знала, что не могла избегать его вечно — в конце концов, в этом времени она находилась, только чтобы узнать, как его убить. И все же по-прежнему мысль о том, что ей придется провести время наедине с ним, опять, заставляла ее сердце упасть. Когда она наконец добралась до местонахождения Комнаты, ей пришлось постоять снаружи несколько мгновений, мысленно собираясь с духом, чтобы войти внутрь. Дверь появилась, и Авалон потянулась к ручке, но ее ладонь задержалась там, прежде чем она ее повернула — она услышала музыку Вивальди, играющую внутри. Она повернула ручку и открыла дверь, но, как только она шагнула внутрь, музыка остановилась, и Реддл поднял на нее взгляд, сидя на своем обычном месте у стола рядом с камином, горящим позади него. Его волосы были ужасно растрепаны — очевидно, он дергал их в порыве недовольства довольно долгое время. Его, как правило, идеальная осанка была, наоборот, удрученно согнута над множеством книг, разбросанных перед ним, а также парой валявшихся на земле. Все, что он сделал — это нервирующим пристальным взглядом посмотрел на нее, когда она молчаливо вошла в комнату. Напряженная тишина окутывала их, пока Авалон без особого желания подходила к дивану и доставала свои вещи. — Не прошло и года, — пробормотал он, хриплый голос был изнуренным, когда он заговорил. — Дерьмово выглядишь, — ответила она, даже не смотря на него. Он закатил глаза, но подавил маленькую каплю веселья — складывалось впечатление, что вернулась привычная Хендрикс. — Как я вижу, ты никуда не продвинулся. — Судя по тому факту, что ты вернулась, я могу сказать то же и про тебя, — ответил он. — Не по своему выбору, — проворчала она. — У моей соседки был посетитель. — И тем не менее ты могла пойти в библиотеку, — указал он, зарабатывая от нее раздраженный взгляд. — Насколько я помню, это ты вытащил меня из класса, умоляя поработать с тобой снова, так ты хочешь закончить с этим или нет? Он усмехнулся и сказал. — Едва ли я умолял. — С моего места это казалось ужасно похоже на мольбу, — пожала она плечами, растягиваясь на диване. Она посмотрела на проигрыватель — пластинка Вивальди все еще вращалась на нем, однако игла была поднята. Ее взгляд упал на Реддла, но он посмотрел на нее с таким видом, который почти приказывал ей не сметь сказать об этом хоть что-то, и на сей раз она решила закрыть на это глаза. Каждая жизнь имеет ценность, мисс Хендрикс. Эти слова гремели в ее сознании. Она знала, что Дамблдор был умным человеком — вероятно, одним из величайших волшебников, когда-либо живших на земле — и тем не менее даже он мог ошибаться. Смерть Гарри была тому доказательством. Ей было интересно, по-прежнему ли будущий директор говорил бы ей эти слова, если бы знал до каких масштабов Реддл однажды опустится. Конечно, каждая жизнь имела ценность, думала она. Однако, возможно, не каждая жизнь была ценна достаточно, чтобы быть спасенной. Дамблдор изначально говорил ей, что путь всегда возможно изменить, не сжигая дороги. Эти слова, словно паразиты, поселились в ее мыслях, но, смотря на темноволосого старосту перед собой, она невольно задавалась вопросом, мог ли такой, как он, когда-либо измениться. В нем были проблески человечности, она видела их время от времени. Но было ли этого достаточно? Она решила, что не было. И она пыталась, правда пыталась, посмотреть на все его глазами. Она пыталась думать о мире, где она была бы на его месте — и все равно снова и снова, не важно, как сильно она об этом думала, она не могла даже представить какое-либо обстоятельство, при котором она оправдала бы то, что он однажды совершит. Но тем не менее она не могла избавиться от беспокойства, которое внезапно почувствовала в глубине души, наблюдая за ним. Ее волновало, каким образом он выглядел настолько по своей природе нормальным — точно таким же, как и любой другой ученик. Он был одет в школьную форму, очень похожую на ее собственную, за исключением зеленых, вместо синих, деталей. Его волосы, хотя и растрепанные от долгих часов, которые он провел, очевидно, дергая за них, все еще тонкими волнами ложились на его голове, а его глаза, темные, как ночное небо, просматривали страницы с исключительным чувством жажды знаний. Если бы она не знала лучше, она забыла бы, что он и Волдеморт были одним и тем же. Они буквально никак не походили друг на друга. Она видела Волдеморта во плоти: смотреть на него было отвратительно. Цвет его кожи напоминал гниющий труп, в глазах демоническими проблесками отражалась его бездушная сущность, а лицо было обезображено до такой степени, что в нем не оставалось ни капли человечности. Реддл же был, как бы сильно она ни ненавидела это признавать, красивым парнем. Словно вся та красота, которой была лишена его душа, вместо этого компенсировалась в его внешнем облике. Вновь она поймала себя на размышлениях о том, насколько пустой тратой человека он однажды станет. Они оба начали попытки сотворить заклинание, хотя по последовавшему за этим отсутствию ликования было очевидно, что никто из них не добился никаких успехов. Напряженное молчание накрывало комнату, и, если бы не звук непрерывного перелистывания им страниц книги перед собой, она бы сошла с ума в этой тишине. И все равно она начала постукивать ногой по подлокотнику дивана. Он смотрел, как она лежит на диване. Какой бы упрямой она ни была, он обнаружил, что чувствует облегчение от того, что она наконец вернулась. Он всегда предпочитал работать в тишине, но по какой-то причине тишина в ее присутствии была более отвлекающей, чем когда-либо был стук ее ноги. Звук урчания в ее животе вырвал Авалон из затуманенных мыслей, и она быстро подняла взгляд, надеясь, что Реддл этот звук не услышал. К ее неудовольствию, он уставился на нее, слегка приподняв уголки губ. — Тебе стоит пойти поесть, — сказал он. — Ты уже ел? — спросила она. Он покачал головой, и она нахмурилась. — Почему нет? — Потому что я не особо голоден, — пожал он плечами, после чего добавил. — И мне кажется, что это было бы пустой тратой моего вечера, учитывая, как мало времени нам осталось, чтобы завершить этот проект. Она прикусила внутреннюю часть щеки, пытаясь скрыть свое раздражение, а также и свой голод, когда погрузилась обратно в свою книгу. — Хендрикс, иди поешь. — Я не особо голодна, — повторила она со слегка насмешливым тоном в голосе. — Ты, должно быть, самый упрямый человек, которого я когда-либо встречал, — проворчал он. — Не имею ни малейшего понятия, о чем ты, — сказала она, вынуждая его закатить глаза и вернуть внимание к задаче, стоящей перед ним. Прошло пару мгновений, прежде чем он снова взглянул на нее, и небольшая улыбка появилась на его губах, когда он заметил, что она бессознательно крутила палочку между своими пальцами. Прошло несколько часов, наполненных малым количеством разговора, еще меньшим количеством движений, и буквально никакими улучшениями. Время текло медленно, и пребывание в пределах стен Выручай-комнаты заставляло свободу мира снаружи казаться плодом их собственного воображения. Авалон поймала себя на том, что ей становилось все труднее и труднее держать глаза открытыми. Каждые пару мгновений она чувствовала, что ее концентрация начинала рассеиваться, а страницы книги, которую она держала, размывались в неразличимые формы и объекты, слова смешивались в неразборчивые фрагменты бесполезных знаний. Она продолжала поглядывать на Реддла, который, несмотря на то, что постоянно запутывал пальцы в своих взъерошенных волосах, казалось, не показывал никаких признаков того, что собирался в скором времени сделать паузу. Его глаза все еще были бодро открыты, и, пока он перелистывал страницу за страницей и раз за разом продолжал пытаться сотворить заклинание, она видела, что от него не исходило ни намека на усталость. Мерцающие огни камина, рядом с которым Реддл сидел, освещали комнату теплым сиянием, отбрасывающим едва заметные тени на его лицо и ровным контуром обводящим его черты. Его внимание было полностью приковано к книге, однако каждые пару минут он вытягивал руки назад, ткань его рубашки прижималась к его груди, когда он двигался, после чего он закидывал голову к потолку, делая глубокий вдох, пока пытался успокоить свои нервы. Мышцы его челюсти были напряжены, и Авалон подумала, что никогда не видела, чтобы он выглядел настолько недовольным. Он поймал на себе ее взгляд, и, не будь она настолько измотана, она бы отвернулась. Но изнуренный взгляд ее глаз встретился с его глазами, и Реддл вздохнул. — Иди спать. Мы можем поработать завтра рано утром перед занятиями. Ее голос был нехарактерно мягким, когда она зевнула. — А ты скоро пойдешь спать? — Я не устал, — сказал он, прежде чем добавить. — Но ты — явно, да. Вперед. Она издала раздраженный выдох, а затем вернула внимание к книге перед собой, хотя ее голова едва ли могла оставаться в ровном положении дольше, чем на пару мгновений, прежде чем он увидел, как она сонно перевернулась на бок. — Хендрикс, иди спать. — Нет, — проворчала она с едва открытыми глазами. — Ты не будешь продуктивной в таком состоянии. Отдохни и… — Я в порядке, — сказала она, сердитым взглядом прерывая его. Не было секретом, что она устала, даже она была вынуждена признать, что у нее ужасно получалось это скрывать — но будь она проклята, если сдастся раньше, чем Реддл. Поэтому она просто растянулась на диване и положила книгу на подушку, притворяясь, что читает, в то время как пыталась держать глаза открытым. Том пристально смотрел на монету перед собой, оттягивая кончики своих волос, пока задавался вопросом, почему эта чертова вещица не превращалась в то, во что он хотел. Он провел чуть ли не каждую свободную минуту на прошлой неделе, сидя в этой комнате и покидая ее только иногда, чтобы пойти на занятия, поесть или поспать — хотя пару раз он даже спал в Выручай-комнате. Однако он уже терял терпение. Его нервы были на грани, а каждая проходящая мимо минута только несла его с ней все ближе и ближе к крайнему сроку. Неудача не была чем-то, к чему Том Реддл привык, и он не планировал, чтобы проект по Трансфигурации стал тем, что приведет его к нарушению этого устоя. Так что, если ему нужно было оставаться в этой проклятой комнате днем и ночью, пока он не выяснит, как выполнить этот проект, он будет оставаться. Следует признать, он не слишком возражал против пребывания там. После того, как он открыл для себя Выручай-комнату несколько лет назад, у него вошло в привычку учиться в ее тихих стенах — он обнаружил, что приходить туда было лучше, чем шагать в библиотеку, лишь переполненную отвлекающими факторами. Он всегда предпочитал изоляцию — он чувствовал себя наиболее спокойно, когда выполнял свою работу в одиночестве. В редких случаях, когда он был вынужден работать с другими, он приходил к выводу, что они только замедляли его или мешали ему. Но он не мог отрицать, что Хендрикс отличалась от остальных — она бросала ему вызов, в каждом смысле этого слова, и была первым человеком, который это делал. Отчасти он, честно говоря, удивился, что она решила вернуться к работе с ним. После прошедшей недели он начинал гадать, сможет ли она когда-либо оставить в прошлом то, что произошло в последний раз, когда они были в этой комнате наедине. Он снова подумал о том моменте, когда он прижал нож к ее спине. Она была напугана, да, но она не была удивлена, и именно это больше всего застигло его врасплох. Это было почти так, словно ее мнение о нем было настолько низким, что она ожидала от него подобного. Ничего из того, что он делал, казалось, не шокировало ее, каким бы жестоким ни было, и он задавался вопросом, сколь велико было ее прошлое, которое это вынудило ее стать такой стоически невозмутимой ко всему, что он бросал на ее пути. Возможно, она была гораздо более ненормальной, чем он предполагал. С Хендрикс это всегда было трудно определить. Его взгляд скользнул в сторону дивана. Вздох слетел с его губ, когда он увидел, что ее голова устроилась на руке, прижимая подушку к груди, пока ее плечи слегка приподнимались и опускались, и глубокое дыхание исходило с едва приоткрытых губ. С закрытыми глазами она выглядела почти похожей на куклу, черты ее лица были неподвижными и чистыми. Он не думал, что когда-либо видел, чтобы она выглядела настолько спокойной, будто впервые в ее жизни ее защита была полностью опущена. Какая-то его часть думала о том, насколько проще стала бы его жизнь, если бы она всегда была такой безмятежной, как сейчас, но другая часть, которую он старался игнорировать, напоминала ему, что единственным достойным качеством Хендрикс был ее острый язык. Она немного шевельнулась во сне, прижимая подушку крепче к своему телу и сворачиваясь вокруг нее в небольшой клубок, словно хватаясь за ее едва уловимое тепло. Он вернул свое внимание к книге, но перед этим быстро взмахнул палочкой в ее направлении, заставляя плед, висевший на спинке дивана, слевитировать и мягко упасть на ее спящую фигуру. Он снова сосредоточился на книге перед собой, однако он становился все более раздраженным с каждым словом, которое читал и перечитывал. В каждой книге только повторялось одно и то же: чтобы успешно справиться с таким типом магии, волшебник должен понимать святость жизни. Это было полным и абсолютным бредом, думал он. И он не сомневался, что Дамблдор, этот самоуверенный дурень, задал этот проект лишь с той целью, чтобы навязать собственный тошнотворно оптимистичный взгляд на мир своим ничего не подозревающим ученикам. Том понимал важность жизни — или, по крайней мере, своей собственной жизни. Но он никогда не позволил бы самодовольному профессору Трансфигурации указывать ему, во что он должен верить. Он думал, что должен был существовать другой способ исполнить заклинание… тот, который не требовал лицемерных уроков морали. Было забавно, что Хендрикс до сих пор не смогла заставить заклинание работать. Для кого-то, кто не проповедовал ничего, кроме своих благоговейных добродетелей, она, похоже, тоже сталкивалась с трудностями в понимании основополагающей идеи этого типа магии. Хотя в этом был смысл, учитывая, что она намекала, что использовала Убивающее проклятие раньше. Он задавался вопросом, не могли ли люди, способные на сотворение Убивающего проклятия, являться теми же людьми, которые были неспособны использовать этот тип магии. Но это не имело особого значения для него — если бы ему пришлось выбирать между могущественной Темной магией и превращением монеты в чертову крысу, его предпочтение было бы очевидным. Хендрикс издала тихое ворчание во сне, и он еще раз посмотрел в ее сторону. Ее брови были сильно нахмурены. Мирное поведение явно не продлилось долго, подумал он про себя, слегка покачав головой. Ее дыхание становилось прерывистым и болезненным, и легкое содрогание коснулось ее приоткрытых губ. Диван слегка качнулся, когда ее тело неуютно заворочалось, ее пальцы тряслись так же, как они делали это, когда она бодрствовала. По-видимому, девчонка действительно не знала покоя, спала ли она или нет. Он попытался вернуться к учебе, но, когда еще больше болезненных криков слетело с ее губ, он медленно поднялся со своего места, вставая и смотря на нее с любопытством. Всего мгновение спустя она издала пронзительный вопль, сотрясая каждую косточку в его теле. Ноги Тома быстро понесли его к дивану. Он встал перед ней и наклонился над ее яростно дрожащей фигурой, прежде чем нерешительно потянуться и потрясти ее руку. — Хендрикс! — ее крики становились более болезненными, и он потряс ее руку сильнее, зовя еще раз. — Хендрикс, проснись! Ее глаза наконец распахнулись, и ее тело резко выпрямилось, лицо оказалось в сантиметрах от его лица, пока она судорожно вздыхала, пытаясь осмыслить мир вокруг себя. Он отклонился назад, давая ей немного пространства, но потребовалось несколько мгновений, чтобы ее наполненные паникой глаза успокоились. Казалось, будто внезапное осознание накрыло ее, и она наконец вспомнила, где находилась, и, как только она это сделала, на ее щеках загорелся яркий румянец. — Черт… П-прости, — выпалила она, впервые с момента их первой встречи она выглядела смущенной. Он не совсем знал, что сказать, поэтому просто ждал, пока заговорит она. Ее глаза остановились на его руке, которая все еще покоилась на ее плече, и он, заметив, что рука задержалась там слишком долго, быстро отстранил ее. Его голос был странно спокойным, когда он спросил. — Ты… в порядке? Она прикусила губу, мысленно проклиная себя за то, что заснула перед ним. — У меня все хорошо, — пробормотала она. — Хендрикс, — вздохнул он. — Сколько раз я должен тебе повторить… ты абсолютно не умеешь врать. — Прости, — повторила она, и он почти мог видеть отчаяние, грозившее пролиться из ее глаз. — Ничего страшного, — сказал он, зарабатывая от нее растерянный взгляд. — Я так понимаю, тебе снился кошмар? — она кивнула, но безучастно уставилась на пространство перед собой, вновь начиная избегать его взгляда. — Ты хочешь… поговорить? Она стрельнула в него самым колким взглядом, прежде чем единственное слово соскользнуло с ее опущенных губ: — Нет. Ему пришлось подавить желание закатить глаза, и он вздохнул, а затем направился к выходу. — Я вернусь, — сказал он через плечо, прежде чем покинуть комнату, не произнеся больше ни слова. Авалон сидела в тишине среди стен, оставшись в одиночестве с ужасным узлом в животе. Она гадала, куда он пошел, но она не оказалась бы удивлена, если бы он просто сбежал. Если ей удалось напугать Тома Реддла, то в этот раз она действительно превзошла сама себя. Она была в ужасе. Глупо с ее стороны было заснуть, думая, что проклятые кошмары не отравят ее сон, но, когда она задремала на той книге, о своих постоянных плохих снах она думала в последнюю очередь. Если бы только она ушла и легла в кровать в собственной спальне, горько думала она про себя. Вероятно, Реддл был прав насчет одной вещи: она, на свою голову, была даже слишком упряма. Именно в этот момент она заметила накинутый на нее плед. Она не могла вспомнить, клала ли она его на себя сама… для нее почти невозможно было представить себе альтернативную причину, по которой он бы аккуратно лежал на ее теле. Реддл вернулся вскоре после того, как ушел, но, стоило ему показаться в поле зрения, она заметила, что он нес две чашки с чаем. Он подошел и поставил одну из них на стол перед ней, прежде чем сел на край дивана и молчаливо отпил из своей кружки. Она скептически уставилась на чашку, и, когда он заметил ее бдительный взгляд, он не смог сдержать усмешку. — Я не отравил его, — сказал он, а затем он взял ее чашку и сделал небольшой глоток, чтобы доказать, что там не было ничего, кроме обыкновенного чая, после чего вручил ей, и она, вроде бы удовлетворившись, тихо приняла ее. Она не поблагодарила его, но отпила из чашки, и маленькая улыбка появилась на ее губах, хотя она быстро стерла ту, как только он посмотрел в ее сторону. Он наблюдал за ней некоторое время, прежде чем он слегка рассмеялся и сказал. — Ты правда думаешь, что я пытаюсь тебя убить, да? Она закончила делать глоток своего чая, после чего поставила чашку вниз и проворчала. — Ну, ты пытался бросить нож в мою голову. — Если бы я хотел, чтобы он в тебя попал — он бы попал, — невозмутимо сказал он, зарабатывая презрительный выдох в ответ. Ладони Авалон обнимали чашку с чаем, пытаясь согреться его теплом. Ее колени были прижаты к груди, и он подумал о том, что хоть раз в своей жизни она выглядела почти робкой — существенно отличаясь от своей привычной дерзкой и агрессивной версии. Почти нервирующе было видеть ее настолько тихой, думал он. Несмотря на то, насколько ужасной она, как правило, была, он предпочитал ее более привычную невыносимую личность, а не эту болезненно тихую версию. Поэтому он попытался разговорить ее. — Тебе не в первый раз снится кошмар, так ведь? Она, казалось, не хотела отвечать, но, посмотрев на него в поисках какого-нибудь намека на издевку, она удивилась, не найдя ничего, кроме искреннего любопытства, написанного на его лице. Она покачала головой, и он кивнул. — Каждый раз один и тот же? Вновь она кивнула. Он был удивлен, когда она заговорила. — Каждый раз, когда я закрываю глаза, меня возвращает в ту ночь, — пробормотала она с холодом и горечью в голосе. Ему не нужно было спрашивать, чтобы понять, что она имела в виду ночь, которую он видел в ее воспоминаниях — ночь, когда тот человек разрывал ее плоть под весом своего клинка. Он почти почувствовал укол вины, когда подумал о том, как он приставил к ней собственный клинок всего неделю назад. — Это происходит каждую ночь? — поинтересовался он. — Большинство ночей, — ответила она. Он сделал паузу на мгновение, прежде чем спросить. — Лестрейндж когда-либо был при этом? — Этого обычно не происходит, если я сплю, зная, что я рядом с кем-то, — призналась она. По какой-то странной причине он был рад, что Лестрейндж не видел ее такой. Он не думал, что болван знал бы, как отреагировать… В целом, все отношения Лестрейнджа и Хендрикс сбивали Тома с толку. Она не казалась таким человеком, который пошел бы за кем-то вроде этого пьяного ублюдка, и он иногда ловил себя на том, что гадал, были ли ее чувства к тому искренними. Больше, чем о чем-либо другом, он задавался вопросом, почему кто-то настолько своевольный, как она, согласился бы быть с таким неизменным придурком, как Лестрейндж. Он не особо возражал… если уж на то пошло, было хорошо, что она доверяла Лестрейнджу так сильно. Возможно, она откроется ему раньше, чем открылась бы самому Тому. Нет, он действительно не особо возражал. Но тем не менее их динамика приводила его в замешательство. Он без слов поднялся и подошел к столу, где все еще лежали его палочка и книги, подбирая их в руки, прежде чем направиться обратно к ней и сесть вниз рядом с ножкой дивана; его спина прижималась к подушке, на которой она лежала. Она посмотрела на него с растерянным видом, нахмурив брови, но он не обратил на это никакого внимания и возобновил свою работу, время от времени делая глоток чая. Наконец он вздохнул и сказал: — Попытайся немного отдохнуть, Хендрикс. Ты гораздо полезнее, когда не находишься на грани засыпания. Она тихо поставила собственную чашку обратно на стол и медленно легла вниз снова, ее голова покоилась на подушке рядом с местом, к которому была повернута спина Реддла. Впервые она заметила, что от него пахло сочетанием одеколона, пергамента и пламени — разумеется, подумала она, это, должно быть, из-за того, что он сидел так близко к камину каждый раз, когда учился. Она не хотела прислушиваться к нему и ложиться спать, но она по-прежнему была настолько уставшей, что оставаться бодрствующей ей становилось все сложнее. Какая-то ее часть сомневалась, думая пойти обратно в собственную комнату, однако пугающий маршрут до Башни Когтеврана был чем-то, чего она боялась сильнее, чем провести ночь в комнате с Реддлом. Ее руки натянули плед обратно на тело, и она закрыла глаза, позволяя своей изможденности вновь унести ее в сон. Однако в этот раз ей не снилось ничего, кроме уютных огней камина.