----
Авалон почувствовала, как пробивающиеся через окно утренние лучи солнца мягко коснулись ее кожи. Она открыла глаза и, потягиваясь, села, прижимая одеяло к обнаженному телу. На месте Тома кровать была холодной, однако Авалон не стала обращать на это особого внимания, решив, что он, вероятнее всего, уже проснулся и пошел в душ, как делал это каждое утро. Но вот его пропавший багаж вызвал у нее беспокойство. Она оглянула комнату, замечая, что никаких его вещей там не оставалось. Смутная растерянность накрыла ее волной, но Авалон постаралась сохранять спокойствие и начала одеваться. Она закатила глаза, увидев порванное вчера платье, и подняла его, бросая в корзину и ища в комнате что-нибудь, что можно было надеть. Она наклонилась и посмотрела под кровать, замечая выглядывающий оттуда рукав. Схватившись за него пальцами, Авалон вытащила мягкий темно-синий джемпер Тома, который он, видимо, забыл забрать с собой. Странно, подумала она про себя. Обычно он очень скрупулезен. Тем не менее она натянула джемпер через голову и подошла к зеркалу, после чего взяла палочку и быстро скрыла все следы, которые Том оставил на ее теле. Посмотрев на собственное отражение, Авалон слегка усмехнулась — в его одежде со слишком длинными рукавами она, казалось, тонула, да и сам джемпер доходил ей до бедер. Медленно подойдя к двери, Авалон высунула голову наружу и внимательно осмотрела коридор, а затем поспешила к собственной комнате. Она взяла вещи и пошла в ванную. Приведя себя в порядок и надев свою одежду, она спустилась на первый этаж. Люди, явно еще недовольные после прошедшей ночи, постепенно начинали просыпаться. Она сочувствовала Акселю, смотря на беспорядок, который сотворили в доме его семьи — на грязных коврах валялась сломанная мебель, по всему полу была разбросана одежда, а по периметру комнат все еще лежали больше дюжины бессознательных тел. Взгляд Авалон упал на знакомую фигуру, хотя, стоило признать, это был не тот человек, которого она первоначально планировала найти. И все же она подошла к Ориону, который, заметив ее приближение, воодушевленно улыбнулся. — Доброе утро! — сказал он, вставая и встречая ее на полпути, чтобы окутать своими объятиями. — С Новым годом! Похоже, прошлой ночью мы с тобой разминулись, а когда часы пробили полночь, я уже не смог тебя найти. — Прости, я была немного занята, — усмехнулась она. — Но тебя тоже с Новым годом. — Занята, значит? Так теперь это называют? — спросил он, поднимая бровь. — Я видел, как вы с Реддлом ушли с вечеринки, что довольно странно, учитывая, что парой минут раньше ты чуть не поцеловала парня из моей команды. Она почувствовала расползающийся по щекам румянец, но издала легкий смешок. — Мы с Томом играли в… игру, своего рода. Я победила. Он закатил глаза, весело улыбаясь. — Мерлин, вы двое чертовски странные. — Кстати о Томе, ты его не видел? — спросила она, смотря по сторонам. Его нигде не наблюдалось. Однако, оглядываясь, она встретилась глазами с Розье, который стоял в другом конце комнаты. От его холодного взгляда по спине пробежала дрожь, но Авалон проигнорировала это и снова повернулась к Ориону. — Нет, не видел, — ответил он, прищуриваясь. — Разве он был не с тобой? Она покачала головой, постепенно начиная чувствовать накатывающую тревогу. — Когда я проснулась, его вещей не было. — Наверняка у него возникли какие-то дела, и ему пришлось уехать раньше, — сказал Орион, поглаживая ее по плечу. — Беспокоиться не о чем. Она нерешительно кивнула, но все равно чувствовала стискивающие сердце нервы. — Наверное, мне лучше отправиться к нему и проверить, как он, — пробормотала она, отстраняясь от Ориона. — Все в порядке, много кто начал возвращаться по домам. Я могу поблагодарить Акселя от твоего имени — сомневаюсь, что он проснется в ближайшее время. Собери вещи, я провожу тебя до ворот, и ты сможешь трансгрессировать обратно. — Спасибо, — сказала она и, слабо улыбнувшись ему, побежала наверх, быстро укладывая свои вещи. Вскоре после этого они вдвоем подошли к границе имения, где Авалон попрощалась с Орионом, по крайней мере, до тех пор, пока он сам не вернется в замок, и трансгрессировала в Хогсмид. Путь до Хогвартса был не таким уж и длинным, но он казался вечностью. В голове не переставали крутиться навязчивые мысли, а нервы натягивались до предела от беспокойства, все ли в порядке с Томом. Авалон никак не могла избавиться от страха, повисшего где-то внутри, но старалась засунуть его подальше, повторяя себе, что, скорее всего, все было хорошо. Дойдя до своей спальни, она быстро бросила вещи, открывая чемодан, только чтобы взять джемпер, который Том случайно забыл. Не тратя больше ни секунды, она пошла ко входу в гостиную Слизерина и произнесла пароль, заходя внутрь и направляясь прямо к комнате Тома. Она открыла дверь, не утруждая себя стуком, и облегченно выдохнула, когда увидела, что он стоял внутри, разбирая вещи на своем столе. Услышав, как она вошла, Том повернулся, но, когда он заговорил, на его лице не отражалось никаких эмоций. — Что ты здесь делаешь, Хендрикс? Холод в его тоне застал ее врасплох. — Когда я проснулась, тебя не было, — спокойно сказала она. — Я хотела убедиться, что с тобой все хорошо. — Все в порядке, — ответил он, проводя рукой по волосам. Авалон заметила, что на нем не было кольца, которое она ему подарила. — Тогда почему ты так внезапно уехал? — Не знал, что я должен информировать тебя о своем постоянном местонахождении, — сказал он. От его слов у нее возникло ощущение, как будто ее только что сильно ударили в живот. Земля под ногами начала рушиться, и Авалон, чувствуя подступающую беспомощность, растерянно покачала головой. — Почему ты так себя ведешь? — спросила она. Ее слабый голос ножом пронзил ему грудь, но Том не мог позволить этому его пошатнуть. Так было лучше для них обоих. И все же, смотря на то, как она стояла перед ним, крепко сжимая в пальцах его аккуратно сложенный джемпер, а ее глаза наполнились болью предательства, Том чуть не подбежал к ней и не обнял ее. Чуть. — Каникулы скоро закончатся, — сказал он. — Пора возвращаться в реальность. Она покачала головой, уже не желая пересекаться с ним глазами. — Я не понимаю… — ее взгляд скользнул на его кровать, замечая открытый чемодан. Там, на одежде, лежал небольшой золотой медальон с зелеными драгоценными камнями, выстраивавшимися в форме буквы «С». Авалон слышала предания о давно потерянном медальоне Салазара Слизерина, но видя его наяву… она вдруг почувствовала, как скрутило живот. — Откуда он у тебя? — осторожно спросила она, не сводя глаз с труднодостижимого ювелирного изделия. Том проследил за ее взглядом, слегка округлив глаза, когда увидел, на что она смотрела. Он быстро подошел к своему чемодану и захлопнул его, вставая перед ним и перекрывая ей обзор. — Я думаю, тебе лучше уйти. — Где ты его взял, Том? — спросила она, повышая голос. — Почему медальон Слизерина находится у тебя? Она не знала, зачем это спрашивала — ответ был довольно очевиден. Том Реддл мог владеть подобной вещью только по одной причине. Медальон должен был стать его новым крестражем. Когда она посмотрела на Тома, в ее глазах было столько боли, что ему пришлось на мгновение отвести взгляд, но все, что она делала, лишь доказывало необходимость его поступков. Не существовало такого будущего, в котором она не станет ненавидеть его, если узнает, какой он — настоящий он. Его планы, его миссию, его предназначение. Что бы ни произошло, она всегда будет его ненавидеть. Но если ненависть была единственным способом избавить ее от будущего, полного боли, то он готов был сделать все возможное, чтобы уберечь ее от того греха, которому, Том знал, было суждено поглотить его и всех, кто был вокруг. Она была светом. И он не мог испортить ее собственной тьмой. — Уходи, Хендрикс, — сказал он, шагая на нее в надежде, что она отступит назад. Но этого не произошло. Потому что она его не боялась. Несмотря на все, она не могла его бояться. — Почему ты ведешь себя так грубо? — спросила она, требуя правды. — Это не ты. Я в это не верю. Он сделал еще один шаг вперед и, возвышаясь над ней, опустил взгляд на ее печальные глаза. — Ты не знаешь меня. И тебе стоит покончить с этим заблуждением, которое заставляет тебя считать иначе. Я не знаю, как выразиться еще яснее, — сказал он, снова шагая на нее, но в этот раз наблюдая за тем, как она отступила. — Ты, — шаг. — Мне, — шаг. — Не, — шаг. — Нужна. Она отходила назад, пока не оказалась у двери. Больше не смея встречаться с ним взглядом, она уставилась в пол, качая головой и тихо бормоча что-то в отрицании, словно сломанная пластинка на повторе. — Я сказал: выметайся, — прошипел он, указывая на дверь. Когда она наконец снова посмотрела ему в глаза, Том ожидал увидеть в ее взгляде гнев, ненависть или даже боль. Но то, что в итоге встретило его, было в миллион раз хуже всего этого. Он увидел лишь разочарование. Она протянула ему джемпер, который держала в руках, тихо пробормотав: — Ты забыл это у Нотта. Том забрал джемпер из ее трясущихся пальцев, и она развернулась, без слов выходя из его комнаты и, сама о том не зная, забирая с собой частицу его сердца. Когда она закрыла за собой дверь, казалось, что вместе с ней из комнаты ушел и весь кислород. Дышать вдруг стало трудно, и Том зашагал по комнате взад и вперед, оттягивая концы волос. Он присел на край кровати, отчаянно желая подавить тупую боль в груди, которая грозила разорвать всю его душу на куски. Все внутри казалось сломанным. Каждая его частичка рисковала треснуть, и он не знал, что с этим делать. Так что он попытался зарыть голову в руках. Все еще держа в них свой джемпер, он почувствовал, как, когда тот приблизился к его лицу, все его сердце вмиг разбилось вдребезги. Этот запах был похож на чувство возвращения домой после долгих лет, проведенных вдали. На солнечный свет, коснувшийся кожи после холодной зимы. На маяк, замечая который посреди бури, ты знаешь, что все будет хорошо. Это был ее запах. Блять. Джемпер пах совсем как она. Том не мог объяснить ту боль, которую он чувствовал. Он никогда прежде не испытывал ничего подобного. Это ранило так сильно, что он впился ногтями в собственную кожу, пытаясь отвлечься от боли, что была внутри. Эта боль ведь обязательно утихнет? Но в тот момент, чувствуя, как вокруг рушится весь его мир, он каждой каплей своего существа знал, что эта боль оставит на нем свой след навсегда. Его взгляд остановился на прикроватной тумбочке, куда он положил кольцо, которое Авалон подарила ему буквально вчера. Он знал, что это была плохая идея, но медленно потянулся к кольцу и снова надел его на палец, а затем поднял руку и прижал холодный металл к своему виску, позволяя воспоминаниям о лучших временах заполнить сознание и притупить душу.----
Было больно. Больно бодрствовать, больно думать, больно чувствовать. Просто больно. От всего. — Я не знаю, она мне не говорит, — прозвучал в углу приглушенный голос Зельды, обращающейся к Ориону. — Я попробую с ней поговорить, — сказал он в ответ настолько тихо, что Авалон едва его услышала. Ей не нравилось, что они разговаривали о ней так, будто ее здесь не было, но и найти в себе энергию заговорить она не могла. Разговоры причиняли боль. Последние несколько ночей она просыпалась от собственных криков, и горло саднило так сильно, что формулировать слова было невозможно. Кошмары захватили ее, лишая всякого подобия жизни. Проведя так много ночей рядом с ним, она почти забыла, как отвратительно было проживать ночь за ночью без единой секунды спокойствия. Но последние несколько ночей безжалостно напомнили ей о тех ужасах, что таятся во тьме. — Ава, — осторожно сказал Орион, подходя к ней и опускаясь на колени рядом. — Мне больно видеть тебя такой. Зельда тоже присоединилась к ней и, присаживаясь на матрас, обняла ее. — Ты же знаешь, что мы с тобой всегда и во всем, правда, милая? Было приятно, что Зельда снова была рядом. Авалон очень скучала по своей соседке и жалела лишь, что сама была не в лучшем настроении, чтобы как следует встретить ее после возвращения. Орион положил поверх ладони Авалон свою и слегка сжал. — Пожалуйста, поговори с нами. Позволь нам тебе помочь. Она не знала, что говорить. Последние несколько дней до того, как все наконец вернулись в замок, она не делала почти ничего — только сидела в своей кровати, пытаясь разобраться в том, что произошло. Но, чем больше она об этом думала, тем меньше понимала. Эхо его слов раздавалось в ее голове, постоянно напоминая о моменте, когда она почувствовала, как ее сердце разбилось. «Ты мне не нужна». Он и раньше был к ней жесток, но этот раз был другим. В прошлом они были лишь врагами. Его слова со временем отскакивали от нее, не оставляя никаких долговременных шрамов. В этот раз, однако… в этот раз он причинил ей такую боль, какую мало кто вообще мог себе представить. Он завоевал ее доверие, завоевал ее сердце и предал их оба. Нет, она не понимала. Она не понимала, как он мог так измениться за считанные мгновения — ложась с ней спать одним человеком и просыпаясь другим. Она не понимала, почему он будто бы забыл все, что происходило между ними, вернувшись к холодной версии себя, которую Авалон знала с того самого момента, как оказалась в этом времени. Но больше всего она не понимала, каким образом она позволила себе повестись на такого человека, как Том Реддл. Человека, в котором не было ничего, кроме зла, и она это знала. Человека, который причинял боль не только ее близким, но и ей самой, снова и снова, и она это знала. Человека, которого, ей казалось, она сможет изменить… Как же она ошибалась. Так что, нет. Она не знала, что говорить. Не было таких слов, которые могли бы выразить, как больно это было — привязываться к кому-то, только чтобы осознать, что, в конце концов, он был именно тем, кем, ты надеялся, он не станет. Что, как бы сильно ты его не любил, спасти его от него самого было невозможно. И у нее оставалось лишь два осознания. Первое: что, несмотря на все то, что, как она знала, Том совершит… на все ужасы, на которые он был способен, и на каждую жизнь, которую он отнимет, она в него влюбилась. Как? Она не знала, но была уже не в состоянии пытаться это отрицать. Она любила его и хотела бы, чтобы это было не так, но это была правда. Это было по-настоящему. И именно поэтому второе осознание ранило даже сильнее. Он никогда не любил ее в ответ. «Том Реддл видит в людях игрушки, которые он может использовать, пока ему не надоест. После этого он их выбрасывает». Слова Киры преследовали ее — напоминали о том, насколько, черт возьми, наивной Авалон была, считая, что она была каким-то исключением. Как же она ошибалась. Как же ужасно она ошибалась. Это пугало ее сильнее всего, потому что если он ее не любил, то она никогда не сможет его изменить. А если она не могла его изменить, то ей оставался только один вариант… Вариант, который, Авалон знала, будет преследовать ее до конца жизни, если она его осуществит… вариант, который разорвет ее на части безвозвратно. Как же глупо с ее стороны было усложнить задачу самой себе. Она почувствовала, как что-то приземлилось ей на руку, и медленно перевела взгляд вниз, замечая желтую бабочку, которая, сидя на ее пальцах, изящно хлопала своими крыльями. Орион внимательно смотрел на Авалон, надеясь увидеть подобие счастья, возвращающееся в ее покрасневшие глаза, как это обычно происходило, когда он колдовал ей маленьких бабочек. Но его сердце наполнилось ужасом, когда он увидел, как она безучастно, ровно таким же пустым, как и прежде, взглядом уставилась на существо. Он вздохнул и поднялся на кровать, садясь с противоположной от Зельды стороны и присоединяясь к объятиям, которые та начала. — Все будет хорошо, — прошептал он, пусть и боялся, что это была ложь. Они с Зельдой очень удивились, услышав, как Авалон тихо прохрипела: — Том. Ее голос был таким сиплым, таким слабым, что они едва разобрали, что она сказала. Орион отстранился, прищуриваясь. — Прости, что? Она сделала глубокий вдох, смотря на стену перед собой, и сказала так же тихо, как и до этого: — Это Том. Чувствуя поднимающийся в груди гнев, Орион встал и бурей подорвался к двери, проворчав: — Этот сраный… Но не успел он выйти, как Зельда указала палочкой на дверь, и та резко захлопнулась, запирая его изнутри. — Прежде чем отправляться ломать кости, остановись на одну гребаную секунду и дай ей сказать! — заявила она, качая головой. — Мерлин, эти чертовы слизеринцы… — Что он тебе сделал? — спросил Орион, стараясь не выдать страх в своем голосе. Такой разбитой он видел Авалон только однажды: после той ночи, когда Ксавьер попытался на нее напасть… и в его голове начинали метаться миллионы ужасных мыслей. Но почему-то он не думал, что Реддл когда-либо поднял бы на нее руку. Он не понимал, как этот ублюдок мог причинить ей столь сильную боль… у Нотта они казались такими счастливыми. А теперь… — Авалон, пожалуйста, — вздохнула Зельда, поглаживая плечо подруги. — Я не смогу тебе помочь, если не буду знать, что с тобой. Авалон глубоко вздохнула, взглянув поочередно на двух своих друзей, смотрящих на нее с любовью и беспокойством. И, вот так, боль полилась из нее, и она рассказала им о произошедшем, на их глазах разваливаясь на части, словно пустая оболочка девушки, сердце которой оказалось разбито человеком, державшим его в своей руке. Из ее глаз бесконечным бесконечным водопадом страданий текли слезы. Как бы яростно она их ни вытирала, на их место лишь приходило еще больше. Зельда крепко обняла Авалон, пытаясь успокоить ее трясущуюся фигуру, но это было бессмысленно — Авалон была в абсолютно ужасном состоянии. На лице Ориона застыло выражение чистого шока. Он невидящим взглядом смотрел перед собой, пытаясь обработать все, что только что услышал. Ему абсолютно не верилось, что Том Реддл, тот же парень, который просил его совета по поводу того, как извиниться перед Авалон, мог быть таким жестоким по отношению к ней же, девушке, которая, очевидно, была ему очень дорога. — Это бессмыслица какая-то, — сказал он себе под нос. — Что значит бессмыслица? — скептически спросила Зельда. — Совершенно никакой бессмыслицы. Реддл — чертов социопат! Он физически неспособен заботиться о чем-либо, кроме себя. — Нет, нет, ты не понимаешь, — вздохнул Орион, качая головой. — Я знаю его уже много лет. Я видел, как он делает вид, будто заботится о девушке, и видел, как он относился к Авалон. Все было иначе. Я никогда прежде не видел его таким. С ней он не притворялся. — Я тоже так думала, — шмыгнула носом Авалон, закрывая лицо руками. — Я просто не понимаю, что произошло. Закатывая глаза, Зельда снова заговорила: — Что произошло, так это то, что он… Но Авалон ее перебила. Ее голос был по-прежнему хриплым, но тон становился все более раздраженным: — Я не глупая, Зельда! Тебя не было все каникулы, ты не понимаешь, каким он был! Даже Дамблдор сказал, что увидел в Томе изменения. Я не сошла с ума, если в это верю, понятно? Ее соседка на мгновение замолчала, широко открыв глаза, а затем медленно сказала: — Я доверяю твоим суждениям. Прости, если тебе показалось, что это не так. Авалон сделала глубокий вдох. Она не знала, почему так быстро бросилась его защищать. После всего, что он сделал, после всего, через что она из-за него прошла, она до сих пор хотела верить, что существовала та его часть, которая не притворялась все это время. Она хотела верить, что существовала та его часть, за которую стоило бороться. И, вероятно, это могло стать ее собственным крахом — вера в людей, которые того не заслуживают. Но она ничего не могла с собой поделать. Она не хотела отступаться от него. — Ты все еще его защищаешь, — заметил Орион. Он видел это в ее глазах — она очень дорожила Томом — и видеть это было и прекрасно, и больно одновременно. Она сделала глубокий вдох и выдохнула. — Часть меня до сих пор цепляется за надежду, что все это — какое-то недопонимание. — Недопонимание? — спросил Орион. — Я не знаю, — призналась она. — Все, что я знаю, — это то, что он лег спать одним человеком, а в следующий раз, когда я его видела, был кем-то совершенно другим. Мне кажется, будто между двумя этими моментами что-то произошло, и из-за этого что-то внутри него изменилось — просто я не имею ни малейшего понятия, чем это может быть. — Милая, я лишь не хочу видеть, как тебе снова разбивают сердце, — сказала Зельда, нежно кладя ладонь ей на плечо. — Я знаю, что звучу абсолютно безумно, — сказала она. — Но я просто… я не могу от него отступиться. — Ава… — тихо сказал Орион с тенью грусти в голосе. — Ты сам это говорил, — возразила она, смотря на него. — Что ты веришь, что добро есть в каждом человеке. — Но ты не должна подвергать себя такой боли, чтобы найти это добро. Ты не обязана его спасать. Она почувствовала, как губы натянулись в грустной улыбке от иронии заявления. — Если не я, то кто? — Я пойду и поговорю с ним, — сказал Орион, вновь начиная идти к двери. — Нет! — крикнула Авалон, останавливая его. — Это сделаю я, — проворчала она и, вытирая шальные слезы, сама начала вставать. — Поговорить с ним должна я. — Единственное, что ты должна, — это немного отдохнуть, — сказала Зельда, снова усаживая ее. — Реддл к утру никуда не исчезнет. Позволь себе хорошо выспаться — видит Мерлин, тебе это нужно, милая — а завтра после завтрака сходишь и с ним поговоришь. — Авалон открыла было рот, чтобы запротестовать, но Зельда ее перебила: — Никаких споров, ты знаешь, что я права! Так ты будешь отдохнувшей, а заодно сможешь подумать о том, что именно хочешь ему сказать, хорошо? Авалон посмотрела на Ориона в поисках поддержки, но тот кивнул, соглашаясь с Зельдой. — Она права. — Спасибо! — сказала Зельда, вскидывая руки в воздух. Орион слегка усмехнулся, с веселой улыбкой слушая Зельду, читающую Авалон лекцию о важности сытного завтрака. Как только разглагольствования подошли к концу, Авалон простонала: — Ладно! Я поговорю с ним завтра! Черт побери. — Отлично, — расплылась в улыбке Зельда. — А теперь иди прими душ, приведи себя в порядок, а я пока схожу тебе за чашкой кофе. Хорошо? Авалон кивнула и, сделав глубокий вдох, улыбнулась им. — Спасибо. Вам обоим. Орион улыбнулся в ответ, взъерошивая ей волосы и тем самым зарабатывая раздраженный вздох. — Я зайду за тобой завтра утром перед завтраком. Она поймала себя на том, что благодарит вселенную, каким-то образом привнесшую в ее жизнь этих замечательных людей. Даже проходя через ад, она не могла не чувствовать признательность друзьям, которые напоминали ей о лучших временах----
На следующее утро Авалон сидела с Орионом в Большом Зале в дальнем конце когтевранского стола. Вытащить ее из комнаты оказалось настоящим подвигом, но Орион, к большому одобрению Зельды, с этой задачей справился. Столы на завтраке не были такими заставленными, как обычно — занятия начинались только со следующей недели, и немало учеников в замок еще не вернулись. — Ты должна что-нибудь поесть, — сказал Орион, смотря на ее пустую тарелку. — Я обещал Зельде, что заставлю тебя поесть. Ты не можешь выставить меня лжецом. — Я просто не голодна, — сказала Авалон, пытаясь выдавить улыбку, но, очевидно, с треском провалившись, увидела, как Орион закатил глаза и начал внимательно изучать еду, которая была перед ними. — Даже для… — он наклонился, хватая два чернично-лимонных скона и предлагая один ей, а сам тем временем откусил от второго и пошевелил бровями. — Я правда не голодна, — настойчиво сказала она, но Орион был упорен. — А я, к сожалению, не приму отказа, — усмехнулся он, толкая скон к ее рту, но она лишь повернулась щекой, пытаясь от него уклониться. — Орион, я правда не голодна! — сказала она, когда он еще раз попробовал придвинуть скон к ее рту. — Прекрати! — рассмеялась она, пытаясь отмахнуться от его руки, в то время как он продолжал пихать ей скон. — Просто съешь чертов скон! — сказал Орион, стараясь не рассмеяться, когда случайно размазал сладость по ее щеке. — Ладно, ладно! — усмехнулась Авалон, наконец сдаваясь и поворачивая голову, чтобы откусить от скона. Том вошел в Большой зал, мгновенно замечая Авалон и Эйвери, смеющихся за столом Когтеврана, пока блондин кормил ее одним из этих чертовых сконов, которые нравились ей так сильно. Они выглядели такими… счастливыми. Хорошо, думал Том про себя. Чем ближе она станет с Эйвери, тем легче ей будет забыть про него самого. С Эйвери ей будет лучше. Как бы Том ни ненавидел это признавать, Эйвери мог дать ей то, чего сам он не смог бы дать никогда. Счастливую жизнь. Хорошую жизнь. У Эйвери было много качеств, но превыше всех них стояло одно: глупец был добрым. Иногда даже слишком, на свою же голову. Но, возможно, именно это и было нужно Авалон. Кто-то, кто сможет вести жизнь, быть частью которой она была бы горда. Том знал, что никогда не мог ей этого дать. Он сделал резкий вдох, пытаясь не обращать внимания на то, как сжималось его сердце, пока он смотрел на пару, улыбающуюся друг другу так, будто у них не было никаких забот. Мгновение спустя Авалон поймала его взгляд, но Том поспешно посмотрел в сторону, стоило лишь ему увидеть, как при виде него потеплело выражение ее ореховых глаз. Том пошел было к столу Слизерина, но она встала и побежала к нему так быстро, как только могла. — Том! — крикнула она. Слыша, как она произносит его имя, он по-прежнему чувствовал, как все внутри него переворачивалось с ног на голову, и ненавидел себя за это чувство. Но он явно не был единственным, кто услышал, как она его зовет. Несколько ребят повернулись, с любопытством смотря на них, чтобы понять, что происходит. Чувствуя, как Розье и Лестрейндж взглядом прожигают его затылок, Том повернулся к ней лицом, стараясь сохранять как можно более безразличное выражение. Он заметил мешки под ее покрасневшими глазами. От мысли о том, что она не могла нормально спать, ему становилось плохо, но он старался не думать об этом слишком много. Он знал, что и сам выглядел не лучше — его ночи были ровно такими же бессонными. Он не осознавал, как сильно тишина беспокоила его, пока эта тишина не наступила из-за того, что ее не было рядом. Когда Авалон снова заговорила, ее голос был тихим, а глаза всматривались в него с такой надеждой, что встретиться с ее взглядом было тяжело. — Мы можем поговорить? — Мне нечего тебе сказать, — сказал он. — Ну а мне есть много что сказать тебе, — бросила в ответ она, поднимая бровь. — Ты должен хотя бы объяснить, почем… — Я ничего тебе не должен, — сказал он, заставляя ее замолчать. — Прекрати позориться и оставь меня в покое. Она уже открыла рот, чтобы что-то сказать, но Том повернулся к ней спиной и ушел, не дав ей этой возможности. Наблюдая за тем, как он подошел к Розье и Лестрейнджу и сел рядом с Адонисом, Авалон почувствовала, что ее терпение начинало иссякать. Как бы она ни хотела верить, что ситуацию можно было исправить простым взрослым разговором, она знала, что все их отношения родились из ярости и ссор — и если именно это и требовалось, чтобы заставить его с ней поговорить, да будет так.