Второе пришествие

Не могу сказать, сколько прошло времени. Не могу сказать, что такое время и существует ли оно. Вакханалия грохота, исступлённых криков, завываний ветра и громогласно трубящих вдали существ давным-давно сменилась мёртвой тишиной. Робкие вдохи и сдавленные выдохи, осторожно прокрадываясь сквозь неё, шептали в такт неровному сердцебиению. Не улетучивалось лишь ощущение спиной твёрдого бетона, запачканного ржавого оттенка кровью. Не выпускал из своих объятий и кокон темноты, но уже не грозящей, не бездонной, не той самой, которая заслонила небеса и сковала всё живое в Чёрный день. Нет, эта темнота была пустой и обыденной, предсказуемой и естественной. Но главное – пустой. Остывшим плавильным котлом, из которого после бурно клокочущего кипения испарились пугающие видения и неистовая боль, сгрызавшая мне позвонки своими акульими резцами. Под толстовкой заскрёбся холод, сворачиваясь клубком в капюшоне и покрывая кожу пупырышками. Невольно вздрогнув, я стряхнул с себя морок. Вместо бурного урагана, перекрывшего дыхание тяжёлым, спёртым воздухом с запахом метро и нашпиговавшего острым песком и пылью лёгкие, лицо овевал слабый, но успевший стать холодным ветерок. На глазных веках будто бы навалено по цементному мешку. Когда я успел так отключиться? Что случилось? Постепенно сознание стало возвращаться, осязание улучшилось. Вот только проснувшийся разум на несколько широких шагов опередил память, явно не спешившую приходить в себя. Я лежал на бетонном покрытии среди разбросанного щебня и битого стекла на площадке, с трёх сторон окружённой серыми и унылыми многоэтажками. Небо было плотно затянуто свинцовым войлоком. Судя по сумеркам, вечерело. Часов при мне не было. «Придурок, тебе подарили, а ты не носишь…», –процедили на автопилоте годами повторяемую фразу обветренные губы. Пальцы, отработанным движением пошарив в карманах, извлекли крошечный мобильник, засиявший оранжевой подсветкой кнопок. Даже слишком уж ржаво-оранжевой, кисло-металлической… Однако что за чёрт? Старенький Walkman почему-то не отображал время. Привычные взгляду цифры напрочь пропали с маленького, но довольно яркого экрана, слепящего глаза в вечернем полумраке. Окончательно оклемавшись, инстинктивно двинул ногами. Работают. Руки в полуперчатках ощупали штаны. Нет, целы, живы, никаких переломов, кровавых пятен, саднящих ран и омертвений… Ветерок крепчал, стало по-настоящему холодно. Пришлось встать, облокотившись на стену дома – чувствовалась слабость. На все напряжённые попытки вспомнить причину появления в неизвестном дворе мозг неизменно отвечал отбоем и вспухающими на лбу венами. Что это за район и каким образом меня сюда занесло? За мои 19, уже почти 20, несчастных лет я слишком хорошо изучил Стокгольм и даже пригород. И ради того, чтобы впасть в такой ступор при ориентировании на местности? Но подозрительно знакомыми казались грубо обшарпанные, будто лёгкие ракового больного, стены и постепенно зарождающееся в глубине мозга напряжение. Уже не то напряжение, которое пару минут назад резко возникло и давило на виски от тщетных потугов уловить воспоминания. Это же подкрадывалось на цыпочках, как крадётся растущая с заходом солнца тень разлапистого дерева по решётчатым окнам заброшенного абортария. А в ответ из зияющих за чугунными прутьями дыр, противно шурша жжёным целлофаном и гортанно кряхтя, наружу выползает… «Так блять, хватит бредить!» Ударив себя по щекам, я наконец решил осмотреться, рассчитывая сориентироваться по местоположению. Никаких адресных табличек на торцах зданий, к моему удивлению, не было. Вместо них было наспех начёрканное граффити, выведенное… Я прищурился, протёр глаза и снова прищурился. Не разобрать. Взгляд бегло упал на экран Walkman’а. Индикатор телефонной зарядки обнадёживающе зеленел. Но слишком уж отдавала болотом и канализационными трубами эта бледно-зелёная батареечка… Мутные, оттенка вязкой трясины пиксели казались родными, будто бы утешали и напоминали… О чём? Мысли прервал луч включённого тускловатого фонарика. Поднеся телефон поближе к граффити, я принялся изучать замысловатые штрихи. Не было похоже ни на кириллицу, ни на латиницу, ни, чёрт возьми, даже на любого привычного формата иероглифы и цифры. Непонятная, но слишком красивая для беспорядочных каракуль надпись. До безобразия знакомое ощущение дежавю неожиданно подступило из-за спины к горлу нервным комком. Необычный какой-то пейзаж. Даже в спальных районах всегда снуют прохожие, реже машины, а теперь не видать ни души, словно всё живое вокруг внезапно вымерло. Не было слышно даже отдалённого шума городского транспорта. У подъездов пустовали лавочки, вечно оккупированные судачащими о жильцах пожилыми фрекен. Во дворе не мелькали силуэты бродячих кошек. Только привычные запахи и глухая тишина, будто бы терпеливо выжидающая моих действий. Весьма необычный, но до мозга костей знакомый сюжет. Фразы стали приходить на ум совершенно невпопад: «Брось, ты загоняешься. Да и когда в последний раз читал? А хотя нет, подожди! Раз это ни при чём, может виной всему графомания? Не хитри, сам знаешь, как любишь убить часик-другой за… ну да, из этой по ходу много соответствий. Она на многое вдохновила. В том числе на то, чтобы избавиться в своё время от…» На этой мысли взгляд мой упал на красное граффити; волосы моментально встали дыбом, а мобильник выскользнул из рук. «Всё правильно!» - гласила надпись, наливаясь красной жидкостью и стекая на асфальт бордовыми полосами. Зажавшись в угол, я старался успокоить участившиеся, будто от укола адреналина, сердцебиение и дыхание. Голова никак не могла вместить в себя осознание страшной мысли: проклятие сожжённой книги кошмаров настигло автора, созданный ручкой и бумагой мир вживую поглотил меня. Но почему он… такой реалистичный? Почему нет ощущения вымышленности? Почему он будто застрял на стыке времени и пространства? Я там или я здесь? Здесь… Здесь. Здесь! ЗДЕЕЕСЬ!!! «ПравильнааАААААА!!!» - кровавые буквы «А» неестественно вытянулись, скорчились и, расползаясь по фасадам домов, как громадный лиловый спрут по чёрным склонам Марианской впадины, начали вливаться в каждую форточку, всасываться в каждый дымоход, вплёскиваться в каждый подъезд. Прорезавшие тишину истерические крики невидимых жильцов смешались с ужасным хлюпающим звуком выдавливаемого из мясорубки фарша. «ЗДЕССССЬ!» – шипело в голове, не то белым радиошумом, не то с сильными звуковыми помехами, в которых, будто в облаке мошкары, начал теряться двор. Струя тёмно-алой слизи из прорвавшейся местами водосточной трубы мощным напором, словно из брандспойта, ударила мне в рот, выбив три зуба. Скрючившись от неожиданности и пронзившей дёсны боли, будто рыба, почувствовавшая под губой смертельный крюк, я зашёлся в приступе кашля, перемешанного с криком. Скользкие, как лизун, брызги вылетали из кровоточащих щербин и лились из-под языка вперемежку со слюной на серую толстовку, на брюки и ботинки. Шипящие в голове помехи усиливались с каждой минутой. Вывихнутая от сильного напора челюсть скривилась и застыла в открытом положении, отпечатав на лице торжествующий садистский оскал. «ЗЗЗЗДЕССССЬ!!!» – вторили бегущие по нервам электрические импульсы. «ЗДЕЕЕЕСЬ!!!» – издало моё горло с неестественным рыком. За грудиной защемило, в глазах залетали чёрные мухи. Всё пространство замелькало зернистой пеленой. Накатившая вместе с ним животная злость ко всему окружающему стала рваться из разболевшейся груди. Не в силах терпеть эти танталовы муки, я вцепился грязными ногтями прямо в солнечное сплетение и начал раздирать противную человеческую оболочку. Вой, сравнимый с воем оборотня, заглушил звуки происходящей вокруг великой бойни. Испещрённые прожилками цвета сырого ростбифа глаза распахнулись во всю ширь, дико ворочая растущими зрачками по сторонам. Чёрная кровь хлынула фонтанами из повреждённых артерий. Тело в исступлении заходило ходуном. Наполнившиеся нечеловеческой силой руки вцепились в пропитанные желтоватым подкожным жиром мышцы хваткой бультерьера и продолжали драть плоть. Хрящи смачно трещали, сухожилия лопались, как излишне натянутые скрипичные струны. Казалось, мой ор звучал уже не из горла, а из рваной дыры, вырываясь паром в прохладный осенний воздух. Всё вокруг зарябило чёрно-белыми волнами. «МЕССССТЬ БЛИЗЗЗЗКО!!!» Расшатанные моими усилиями рёбра хрустнули и обнажили бесконечную пустоту, в которой я тонул столько времени, не находя из неё выхода. Ветер задул во вскрытое бессердечное, бескишечное и беспечёночное чрево, пропитанное смердящей копотью, и вылетел оттуда золой от сожжённых страниц, вытесненный страшным воем, искажённым столь же страшными звуковыми помехами. Получился звук, способный содрать десятисантиметровый слой ржавчины с затонувшего корабля. Из домов и переулков, подвалов и подворотен, вторя ему, завыли, загудели, замычали сотни дьявольских порождений, восставших из пепла сакральной книги и готовых к атаке. Мы чуем его, мы примем его, мы замучим его, мы вернём его! Склизкая дрянь попала на поцарапанный корпус валяющегося в ногах мобильника. Сквозь зернистый туман звуковых искажений прорвался резкий писк SMS-сообщения. Судорожно подхватив телефон руками, охваченными тремором от безграничной злобы и ненависти к людскому роду, и бегло пробежав взором заприметившего добычу хищника по дисплею, я с полоумным ором рванул в ночь. Эти строки всегда направляли меня, горя ярким факелом в сырой пещере сомнений, ошибок и страхов. Направляют и сейчас. Взведённая торпеда взяла курс на цель. «Он вернулся, сынок, расквитайся с ним. Мама». Экран потух.