***
Сквозь крепко окутавший разум сон Свон все же слышит чьи-то негромкие голоса и шорохи вокруг. Еще не разлепив глаз, она в полной мере осознает, насколько идиотской затеей было провести ночь, свернувшись в кресле. Она поднимает затекшую шею, параллельно растирая руками нижние конечности, слыша хруст в собственном теле. Девушка поднимается, сонно потирая глаза, после вытаскивая из волос запутавшиеся в локонах шпильки и мелкие резинки, позволяя волосам свободно струиться по плечам. Взгляд синеватых глаз блуждает по комнате, находя лишь незнакомые фигуры подростков, некоторые из которых скрутились в креслах, а некоторые сгорбленно перебирают сброшенные в кучу вещи. Однако среди них нет Августа. Единственного, кого Эмма желала бы здесь видеть. Делая несколько робких ото сна шагов, она выходит в коридор, затем проникая в маленькое помещение кухни. Здесь, держа в руках высокий полный воды стакан, за столом сидит Август. Девушка медленно приближается к нему, чье лицо с закрытыми глазами иногда меняет свое выражение, чуть морщась, видимо, от похмелья. — Август, — зовет тихо, присаживаясь рядом. Реакция следует не сразу, будто слова доносятся до парня сквозь некую водную толщу. Он поднимает голову и открывает глаза, направляя затуманенный взор на Свон. Пару минут молча разглядывает, только после коротко кивая в знак приветствия, параллельно делая большой глоток воды. — Черт, как же голова болит… — проговаривает он, вздыхая, — Не стоило столько пить. Эмма не отвечает. Она разглядывает его. Его мятую покрывшуюся жирными и грязными пятнами одежду, растрепанные темные волосы, опухшее от недосыпа и алкоголя лицо. В его глазах, теперь уже открытых и вперившихся в одну точку, читается усталость, смешанная с глубоким равнодушием ко всему вокруг. Она не знает, о чем заговорить и как подобраться к сути, потому так и смотрит на парня с некоторым сочувствием. — Нам… Нужно поговорить, — наконец шепчет Эмма, сбивчиво и робко. — О чем? — его голос сквозит усталостью и на секунду девушка жалеет о затеянном разговоре. Однако где-то в коридоре раздается женский голосок, слащаво протягивающий его имя. — Август, мы обязаны пойти с ними на каток! — вошедшая в комнату особа, чьи розоватые кудри свободно спадают на плечи, проходит к парню, опуская ладонь на его плечо, — Давай! Свон наблюдает, как Бут неловко поворачивается в кольце ее рук, устремляя взгляд в ярко накрашенные глаза опьяненной девушки. Он выдавливает слабую улыбку, чуть кивая. — Конечно, — переводит пытливый взгляд на Эмму, — Ты пойдешь с нами, ладно? Она пожимает плечами, не видя смысла перечить. В любом случае, все лучше бессмысленного пребывания в прокуренном таунхаусе на краю Бостона. Тем более, на катке ей доводилось быть лишь однажды, в глубоком детстве. Она надевает кожанку, что до сих пор покоилась в бледных руках. Одергивает платье, выходя из комнаты. В коридоре, укутанные в найденные шарфы и старые пуховики, толпятся подростки, о чем-то громко разговаривая. Девушка не пытается заговорить с кем-нибудь, проходя ко входной двери, занимая место прямо возле лутки с частично облупившейся краской. — Можем идти, — раздается чей-то возглас, и группа подростков высыпает на улицу, унося за собой и Эмму. Ветер обдает все тело неприятным холодом, заставляя жалеть о том, что не осмелилась просить у Августа более теплую верхнюю одежду. Однако несколькими минутами позже она ощущает, как сзади кожи шеи касается пыльный толстый шарф, а крепкие руки разворачивают тело к себе, обматывая Свон шерстяной тканью до самого носа. — А это… — вдруг начинает рыться в карманах одежды, что-то выискивая, в конце концов протягивая ей пару смятых купюр, — …тебе. Там будет что-то типа аттракционов, развлечешься. — Спасибо, — бормочет она изумленно, в ответ на что получает умиленную усмешку, — Август… Но и на этот раз парня уводят от разговора, оттаскивая в другую сторону. А он, черт дери, и не сопротивляется, следуя за аккуратными девичьими руками. И девушке остается лишь раздраженно выпустить в воздух сгусток пара, пряча покрасневшие от холода руки со врученными деньгами в небольшие карманы кожанки.***
Около трех часов дня группа подростков наконец достигает цели, останавливаясь у громадных железных ворот, щедро обвитых тускло мигающей в дневном свете гирляндой. Эмма проходит за ограду, не дожидаясь остальных. Она попадает в подобие ярмарки. С обеих сторон вдоль средней ширины дороги возведены красочные шатры, откуда доносятся громкие веселые звуки; небольшие лавки с самыми разнообразными фигурками, магнитами и прочими мелкими вещицами. Здесь заманчиво пахнет выпечкой и сладким кофе, а все вокруг окутано снегом и рождественскими декорациями. Это место кажется самой настоящей сказкой, в которую она попала совершенно случайно. Пройдя чуть дальше по расчищенной от снега дорожке, Эмма видит несколько сверкающих цветными огнями каруселей. Около них громко и людно, потому внутри что-то тревожно сжимается, не пуская ее туда. И девушка стоит посреди дороги, плечами иногда чувствуя недовольные толчки спешащих прохожих. Она, словно испугавшаяся маленькая девочка, стоит в двигающейся в разные стороны толпе народа и понятия не имеет, что ей делать. Раньше, в приютах, где приходилось бывать, такое количество людей скапливалось вокруг дерущихся. Подобный шум исходил из самой глубины тех скоплений, предвещая о чем-то крайне ужасном, пугающем и окровавленном. И сейчас, наблюдая за похожей картиной, внутренний голос Эммы, наполненный чистыми инстинктами и опытом былой жизни, вопит бежать прочь. Лишь здравый смысл, прорывающихся сквозь всеобщий гул, убеждает, что бояться здесь нечего. Будто возвращаясь в реальность, она делает несколько шагов навстречу к железной цепи, ограждающей от быстро вращающейся конструкции. Протягивает контроллеру названное количество денег и проходит к остановившейся карусели, поднимаясь по едва скрипящим ступеням скользкой лестницы. Она взбирается на большое сидение в виде скачущего пони, и боязливо свешивает ноги, позволяя им свободно болтаться в воздухе. Бедра крепко вжимаются в мягкое сидение, а руки сжимают обитые мягкой тканью ручки. Все тело отчего-то пробивает крупная дрожь, сковывающая простые движения страхом. Когда раздается легкое гудение механизмов, Эмма крепко зажмуривается. Конструкция приходит в движение уже несколькими секундами позже, сопровождаясь громкой музыкой. Тело мгновенно сильнее прижимается к холодному металлу, не ощущая больше ровным счетом ничего, помимо расплывающегося по венам страха. Свон чувствует, как воздух дует в лицо, беспорядочно растрепывая светлые локоны. Учащенное сердцебиение отдает шумом крови в ушах, заглушая все остальные звуки. Долгие мгновения она сидит, напрягшись каждой клеточкой замерзшего тела, дрожащая до кончиков пальцев от накатившего адреналина. Наконец, чуть расслабившись, она осмеливается приоткрыть глаза, созерцая размытое разнообразие мигающих везде огней. Когда ей удается полностью открыть глаза, она едва может сфокусировать взгляд на ярких декорациях и огнях, ощущая, как сердце совершает кульбит в грудной клетке. Несколько секунд на лице девушки читается лишь тревога, смешанная с необоснованным страхом. Однако после Эмма глубоко вдыхает январский воздух, выпуская наружу бесформенный клубок нагретого телом пара. Губы изгибаются в аккуратной, исполненной восторга улыбке, а по телу, невзирая на леденящий ветер, разливается приятное тепло, что кажется ей чем-то, отдаленно напоминающем счастье. Все заканчивается быстро, она не успевает полностью насладиться короткими мгновениями веселья, проведенными в полном одиночестве. Ее глаза загораются странным пламенем, а разум затуманивают подступившая мутная пелена.***
Холодный ветер кружит вокруг людей большие снежные хлопья, щедро усыпающие одежду и лица. Маленькая детская ручка без раздумий вкладывается в протянутую взрослую, касаясь теплой кожи, отчего-то пахнущей рождественскими леденцами. Эмма заглядывает в ярко-голубые сверкающие глаза. Женщина одаряет девочку теплой улыбкой, буквально физически согревая своей искренностью. Вокруг мелькают движущиеся огоньки, за которыми девочка тщетно пытается уследить. Ингрид сворачивает с главной дорожки в парке аттракционов, проводя белокурую девочку вдоль рядов красочных шатров. За ними виднеется нечто громадное и вращающееся. Отдающие синевой глаза вдруг наполняются искрами страха, а обдуваемая ветром детская ладонь ощутимо сильнее сжимает чужую руку. — Что-то случилось, Эмма? — громко спрашивает Ингрид, перекрикивая визг детей и громкую музыку. Но Эмма не отвечает, лишь сильнее сжимая ладонь в ответ. — Ты боишься каруселей? Сглатывает, кивая. А женщина улыбается. Так чарующе и спокойно, что, кажется, все страхи может отогнать простой изгиб тонких губ. Свон не видит ее, глядя только на аттракцион впереди с нескрываемым ужасом. — Они совсем не страшные, милая, — ласково произносит старшая. Она берет ладонь девочки в свои, аккуратно поглаживая большими пальцами, вынуждая оторвать взгляд от устрашающе шумящих конструкций, посмотрев в глаза столь же синие, как и собственные, — Ты ведь не пробовала кататься на них раньше, верно? Давай попробуем. Уверена, ты захочешь еще. В какой-то момент в маленькой девочке с раскрасневшимися на морозе щеками просыпается храбрость. Она вновь устремляет взгляд вперед, затем делает несмелый шаг. Следом еще один, и еще. Она отпускает теплые пальцы и забирается на устланное жесткой тканью сидение, свесив ноги по обе стороны от туловища железной лошади. Внутри что-то скручивается в тугой узел от непривычной высоты. — Эмма! — слышится, будто через толщу воды. Она послушно поворачивает голову, глядя на широко улыбающуюся женщину, что машет ладонью, что-то выкрикивая, вероятно, желая удачи. А в следующее мгновение слышится лязг цепей, и громкая неразборчивая музыка на какое-то время оглушает девочку. Ветер обдувает замерзшие щеки, безжалостно растрепывая аккуратные косички. От непривычных ощущений на широко распахнутых глазах выступает влага, несколько капель которой проделывают путь к самым вискам, после отлетая в воздух. Все заканчивается, когда музыка перестает шуметь в ушах, позволяя расслышать остальные звуки в парке. Эмма слезает с фигурки, проскользив тканью штанов по леденящему железу. Она попадает в теплые объятия, вдыхая запах цветочного шампуня на светлых волосах. Лицо сияет от возникшей на губах счастливой улыбки. — Тебе понравилось? — вкрадчиво спрашивает Ингрид. Эмма негромко утвердительно хмыкает, вновь утыкаясь в копну продуваемых ветром волос. Однако чувствует, как аккуратные пальцы перебираются со спины на шею, после — на покрасневшие щеки. Этот жест заставляет девочку посмотреть женщине в глаза, секундой позже получая теплый поцелуй. От неожиданной мягкости чужих губ на своих потрескавшихся она широко раскрывает глаза. Ингрид быстро отстраняется, и девочка даже не успевает заметить, как оказывается стоящей рядом с женщиной, держась с ней за руки. Она никогда не целовала Эмму подобным образом. Столь тепло, столь нежно, столь необыкновенно. Она никогда не позволяла сиротке касаться своих теплых губ, и осторожные поцелуи приходились лишь на щеки. Однако Ингрид, улыбаясь, тянет девочку в сторону следующего аттракциона, оставляя все тревожные мысли Эммы рядом с яркой конструкцией с железными пони.***
Свон проходит вдоль рядов красочных шатров и витрин, разглядывая все вокруг. Замерзшие руки покоятся в карманах кожанки, пока старые ботинки почти каждый шаг сопровождают пинком снежной массы. Чертовы воспоминания наполняют глаза соленой жидкостью. Потупив взгляд на ноги, Эмма созерцает лишь размытый сверкающий снег. В какой-то момент ей чудится, будто чей-то знакомый голос громко произносит ее имя, однако решает — это явно было адресовано не ей, — и продолжает идти. Девушку вынуждает остановиться крепкая ладонь, сжавшая предплечье. Ее стремительно разворачивают, заставляя глядеть прямо в глаза. В глаза Августа. — Черт, Эмма! — его брови обеспокоенно взлетают вверх, — Я уже везде искал тебя! Пойдем, мы будем кататься на коньках. — И где же вы деньги взяли? — с долей насмешки хмыкает она. — Договорились. Ты хочешь кататься или нет? Голос Бута приобретает раздраженный оттенок, а боль от крепкой хватки на предплечии Эммы заставляет ее выдернуть руку. Она вкладывает в голос все безразличие, на которое только способна, отстраненно и почти безжизненно выдавливая твердое «Нет». — Тогда просто будь рядом с катком, ладно? — Ладно, — Эмма чувствует рывок, однако продолжает стоять на месте, вглядываясь в непривычно чужие глаза, — Нам нужно поговорить, помнишь? — О чем? — В общем… — она кусает губы в попытках подобрать слова, взглядом блуждая по торопящемуся лицу, — Я хочу вернуться в приют. — Это не обсуждается, ты же знаешь. Ты согласилась сбежать и теперь живешь по нашим законам. Произнося последние слова, Август наклоняется столь близко, что Свон удается почувствовать едкий запах табака и алкогольных напитков. Она чуть морщится, но все же делает несколько шагов вслед за парнем. Они минуют несколько шатров, оказываясь у достаточно большого огражденного катка, освещенного яркими огнями гирлянд. По всей ледяной поверхности скользят, смеясь и громко разговаривая, беззаботные подростки в ярких новых пуховиках и теплых шапках. Он отпускает руку, возвращая возможность спрятать ее в кармане, а сам направляется в сторону девушки с выбивающимися из-под шапки бледно-розовыми кудрями. Эмма теряет их из виду, акцентируя внимание на одном из уличных торговцев, собирающих в кучу коробки от проданных сувениров. Она проходит вдоль ряда сверкающих яркими лампочками витрин, с завистью глядя на аппетитные пирожные с кремовыми «спиральками». Девушка идет, облизывая губы все чаще и чаще, пока наконец не останавливается у низкой оградки. Она перелезает через нее, оглядываясь по сторонам в поисках Августа и его подружки, находя их сидящими на льду и громко смеющимися. Эмма до боли прикусывает губу, мысленно проклиная все на свете. Ее Август, ее незаменимый нежный Август не будет более прежним. Да и ей больше не нужно. Она поворачивается и идет по темной дорожке между заснеженными деревьями, громко хрустя белым покрывалом под ногами.***
Громкая музыка оглушает на пару мгновений, однако после уши приспосабливаются, позволяя телу с толикой расслабления обмякнуть в кресле. Она держит губы сцепленными, глаза устремлены вперед, королевская осанка ничуть не нарушена, а в руках бездвижно покоится офисный блокнот. Реджина смотрит на сцену, созерцая прошлогоднюю концертную программу, что Мэри-Маргарет не захотела менять на сей раз. В ней с первых секунд роится раздражение, а мигрень в который раз за день добавляет в виски болезненные пульсации. Представление длится, кажется, бесконечно, и Реджина с необъятным удовольствием отправилась бы домой, если бы не одно «задание». Новеньким обязательно нужно обеспечивать комфорт, так ведь? И, несомненно, отправлять доказательства в виде фотографий вышестоящим идиотам. Она не замечает Свон с самого начала представления, хотя Бланшар и обещалась задействовать ее во всем, на что будет способен крошечный женский мозг. Однако музыка утихает, и танцевавшие девушки уходят, кое-как присев в реверансах. Миллс оглядывает зал, не находя тонкой фигурки в белом платьице, а потому подзывает к себе выделяющуюся среди всех сироток девчонку, по словам воспитательницы, завязавшую неплохое общение со Свон — мисс Лукас. Бросает несколько слов, после чего девушка удаляется из зала. А некоторое время спустя на горизонте вновь появляется лицо Руби. На этот раз без раздражающей широкой улбыки — кончики ее губ смотрят куда-то вниз, а щеки кажутся бледнее белоснежных подоконников. Девушка склоняется чуть ближе, издавая рассуждающий шепот: — Эммы нет в комнате, ее куртки и ботинков тоже. Она сбежала. Миллс сидит, словно погруженная в транс, уже через секунду вскакивая, расширенными глазами разглядывая окружающих. Она багровеет и крепко стискивает зубы, стараясь сохранить прежнее выражение лица. — Как сбежала?! Чертова девчонка! И что же я должна делать с отчетом?! — негодующе восклицает она, привлекая внимание всего застывшего зала. — Что-то случилось? — будто вездесущая, сразу же подскакивает Бланшар. — Свон сбежала, — сквозь зубы цедит Миллс, прожигая невысокую женщину взглядом, — Найдите девчонку, похожую на нее, до завтрашнего вечера мне необходим отчет. — Конечно… — бормочет что-то, через слово извиняясь, однако Миллс поправляет шелковую блузку, выходя из зала. Ей нечего надеяться на понимание министерства, а потому все указания вешаются на Бланшар. У Реджины, естественно, совершенно нет времени выполнять глупые поручения, однако нервы дают о себе знать, когда пальцы несколько раз неуклюже выпускают ключи от автомобиля прямо на стоянке. Мэри-Маргарет не дает повода сомневаться в своей преданности — на следующий день Миллс высылает небольшой альбом весьма правдоподобных фотографий в министерство. Она облегченно выдыхает, однако проблема остается решенной не до конца. Чертова Свон действительно сбежала и искать ее прийдется без официальной помощи полиции. Все потому, что ненавистные копы устроят целую проверку, выявляя причины побега и способ его исполнения. И потому Реджина совершает звонок, подключая личные связи. Небольшой ресторанчик наполняет весьма приятная музыка. Она складывает лежащую перед собой салфетку в несколько раз, наблюдая, как пухлый маленький квадратик разворачивается. И, наконец, дверь в помещение открывается, привлекая ее взгляд звоном странно выглядящей подвески. Она узнает тяжелые шаги и пару секунд спустя видит, как Грэм устало опускается на стул напротив. — Ты хотела поговорить, Реджина? — грубо, без приветствия произносит он. — Да, мне нужна твоя помощь, — мужчина выгибает бровь в наигранном удивлении, — Прошу тебя, Грэм, найди ее. Это ведь не составит трудностей, правда? Аккуратные женские пальцы придвигают фотокарточку в его сторону, наблюдая за внимательным взглядом глаз, что смотрят из-под нахмуренных бровей. Она делает несколько глотков красноватой жидкости, осушая бокал. — Найти ее, не обращаясь к начальству? — усмехается, но быстро возвращает себе прежний вид, — Я попробую, Реджина, но за тобой будет должок. Женщина выразительно закатывает глаза, поднимаясь. Она уходит, спустя пару минут возвращаясь в темном пальто. Миллс больно прикусывает кончик языка, глядя на расплачивающегося шерифа. Видимо, слишком задумывается, ведь из мыслей выдергивает осторожное «Подбросить?». Коротко кивает в ответ, покидая помещение. Она садится в автомобиль Грэма, сразу же отворачиваясь к окну, пытаясь носом зарыться в меховой воротник верхней одежды. Там, за тонким слоем стекла проносятся дома и общественные заведения, однако мысли Миллс снова о другом. О том, что запретно и так недоступно. О том, что в принципе глупо и не имеет в себе ни капли значения. О том, ради чего Реджина готова была пожертвовать целым миром. Машина резко тормозит, приближая женщину к лобовому стеклу.