Моя милая L.

Я писал, что в лампочке — ужас пола. Что любовь, как акт, лишена глагола. Что не знал Эвклид, что, сходя на конус, вещь обретает не ноль, но Хронос.

*** За приоткрытым окном послышались звуки… Отчетливо понимаешь, что не попутаешь их ни с чем, – дождь. Он застучал по обшивке подоконников. Осенний дождь мелко сеет свои серебряные капли, которые танцуют блюз. Танец образовывает кружево, которое растекается по стеклу. Удивительное зрелище, без которого не приходит осень. Просто не имеет на то прав. Небо затянулось в плотное полотно, на котором виднелись лишь серые и черные краски. Для подогрева данной картины ветер разгулялся не на шутку, заглядывая в каждый угол, дабы смести все на своем пути. Тонкие ветки деревьев поддаются злой шутке ветра, прогоняя безжалостных птиц, которые успели удобно на них расположиться. После столь злосчастного тандема осень уже и не казалась такой теплой, приветливой и красочной. Перед ветром, который вот– вот перерастет в ураган, появился соблазн – проникать в открытые окна, наказывая своих хозяев за такую оплошность. Послышался гул в полупустой квартире… Подоконные цветы благополучно полетели на пол. Стакан, который в гордом одиночестве стоял на прикроватной тумбочке, разбился вдребезги. В квартире мог бы произойти настоящий хаос, если бы не то, что его предотвратило. – Господи, ну почему я не удивлена?! – громко разлетелся эхом голос. Женский силуэт мигом влетел в спальню, издавая звуки каблуков от черных ботинок. Женщина первым делом закрыла все окна, которые были напрочь распахнуты в каждой комнате. Жалостным взглядом окинув пострадавшие вазоны, женщина просто вздохнула, собирая остатки то разбитого стекла, то сырой земли. Попутно слышались издаивающиеся аханья и короткие обрывки фраз. После того, как особа навела некий порядок (это было трудно назвать данным словом), она последовала на кухню. Затушенная сигарета в пепельнице, маленькое зеркало, но по старинке лежащие на столе в мраморной тарелке всевозможные экзотические фрукты совсем не внушали доверия. Дабы убедиться в собственных мыслях о том, что здесь произошло, женщина приоткрыла дверцу под раковиной, увидев в мусорном ведре пустую бутылку из– под коньяка. Убедилась. Очередной раз вздохнула. На часах семь утра и двадцать минут. Глаза непроизвольно закрывались, но женщина понимала, что сейчас не до сна. Провозившись еще минут пятнадцать за легкой уборкой, она присела на кухонный диванчик, всматриваясь в утренний город. Собственные размышления прервал образ, который появился в проходе. Она молча повернулась к нему, сверля взглядом. – И тебе доброе утро, – послышалось в дверях. – Я даже не хочу спрашивать, Лаура, – серьезно прозвучало в голосе. – На работу не опоздаешь? – обратилась темноволосая, наливая себе утренний стакан воды. – Ты сейчас издеваешься? – вскинула бровь Татьяна. Именно Лукина младшая обнаружила рано утром свою сестру в квартире, которая, казалось, еще немного и покроется льдинкой из– за образовавшегося холода на улице. Конец октября на дворе. – М? – с недоумением во взгляде спросила Лаура, начиная свою утреннюю рутину с заварки кофе. – Да вот решила заехать к тебе перед школой. Между прочим, я реанимировала твои цветы, которые сдуло ветром, – ответила Таня, внимательно смотря на сестру. В ответ не прозвучало ничего, кроме звуков закипающей на плите турки с ароматным кофе. Лаура не поворачивалась к сестре, которая в свою очередь прожигала ее взглядом, ожидая объяснений. На минуту казалось, что они вернулись на несколько лет ранее: все та же напряженная атмосфера, ужасно близко сидящие сестры, но невозможно далекие сердца. – Ну что ты ждешь? – резко повернулась брюнетка. – Что я буду оправдываться перед тобой, как школьница? Не будет этого – ты знаешь. – А то, что мать тебе вчера целый вечер названивала, а ты сбрасывала трубку, а потом и вовсе отключила телефон – этому не нужно объяснение? – с конкретной серьезностью в голосе сказала Татьяна, складывая руки на груди. – Если я не брала трубку, значит, я была занята. Такие вещи нужно объяснять? – интонация Лауры перешла в повышенный тон. – Нет, Лаура, дело совсем не в том, что ты занята. Речь в том, что ты всегда занята для нас: для меня, для мамы, Саши… – Татьяна встала с дивана, оказавшись напротив сестры, продолжив речь: – И даже для Егора. – Ну и к чему ты мне это говори.. – хотела ответить Лукина старшая, но ее перебила рыжеволосая. – Ты никогда и ни при каких обстоятельствах не сказала и не скажешь в своем университете, что ты занята, если тебя побеспокоят. Ты никогда не сбрасываешь звонки, когда тебе звонят твои администраторы или поставщики. У тебя никогда не возникает мысли поинтересоваться: «А как там мама?». А про идею откинуть свои дела хотя бы в выходной и навестить – об этом я молчу, – будто на одном дыхании выговаривала Таня все, что было на душе и в голове за последнее время. – А то, что происходит с нашей мамой, с твоим сыном, который, кстати говоря, подросток, за которым нужно следить, с которым нужно разговаривать – это все равно? И главное же, что тебя нельзя ни в чем попрекать. Только ты имеешь это право делать. – Таня… – в полголоса прозвучало от Лауры Альбертовны. – Нет, ты, пожалуйста, выслушай меня. У тебя же нет времени, на звонки мы не отвечаем, хоть так послушай. Никто не имеет права тебя в чем–то обвинять, а вот ты можешь. Уход отца? Мама виновата и я. Рушился брак с Сашей? Мама виновата. Пошла работать в школу, чтобы наладить отношения с сестрой? Мы с мамой опять манипуляторами оказались. Во всем кто– то виноват, Лаура, но… – мысли вслух лились потоком без всякой фильтрации сказанного, отчего старшая сестра была в недоумении. – Таня, в чем проблема? – сохраняя спокойное состояние, Лаура мирно пила свой свежезаваренный кофе, поглядывая то на сестру, то в окно. – В чем проблема? – удивленно повторила Лукина младшая. – Проблема в том, что плевать ты хотела на свою семью. Мама к тебе тянется, муж, сын, а ты просто плевать хотела на всех. Вот в чем проблема, сестренка. Ты спокойно живешь себе, пьешь по вечерам свою… – сказала Таня, рукой указывая в сторону с мусорным ведром. – Пока мама в этот момент глотает таблетки, искренне веря, что Ларочка занята, а вот завтра она обязательно приедет. И она действительно так думает, потому что я вешаю ей эту лапшу на уши изо дня в день. Твой сын скатился в учебе, потому что мальчику нужно жить с родителями, а не с бабушкой. Вокруг тебя страдают близкие люди, а ты в это время причиняешь им еще сильнее боль, которую со временем ничем не вылечишь, – закончив свой монолог, Татьяна вышла из кухни, сдерживая поток слез, которые хотели вырваться на волю здесь и сейчас. Лаура молча открыла окно, вдыхая свежий утренний воздух. По центральной дороге друг за другом мчались машины. У каждого были свои дела, в которые люди погружаются с головой. Брюнетка допивала свой кофе, поглядывая на все то же обручальное кольцо, которое на постоянной основе красовалось на безымянном пальце. После многих событий женщине не хотелось его снимать просто потому, что так было легче. Она слышала, как сестра в соседней комнате собирала свои вещи, которые успела оставить в спальне за это утро. Почему– то у Лауры не было даже малейшего желания отвечать что– то на сказанные сестрой слова – а, может, потому что говорить было не о чем. – Я не смогу завтра приехать на праздник к Кате, – громко произнесла Лаура, дабы сестра услышала. Татьяна, которая уже успела все сложить в сумку и надеть пальто, подошла на кухню к мирно стоящей сестре. В глазах рыжеволосой блестели слезы, которые были вперемешку с чувством боли и непонимания. Как бы ей хотелось открыть свою старшую сестру, своего прошлого авторитета, примера для подражания и прочитать ее, как книгу. Поговорить так, как это было много лет назад… Сидя у камина, укутавшись в плед, девушки обсуждали все, что было у них на душе, начиная от планов на завтрашний день, заканчивая семейными советами. Тщательные попытки наладить отношения после многочисленных событий заканчивались ссорами. С годами они превратились в бетонную стену, за одной стороной которой стояла семья, а за другой холодная и закрытая Лаура, которая уже перестала реагировать на всевозможные упреки и обвинения. Просто потому, что так легче. После услышанной реплики Таня направилась к двери, но на минуту застыла в проходе. – Ты можешь постоянно быть в своей работе, общаться с коллегами, подопечными или кто там у тебя, но почему– то всегда прибегаем к тебе мы, когда тебе плохо, Лаура. Порой мне кажется, что моя сестра в прошлом и то, кто стоит сейчас передо мной, – абсолютно разные люди. И, наверное, я не ошибаюсь, – сделав акцент на последней фразе, Татьяна покинула пределы квартиры, громко хлопнув дверью. Выслушав все, что лилось за сегодняшнее утро из уст младшей сестры, Лаура оставшиеся десять минут простояла у двери, всматриваясь в то место, где стояла Татьяна. Каждое ее слова четкими пульсациями отдавалось в груди, а в голове засела фраза: «Вокруг тебя страдают близкие люди, а ты в это время причиняешь им еще сильнее боль, которую со временем ничем не вылечишь». До боли кусая нижнюю губу, Лаура оперлась о стену коридора, прокручивая все, что происходило с ее жизни за последний месяц. Отклоненные телефонные звонки от матери. Короткие диалоги с Александром. Нежелание сына разговаривать с ней. Вечера, которые пролетали со скоростью света в своем ресторане. Ежедневные занятия, которые чередовались: школа-университет– школа– университет и не успеваешь заметить, как наступил конец октября. Двадцать пятого октября День Рождение у племянницы Кати, которой исполняется 15. Лаура с трепетом и нежностью относилась к дочери своей сестры, но для себя решила, что в этот раз она не приедет, дабы не встречаться с членами семьи и не делать больно ни себе, ни другим. Откидывая навязчивый поток мыслей, Лаура принялась собираться в школу, ведь работу никто не отменял. Сегодня ее ждали четыре урока в двух восьмых классах и в двух десятых, поэтому надо было поторопиться. – Ну и погода сегодня, с ума сойти! – воскликнула женщина, разливая по чашкам горячий зеленый чай. – Мамуль, может, я все– таки сама сегодня доберусь? – с обеспокоенным взглядом посмотрела Маша на маму, которая наконец– то за все утро села за стол. – Нет, это не обсуждается, – поспешно дала ответ Анна Витальевна, параллельно кусая блинчик. – Ты хочешь, чтобы я отпустила тебя в эти автобусы? На улице катаклизмы, Маш! – Можно мы тогда по пути Лизу заберем? – спросила девочка. – Что за вопросы? Ну конечно, – с необычайным теплом в голосе ответила мама. – Что у вас сегодня по урокам? Я приеду тебя забрать, чтобы мы вечером сразу успели съездить в ресторан и обсудить оставшиеся детали. – У нас сегодня математика, химия и русский. Все учителя на заменах, поэтому день более– менее свободный, – улыбнулась Мария. – Отлично, тогда давай поторопимся, – ответила Анна, смотря на часы. Женщина до боли уверенно и спокойно вела себя за рулем, чем одновременно восхищались Мария с Лизой. Обменявшись несколькими словами о сегодняшней погоде, девочки всю дорогу обсуждали центральную тему их разговоров – школа. Речь шла про одноклассников, домашнее задание, учителей, и не успели они заметить, как машина остановилась на въезде к школе. Проезд перегородил белый мерседес, который в довольно медленном темпе направлялся к школе. Анна несколько раз просигналила водителю машины, но поняла, что никакого результата это не даст. – На улице ветер заносит, так водители еще и сами создают пробки на дорогах! – возмутилась Анна, всматриваясь в зеркало заднего вида. Доехав до школы, ученицы 8–А вышли из машины, за ними последовала и мама Марии. В десяти метрах они заметили то самое авто, которое парковалось возле здания школы. Три пары глаз уставились в ту сторону, наблюдая за произошедшим. Дверь мерседеса распахнулась, а на землю ступила изящная женская нога на каблуке. Закрыв двери машины, ученицы узнали в его владельце… Лауру Альбертовну? – Это Лаура, что ли? Нихрена! – эмоционально воскликнула Лиза, не пытаясь скрыть своих эмоций. – Какая Лаура? – удивленно спросила Анна, наблюдая за реакцией девочек. Пока Мария стояла с непонимающим взглядом, Елизавета пребывала в шоке. – Да какая еще есть Лаура? Наша химичка! – громко произнесла девочка. – Так вот какая она… Ваша Лаура Альбертовна. Я помню, Маша, ваши с ней диалоги. Я не удивлена, – возразила Анна. – Откуда у нее такая машина? Какая она… классная, – восхитилась Лиза. – Машину купила, а водить пока не сильно приловчилась, – поддержала Третьякова старшая. – Лиза, мы опаздываем! – решительным тоном прервала их диалог Мария. Пока девушки стояли и обсуждали данное зрелище, Лаура успела мигом упорхнуть в стены школы, даже не заметив их в стороне. Таким же образом поступили и школьницы. На ходу в класс Лиза то и делала, что выражала свой неподдельный интерес к персоне Лауры Альбертовны, ее машине и эффектному образу сегодня. После многочисленных реплик Елизавета подметила, что подруга и слова не обронила в ответ, но ничего не стала говорить. Первым уроком была математика, что всегда пролетала неимоверно быстро благодаря активной работе учеников 8–А. Математика для Марии воспринималась нейтрально: что– то она понимала, но все равно этот предмет не было с разряда тех, к которым лежит душа. Вторым уроком должна была быть химия, которая спустя два месяца казалась уже не такой страшной. С химией попустило, но взаимоотношения Марии и Лауры Альбертовны оставались все такими же странными, как казалось для девочки. «Я не знаю, чем конкретно я ей не нравлюсь. Первые недели учебы и налаживание контакта выдались слегка напряженными. Постоянно вспоминаю тот диалог с ней и Татьяной Николаевной, когда зашла речь за Бродского. Она кажется такой радикальной и временами резкой. Особенно в тот момент, когда она выражалась про творчество Бродского. Конечно, в нем есть что– то и депрессивное, но все же ее поведение не всегда было понятным. Лизка отшучивается, говоря свою любимую фразу: </i>«Если у Лауры плохое настроение – день не задался, а это значит, что у нас такие дни не задаются каждый раз, когда стоит в расписании химия». Эта фраза всегда вызывает улыбку за уже такой сложившийся образ учителя, но когда я начинаю думать об этом, мне становится как–то грустно и тоскливо, что ли. Красивая, элегантная женщина с отменным вкусом (я приметила это еще на нашем первом знакомстве), у нее на руке кольцо, значит у нее есть муж, семья, водит действительно хорошую машину, понаслышке школа – это не единственное место ее работы. Возникает вопрос: почему она всегда в таком легко раздраженном, расстроенном состоянии? Она ведь не похожа на тех учителей, которым в привычку вошло кричать и срываться на детей. По крайней мере, мне кажется, что она к ним не относится. Ее сестра, Татьяна Николаевна, полная противоположность. Признаться честно, это удивительная женщина и прекрасный учитель, к которой я стала бегать на больших переменах. От нее я узнала столько нового и интересного, что дух захватывает. После диалога в сентябре я узнала, что она разделяет мою любовь к книгам и поэзии, а особенно к Бродскому. Редко встретишь учителей точных наук, которые питали бы такую страсть к литературе. Татьяна Николаевна всегда хвалит меня, помогает разбираться с заданиями. А еще у них в учительской безумно вкусный листовой чай, который она сама же собирает со своей мамой. Конечно, учительская – не самое лучшее место, потому что редко нам удается застать момент, чтобы никого не было. Наедине общаться всегда спокойнее и интереснее. Один раз мы столкнулись с Лаурой Альбертовной, которая при мне сказала, что учеников нельзя водить в учительскую для «посиделок». Лукина младшая, конечно, отмахнулась, убеждая меня, чтобы я не брала близко к сердцу настроение сестры. Каждый раз я убеждаюсь, что они до боли разные, но почему– то у меня возникает желание узнать нашу Лауру Альбертовну с другой стороны, которую она, наверное, таки скрывает» – строки ложатся на бумагу в ровные ряды, а Мария тщательно выводит каждое слово, оставляя запись в своем личном дневнике. Темноволосая женщина, чье тело обтягивало черное кожаное платье с белой рубашкой, надетой под ним, зашла в просторный класс. Черные ботильоны застучали по холодному полу, издавая громкие звуки, которые наизусть знал каждый в этой школе. Образ роковой дамы восхищал каждого, кто нашел бы смелость поднять на нее глаза. Так сделала Мария, встретившись глазами с той, которую боялась, но одновременно хотела узнать и раскрыть в дальнейшем. Приподняв бровь от столь уверенных действий белокурой, Лукина зашагала к рабочему столу. Она начала объяснять новую тему, исписав две половины доски. Некоторые из учащихся внимательно слушали учителя, ловя каждое слово. А были единицы тех, кто, казалось, сейчас начнет дремать от того, как медленно тянется урок. – Мария, прошу к доске, – строго прозвучало на весь класс. Внутрь закралась потерянность и непонимание, поскольку Лаура Альбертовна только начала объяснять тему, но уже по какой– то причине вызвала Машу к доске. Собрав свои догадки воедино, она молча подошла к доске, возле которой и стояла шатенка. Оказавшись ближе остальных, она уловила аромат духов и… сигарет? «Она курит?» – пронеслось в голове у Марии, но она решила не зацикливаться сейчас на этой мысли. Даже если это и правда, то это явно не ее дело. Все– таки учитель тоже живой человек не без своих грехов и вредных привычек. – Решите мне эту задачу, – кратко сказала Лукина, указывая пальцем на задачу в учебнике. – Эту? – неуверенно переспросила девочка, так как возле номера задачи стояло две звездочки, что свидетельствовало не просто о сложном, а даже о профильном уровне задачи. – Мария, мне еще десять раз повторить или у Вас проблемы со слухом? – раздраженно обратилась Лаура, которая терпеть не могла лишних фраз и вопросов. Сглотнув образовавшийся ком в горле, школьница наперед знала, что она не сможет решить это задание из– за его сложности. Мысль о том, что она переживет несколько минут позора не так перед одноклассниками, как перед Лаурой, загнала блондинку в тупик. Она еще пару минут постояла возле доски, пытаясь решить задачу хотя бы так, как могла, потому что оставить доску пустой – преступление даже для тех, кто не метил получать пятерки. – Довольно, – остановила ее учитель, указывая рукой, чтобы девочка закончила писать и отошла. С замиранием сердца Третьякова положила мел и отошла в сторону, кидая потерянный взгляд на Лизу, которая с ноткой непонимания смотрела то на подругу, на Лукину. Последующее действие учителя выбило Машу из сознания. Лаура двумя ловкими движениями перечеркнула все, что девочка писала на протяжении десяти минут, то, к чему шла. Ошеломленные глазами она пыталась поймать на себе взгляд брюнетки, но она даже не думала об этом, устремляя свой взор в доску. – Все… неправильно? – слегка дрожащим голосом задала вопрос Мария. – А на что Вы рассчитываете? Что, уча свою литературу, историю, русский Вы сразу же овладеете химией? – глаза с доски устремились прямо на девочку, которая в один миг почувствовала себя так, будто стояла обнаженной в центре города. – А с какого момента я начала делать неправильно? – спросила Маша, пытаясь внутренне не реагировать на слова учителя. – С того момента, когда Вы решили, что химия Вам не нужна. Пятерка просто так не нарисуется в журнале, – вскинула бровь Лукина, смотря на девочку, чей взгляд метался из стороны в сторону. – Но ведь это тяжелая задача повышенного уровня и… – хотела добавить Третьякова, но ее остановил жест руки Лукиной. – Мария, довольно! – на повышенном тоне ответила женщина. – Лиза, Вы решили эту задачу? – Я? Нет, – молниеносно ответила подруга, вздрогнув от неожиданности обращения. – Елизавета! – воскликнула учитель химии. – Если Вы мне сейчас же не перестанете каким– то образом, который известен только Вам, поддерживать свою подругу и не скажете ответ – я поставлю двойки обоим! – 12, – тихо сказала школьница, не поднимая глаза. – 12, – утвердительно кивнула головой Лаура Альбертовна. – Вот мы и определились с тем, кто поедет на городскую олимпиаду. Мария, почему Ваша подруга смогла решить эту, как Вы выразились, «тяжелую задачу повышенного уровня», а Вы нет? Растоптали и унизили так, как не было ни с кем до этого. Прошлый репетитор по английскому позволяла себе многочисленные оскорбления и унижения, но ничто не задевало так, как слова этой темноволосой женщины. Она говорила так хладнокровно и сдержанно. Так, будто делая вызов ей, хрупкой, маленькой девочке Маше, которая даже боялась посмотреть в ее сторону, не то, чтобы сделать что– то не так. Всем сердцем она хотела разобраться и понять химию, тратя свое время на изучение и анализ заданий, но ничто все– таки не давалось ей лучше, чем гуманитарные науки. Лиза пыталась поддержать и встать на сторону Маши, но после услышанной фразы она уж не могла защищать их двоих. Получившийся ответ оказался правильный. Еще больше Лукина добила своими горькими словами, которые корнями врастали в память, оставляя в ней свои грязные отпечатки. Не найдя в себе выдержки и слов для ответа, Мария просто выбежала с класса, чтобы не дать волю эмоциям прямо в классе. Перед одноклассниками. Перед Лизой, которая ни в чем не виновата. Пред ней. Долго не раздумывая, девочка побежала под лестницу на первом этаже, где было подвальное помещение, в котором они часто с Лизой сидели, разговаривая по душам после занятий. Маша отправила лишь короткое сообщение соседке о том, где она укрылась от посторонних глаз. – Я догоню, – вскочила с места Лиза, но ее тут же остановила твердая рука Лукиной, которая посадила ее на место. Следующие десять минут урока Лаура проводила в необычайно спокойном состоянии, делая вид, что ничего не произошло. Лиза нашла в себе смелость в открытую сверлить глазами учительницу, пытаясь пробудить в ней хоть каплю сочувствия и понимания того, что сейчас она довела девочку до слез, которая посередине урока убежала с класса. Лукина продолжала свои объяснения, как вдруг ее речи прервала оглушающий звук. – Что это?! – класс в один голос закричал, поднимаясь со своих мест. – Всем сидеть! Не наводить панику! – громким и четким тоном сказала Лаура Альбертовна, внутри которой зарождалась паника, но ее в скором темпе нужно было подавлять, дабы не позволить ученикам бояться. – Это что, пожар? – ученики 8-А подбежали к окнам и начали потеряно бегать по классу. – Всем сохранять спокойствие! – крикнула Лаура, направившись к двери, но поняла, что это плохая идея, чтобы оставлять детей одних. – Лаура Альбертовна, надо бежать! – прокричала Лиза сквозь своих одноклассников, которые создавали вокруг атмосферу паники. – Послушайте меня сюда! – брюнетка громко постучала по столу, дабы обратить к себе внимание. – Сейчас вы строитесь возле меня парами, и мы начинаем покидать класс, а после этаж. Никакой паники! Ученики 8– А быстро сгруппировались, но каждого охватывало накаляющее чувство дикого волнения. Впервые Лаура при детях выглядела такой потерянной, но старалась слушать то, что диктует ей холодный разум, который в этой обстановке знатно нагрелся. Лукина приоткрыла дверь, увидев суматоху, которая уже творилась на этаже. Учителя эвакуировали свои классы на нижние этажи, на которых их встречали педагоги, у которых не было на то время урока. Звук паники и криков прерывал оглушающий звук сирены, который выл по всему периметру. Открыв дверь, ученики 8 класса ринулись на лестницу, дабы бежать на первый этаж для скорейшего освобождения. Лаура побежала за ними, но сзади ее резко одернула рука и крик девочки: – Лаура Альбертовна, Маша… – громкий голос Лизы переходил на рыдания от того, что в сложившейся ситуации ее близкой подруги не было рядом, а возможности позвонить не было. – Где она? – прокричала Лаура, чтобы девочка ее услышала. В ответ Елизавета начала плакать из– за того, как сильно страх окутал ее не только за себя, но и за подругу, силуэт которой даже не виднелся на этаже. Испуганными глазами, с вырывающимся из грудной клетки сердцем, шатенка взяла лицо школьницы в свои ладони, оставляя на них легкие пощечины, которые должны были протрезвить девочку. – Где Маша? Лиза, куда она пошла? Говори! – женщина буквально кричала ей на ухо, пытаясь самой не сорваться с катушек в этой чертовой атмосфере. – Дым в левом крыле первого этажа. Всем эвакуироваться через выходы с правого крыла! – заговорил мужской голос в радиоприемнике. Реакция эмоциональной Лизы заставила ноги Лауры знатно подкоситься. Тело девочки начало трястись, а она заливаться слезами. – Там! Она там! Лаура Альбертовна, она в подвальной подсобке в левом крыле! – душераздирающие крики подруги пронзали в самое сердце, куда, казалось, вход уже был перекрыт. – Твою мать... – вырвалось из уст Лукиной, которая, взяв за локоть, передала Лизу в руки других учителей, решив, что нужно действовать так, как было необходимо: быстро, резко, без эмоций.