Моя милая L.

И рощу, где впервые Бродили мы одни? Ты помнишь ли, Мария, Утраченные дни?

*** Чемодан темно–синего оттенка, занимавший свое скромное место возле застеленной постели. Только недавно его успели разобрать, как вновь пришлось возвращать всю одежду обратно. Мария с ощутимым волнением перед рабочей поездкой в Санкт–Петербург собирала в сумку все оставшиеся вещи, которые могли бы понадобиться в другом городе. Вчерашний выходной день Третьякова провела в отельном номере, не желая покидать его просторы, дабы в очередной раз не сделать такого, о чем будет жалеть на следующий день. Нет сомнений, что поездка не могла не радовать ее, ведь не всем в первый рабочий месяц выпадает возможность послушать профессоров, черпнуть новую волну знаний и насладиться тем, что приносило ей удовольствие. Все же было нечто такое, что тревожило Марию, — компаньоны. Она прекрасно ладила с сопровождающей в Питер, лица других преподавателей были знакомы, дело было лишь в Лукиной, которую таким же образом отправляли в командировку. Третьякова понимала, что не пересекаться с женщиной — невозможно. Лишь с трепещущим волнением и предвкушением того, что будет происходит за неизвестное количество дней, Мария покинула номер и закрыла дверь. Возле отеля ее уже ждало такси, которое должно было отвезти девушку в аэропорт. Рейс был запланирован на 18:00, в запасе оставалось два часа. На протяжении дня Мария старалась не искать лишнего повода для накручивания, дабы не волноваться. Зайдя в здание аэропорта, она почувствовала прилив ностальгии и воспоминаний, как четыре года назад Анна в этом же месте успокаивала дочь, вселяя надежду, что все наладится. Третьякова лишь с ощутимой печалью на лице взглядом окинула помещение. Глазами она нашла компанию преподавателей, которые воодушевленно что–то обсуждали. Среди них стояла и Лукина, которая не сразу заметила Марию. — Добрый вечер, — приветливо поздоровалась светловолосая, присоединяясь к тем, с кем проведет следующие дни. — Мария Владимировна, здравствуйте. Прекрасно выглядите! — подметила Алиса Дмитриевна, которая и выполняла функцию сопровождающего. — Не переживаете? — Вовсе нет, с такой компанией то, — лучезарно улыбнулась она, краем глазам смотря на брюнетку сбоку. До появления Марии, Лукина активно делилась чем–то своим с коллегами, но после того, как компанию разбавила девушка, улыбка с лица Лауры спала. Она устремила взгляд вниз, заняв позицию слушателя. — Все на месте, никто не опоздал — это прекрасно, — порадовалась Алиса. — Думаю, времени у нас не так много, пока пройдем всю эту волокиту, а потом спокойно займем свои места в самолете. Прилетим поздно, поэтому уже завтра составим наш график. Коллеги прошли на стойку регистрации, начав проходить все нужные процедуры для вылета. Полтора часа пролетели неимоверно быстро, когда вокруг царят шум, разговоры, подготовка к вылету. Все отправляющие заняли свои места в самолете, облегченно выдохнув, что впереди остались лишь перелет и заселение в отель. Третьякова вдвойне чувствовала расслабленность, ведь сидела одна у иллюминатора. Девушка прикрыла глаза и провалилась в сон, осознавая, что это наилучшее решение для того, чтобы скоротать время. — А вы были когда–то в Питере? — поинтересовалась Ирина Борисовна, преподавательница математического факультета. Вся компания везла за собой чемоданы в сторону отеля. — Я была один раз пять лет назад, — ответила Алиса Дмитриевна. — Я была два раза. Удивительный город! — согласилась сопровождающая. — Мне, к сожалению, так и не выпадала возможность приехать сюда, — прозвучало от Марии. — Я жила здесь, — включилась в разговор Лаура, добавив: — Восемь лет. Все присутствующие изрядно удивились такому заявлению, а глаза Третьяковой от услышанной реплики заметно округлились от такой информации. — Ничего себе, — выразила свое потрясение Алиса. — Тогда Вы, Лаура Альбертовна, должны провести экскурсию Марии Владимировне. Светловолосая от неожиданной фразы слегка прикусила нижнюю губу. Лаура же не растерялась, владея отличным самоконтролем, ответила: — Если Мария Владимировна, конечно, захочет. Другие преподаватели не догадывались о том, что происходило между Лукиной и Третьяковой. Они не подавали виду, не контактировали между собой, поэтому их давнее знакомство и напряженные отношения были известны лишь им двоим в университетских стенах. — Номера двухместные, поэтому предлагаю, чтобы мы заселились с Ириной Борисовной, а Лаура Альбертовна с Марией Владимировной, — после регистрации в отеле предложила сопровождающая. — Никто же не будет против? Карие глаза Третьяковой волнительно забегали из стороны в сторону. Она нервозно постукивала ногтями по ручке чемодана. Мария так и не смогла возразить, выронив только: — Конечно, Алиса Дмитриевна, мы не возражаем. Лукина стояла позади блондинки, внимательно слушая диалог между женщинами. За годы знакомства Лаура, казалось, с закрытыми глазами могла определить лишь по одной интонации, что происходит в данный момент внутри Марии. И в это мгновение она не ошиблась, уловив в знакомых нотках растерянность и волнение, но все же присущую ей невозможность отказа, которая со временем никуда не делась. Края губ слегка дрогнули в ухмылке, но Лаура сумела ее сдержать. — Может, увидимся сегодня еще, вы же на третьем этаже, а мы на втором, — улыбнулась Ирина Борисовна, махая рукой вслед. Теперь в холле питерского отеля стояли лишь они вдвоем. Мария продолжала разглядывать узоры кафеля, до конца не понимая, что ее ожидает. Лаура лишь направилась к лифту, обронив фразу: — Мы на третьем. Третьякова последовала за ней, терпеливо дожидаясь лифта. Через несколько секунд женщины послушно в него вошли, растворяясь в громкой компании молодых людей, которые ехали с ним на тот же этаж. Дорога к номеру сопровождалась молчанием, что изрядно накаляло атмосферу простого присутствия. Дверь открылась, а перед глазами предстал темный номер. Лаура потянулась ко включателю, дабы наполнить комнату светом. — Одна кровать? — прозвучал риторический вопрос от Марии, на лице которой читалось непонимание. Действительно, в номере стояла одна двуспальная кровать, что было довольно распространено в номерах для двоих. Для бронирования это выходило дешевле и выгоднее. Лукина в этот раз не сдержала улыбку, отвозя чемодан к тумбочке. — Теперь Вам, Мария Владимировна, никуда не деться. Даже в кровати, — саркастически обмолвилась Лаура. — Очень смешно, — светловолосая вздохнула. Последующие часы у каждой прошли по–разному: Мария разбирала вещи из своего чемодана, а Лаура и вовсе коротала вечер на мягком диванчике в холле. Подключившись к интернету, который ловил лишь на первом этаже, она общалась с сыном по видеосвязи, делясь последними новостями. — Как отец? Звонил ему днем, но он не поднял трубку, — интересовался Егор. — Саша работает в «Кварце». На время, пока я в командировке, все на нем, — Лукина поджала губы. — Понятно, — твердо ответил сын. — Вы уже основательно разъехались, да? От заданного вопроса у женщины образовался ком в горле, который не давал ей возможности сказать что–то подходящее в ответ. Лаура поймала себя на очередной мысли: сын уже достаточно давно все понял, увидел и почувствовал, поэтому выдумывать очередную ложь не было смысла. — Мы не живем вместе, но поддерживаем связь, — единственное, что могла сейчас сказать Лукина. Получасовое общение с сыном, казалось, должно позитивно повлиять на женщину, которая относительно давно не видела своего ребенка, но в данный момент Лаура лишь задумчиво откинулась на спинку дивана, отдавшись собственным мыслям. Она устало потерла переносицу, обращаясь к телефону. На часах было 23:30. Мария в это время сидела на одной из половин постели, листая календарный план конференций, на которых им придется побывать. Дверь беззвучно открылась, а темноволосая женщина пыталась тихо передвигаться. — Не спишь, — в полголоса сказала Лаура, застав Марию в легком халате, сидящую на расстеленной кровати. — Не сплю, — ответила она, не отрываясь от бумаг. Лаура прошла к окну, кладя телефон на подоконник, ее взгляд застыл на виде из окна. Родной и до боли знакомый город. В комнате было слышно лишь перелистывание страниц. Лукина села на свою половину спального места, ощущая напряжение, которое витало в воздухе. Две женщины, сидящие на разных сторонах одной постели. Да и не только кровать разделяла их. — Может, поделишься со мной причиной твоих отрывов в виде излюбленного тобой алкоголя в моем баре? — нарушила тишину Лаура. От услышанной интонации изящные пальцы, которые медленно перелистывали страницы, почувствовали на себе легкую дрожь. — Оно Вам надо, Лаура Альбертовна? — Мария обратилась к женщине, и они одновременно повернулись друг к другу. Голубые глаза обратились к карим, задержав взгляд на несколько секунд. — Если бы мне было плевать, я отправилась бы домой, а не везла бы тебя из своего же ресторана домой. — Давно же Вы стали такой понимающей? — диалоги с Лукиной вызывали у девушки былое чувство обиды, которая она так и не смогла отпустить. Лаура прошлась оценивающим взглядом по ее облику, прищурив глаза: — А ты долго будешь язвить в диалоге со мной? Или тебе напомнить, что ты себе позволяла после того, как выпила? — она вскинула бровь. — Да, я выпила, и что? — Мария встала, эмоционально размахивая руками. — Что Вы прицепились ко мне? Я взрослый человек. Я могу пить там, где захочу, что захочу и с кем захочу. И не надо меня потом тыкать носом в это. Это не Ваше дело. Я сказала, что больше ни ногой в Ваш ресторан — все, расслабьтесь, Лаура Альбертовна. И не стоит меня отчитывать, будто я где–то провинилась и что–то Вам должна. Третьякова нервно зашагала по комнате, откинув самоконтроль на задний план: — Вас интересует, почему я пила? А я Вам отвечу, Лаура Альбертовна, отвечу, — она сложила руки на груди. — Потому что наступила новая жизнь после моего переезда. Новая роскошная жизнь! — Маша делала акцент на каждом слове из последней реплики. — Сначала учеба в полиграфическом колледже, где я встретила свою вторую половинку. Потом наше совместное поступление в университет: учеба, курсы, работа. Я даже экстерном сдала два курса, Лаура Альбертовна, чтобы скрыться куда–то ненадолго. Успела побывать во многих странах: Германия, Франция, Италия и прочее–прочее. Мама удивлялась: «Боже мой, откуда у моей девочки столько рвения к учебе, откуда такая спешка?», — иронично изображала Мария. — Мы быстро съехались с той же второй половинкой, которая в самом конце потопталась по мне. Все эти мероприятия, новый круг общения, интервью — замечательно, если бы не одно «но». Взгляд Лауры был направлен вниз, но она внимательно слушала все, что на эмоциях выдавала девушка. — Все — игра. Все — фальшивка, Лаура Альбертовна. Вот и ответ на вопросы мамочки! — покачала головой Мария, полностью отдаваясь тому, что ею сейчас руководило. — Я задыхалась в этой чертовой стране. В этом чертовом городе. Я была такой, какой меня хотели видеть. И из–за этого я потеряла все, что было так дорого мне: дружба с Лизой, пауза в общении с Татьяной Николаевной, я перестала приезжать на могилу к отцу. На карие глаза находили слезы, а голос начинал изрядно дрожать, как и женское тело. — Я потеряла не только то, что всем сердцем любила. Я потеряла себя. Когда находишься не на своем месте, занимаешься не тем делом, просыпаешься по утрам не с тем человеком, тогда ты становишься марионеткой в руках того, что пожирает тебя изо дня в день, — соленые дорожки вмиг образовались на щеках. — Я бросила все и приехала в Москву по одному лишь звонку Татьяны Николаевны. Без раздумий купила билет и прилетела. Знаете, почему? — она обратилась к Лауре, которая замерла на своем месте. — Потому что это было единственное спасение. Единственный шанс вырваться из золотой клетки. Я думала, мне станет лучше. Мария истерически улыбнулась, кивая головой в знак отрицания. — Ни черта не лучше. Семья не принимает мой выбор, не поддерживает. Все списывают это на мой очередной заскок. Но никто не понимает, что все, чего я хотела, — уехать. Приехав в эту холодную Москву, я искренне верила, что здесь станет легче, — она сделала паузу. — Не легче. Не легче, Лаура Альбертовна. Я так стремительно пыталась убежать от прошлой жизни, что опять в нее попала. И вновь Вы передо мной, будто ничего и не менялось спустя столько лет. Третьякова подошла ближе к женщине, которая дала ей возможность выговориться. — Только я совсем другая. Уже не та Маша Третьякова с первой парты. У меня многое в жизни изменилось. Изменилась я, — Мария поспешно вытирала слезы со своего лица, остановившись у окна. Голос дрожал до такой степени, что, казалось, будто находящий поток слез перервет возможность говорить. Выдержав паузу, из ее уст вырвалось: — Только я вот до сих пор все помню, Лаура Альбертовна. И мне от этого чертовски больно, хоть я и научилась с этим жить. Поэтому я и позволила себе выпить. Лаура покинула свое место на кровати и, подойдя к окну, заключила в своих объятиях Марию. Она вновь оголила свою душу. В ночном Петербурге. В номере, освещенном тусклым светом от торшера. Наедине. Спустя столько лет. И слезы, которых не видел никто ранее, скатывались по мокрой коже. Только сейчас их подушечками пальцев бережно вытирала женщина, делавшая это впервые, но так умело.