Листья на воде

      Патрику нравилось играть здесь, в "Маске Лунного Камня". Было в этом месте что-то особенное. Разношерстная публика тепло принимала его, а Офала Челдарсторн, леди незаурядная во всех отношениях, была благосклонна: порой она говорила, что он, Патрик, далеко пойдет — уж она-то точно кое-что понимала в искусстве. Юноша пожимал плечами. Было приятно. Но слава и всеобщее признание никогда не были его целью. Никогда не мечтал он и о написании истории, которую украсило бы его имя на обложке. Должно быть, Патрик Арвид был каким-то неправильным бардом — он просто любил играть. Прикоснувшись к музыке в раннем детстве, он так и не смог оторваться. Перебирая струны своей лютни юноша, кажется, ощущал на кончиках пальцев весь мир: пропускал его через себя, чувствовал, как тот отзывается ударами в груди, вторя биению сердца.       Патрику нравилось играть и ему было плевать на репутацию "Маски Лунного Камня". Послушать соседей, так и его мать Агнета некогда была приезжей шлюхой, ловко охомутавшей его отца — пусть ныне и обедневшего, но все же аристократа. Так ли это было на самом деле, не имело никакого значения. Его отец, Вилфред Арвид, любил театр, а мать выступала с труппой. На одном из представлений они и познакомились. Какой бы ни была правда, он видел родителей счастливыми и все еще любящими друг друга: это все, что было важно. Остальное Патрика не интересовало. Да и не его это было дело.       В этот день народу было больше обычного. Патрику нравилось общество и людные места. Он любил как большие города, так и уединение природы, находя свою красоту в любом месте и окружении. С лютней в руках Патрику и вовсе было без разницы, где находиться. Все его чувства и восприятие действительности преображались, а время переставало существовать, меняя свое течение. Аккорд за аккордом, мелодия заполняла зал. Все прочие звуки исчезали, на время превратившись в ничто. На несколько минут — а может и целую вечность, — зрители слились в единое существо, сосредоточившее все свое внимание на выступавшем барде: каждый слушал — и слышал, — как мог, впуская в себя кружево из звуков. Патрик пел. Пел про дом и надежду. Пел о том, что было ему важно. Пел, вкладывая все то, что и сам бы не смог выразить просто так словами, но лютня, вторя стихам, могла. Закончив, он поклонился, застенчиво улыбнувшись. Без музыки он был самым обычным парнем, а под звуки лютни чувствовал себя человеком, способным быть, кем угодно: даже героем. Патрик поклонился и отошел, скрывшись за небольшой сценой: "Маска Лунного Камня" предоставляла самые разные развлечения — Офала точно не позволила бы своему заведению быть заурядным борделем. В Невервинтере хватало эстетствующих господ, для которых простой музей или театр были слишком банальны. Распустив длинные волосы, Патрик заново собрал их в хвост, но самые непослушные пряди вот-вот норовили выбиться обратно. За этим занятием юноша понял, что кто-то подошел сзади, лишь в самый последний момент. Его матушка, будучи участницей бродячей труппы, повидала уличную жизнь и научила сына кое-каким хитростям: например, как добыть себе пару монет или, напротив, сберечь свой кошелек от воришек. Резко обернувшись, Патрик увидел девочку-подростка: хрупкая, на две головы ниже него, она старалась не встречаться с бардом взглядом, сильнее натягивая на голову капюшон, словно он мог защитить от любой напасти.       — На, — она протянула Патрику бархатный, пусть и дорогой, но местами потертый мешочек, в котором юноша сразу признал свой кошелек. — Держи, пока не передумала, — звонкий голос незнакомки звучал раздраженно, а ее рука чуть дрогнула.       Патрик равнодушно пожал плечами:       — Если тебе он так нужен, оставь. Я никому не скажу, но леди Офала точно будет не в восторге, если узнает, что ты промышляешь в ее заведении: она дорожит репутацией и клиентами.       — Но ты не клиент.       — Справедливо, — Патрик взял мешочек, который девчушка продолжала упрямо протягивать.— Что заставило тебя... передумать?       — Не знаю, — на мгновение она посмотрела на барда, которому в приглушенном свете ее глаза показались красными, и тут же отвела взгляд. — Не важно, — подумав, она добавила. — Да и меня все равно никто не заметил.       — В самом деле? — Патрик пристально посмотрел на девочку. — Я тебя заметил, просто не особо волновали мои скромные пожитки. В тот момент так точно.       — Ну-ну, ты это сейчас так говоришь, — незнакомка старалась говорить непринуженно, но в голосе слышалась досада: она точно не готова была признать, что действовала совсем не так безупречно, как ей хотелось бы.       — Когда я шел к сцене и едва не разлил все напитки, налетев на официантку, спешившую к особым гостям. Она определенно совершенно случайно едва не упала, — Патрик чуть прищурился, всматриваясь в лицо собеседницы, ему всегда нравилось наблюдать за тем, как мысли и чувства отражаются на лицах, сменяя друг друга. — Очень банальная, но рабочая схема.       — Ой, тоже мне умник, — под плащом раздраженно, словно у кошки, дернулся хвост, но юноша сделал вид, что ничего не заметил. — Монеты же в итоге у меня. Могла уйти и все. Я уже ни одного олуха оставила с пустыми карманами.       — Кого ты пытаешься убедить в том, что ты хороший вор: меня или себя? — Патрик подкинул мешочек и тут же поймал: монеты внутри отозвались перезвоном.       — Я и так знаю, чего стою, — девочка надула губки и нахмурилась.       Она явно злилась, но бард не понимал наверняка на что именно: пожалела, что вернула добычу, или воровку так задели его слова? От чего-то Патрику была симпатична незнакомка, будто это и не она вовсе совсем недавно утащила его кошелек. И вернула, что о чем-то да говорило. А еще юношу восхищали люди, которые верили в себя и что-то для этого делали. Совсем не важно что. Было в этом стремлении что-то воодушевляющее. Патрику нравились люди, у которых было что-то, что заставляет их гореть.       — Думаю, будет честно, если мы разделим содержимое пополам.       — С чего бы это вдруг? — девочка насторожилась, уставившись на барда.       — Ты же правда могла просто уйти, — Патрик растянул завязки кошелька и ловко достал одну монетку. — Можешь даже взять себе волшебную монетку!       — Волшебную? — с плохо скрываемым интересом, девочка подалась вперед, рассматривая золотой, зажатый у барда между пальцами. Монетка сияла золотом, но была потертой: кое-где красовались царапины и выщерблины.       — А что она делает?       — Обладатель становится лучшим вором и ему везде сопутствует удача, — лицо барда было непроницаемо серьезным, словно он говорил о чем-то действительно важном.       — И я могу оставить ее себе?       — Можешь, — Патрик кивнул и продолжил с прежней серьезностью, — а можешь на что-нибудь потратить...       Брови девочки сдвинулись к переносице, а хвост вновь дернулся под плащом. Она, казалось, вот-вот разразится тирадой, раздосадованная тем, что повелась на глупую уловку, но юноша продолжил, не дав ей ничего сказать.       — В конце концов имеет значение только то, во что ты веришь, а вера она вот тут, — Патрик указал на грудь, — а не в какой-то там монете, — он улыбнулся, отпустив напускную серьезность. — Но монету ты все же можешь взять, если хочешь, конечно.       Воришка о чем-то задумалась, кивнула — не то собеседнику, не то своим мыслям, а затем удовлетворенно улыбнулась, протянув руку к золотому: ей не так часто перепадало что-то просто так, чтобы сейчас отказываться. Повертев полученную монету, она ловко спрятала ее куда-то под плащ:       — Так, а откуда она на самом деле? — ее веселый голос напоминал щебетание птички.       Патрик пожал плечами:       — Кто знает... Нашел где-то в пыли на дороге, когда впервые покинул дом и отправился в Невервинтер из Лейлона. — Юноша улыбнулся уголком рта, добавив не то в шутку, не то серьезно: — Понравились выбоинки, вот и решил оставить.       — Не знаю, с чего это ты весь такой добренький... — девочка замялась, — но... Спасибо. Правда. Со мной обычно совсем иначе разговаривают.       Позади послышались шаги. Одновременно обернувшись, собеседники увидели Офалу Челдарсторн собственной персоной.       — Чудесно сегодня играл, Патрик.       — Благодарю, — он чуть наклонил голову.       — Нам нужно поговорить, — женщина перевела взгляд на воришку, переминавшуюся с ноги на ногу, рядом с бардом. — Нишка, не могла бы ты оставить нас?       Девочка кивнула. Она попрощалась с Патриком неуверенным жестом, прежде, чем поспешно скрылась. Проводив новую знакомую взглядом, юноша сосредоточил внимание на Офале.       — Кое-какие мои знакомые, влиятельные знакомые, — женщина сделала особое ударение на последних словах, — заинтересовались тобой. Они хотели бы пригласить тебя учиться в академию.       — Ого, — только и смог выдавить из себя Патрик, ошарашенный внезапной новостью.       — Обучение уже началось, а новый набор будет почти через год, но в виде исключения, тебя готовы взять прямо сейчас.       Патрик промычал что-то нечленораздельное, коря себя за внезапно пропавшее красноречие: увидели бы его сейчас, сходу пожалели бы о своем предложении. Новость была подобна грому среди ясного неба. Юноша о таком и помыслить не мог. По правде говоря, он вообще не задумывался об учебе.       — Подумай и сообщи мне о своем решении.       Патрик несколько раз моргнул, словно видел Офалу впервые — ее голос вывел из оцепенения.       — Тут не о чем думать, — суетливо заправив выбившиеся пряди за уши, он приосанился. — От таких предложений не отказываются.       — Вот и славно, — Офала тепло, почти по-матерински, улыбнулась. — Пойдем, я расскажу тебе обо всем подробнее.