На вкус и цвет

Липкая духота стягивает воздух густой, тяжёлой патокой. Не помогают ни открытые окна, ни вечерняя стылая прохлада улицы. В Гонконге жарко, аномально после сырого капризного Питера, в котором, кажется, осталось всё самое лучшее, что было между ними. Алтан стонет сорвано сквозь плотно сжатые зубы и уверенно опускается ниже, насаживаясь на член в эгоистичном желании получить как можно больше, урвать острое удовольствие, неизбежно выбивающее из головы лишний мусор. Хочется забрать у Вадима всё, что только получится, запомнить его таким: жадным, раскрасневшимся, с безумным оскалом и чёрной радужкой во все глаза, словно под приходом качественной наркоты. Не предатель. Не пёс, которому, оказывается, нужен был приказ, чтобы разодрать в клочья тех, кто разбил жизнь Алтана на маленькие острые кусочки, из которых не вышло собрать ничего обратно. Вадим толкается бёдрами вверх и мокро лижет языком между разлётом тонких ключиц, прикусывая нежную кожу до синяков. От Алтана пахнет так сладко и вкусно, его хочется сожрать; его надо завалить на простыни и выдрать до дрожащих коленей, но сегодня что-то очевидно идёт не так. Всё настолько иначе, что даже Дракон это чувствует и подчиняется, без лишнего самоуправства. Алтан решил, что будет сверху, но без классических наручников и цепи. Никакого физического контроля, только полное понимание без слов – Змейка смотрит так, что наизнанку выворачивает душу, но глаза закатываются сразу же, стоит Вадиму снова задать амплитуду и с оттягом вбиться в податливое тело. В Алтане охуенно хорошо, узко, впору начать признаваться ему в любви уже, пока можно. Дракон давит неуместный пиздёж автоматом и гладит ладонями красивый изгиб его плавной талии, целует обнажённую шею и жмётся губами сильнее, как можно сильнее, пока чужие тонкие пальцы впиваются в волосы на затылке до лёгкой боли. Удовольствие рвёт башню, но не справляется с щемящей тоской за грудной клеткой. – Двигайся... – Алтан рычит на глубоком выдохе прямо в светлую макушку и требовательно покачивается вперёд и назад, подбирая нужный угол. Желанные вспышки скользят по пояснице острым огнём, выбивают из глотки новый стон, б-о-ж-е, Алтан давится вдохом, потому что Дракон отмирает и берёт глубокий неспешный темп. Член трётся о его рельефный живот, головка пачкает кожу смазкой и от ощущений, наконец, должно сорвать в яму, вот только Алтан никак не может отпустить мерзкую мысль о том, что под подушкой лежит пистолет. Всего один выстрел и больше не придётся ломать себе сердце. Всего одно движение и всё, никакого Дракона, никакой больной влюблённости и никаких претензий. Почему ты, блять, не помог мне? Почему ты решил, что Волков тебе дороже меня? Ты думаешь, я совсем идиот?! Сотня вопросов вертится в голове и от них больно и едко, горло сводит тяжёлым спазмом, но Вадим мажет ладонью по головке и остаются только чувства, неприкрытые лишним. – Золотце, ты здесь вообще? Какого... – Алтан давит наёмнику на плечи резко, заваливая его на спину, и двигается быстро, грубо, блядство, только молчи, пожалуйста, не оставляй мне даже шанса передумать. Дракон гладит его по спине и бёдрам, сжимает тазовые косточки и понимает без приказов, загоняя так правильно, что Алтана выламывает через секунду до звёзд под зажмуренными веками. Мышцы расслабляются с неохотой, забитые сладкой гиперчувствительностью, но Алтан всё равно двигается, мучая Вадима у самого края и сжимая его в себе. Так тебе, блять, и надо. Дракон упирается затылком в мятые наволочки и судорожно, громко дышит. Подчиняется, всем своим видом показывает принадлежность, такой красивый и ручной, как раньше. Алтан нависает над ним почти хищно, сжимает коленями крепкие бёдра и мажет губами по челюсти, кусает, целует скулу и скользит пальцами под шёлк подушки. Секунда, и тонкое запястье уверенно сковывает мягкая хватка, – Вадим тянет руку на себя и целует ладонь, целует сбитые костяшки и смотрит, мутно и вязко, топит в своих глазах и хрипло скулит, стоит только прогнуть ниже спину и сжать его в себе снова. У Дракона чуйка орёт требовательное: «Беги!», пока не пустили в расход, как чумную псину, но Алтан над ним такой неземной и красивый, пожирает потемневшим взглядом и контролирует каждый вдох, удерживая оргазм. Алтану можно всё, если захочет, лишь бы не обижался больше и не закрывался, пустил обратно в постель и к колючему сердцу. Дракону не страшно, он об эти иглы успел все руки содрать, пока грел змеюку под боком, лучше так, чем холодное непринятие и равнодушие, об которое можно хоть голову разбить, но толку не будет. Агонические спазмы сводят тело тяжёлой судорогой удовольствия. Вадим рычит Алтану в рот, гладит его свободной ладонью по копчику и, сжав ягодицу, толкается совсем бездумно и требовательно. Ему надо так мало, всего ничего, чтобы кончить от ощущения бархатных тугих стенок, и Алтан позволяет, расслабляется и, выпрямившись, переплетает с Вадимом пальцы. Оргазм скользит по венам взрывом сверхновых. Дракона отключает на считанные секунды, темнота перед глазами пугает его до лёгкой паники, но ощущение горячей щеки на плече возвращает в реальный мир. Сытое удовлетворение не унимает странную тревогу. Алтан лежит сверху уставший и мягкий, дышит в такт безумного сердца и всё никак не хочет разжимать пальцы, вцепившись Вадиму в руку намертво. Дышать категорически нечем. Дракон ласкает его по спине, щекочет нежно между острых лопаток, словно чует накатывающий пиздец и не даёт повода сорваться, достать ствол и вжать его ровно промеж глаз. Один ведь выстрел. Всего один. Алтан трётся лицом о влажную кожу, выдыхает шумно и хочет приподняться на локте, но тяжёлая ладонь вжимает его обратно и родной голос глухо вибрирует под ухом. – Давай сбежим? Вместе. На хер твой клан, на хер это всё вообще, только ты, я и какая-нибудь ебучая Мексика. Сердце пропускает удар так резко, что грудную клетку сводит болью. Не такой жуткой, как раньше, скорее обречённо-приятной. Ствол стынет под подушкой до самого утра. Может, не все ещё потеряно?