***
Убежище, в которое Каунисвеси приводит кулон, не кажется ему знакомым. Однако он помнит его по рассказам гриффиндорца: небольшой деревянный дом, за окнами которого виднеется бушующее море. При одном взгляде на агрессивные волны Алекси лишь убеждается в том, что это — то самое, глубоко любимое Йооном место, живописный исландский фьорд. То самое место, где их с Хокка навряд ли хоть кто-то сможет найти. Подумать о загадочном артефакте, оставшемся ему от Йоонаса, когтевранец не успевает. С губ Хокка срывается болезненный стон, а сам он окончательно заваливается на парня, теряя сознание. — Йоэль, нет-нет, ты не можешь меня оставить, — в ужасе шепчет Алекси, руководимый прошедшей по телу рябью не своей боли. Крепче прижав приспешника к себе, Каунисвеси оттаскивает его к кровати и бережно опускает на матрац. В голове настоящий хаос — он не знает того проклятия, которое поразило Хокка, не знает ничего о том, как оно действует и как его лечить. Он суетливо копошится в ворохе своих воспоминаний, надеясь найти хоть что-то полезное. «Всегда сохраняй холодный ум, ведь неизвестно насколько опасной будет ситуация, когда твоя помощь понадобится раненному», — приходят на ум слова Олли, некогда обучавшего его основам колдомедицины, и Алекси заставляет себя дышать. Вдох-пауза-выдох. Ему нужно прикрыть глаза и успокоиться. Вдох-пауза-выдох. Взять себя в руки, открыть глаза и сконцентрироваться. Вдох-выдох. Начать действовать. Преодолев внутренний тремор, когтевранец вынимает палочку из-под мантии и оглядывает Хокка на предмет повреждений. Однако маска, которую тот неизменно носил при каждой из их встреч, застегнутая под горло рубашка и плотная мантия не позволяют оценить их масштаб. Алекси кусает губы в сомнениях, но все-таки решается его раздеть. Решив, что маска, должно быть, ужасно мешает дышать, Каунисвеси в первую очередь тянется именно к ней. Едва коснувшись ее каймы, Алекси осознает — пожиратель носил ее не только ради своего инкогнито, но и по куда более весомой причине. Тихо сглотнув, он все-таки плавно ее снимает. — Мордред… — шепчет когтевранец, едва не отшатнувшись от неожиданности. Растянувшийся на половину лица ожог становится сюрпризом, ведь в подсмотренных у Йоона воспоминаниях Хокка был невероятно красив. Увиденное шокирует очень сильно, да, но отвращения не вызывает. Скорее, сожаление и тоску. Алекси печально вздыхает, невесомо очерчивая пальцами изувеченную сторону лица, и лишь качает головой, гадая, что подобному могло послужить причиной. Пожиратель морщится с тихим стенанием, и Каунисвеси испуганно отдергивает руку, не сразу догадавшись, что тому виной вовсе не его бережные прикосновения, а отравляющее тело проклятие. Подобравшись, Алекси вспоминает о том, на чем остановился. Взмахнув палочкой, вырывает все бесчисленные на экипировке Йоэля пуговицы из петель и аккуратно стягивает с его тела мешающую одежду, оставляя лишь брюки, обнажая своему взгляду подтянутое, рельефное тело. Плечи, грудь и торс оказываются буквально усыпаны как свежими, так и уже зарубцевавшимися ранами. Думать о том, откуда на коже молодого пожирателя такое количество пугающих своей глубиной застарелых шрамов, когтевранцу слишком больно. Он жмурит глаза и, крепче стиснув палочку в пальцах, начинает диагностику: отточенными и быстрыми движениями проверяет на повреждения каждую часть тела, но чем больше времени проходит, тем яснее он понимает, что это не поможет. А что еще говорил Матела? Он часто повторял, что врачевание не ограничено одной лишь только магией. Алекси же прислушивался к нему и читал. Читал все подряд, не пренебрегая даже маггловской литературой, и набирался теоретических знаний едва ли не обо всем, до чего только мог дотянуться. Он почти наверняка сможет понять происходящее с Йоэлем своими силами. Пульс недопустимо высокий, дыхание сбитое, кожа бледная, почти серая. Сердце? Вряд ли. Ведь еще эта боль. Будто всюду одновременно. Алекси чувствует ее отголосками, словно слышит эхо. Резко пришедшая на ум догадка заставляет вздрогнуть. — Дурак, какой же дурак, — гневается на себя Каунисвеси, перерывая зачарованную заклятием незримого расширения сумку в поисках нужных зелий. Раскупоривая один стеклянный сосуд за другим, когтевранец аккуратно вливает отвары в настойчиво приоткрытый им рот приспешника, молясь только о том, чтобы успеть, ведь если догадка верна… ему страшно и думать, что будет дальше. Схватившись за палочку, Алекси склоняется над Хокка и, прислушиваясь к собственным ощущениям, начинает водить ею над самыми остро болящими местами, тихо повторяя затягивающее раны заклинание. С выводами спешить совсем не хочется, но кажется, будто Йоэля начинает понемногу отпускать. Не прерываясь ни на секунду, Каунисвеси наблюдает за тем, как дыхание становится ровнее, а лицо обретает куда более здоровый оттенок. Неужели и правда многочисленные внутренние кровотечения? О подобных заклинаниях ему даже не доводилось слышать. — Алекси… — зовет когтевранца совсем слабый голос, и лишь тогда тот решается прерваться. — Прошу, полежи немного, — облегченно выдыхает Каунисвеси, мягко придержав порывающегося подняться Йоэля за плечо, — не тревожь раны, тебе нельзя вставать. Вымученно улыбнувшись, пожиратель обмякает на постели и тихо выдыхает, не веря в то, что и правда остался жив. Он слишком хорошо знает проклятие, которым его ненароком ранил Драко, ведь сам его и изобрел когда-то, вдохновившись блестящим изобретением Северуса. — Как ты понял? — спрашивает шепотом Хокка, когда Алекси, тяжело вздохнув и навалившись на стену, сползает на пол у кровати. — С трудом, — горько усмехается когтевранец, с ужасом осознавая, что вполне мог и не успеть. — Мы обязательно обсудим все позже, а пока поспи, пожалуйста, я дал тебе снотворное зелье. Нужно набраться сил, верно? — с этими словами Каунисвеси тянется к его руке своей и сжимает теплыми пальцами запястье аккурат поверх собственных инициалов — так, чтобы чувствовать успокоившееся, размеренное сердцебиение. Губы Йоэля вздрагивают в улыбке. Никогда прежде никто не спасал ему жизнь. Никогда прежде о нем так не заботились. И уж подавно никогда прежде его не держали за руку, когда было настолько же страшно за собственную пронесшуюся в один миг перед глазами жизнь. — Спасибо, Алекси, ты — настоящий ангел, — уже проваливаясь в сон, шепчет Хокка. Каунисвеси нервно улыбается в ответ и, наконец, выдыхает. Уж он себя ангелом совершенно точно не считает. Да и вообще не знает, кем считать себя теперь, будучи лишенным самого сердцу дорогого. Когтевранец отчетливо помнит то, как еще совсем недавно, сидя в Выручай-комнате, мучился неведением того, кто именно является его истинной парой. Йоонас тогда обнимал его так крепко, что сложно было даже дышать, и шептал так тепло и ласково, что все это кончится хорошо, что Алекси готов был даже поверить. Теперь же Каунисвеси там, где всегда мечтал оказаться, и с тем, кого свыше для него избрала сама магия. А гриффиндорец, согревавший все эти несколько лет его замерзающее в ожидании сердце, не рядом, а где-то очень далеко. Алекси остается надеяться, что хотя бы в лучшем мире. Вкус первого поцелуя, того, что Алекси Йоону подарил, по-прежнему ощущается призрачной нежностью на губах. Словно он касался его ими буквально только что. И уже совсем не важно, что он берег этот момент для кого-то особенного, чьи инициалы увидел на своей руке в один из дней рождения. Ведь самый особенный человек все эти годы на самом деле был рядом. Каунисвеси шумно сглатывает, ощутив вставший поперек горла ком, и переводит взгляд на их сцепленные с Йоэлем руки. Сейчас, когда Хокка по пояс раздет, черная метка, под которой смыкаются его пальцы, бросается в глаза особенно сильно. И когтевранца от неправильности увиденного едва не выворачивает наизнанку. Отдернув руку, точно от огня, Алекси резко поднимается с пола и отступает к выходной двери. Ему немедленно нужно побыть наедине с собой и своими мыслями, чтобы хоть как-то осознать природу собственных действий и, конечно, окончательно запутанных чувств.***
Пробуждение пожирателя оказывается тяжелым, даже болезненным. С губ срывается бесконтрольное стенание от попытки просто усесться на постели. Чтобы устроиться на подушках, требуется просто бешеное количество сил, которые Йоэль оказывается вынужден буквально соскребать с опустошенных восстановлением магических резервов. Резко навалившись на спинку кровати, он тяжело выдыхает и распахивает глаза. Первое, что он понимает: Алекси рядом нет. Однако отметина на руке остается спокойной, лишь согревает приятным теплом, а значит, с когтевранцем все в порядке и он находится где-то совсем неподалеку от Хокка. Второе: мальчишка заранее позаботился о том, чтобы пробуждение блондина было комфортным. Оставил на прикроватном столике кроветворное и обезболивающее зелья и не забыл графин воды, отчетливо понимая, что эти лекарства не отличаются приятным вкусом. Следующим, что осознает приспешник, осушив оставленные ему зелья, оказывается то, что на нем больше нет маски. Алекси ее снял. Значит, уже видел… И все равно помог, буквально спас и был рядом, держал за руку, пока страх все еще держал в плену. Пальцы с нежностью касаются запястья, обводят алеющие над змеиной пастью черной метки инициалы, и Йоэль чувствует, как желание точно так же касаться мальчишки, его бледных щек и худой шеи заполняет его всего изнутри. Почувствовав прилив сил, вызванный не то спонтанным желанием, не то действием зелий, Хокка поднимается на ноги. На пробу проходится до окна, придерживаясь за стены и, взглянув на улицу через стекло, наконец понимает, в насколько уединенном и далеком месте они оказались. Вид открывается на черные песчаные дюны, тянущиеся к облакам горы и бушующий холодный океан. Облаченный в темную мантию Алекси, сидящий у самой кромки воды, едва не теряется на фоне этой завораживающей картины, но когда оказывается замечен, становится ее центром. Не желая оставаться в стороне, Йоэль кутается в свою мантию и спешит покинуть дом. Ему хочется поскорее преодолеть эти дюны и оказаться рядом с тем, кто отныне согревает его сердце и душу. В конце концов, теперь, будучи в этом необычном месте, они смогут поговорить. — Я испугался, когда тебя не оказалось рядом, — оказавшись на расстоянии нескольких шагов от Алекси, начинает Хокка. — Даже подумал на секунду, что ты оставил меня. — Даже если хотел бы, не смог, — тихо откликается Алекси, когда пожиратель замирает за его спиной. Лишь оказавшись совсем близко, Йоэль замечает, как когтевранец ежится от ледяного ветра, и не удерживается от порыва. Осторожно опускает ладони на его плечи и согревает их невербальным заклинанием, шепотом уточняя: — А ты не хочешь? — Нет, но… я не знаю, где кончаются мои истинные желания и начинается магия, связывающая нас, понимаешь? — отрешенно отвечает Каунисвеси и поднимает взгляд на блондина. — Я стараюсь разобраться. Впрочем, мне повезло куда больше — мои желания не противоречат магии. Я и правда хочу по крайней мере быть рядом, если ты позволишь, — признается Хокка, смущенно тряхнув волосами в попытке прикрыть изувеченное лицо и нехотя отстранив от парня руки. Этот жест не остается незамеченным, и Каунисвеси понимает, что пожирателю, должно быть, ужасно неловко находиться рядом с ним в таком открытом виде. Вот только все еще непонятно почему, какова природа этого пугающего шрама? Ведь будь он так прост в излечении, Снейп обязательно бы что-нибудь придумал. Пока же красивое от рождения лицо Хокка искажено струпьями и буграми, когтевранец лишь яснее видит перед собой того монстра, которым тот в самом деле является. — Что с тобой случилось? — рискует спросить Алекси, кивнув на правую сторону лица Йоэля. — Ты ведь не всегда был таким. — Я надеялся, что ты не увидишь этого так скоро, — перебивает его Хокка, машинально отворачиваясь от пронзительного взгляда голубых глаз. — Это лишь еще одна метка, полученная за непослушание. Лорд никогда не терпел пререканий. Северус говорит, что это мелочь на фоне того, что тот мог сделать со мной. Я же иногда думаю, что предпочел бы смерть своему унизительному существованию. Тогда я еще не предполагал, что однажды у меня появится смысл… — Но что именно ты отказался сделать? — нахмурившись, уточняет Алекси. — И почему? — Он требовал убить семью. Двух магглорожденных девочек и их мать. Отец был уже мертв от рук кого-то из наших же соратников, — заторможенно откликается Йоэль. — Я не поступился своими принципами и был за это наказан. — Должно быть, ты был очень полезен для него, если он оставил тебя в живых, — задумчиво отвечает Каунисвеси. — И что за принципы? Мерлин, у меня так много вопросов к тебе, а я… даже не уверен, что на самом деле хочу знать ответы на них. — Я расскажу все, что ты готов будешь услышать, — обреченно шепчет Хокка. — Мои принципы для тебя ничего не изменят, ведь они не делают меня святым. Скажу лишь, что от моей руки не погибали женщины и дети. Я никогда не убивал без разбору и был избирательным в выборе жертв. И это было одно из тех качеств, за которые меня ценил Лорд. Я устранял тех людей, которые отравляли жизнь всему магическому миру, не только являлись целью Волан-де-Морта. — Из министерства? Те, кто не приняли вашу сторону? — догадывается сразу Алекси, и Йоэль кивает в подтверждение его слов. На какое-то время когтевранец замолкает и отворачивается к океану, обдумывая все услышанное. Йоэль, неловко потоптавшись на месте, тихо вздыхает и все-таки опускается на песок совсем рядом с ним. Когтевранец почему-то верит. Правда верит в то, что Хокка не убивал понапрасну, что его жертвами могли быть те, кто и без того заслуживал смерти и, быть может, однажды были бы убиты уже силами аврората. Но многое ли это меняет? Ведь руки Йоэля по локоть вымазаны в крови не только тех, кто был уничтожен им собственноручно, но и тех, чью смерть он не попытался предотвратить, оставаясь немым свидетелем. — Ты так судорожно обдумываешь все это, что даже у меня начинает болеть голова, — печально смеется приспешник, покосившись на притихшего парня, — я все лучше ощущаю ту связь, о которой ты говорил. Каунисвеси задумчиво кивает. Он и сам ощутил ее в полной мере, стоило темному заклятию попасть в Хокка — это чистый страх, отчаяние и боль, расходящиеся волнами по всему телу, разрывающие изнутри. — То заклинание, которым Малфой в тебя попал… Оно тебе известно? — Я сам его научил когда-то, — нехотя отвечает Хокка, отдавая себе полный отчет в том, что это вызовет лишь больше вопросов, отвечать на которые сейчас бы совершенно не хотелось. — И это заклинание было придумано мной. Оно способно убивать очень мучительно, почти не оставляя шансов на спасение. — Почему Драко хотел меня убить? — закономерно спрашивает Алекси следом. — Ты умный мальчик. Уверен, ты уже знаешь ответ на этот вопрос, — кусая губы, отвечает Хокка. — Появление метки все изменило между нами. Драко уверен, что даже магия не поможет мне добиться твоего расположения, и боится, что нахождение рядом с тобой ставит меня под еще большую угрозу, чем обычно. Вот и все. — Значит, он и правда любит тебя, — заключает когтевранец. — А ты? — А я позволял себя любить и заботился о нем, насколько мог, — тихо отвечает Хокка. — Не думаю, что я испытывал любовь к кому-то… Разве что к Северусу, но там совсем другая история. А я даже не знаю, жив ли он, — сникнув, заканчивает откровение он. От Алекси не укрывается то, как тускнеет взгляд Йоэля при воспоминаниях о друге и как его взмокшие от волнения пальцы в напряжении комкают плотную ткань мантии — боится. Так же сильно, как сам когтевранец боялся за Порко. Качнув головой, Каунисвеси пододвигается ближе к Хокка и накрывает его руку своей, прежде чем обнадежить, шепнув: — Северус в порядке. Это он прикрыл нас, помог покинуть мэнор. Алекси улыбается, ощущая, как чужая тревога внутри угасает, уступая место надежде. Понимает, как важно для Йоэля было услышать эти слова, ведь сам бы отдал все, чтобы узнать, что близкие в порядке. Если бы кто-то мог это знать… Томми и Нико были на передовой в то время, как Олли был занят не менее значимым делом — спасал раненных в импровизированном лазарете, развернувшемся в центре замка. И, конечно, нет никаких гарантий, что все они невредимы или, по крайней мере, живы. Ощутив тяжесть чужой головы, плавно опустившейся на его плечо, Каунисвеси прикрывает глаза и заставляет себя думать о хорошем — ребята ведь отличные бойцы, они должны справиться. Впрочем, справиться должен был и Йоон, он был особенно талантлив в ближнем бое. И так глупо погиб, отдав свою жизнь за того, кого так сильно, но не взаимно любил. А Алекси не смог спасти. Йоэля смог, а Йоонаса, своего родного Йоонаса — нет. — Йоэль, я могу задать вопрос? — едва слышно интересуется Алекси. — Конечно, что угодно, — мягко откликается тот, подняв на него взгляд, но так и не сменив неожиданно уютной для них обоих позы. — Неужели Йоона и правда нельзя было спасти? Совсем никак? — Прошу, скажи, что ты не думаешь, будто я нарочно, — не найдя в себе сил скрыть разочарование в голосе, просит Хокка, на что получает неуверенное «нет». — Если бы был способ, я бы сделал все, чтобы его спасти. Но этот яд… он унес уже не одну жизнь. Мы с Северусом опасались, что это случится снова. Мы искали способы создать антидот и даже нашли подходящий состав, как нам казалось. Не хватало лишь образца этого самого яда, который мы добыли утром перед нападением на Хогвартс. Нам не хватило лишь пары дней, чтобы сделать противоядие… — Выходит, все ингредиенты есть? Нельзя позволить подобному повториться, мы должны сварить это зелье, — настаивает Каунисвеси, когда Йоэль кивает в ответ на его вопрос. — Это займет пару дней, но нам действительно стоит позаботиться об этом, прежде чем мы вернемся назад, — соглашается Хокка. — Нельзя допустить, чтобы кто-то из нас пострадал от этого. — Доверишь приготовление мне? — уточняет Алекси, позволяя пожирателю увидеть огонек интереса, разгорающийся в глазах. — С удовольствием. Из зелий у меня лучше всего получаются яды, а с антидотами все обстоит куда сложнее, — печально смеется Хокка. — А вот ты, уверен, справишься. Когтевранец улыбается, машинально прижавшись к Йоэлю в ответ. Эти маленькие, но все-таки важные шаги к общей цели обнадеживают и подкрепляют успевшую подорваться веру в лучшее. — Как думаешь, чем кончилась битва за Хогвартс? — тихо интересуется Алекси, нарушая повисшую ненадолго между ними тишину. — Думаю, ни одна из сторон не продержалась бы слишком долго. Наверняка отступили, чтобы восстановить силы и подлатать раненных. — Надеюсь, это действительно так, — сбивчиво шепчет Каунисвеси. — Йоон всегда знал, как вернуть мне надежду. Подбирал слова, которые мне было важно услышать… Поверить не могу, что его больше нет. Когтевранца снова накрывает. Волной безнадежности и отчаяния захватывает в свой плен, заставляя захлебываться в них и в собственных с трудом сдерживаемых рыданиях. Разреветься хочется, как девчонке с первого курса Пуффендуя, но Каунисвеси не позволяет себе этого выплеска эмоций. Лишь бесконтрольно дрожит от подступающей все скорее истерики. — Эй, ну, хватит, Алекси, — взволнованно шепчет Хокка и, заключив парня в спонтанные объятия, надеясь хоть немного успокоить, аккуратно укачивает в своих руках. — Он верил, что все будет хорошо, правда ведь? Если ты опустишь руки, то кто же еще будет бороться? Не подводи его, сохрани эту веру в лучшее, ладно? Речь Йоэля сбивчивая, нервная. Когтевранец чувствует, как сердце приспешника, отчаянно прижимающего его к себе, бешено колотится в груди в такт его собственному. Связь все только усугубляет — ломает их обоих от взаимной боли, разносящейся по всему телу от сердца, бросая в пропитанные безнадежностью объятия и заставляя цепляться друг за друга, как за спасительную веточку, склоненную к пучине страданий, слабости и неизбежного конца. — Нужно успокоиться, — продолжает шептать приспешник, не теряя надежды разорвать этот беспросветный круг. — Давай пойдем в дом? Почитаем рецепт того зелья, отберем ингредиенты? Нельзя откладывать это в долгий ящик, верно? Алекси быстро кивает в ответ и жмется, будто брошенный в холод котенок, к теплой груди приспешника. Сейчас ему важно чувствовать опору и крепкое плечо, важно чувствовать чью-то заботу, важно сохранить в памяти то, с какой нежностью и любовью все это дарил ему Порко. И он готов даже принять все то же от Йоэля, лишь бы погасить внутри этот пожар боли и сожалений. Лишь бы вернуть себе иллюзию того, что все еще может быть хорошо.***
За приготовлением зелья по рецепту, оставленному Северусом, Алекси все-таки успокаивается. Сидящего чуть поодаль с книгой в руках Йоэля эта картина умиротворяет не меньше. Он с легкой улыбкой наблюдает за тем, как сидящий у котла на полу, скрестив по-турецки ноги, мальчишка методично растирает в ступке беозары, пока лирный корень закипает в котле. Всеми этими легкими, непринужденными манипуляциями когтевранец напоминает ему Северуса. Не зря тот не удержался от похвалы в адрес Каунисвеси. — Все известные мне противоядия были схожи своим составом, а здесь из общего лишь пара ингредиентов. Интересно, как профессор Снейп понял, что нужно именно это? — рассуждает Алекси, аккуратно помешивая только-только добавленные в котел ингредиенты. — Может, у тебя еще будет шанс узнать у него лично, — улыбается Хокка в ответ. — Похоже, ты был одним из самых любимых его студентов. — А он — одним из самых любимых моих преподавателей, — не сдерживает усмешки Алекси. — Ребята всегда удивлялись этому. Я же никогда не считал его ужасом подземелий. Он просто очень требовательный, не более. — До того, как начался весь этот ужас, он предлагал и мне пойти в преподаватели, — вспоминает Йоэль. — Кажется, даже готов был уступить защиту от темных искусств. Правда, я был бы ужасным учителем. — Я бы очень сильно удивился, если бы моя метка вдруг ожила на первом уроке с новым преподавателем, — хмыкает Каунисвеси. — Впрочем, ты бы совершенно точно был лучше, чем Локонс. Гарри рассказывал об этом чуде магической Британии, — не сдерживает тихого смеха он. А смех у Алекси оказывается невозможно красивым. Переливчатым, звонким и очень-очень приятным. Его хочется слышать еще и еще, но мальчишка быстро подбирается, лишая Хокка такого удовольствия. Впрочем, Йоэль доволен и этим: хотя бы несколько секунд искренней радости когтевранца он все же добился. — Может, я и не мастак в противоядиях, но помочь с заготовками вполне могу, — отмечает пожиратель, поднявшись со своего места и направившись к Каунисвеси. — Ну, что там осталось? — Можешь пока охладить огненные зерна, — благодарно улыбнувшись, отвечает Алекси, двигаясь чуть в сторону и освобождая место на полу рядом с собой. Опустившись рядом, Хокка принимается за работу и впервые за очень-очень долгое время чувствует себя умиротворенно. Он наконец-то свободен. От лицемерия и лжи, от чужой воли, от всей грязи и зла и даже от чужих отравляющих чувств. И даже если где-то там прямо сейчас вершится конец света, он счастлив. От Алекси, близость которого заставляет сердце биться чаще, его отделяет лишь книга, оставленная Северусом, и тот даже не пытается от него отстраниться. Напротив, ненароком задевает его руками, высыпая очередные ингредиенты в котел, а затем смущенно шепчет «извини». Будто бы Йоэлю нужны эти извинения — напротив, он жаждет этих случайных касаний снова и снова. — Аккуратно! — испуганно восклицает Алекси, когда пожиратель, засмотревшись на него, едва не роняет на себя остатки еще не замороженных семян, и бессознательно подается вперед, пытаясь перехватить их заклинанием левитации. Когтевранец замирает в нескольких сантиметрах от лица Хокка, удерживая палочкой несчастные зерна. Йоэль не сдерживает широкой улыбки, плавно обхватывая запястье Каунисвеси и отводя палочку в сторону. Такая забота мальчишки о мелочах оказывается до невозможности приятна. Смущенный Алекси порывается отвести взгляд, однако приспешник тихо зовет: — Але… Продолжить он не успевает. Позади них раздаются хлопки аппарации. Хокка насчитывает три и уже порывается загородить Алекси собой, когда слышит не терпящий пререканий тон: — Двинешься, тварь, скормим нашему другу, — а затем громогласный рык. По преобладанию светлой энергии Йоэль понимает, что их гости вовсе не товарищи по темной метке, и послушно замирает. Каунисвеси же, к удивлению пожирателя, поспешно обхватывает его руками, не позволяя друзьям целиться в него своими палочками. — Стойте! — выкрикивает когтевранец. — Остановитесь, дайте все объяснить! Нерешительно обернувшись в сторону гостей, Хокка замечает пару уже хорошо знакомых парней: Нико и повисшего на его плече Олли, раненного в бедро. Рядом с ними обнаруживается внушительных размеров медведь — тот самый друг, которому обещали его, Йоэля, скормить. Ему не требуется много времени, чтобы понять — это Томми Лалли, последний из друзей, в своей анимагической форме. — Ты в опасности, Алекс, ты не понимаешь! — восклицает Моиланен в ответ. — Я ни за что не причиню ему боль, — встревает Хокка, обхватив Каунисвеси за предплечье в ответ. — Я обещал. Обещал Йоонасу, что Алекси будет в безопасности со мной, — сбивчиво продолжает он, продемонстрировав всем едва заметный шрам от непреложного обета на своей руке. — Но я ни за что не стал бы вредить ему сам. — Те инициалы на моей руке значат… — тихо продолжает Алекси, задрав рукав мантии и продемонстрировав друзьям алеющие в знак воссоединения буквы, — Йоэль Хокка. И это он. Друзья когтевраца замирают, ошарашенные услышанным. Совершенно точно им потребуется время, чтобы осознать. Однако вопреки ожидаемым вопросам и выяснениям, Нико выступает вперед и судорожно шепчет: — Что ж, это многое меняет, но, боюсь, не все, — он поднимает взгляд на замерших парней и добавляет совсем безнадежно: — Поттер мертв. Пожиратели смерти выиграли войну.