Кровавые полосы

Вода, как оказалось, не имеет свойства смывать неприятную боль, сжимающее сердце так, словно по самому органу резало лезвие. Зато вода хорошо смывала напряжение и раздражение. Дала, так сказать, второе дыхание. Дала возможность отдышаться и все обдумать. Теперь о словах Даниэля он думает не так сильно, теперь единственное, чего он хочет, так это уснуть без лишних вопросов и нежелательных нравоучений, какими обычно его посыпал младший Пак, воображая из себя великого психолога. В голову даже закрались мысли уснуть здесь, в ванной, чтобы старший его не мучал, но потом включался и мозг, физических болезненных ощущений он сейчас не выдержит, особенно тех, которые возникают при затекание конечностей. Зеркало затуманилось, стало совсем белым, так что ему пришлось провести рукой по стеклу, чтобы хоть немного увидеть своё отражение. На него смотрел Ким Сону, как не странно. Он уже пригляделся к своим волосам, уж слишком длинные корни, закрасить бы. Челка кончалась на переносице, поэтому взгляд невольно пал и на глубокие зрачки, что в этом приятном белом свете выглядели особенно завораживающе. Он никогда не понимал, почему другие называют его худым, почему все так отчаянно пытаются его накормить? В зеркале он видит себя, не худой совсем. Он просто не хочет кушать, в этом ничего такого нет. Ему даже лучше, айдолам нужно поддерживать строгую диету, а он, как раз, в глотку еды себе положить даже не может. Ким обвил пальцами запястье, круг сходился и с указательным, и с средним, и с безымянным, и с мизинцем. Ничего такого, у него просто тонкие запястья. Он сам-то всегда был миниатюрным, не похожим, например, на Чхве Субина, который вёл программу на телевизоре. Хотя Сону скидывал это все на возраст, вырастет позже, позже и потолстеет, если, конечно, сможет. Сейчас он даже не понимал на что злится больше. Может, это глупая ревность. Что там говорил Ники? «Я разбил телефон, он упал прямо углом на кафель и… я прибежал к Сонхуну.» … Упал дома у Даниэля — мысленно продолжил Сону. Ким, конечно, говорил, что не стоит Даниэля бить, ведь тот ещё сам в себе не разобрался, Сону и сам мог таким стать, если бы вовремя не взял себя в руки. Но это не значило «прийди домой к Даниэлю и повеселись с ним так, чтобы разбить телефон. А потом беги к Сонхуну, чтобы позвонить мне, я же не должен узнать, что ты у этого своего одноклассника». И вот, он словно даже и не залезал в ванну, смывая вместе с грязью комок стресса. На него снова смотрели глаза. Неужели его это так задело? Может, Даниэль завлёк Нишимуру чем-то? Может, угрожал? В любом случае, сейчас корить себя смысла нет. Он уже сказал то, на что был способен его опьяненный ревностью мозг и сделал всё, на что способен был в таком состоянии. Импульсивно? Очень. Стоит ли винить Ники? Точно нет. Но, что бы то ни было, Сону разберётся с этим завтра, а может и послезавтра. Тогда, когда сможет подавить в себе эту бешеную и довольно несправедливую, сам Ким это понимал, ревность. Но сейчас Сону даже в глаза младшему взглянуть не сможет, боясь сказать что-то неправильное и ненужное, именно поэтому в такие порывы он немногословен. Ведь сам знает, он слишком пылкий, наговорить может чего угодно, поэтому самый эффективный способ — закрыться в комнате на ключ, завернувшись в одеяло, и искать касиопею или, может, большую медведицу, потому что на более сложные созвездия он теперь не способен. Из мыслей его вывел осторожный стук в дверь. Ким так долго молчал, что Сонхун и вправду мог подумать, что тот утонул. Младший тихо отозвался: — Выхожу, все в норме, — в любой другой момент он бы посмеялся над тем, как друг о нем беспокоится, но не сейчас. — Будешь чай? — спросил Пак, как только тот вышел из ванной. — Хотя, я уже сделал, так что отказ не принимается, — улыбнулся он, проходя на кухню, предполагая, что Сону поплетется за ним. Кухня Сонхуна для Кима кажется почти незнакомой, младший даже и не помнил когда последний раз был у друга в гостях. Обычно они собирались у Джея. Как они говорили, «Джей и Сону живут рядом, так проще», поэтому именно там и собирались. Хотя разницы то особой и нет, оба старших живут одни. Точнее, Чонсон живет с родителями, вот только те вечно скитаются по разным командировкам. Отец главный директор какой-то компании, а мать начальница отдела, так что командировки у них выходили общими. На этом в большей степени настаивала жена, Сону как-то услышал их ссору, будучи у Джея дома. Она кричала что-то вроде «с бабами какими-то будешь, да?», так что отец Пака всегда брал ее с собой. Для Сону почти всегда казалось ироничным то, что и Джей, и Сону с родителями особо не контактируют, им лучше посидеть у себя в комнате и болтать с ними поменьше. Сонхун же, как по контрасту, имел хорошие отношения с родителями. Они даже сами предложили ему снять квартиру поближе к институту, а тот и не был против. Мать Сонхуна правда любила Джея и Сону, всегда относилась к ним тепло. Вот только, к сожалению, живут его родители в пригороде, совсем в другой стороне, так что навещать их стало довольно проблематично. Раньше и Сонхун, и его родители, жили здесь, в Сеуле, вот только те переехали, когда бизнес стал приносить больше денег. Они свой уезд прокомментировали, как «Сеул слишком большой город, мы всегда хотели жить в своём домике». Сонхун только рад за них был, он понимал, что повзрослел, что и родителям стоит пожить своей жизнью, не будут же они его вечно опекать? В любом случае, кухня выглядела незнакомо. Но Ким и сам удивился, что комната может выглядеть… живой. На холодильнике висело штук пять магнитов, которые ему подарили, наверное, родители. Один символизировал счастье, другой магнитик и вовсе был сделан в виде веточки сакуры. Тут невольно Сону вспомнил о ненавистной весне и горьком запахе нелюбимого дерева. Отбросив мысль подальше, он оглянулся, на столешнице стоял недопитый стакан кофе, который Пак так и не положил в мойку, а на подоконнике стояло какое-то растение, которое Ким не сумел увидеть из-за плотной занавески. В общем, все здесь напоминало о жизни. Цветок, что цвёл летом сильнее, кофе, запах которого, казалось, разносился по всей квартире и, конечно, те самые магниты, что украшали белый маленький холодильник. Никакого дизайнерского подхода к этой комнате не наблюдалось, все выглядело максимально… стандартно, за что Сону был действительно благодарен. От количества неординарного интерьера у него рябели глаза, отдавая в голову. Он сел за стол, который казался уж слишком большим для одного человека. — Ромашковый? — улыбнулся младший. — Слышал, помогает от стресса, — улыбнулся и он, садясь рядом. — Я не знаю, что у вас происходит, просто скажи, если тебе будет плохо… От такой заботы Киму захотелось захлебнуться, совсем не привык он к такому. Ему казалось - справляться в одиночку обыкновенное дело. Но он конечно же кивнул, зная, что Паку ничего не расскажет. — Как там Джей и Чонвон? — перевёл тот тему. — У них все лучше, чем у вас, — пошутил старший, закидывая одну ногу на стул. — Довольно хорошо, спросишь у него потом. — А ты как с Джейком? — спросил он, отпивая. — Хорошо… — протянул он. — Он часто приезжает ко мне, так что в этой квартире не так уж одиноко, как ты мне когда-то говорил. — Но я же прав! Как можно жить в такой квартире одному? — закатил он глаза. — Между прочим, квартира Ники точно больше, чем моя, — парировал он, поднимая брови. И вправду. Одиноко ли Нишимуре? — У нас с Джейком правда все отлично, — улыбнулся тот, стараясь поднять другому настроение. — А у вас как с… Ники? — пытался он разговорить младшего. — Все хорошо, — уныло ответил Сону. — Так же хорошо, как у нас с Джейком? Или как у Джея с Чонвоном? — пытался разузнать старший. — Я очень устал, Сонхун… — протянул тот, вставая из-за стола и складывая чашку в раковину. — Пожалуйста… — Хорошо, — прикусил он губу, понимая, что перегибает. — Я разобрал тебе в гостиной, — встал он тоже, продвигаясь по квартире. — Спасибо. Спокойной ночи, — тихо произнёс Ким напоследок, но был уверен, что Пак его услышал. Сны часто мучают Сону. Он даже думает иногда, что лучше бы ему ничего не снилось, потому что переживать это снова и снова становится труднее с каждым разом. В любом случае, сегодня он снова проснулся из-за удушающих чувств в горле. Руки дрожали в треморе, чуть ли не сдирая с шеи слой кожи, чтобы проложить путь воздуху. И не сказать, что Ким привык, к такому привыкнуть нельзя. Когда тело немеет, а руки тревожно колеблются. Когда мозг вспоминает, а душа разрушается, делая невозможные кульбиты. Когда лёгкие не ощущают воздуха, а желудок сокращается в панике. Уже второй раз за этим «занятием» его ловит Сонхун. — Сону… — подбежал тот быстро, стараясь открепить сжатые у шеи чужие руки. — Эй. Тот быстро очнулся, а оглядевшись понял, что снова ночует не у себя. — Сону… — протянул он, все ещё держа чужие запястья. — Это из-за Гону? И тут мир будто перевернулся, возвращая к давним воспоминаниям, о которых Ким планировал не вспоминать до конца своей жизни. На самом деле, в тот день стояла солнечная погода, не было и намёка на дождь или серые тучи. Лучи слепили, но Сону и дела не было, он лишь брёл позади двух друзей. — Сегодня тепло, — подметил один, раскидывая руки по бокам, словно приглашая воздух в свои руки. — Пойдёмте сходим на речку? — предложил второй, оборачиваясь на Кима. — Хочешь? — обращался он к младшему. — Давайте, — улыбнулся тот, натягивая рюкзак на спину. — Ыйджу, ты не против? — Я? — спрашивал тот, выпучив глаза, имея в виду «я - душа компании и не соглашусь?» — Я понял, — посмеялся младший, догоняя этих двоих. — Гону, ты школу прогулял сегодня? — спросил Бюн, даже не поворачиваясь, и толкая ногой маленький камушек. — Да, — признался тот, засунув руки в карманы. — То-то ты не в форме, — усмехнулся Ыйджу, который, как и Сону, шёл из школы, так ещё и с школьным рюкзаком. — Зато встретил младшеньких, — улыбнулся Ли, теребя волосы Кима. В такие моменты Сону всегда терялся, не привык он к таким физическим контактам. Так что такое простое поглаживание по голове, такое бездумное, такое дурацкое, становилось толикой надежды. А особенно если это был Ли Гону. Он тихонько смотрел вверх, потому что рост не позволял смотреть по-обычному и наслаждался чужим взглядом, который почти никогда не был прикован к нему. Наслаждался чужим профилем, когда они втроём ходили смотреть на закат у водоёма. Наслаждался прекрасными пальцами, что передвигались по струнам бас-гитары, когда друзья иногда приходили к Гону в гости. Наслаждался старшим, который, наверняка, не видел в Киме никого, кроме младшего брата. Изначально младший сомневался: наверное, это обычная эмпатия, как у него всегда и бывает. Но чем дольше он копал себя изнутри, тем больше всплывало наружу. А окончательно осознал это все он лишь тогда, когда сидя в ванне, начал думать об их совместном поцелуе. Таком немного невинном, но инициатором , конечно же, был Ли. Сюжет заключался в том, что оба сидели на лавочке, в каком-то совсем незнакомом парке, а старший неожиданно опустил свой взгляд на чужие губы. Момент как из романтичной дорамы, Сону часто такими увлекался. Он все смотрит и смотрит на чужие губы, невольно облизывая свои, словно хочет показать свои желания. Но скрытые желания были лишь у Кима, тот ночами бредил о их незамысловатых прогулках вдвоём, о мелких поцелуях в кинотеатре, пока никто не видит и, конечно, о чём-то более серьёзном, о чем Ким никогда не мог сказать вслух. Как бы то ни было, Сону уже не маленький мальчик. У него уже было два парня и такие же два опыта с одним из них. Тот был чертовым мудаком, слова Сонхуна о его бывшем Ким признавал целиком и полностью, вот только вслух не озвучивал. Самому от себя тошно было, что провёл с ним так много времени. Сейчас ему почти семнадцать, так что он может думать о некоторых вещах, которые не свойственны детям. А также у него есть полное право шептать в подушку чужое имя, запуская руку в штаны. Тайные и скрытые желания. Младший же понимал, что явью им не стать никогда. Они снова дожидались заката на своём излюбленном месте. Заняв несколько пустых шезлонгов, занимаясь своими делами и болтая о чём-то неважном. Эти трое всегда удивлялись, почему же это место ещё никто не нашёл. Такое прекрасное, такое таинственное. Тут была всего пара изломанных шезлонгов и много пластиковых бутылок в песке с бычками от сигарет. Скорее всего, мусор выбросила речка, ребята часто убирали тут, но не сказать, что они поступали по каким-то моральным принципам. Сидеть в мусоре не очень-то приятная альтернатива, так что убирались они лишь для собственного комфорта, ни капли не стыдясь. — Чем вы, ребята, планируете заниматься в будущем? — спросил Ыйджу, потягивая алкоголь, который им предоставил Ли. — Вы думаете о будущем? — спросил Гону, усмехаясь, но все ещё на отрывая взгляда от книги, которую держал в руках. — Ну, знаешь, какие-то общие планы… — Бюн встал, подходя ближе к берегу. — Я хочу окончить школу и поступить в актерский… — Ну, с твоим-то личиком, будешь исполнять все роли плохишей, — усмехнулся тот, все же откладывая кингу в сторону. — Не быть тебе Джеком из «Титаника», — он издевательски дернул бровями, а после кинул ногу на ногу, излучая флюиды победившего. — А тебе светит только алкоголиком стать, — поднял тот брови вверх, словно восхищаясь тем, что может противостоять Гону. — Это было сильно, — Ли поджал губы, принципиально буквально заглатывая содержимое банки. — Я бы хотел стать айдолом, — отозвался Ким, садясь на соседний с Гону шезлонг. — У тебя голос приятный, — искренне подметил Ли, улыбаясь младшему. — Да и личико милое, — подхватил Ыйджу, усмехаясь. — Что смешного? — надулся Ким, резко обернувшись в сторону друга. — Просто представил, что когда-то увижу тебя по телевизору, — Бюн начал смеяться, он даже немного засутулился от болезненных покалываний живота. — А я думаю, что ты обязательно дебютируешь, — начал Гону, положив руку на подбородок и глядя куда-то вдаль. — Обещаю, я буду смотреть каждое твоё выступление и покупать все твои альбомы, — посмеялся тот. — Обещаешь? — принял младший всерьёз. — Обещаю, — облегченно утверждал тот. — Клятва на мизинцах? — улыбнулся Сону, подходя ближе к чужому шезлонгу, и протягивая палец. — Ребёнок, — Ли посмеялся, но все же сжал чужой мизинец. — Гону, тебе не стоит делать таких обещаний, когда ты пьяный, — усмехнулся Бюн, подходя к этим двоим. — Вдруг ты резко обанкротишься или, допустим, кто-то украдёт твои деньги. И все! Не сможешь купить его альбом, — начал рассуждать он. — Тогда буду красть! — выговорил тот, заставив Кима чуть ли не подавиться. — Или Сону будет давать мне их бесплатно, если, конечно, не зазнается, — мягко улыбнулся Ли. — А что это за книга? — обратился к нему младший, указывая на отложенное в сторону произведение. — «Преступление и наказание», Достоевский. — Досто… — не смог тот выговорить. — Достоевский, — повторил старший, вставая с шезлонга и немного качаясь. — Русский писатель. — Досто..евский, — запоминал младший. — Я в водичку! — громко заявил Гону, стягивая с себя футболку. — Вода ещё холодная! — начал Ким, размазывая руками. — Ты слишком много выпил, Гону, — Бюн сложил руки на груди. — Зануда! — съязвил Ли, ныряя под воду. — Роза, пообещай мне, что останешься в живых, — надсмехался тот, цитируя фразу из «Титаника». — Да иди ты! — замахнулся он в него чем-то невидимым. — Знаешь, Ыйджу, ты бы был хорошим актёром! — отозвался Сону. — Наконец-то, хоть кто-то меня пони… — У тебя бы вышла прекрасная роль Розы, — посмеялся тот, замечая злое лицо старшего. Ким сразу спохватился, побежав в обратную от берега сторону. — Не убивай меня! — начал он кричать, изредка оборачиваясь назад, чтобы увидеть бегущего друга. — Ты поплатишься! — тот начинал бежать ещё быстрее. Они пробегали так около 10 минут, пока Сону окончательно не выдохся. Тогда у Кима ещё было преимущество в виде маленького роста и подвижного тела. Возвращались они все вспотевшие, все вымокшие. Небо уже сияло ярко-красным, переходящим к темно-синему. Сону всегда любил такие вечера, когда они могли втроём просто смотреть на закатное небо, иногда заходя в воду и делая разные трюки. Они могли просто сидеть в тишине, могли болтать о том, как прошёл их день, или могли играть в ассоциации. Что бы они ни делали — им всегда было комфортно втроём. Сегодняшний день исключением не был, вот только на этот раз стал последним, когда эти трое проводили день вместе. Берег живым не выглядел. Будто и колеблющихся волн совсем не было, лишь красное небо, градиентом переходящее в темно-синие. Звёзд даже не было видно. — Где Гону? — напрягся Ким. — Бросил нас, ушёл наверное, — предполагал Ыйджу, оглядываясь вокруг. — Но книга… — показал он пальцем. — Она здесь… — Да забыл, наверное. Ладно, давай, тогда, собираться, — Он наклонился за пустыми бутылками, что они оставили на песке, чтобы выкинуть их по пути. Сону и сам не знал, что им тогда двигало, но он стал всматриваться в горизонт. Становилось как-то не по себе, тревожно. Звезды словно погасли, а небо стало кровавым. — Ыйджу… — начал тихо тот, шепча. — Ыйджу, — говорил уже громче. — Ыйджу, что это… — он не показывал пальцем, не указывал рукой, лишь смотрел вперёд, на тушу, что плавала у горизонта. — Нет… — тоже шептал Бюн, вглядываясь в спокойный берег. — Нет, — сказал он громче, будто его «нет» могло вернуть время вспять. — Гону… — снова шептал тот, а после его зов стал похож на беспорядочный набор слогов, звучавших все громче и громче, казалось, его крик мог выбить ему перепонки. Уже далеко от берега в воде колебалось чужое тело, всплывшее на поверхность. Ким сумасшедше кричал, избивая ногами и руками тело Ыйджу, что крепко держал младшего. Слёзы резво стекали по лицу, каждый крик проходил по горлу словно острым лезвием. Бюн стоял, прочно держал Сону дрожащими руками, который, наверняка, может сделать ошибку. Слёзы оставляли на его лице маленькие влажные пути. — Гону… он не может, — хрипел младший, когда силы иссякли настолько, что повалиться на пол - было единственным, на что он был способен. Казалось, что Ли сейчас вытащит голову из под воды, крича о том, что это была суперская шутка и видели бы они свои лица. Хотелось верить. Но чем дольше тело находилось под водой, тем больше в голову приходила реальность. Что Гону теперь не мальчик, читающий книжку на берегу водоёма, часто шутящий над своими младшими и делающий странные мордочки, больше не Гону у которого ровно бьется сердце и в лёгких полно воздуха. Теперь это тело, наверняка уже твёрдое, наверняка уже бледное, тяжелое и холодное. Гону, сердце которого больше не бьется, Гону легкие которого заполнены водой. Представлять больно, Сону как будто сам задыхался, как будто его самого опустили под воду. Больно думать о том, как Гону постепенно уходит под воду, как его ноги сводит судорога, а рот в панике просто не может кричать. Как его легкие покидает воздух и начинает заполнять вода. Как он пытается выбраться одними лишь руками в надежде на будущее, в надежде на следующий вдох. Ким не выдерживает, все содержимое желудка вываливается наружу. И этого недостаточно, желудок ещё приходит в сокращения несколько раз, чтобы доказать, что Сону теперь пустой, что ничего живого в нем не осталось. Больно представлять, как он тянется к чужой руке, а на ней нет пульса, сама она настолько тверда, что становится как-то неправильно, становится как-то не по себе. Когда хочешь посмотреть в его глаза, а они наполнены песком и надеждой. Когда хочешь ощутить его присутствие, но его уже нет. Бюн падает за ним. Сону все ещё лихорадочно дышит, но сил больше нет, они лишь неотрывно смотрят на знакомое тело, что уплывает дальше и дальше из-за направления весеннего ветра. — С чего ты взял? — вздёрнул Ким бровями, одновременно оценивая ситуацию. Он в комнате Сонхуна, не в водоёме… не в водоёме… — Я бы не понял, если бы ты не шептал его имя, — Пак поджал, показывая всем видом, что сочувствует до невозможности. — Почему ты не говорил? — А вы бы смогли мне помочь, Сонхун? — злился тот, постепенно вставая с кровати и пытаясь сохранить координацию. — Давай будем честны, если бы я сказал, то что бы изменилось? — Мы бы поговорили об этом, Сону, — вздохнул тот, смотря за младшим. — Прошло, мать твою, больше года, Ким, — тревожно усмехнулся тот от абсурдности ситуации. — Ты уже год чувствуешь это? — скорее утверждал тот. — Говори, — он раздраженно посмотрел на него. — Не в таких обстоятельствах, — он облокотил голову о руку, пытаясь прийти в себя. — Ты не виноват, Сону. — Ты не был в тот день с нами, — проговорил тот, словно истину. — Ты ничего не знаешь. — Я знаю, что лезть за утопающим всё равно, что самому утонуть, — Пак взглянул в чужие глаза. — Я мог ему помочь, — промямлил тот, наливая в стакан воду дрожащими руками. — Ты не мог, — Сонхун встал, подходя к младшему ближе. — Поверить не могу, что ты скрывал это от нас, — он мимолетно пустил взгляд по внешнему виду друга, усмехаясь в панике. — А что бы ты сделал, зная, что мне снится Гону? — стакан отлетел в сторону, но содержимое не разлилось, лишь оставило пару капель по пути. — Что бы ты сделал, зная, что я проживаю его смерть снова каждую ночь? Что, Сонхун? — срывался он на крик, Пак даже не помнил, видел ли он его таким когда-то. — Я… Я не знаю, Сону, — тоже повышал голос второй. — Мы бы поговорили и… — резко замолчал тот, кидая взгляд на чужие руки. Проходит буквально секунда до того, как Ким успевает все понять. Что на нем сейчас футболка, что сейчас на нем видны все шрамы. Сонхун быстро хватается за чужую руку, смотря то на конечность, то на чужие глаза. — Сону… — успевает произнести тот. Ким лишь отдёрнул руку, убегая. Сбегая. Он кинулся к входной двери. Ему было все равно, что в этой одежде он только что спал, все равно, что даже не умылся. Он просто бежал. Просто пытался сбежать.