Эпитафия для тебя

Двадцать пятого декабря Сакура не пускает её в палату. А двадцать шестого она проводит день рядом с его койкой. Наруто уже больше суток без сознания и… И, к собственному ужасу, Хината чувствует облегчение. Она больше не узнает себя. Ещё меньше она может узнать Наруто. Поэтому, когда она вечером покидает палату, у неё не хватает храбрости даже попрощаться. Она чувствует себя предательницей, но там, среди бесконечных трубок и капельниц, Хината уже не может найти своего мужа. Когда на следующее утро Боруто приносит ей в постель небольшой торт, а Химавари шкодливо улыбается, а она все не может им сказать, что уже второй день, как их отец не приходит в себя. — Мы с папой сделали подарок! И дарить мы его будем вместе! — прыгая по её постели, смеется Химавари. — Мы пойдем к папе! Пойдем к папе! Боруто ставит торт на тумбочку и кидается в объятия матери. Он не Химавари, он достаточно наблюдателен, чтобы понимать, что все не так просто, и будущее его пугает. Когда через несколько минут раздается звонок в дверь, Хината даже не удивлена. Она просит детей остаться наверху, а сама спускается вниз. Ей не положено встречать гостей в пижаме, но это её несильно волнует. Сердце бешено стучит, словно грудная клетка старается его сжать, и оно заходится в панике. Уже у самой двери Хината пытается прогнать слабость. Её пальцы окоченели, а губы онемели. Она совершенно не удивляется, когда видит команду семь. Какаши стоит у самой двери, Сакура и Саске за ним, Сай почему-то не решается подняться на крыльцо. — Хината, — начинает Какаши, но Хината останавливает его взмахом руки. Со второго этажа доносится детский смех, и ноги Узумаки подгибаются, она хватается за дверь, стараясь удержаться. — Пойдем, — Сакура подхватывает её под руки и ведёт на кухню. Саске тут же ставит чайник. Какаши закрывает дверь за Саем. — Мы можем провести омовение в больнице… — шепчет Сакура, присаживаясь за стол рядом с Хинатой. — Нет, нет, — она не позволит сделать это в больнице. Она сделает это сама и в месте, достойном её супруга. — Нужно отвезти его в комплекс Хьюга. Саске ставит перед ней чашку с чаем, но Хината не решается его взять. Её руки дрожат. И вместо неё Сакура залпом выпивает его и затем вдруг оседает, убирает пряди коротких волос за уши. — Я… — её голос дрожит, и она принимается вытирать выступившие слезы, тыльной стороной руки. — Я не смогу вернуться в больницу, — признается она. Саске забирает из её рук стакан и снова его наполняет, теперь уже для себя. Сай стоит у плиты, всматриваясь в окно. Его молчание непривычно. Но и Хинате нечего сказать. — Я, — Какаши облокачивается на дверной проем, и Хината вдруг замечает, насколько сильно он постарел. — Я не думал, что после войны похороню его раньше себя. И становится тихо, если не считать тихого всхлипывания Сакуры. Хинате нужно заняться похоронами, но все её внимание вдруг захватывает снег, принесенный с улицы. Она думает, что если он высохнет, то может оставить следы на паркете. Она встает и хочет заняться уборкой, но Какаши останавливает её: — Оставь это, — Он смотрит на неё, и она узнает эту тоску. Это её она видит каждое утро в зеркале. Она вдруг вспоминает своего отца. И Куренай. Её горе — лишь капля в море, они здесь, в Конохе, все такие — сломанные. — Иди к отцу и сестре. Собери детей. Сакура тебе поможет, а я разберусь со всем в больнице. Саске обзвонит всех. Сай ему поможет. И она подчиняется. У комплекса её уже встречает сестра. Химавари плачет на её груди, а Боруто то и дело спотыкается, он отказывается от протянутой Сакурой руки, лишь зло отталкивая её от себя, и стоит им войти в ворота компаунда, он убегает в глубь дома. Хината же еле замечает, как Ханаби забирает у нее дочь, она просто осознает в один момент, что сидит в трапезной, а вокруг бегают слуги. — Выпейте хоть воды, Хината-сама, — Нана сует ей стакан, но Хината противится. Перед ней сидит отец, и она замечает, что на его коленях спит Боруто. — Выпей, Хината, — приказывает отец, но лишь отодвигает руку Наны от своего лица. — Хима… — Она с Ханаби, тоже заснула, — Хиаши гладит светлые волосы внука, и на какое-то мгновение Хинате кажется, что это Наруто, совсем ещё мальчишка, спит прямо здесь, на расстоянии вытянутой руки, и она не может сдержать улыбки. Но Сакура вырывает ей из пустых иллюзий. — Его привезли. Хината тут же подскакивает и, не обращая внимания на крики отца и подруги, выбегает на улицу. Клановое дзиндзя стоит в саду, и ей все равно, что она босиком, а на улице валит снег. Саске все ещё стоит у храма, и его длинная темная фигура, затянутая в плащ, идеально вписывается в белое величие зимнего сада. Хината даже не кивает ему, она впервые в жизни позволяет фривольности в святилище и, оставляя мокрые следы, идет к алтарю. Она обходит комнату по полукругу, разжигая огни свечой с алтаря. И, только когда комната заполняется танцующими тенями и мягким светом огня, она осматривает тело, завернутое в простыни. Позади нее хлопает дверь, и Сакура, принёсшая ей обувь и пальто, неуверенно мнется в проходе. — Я не смогу, — измученно говорит она. — У меня просто не хватит сил. И Хината кивает. Она, как никто другой, понимает её. Воду ей принесла Ино. Яманака, бледная как полотно, не произнесла ни слова, но ей и не требовалось. Общая скорбь быстро пропитала стены святилища. Ирука принес кимоно. Белое. Она омывала его в одиночестве, прощаясь с ним каждым движением. Одевать же его ей помогал Саске и Шикамару. Она чуть ли не ошиблась, запахнув кимоно по привычке справа-налево. И, уже когда она завязала пояс, Хината поняла: она не попрощалась с Курамой. Она не высказала ему благодарность за то, что берег её мужа, за то, что был их другом. Она ни разу с ним не попрощалась. И только Ками знала, когда теперь он вернется обратно. Поэтому, когда она положила кунай на грудь Наруто, когда зажгла благовония, расставила цветы на алтаре, она вернулась в дом за рисом и девятихвостой лисой, игрушкой её дочери. Тонкая белая бумага хрустела под её пальцами, пока она расставляла все на алтаре. Был уже поздний вечер, когда она сменила свечи. Все было готово. Как только она даст знак, кто-нибудь из старейшин сотворит дзюцу сохранения, а уже завтра после бдения придет священник. И, когда последние ритуалы будут закончены, они его похоронят. Она это уже все проходила. Она помнила службу на похоронах матери, на похоронах дяди, а тело Неджи она подготавливала вместе с Ханаби. Заскрипел снег за дверью, и, впуская холодный воздух, вошел её отец. — Ты должна вернуться, дети ищут тебя. — Конечно, — ответила она, смотря на него снизу-вверх, сидя на коленях, у ног своего мужа. Хиаши протянул ей портрет, единственное, что она ещё не поставила на алтарь. Он был другим, таким, каким она бы хотела его помнить. Улыбающийся, светящийся, с красивыми золотыми волосами и самыми светлыми голубыми глазами. Ни боли, ни горечи, ни печали. Такой же, когда она вышла к нему на свадьбу. Такой же, когда сталкивался с трудностями. Но больничный запах, его не выветрить, не смыть так же, как невозможно не увидеть разницу между портретом и человеком в саване. — Не делай этого, — её отец опустился на колени рядом с ней. — Иди домой, побудь с детьми. Не повторяй мой путь, Хината. — Что? — не понимая, о чем речь, спросила Хината. — Я не смог смириться со смертью твоей матери, Хината, просто не смог. Не повторяй моих ошибок. Иди домой. Она вдруг вспомнила, как искала его, когда слуги принесли вести о смерти матери. Как часами просила Нану отвести её к отцу. Она должна была вернуться к детям прямо сейчас.

***

Наруто похоронили на третий день. Единственное, что Хината хорошо помнила, — это теплую руку сына, что она сжимала всю церемонию. Она не различала лиц, всех, кто выражал ей соболезнования, замечая лишь, как пачка толстых конвертов быстро росла в её руках. Наверное, это были единственные похороны, на которых присутствовали Каге четырех деревень. Её провожало домой слишком много людей, она бы предпочла остаться наконец одной. Но ни Киба, ни Шино не хотели оставлять её одну, но она настояла. Она нуждалась в одиночестве. Дети заснули почти сразу. Истощенные и измученные за последние дни, они нуждались в отдыхе, впрочем, как и она. Но ей требовалось столько всего изменить. Пересмотреть всю свою жизнь. Она осталась без своей точки равновесия, никакого центра для вращения. И в этом доме все было лишь напоминанием о нем. Включая её. Все в ней было для него. От мягкости и покорности до длинных черных волос. И, когда его не стало, какой был смысл хранить все это? Она даже не раздумывала, когда срезала свои волосы, возвращаясь к мальчишеской стрижке своего детства. Хината растила волосы несколько лет, ухаживая за ними, но это было последнее, о чем она сожалела сегодня.