***
— Я угощу тебя раменом, — Хатаке толкнул его в плечо, стараясь привлечь внимания. Наруто отвел вгляд от Ино, заправляющей его старую кровать. Он терпеть не мог ни этот матрас, ни расположение самой кровати: под самым окном. — Давай, Наруто, — Хатаке потянул его вверх призывая встать, — тебе нужно поесть. Ну, же Наруто. Ты, я, рамен. Наруто посмотрел на него, не веря своим ушам. Как он мог думать, что какая та лапша могла его интересовать, тогда как её не стало? Как он вообще мог думать, что его что-то заинтересует, после того как её не стало. Но разве он мог винить Хатаке? Он её не любил и все это прекрасно понимали. Он не бросил её, если бы хоть чуть-чуть её ценил. Ино смотрела на него как на побитую собаку. И Наруто не видел ни капли горя в её глазах. Темное, вызывающее жгучую обиду, осознание ударило по нему: на самом деле никто не любил Хинату. Ни он сам, ни её отец, ни сестра, ни Неджи. Никто не любил её. Если бы хоть кто-то любил её так как она любила каждого из них, может быть это её спасло. Может Наруто был ужасным мужем, но разве Неджи не клялся защищать её ценой собственной жизни? Ханаби была на фестивале. И она не бросилась искать свою сестру, когда прогремели взрывы. Он должен был смирится: они не любили её. Он не любил её. Никто не любил её. — Я вернусь завтра, с утра с завтраком, — смерившись с молчанием своего ученика наконец сказал Какаши. И Наруто благодарно закрыл глаза. Ему хотелось спать. У него не было сил с кем-либо разговаривать.***
— Что значит, ты не знаешь? — Хиаши подскочил, и анбу, стоящий у стены, тут же оказался рядом с ним. — То и значит, — устало сказал Какаши, потирая переносицу. Он подвел Наруто столько раз в прошлом, и теперь он делал это снова. И он не мог дать ему даже возмездия, не мог найти справедливости для Хинаты. Все их поиски тех, кто послал убийц, были бессмысленны. Ничто не связывало детей, ни с одной деревней. И никто не решался взять на себя ответственность за совершенное убийство. — Вам, Хокаге, — процедил свозь сжатые зубы Хиаши, показывая все свое отвращение к Лорду Шестому, — следует работать лучше. Какаши испытал жгучее желание воткнуть Хиаши в глаз ручку. Общее мрачное настроение захлестывало Коноху.***
Ирука практически силком вытащил его из дома. Наруто закутался в толстовку, стараясь скрыться от любопытных взглядов. Все знали, что случилось, все смотрели на него, и ему с каждой минутой все больше хотелось вернуться обратно в квартиру. А Ирука всё держал его под локоть и тащил в сторону больницы. Наруто даже не хотел вслушиваться в то, что говорил его старый учитель. Ему просто нужно было вернуться в тихое место. — Привет, — Ино встретила их в больничном покое, отчего-то одетая в сестринский халат. Узумаки растерянно кивнул. Он только сейчас заметил, что огромное количество пациентов в коридоре. На самом деле больница казалась переполненной. — Тут полный завал, — жаловалась блондинка, сопровождая их к палате Сакуры. Наруто не представлял, сколько прошло времени со взрывов. Он смутно помнил похороны: они прошли на следующий же день, но сколько прошло после? Узумаки не мог точно вспомнить, кто его навещал и что говорили. В палату они зашли все вместе, Ино, все время что-то рассказывающая и ведущая себя крайне навязчиво, оставила их через несколько секунд. Они остались в комнате вчетвером. Ирука подпирал дверь, словно боялся, что Наруто выскочит прочь. Саске, сидевший у кровати, выглядел больным, не говоря уже о Сакуре. — Привет, — прошептала девушка, словно каждый звук давался ей с немыслимым усилием. Наруто смотрел на пол. Швы у местной плитки были неровно замазанными, где-то расходились паутинкой трещины. — Привет, — наконец произнес Узумаки. Он скинул с головы капюшон и улыбнулся подруге. — Мне так жаль, — еле-еле выговаривая слова, прошептала Сакура. И Наруто вдруг стало тошно. Оттого, как Саске с упоением держал её за руку. Оттого, что спасение её жизни было настоящим чудом. Чувство несправедливости, резкое и давящие, обрушилось на него, грозя просто раздавить. Почему Сакура была достойна чуда? Почему Учиха был достоин жить дальше с Сакурой? Разве не он, не Наруто, был здесь тем, кто заслужил настоящее чудо? Разве это не он бросился на помощь, спасать чужие жизни? Разве он не заслуживал чуда? Он больше ценил свою жену, чем Саске. Да, возможно, он никогда не любил ей так, как она любила его, но ведь и Учиха был так себе мужем. Может, Наруто и не смог защитить Хинату, но хотя бы он был рядом с ней все эти месяцы. Наруто закрыл глаза, пытаясь унять разрастающийся гнев и обиду. Саске не был здесь виноватым. Сакура тоже. Он был единственным, кто сделал все не верно. Ему никогда нельзя было отпускать её с Сакурой. Он просто никогда по-настоящему о ней не заботился. Сакура сжала руку Саске и кивнула. Она смотрела на него так жалостливо, словно могла понять его. Словно она хоть что-то теряла. Что она потеряла за весь их путь? На место тошноте пришла ярость, и Наруто сжал с силой кулаки. Вот она, Сакура Харуно, посмотрите на неё. У нее было и есть все, то, чего никогда не было у него. Даже Саске. Наруто вдруг четко осознал, что за все эти дни он ни разу не видел Учиху. Он мог бы навестить его хотя бы из вежливости. Но, нет, у него не нашлось ни одной свободной минуты. Хината всегда находила время для него. Но не Сакура. Не Саске. И, смотря на ровные стежки швов на лице Сакуры, Наруто заплакал. Как-то совсем по-детски, вытирая слезы рукавом до противного оранжевой толстовки.***
Сакура не так себе все представляла. Она могла понять его горе, и она была готова его разделить. Но она не ожидала, что внезапно начавшаяся истерика станет настоящей трагедией. — Это должна была быть ты, — все ещё вытирая слезы, сказал Наруто. Да так тихо, что Сакура сначала не поверила, что правильно разобрала его слова. — Ты должна была умереть! — уже закричал Узумаки и шагнул вперед. И Саске, словно только этого и ждал, встал. Палата погрузилась в тишину. Испуганная Ино вжималась в дверь, Ирука с ужасом смотрел на Наруто. Сакура не могла поднять на него взгляд. Казалось, ещё чуть-чуть, и от напряжения зазвенят стекла. Первым пришел в себя Ирука, он схватил Наруто за плечо и потянул назад: — Спокойней, Наруто… — Нет, я… — Узумаки не успел договорить, как заговорил Саске. — Убирайся, — Сакура вздрогнула от голоса мужа. Стальной и острый, он рассек воздух, заставляя Наруто отступить назад. И она наконец смогла посмотреть на него. Они встретились взглядами, как сотни раз до этого, как они привыкли общаться в пылу битвы, понимая друг друга лишь с полувзгляда, читая намерения. Но Сакура никогда не видела столько злости в этих глазах. Он смотрел на неё, словно дикий пес, учуявший кровь, проклиная за то, что она выжила, и Сакура невольно вздрогнула. Она бы хотела высказать ему слова утешения, разделить его горе, но он явно не был готов к этому. И стоило ей отвернуться от него, как он тут же выскочил прочь.***
Мерзкое, глохочущее где-то глубоко внутри чувство разрасталось слишком быстро. Давило, заставляя беспомощно глотать воздух. Наруто остановился, стараясь перевести дыхание. Он знал, что не должен был говорить такое Сакуре, но видеть её было невыносимо. Наруто огляделся вокруг, стараясь понять, где он находится. Улица казалась незнакомой. Все вокруг него было словно чужим. А потом он вспомнил: чуть ниже по улице Ичираку. А там и до квартиры рукой подать. И он снова побежал. Квартиру он открыл не сразу, тряслись руки, пальцы, словно чужие, отказывались слушаться, и ключ то и дело падал. Тогда он просто выбил замок. Ему требовалось укрыться, унять, непонятно отчего, растущую панику. И только в полумраке знакомого узкого коридора он свободно вздохнул. И рухнул на колени, как подкошенный. И снова разрыдался, теперь уже точно оплакивая именно её. Всё ещё непослушные пальцы царапали пол, словно надеясь, что там, за грязными половицами, есть хоть что-то способное спасти его. А он вдруг понял, что, может, хотя бы сейчас он полюбит её так, как должен. Так, чтобы оплакать. И эта мысль заставила его подняться и пойти в ванную. Ему нужно было увидеть собственные слезы. Свет был ослепляюще ярким, а белый кафель на удивление чистым. А вот зеркало пришлось оттирать от пыли. Пальцы щипало от заноз, а кровавые следы от них ещё сильнее пачкали зеркало. Оранжевую толстовку он снимал с себя с остервенением, всё путаясь в рукавах. И, когда он вытер её зеркало, ему удалось посмотреть на себя. Слез уже не было. Красные опухшие глаза, и ничего больше. Единственное, что он ненавидел сильнее, чем крепко переплетенные ладони Саски и Сакуры, — это собственное лицо. Считать чужое горе было легко — красные глаза, удручённый вид, безразличие к окружающему миру, но всего этого он не мог найти в собственном отражение. Все, что он видел, недостаточно, сильно передавало его боль, словно его скорбь не могла вырваться наружу и пролиться не то слезами, не то криком. Словно эти проклятые усы были фарфоровой маской, мешающей истине вылиться наружу. Единственное, что ему хотелось, — это сорвать эту лживую маску. Он ненавидел каждую собственную черту, его лицо было глумливым напоминанием бессмысленности существования. Очередной сосуд, и ничего больше. Если бы не он, его мать и отец были бы живы. Если бы не он, Джирайя был бы жив. Если бы не он — она была бы жива. Пальцы, холодные и онемевшие, вдруг стали послушными. Курама рычал и бился, словно в агонии, но Наруто не мог оторвать взгляда от зеркала. Плоть поддавалась на удивление легко. Сначала правая щека, затем левая, Наруто с остервенением рвал собственное лицо. На краткий миг, всего на секунду, он испытал облегчение: словно стер клеймо, скинув с себя преследующий злой рок. Но зеркало смеялось над ним. Залитыми кровью зубами, зияющими из рваных ран. Словно он сам был злым роком беды и несчастий. Глумливую улыбку зеркалу было разрушать легче, чем унять бесконтрольную панику. Зеркало крошилось и падало, разбиваясь о крашенную в красный цвет раковину. Курама умолк, когда Наруто схватил один из самых длинны осколков. Словно он был согласен с ним. Словно подгонял его. Может, ему и правда следовало сделать это намного раньше? Один из них точно заслуживал свободы. «Не делай этого». Голос Курамы был на удивление спокойным. Все таким же твердым и низким, но совершенно спокойным. Наруто подумал, не привиделись ли ему предыдущие его крики. Но размышлять времени не было. Хотелось поставить точку и как можно скорее закончить эту вереницу бессмысленных смертей. Наруто прекрасно знал, куда бить, и он был готов, но последний вдох, судорожный и наполненный какой-то безумной надеждой, оказался неожиданностью. Боли не было, кровь заливала шею, плечо, зажатый осколок, бинты на руке, растекалась утешительным теплом.***
Раньше Ирука всегда знал, какие сказать ему слова. Находил правильные, искренние от самого сердца. Лучше него справлялась разве что Хината. И вот теперь у него не было ни слов, ни утешения. И Хинаты теперь тоже не было. Ирука так и не стал крестным. Злость Наруто была понятной. Нерациональной, но разве он не имел права справиться с утратой, как считал правильным? Разве он не делал это сотни раз? — Я попробую поговорить с ним позже, — смахивая слезы, заверила Ируку Сакура. Он не просил, но кому ещё с ним говорить? Саске молчал. Ирука считал, что это к лучшему. Саске не был хорошим советчиком. Хотя, может быть, Наруто не нуждался в совете. Может, ему нужна была просто поддержка, и здесь обида старого друга была не к месту. Не Ируке было об этом судить. Но и оставить все так, как есть, он не мог.***
Было тихо. И совсем не больно. Спокойно. Уютно. Тепло, мягким одеялом, окутало его. Словно стараясь убаюкать. Наруто не был разочарован, когда нащупал мех. Он не верил, что все могло закончиться легко и просто. Уж точно не для него. — Я не хочу обратно, — говорить не было сил, у него еле хватило воли даже шептать. Он словно разрывался между апатией и бесконечным горем. Курама молчал. Он свернулся клубком вокруг Наруто, и казалось, что старый лис и темнота надежно скрывают его от всего наружнего мира.***
Запах рамена не внушал ничего, кроме ностальгии. Ирука покрепче подхватил пакет с ужином, пытаясь надеяться на лучшее. Но покупка лапши была рефлексией. Какой-то безнадежной попыткой зацепиться хоть за что-то. Умино остановился у разбитой двери и тяжело вздохнул. Иногда перед самой грозой его посещало это тревожное чувство надвигающейся беды, когда сама природа, неподвластная ничьим желаниям, должна была обрушиться на все живое вокруг. И сейчас это знакомое чувство беспомощности и паники начало пробираться легким ознобом. Когда Ирука перешагнул порог, в первое мгновение ему показалось, что буря прошла где-то очень далеко. Наруто был на кухне. Шипела раскаленная сковородка, горел тусклый свет, кипел чайник, шумел телевизор. С детской надеждой Ирука смотрел на спину своего ученика, стоящего у плиты. Пока взгляд не зацепился за окровавленные бинты правой руки. — Наруто? — губы Ируки онемели, ноги стали ватными. Давящее чувство опасности, которое он хорошо помнил по одному из самых кошмарных дней своей юности, пропитывало комнату. Наруто обернулся. Ирука даже не заметил, как пакет с лапшой выскользнул из его руки. Практически не различая ничего вокруг себя, Ирука ухватился за стул. Это был не он. И дело было даже не в изуродованном лице, не в залитой кровью груди. — Мальчишки тут нет. Ирука осторожно сел. Стол перед ним был покрыт пылью, отчего Умино не мог заставить себя положить руки на столешницу, словно, потревожь он эту пыль, могла случиться беда. Будто все могло стать хуже, чем уже было.