Драконова Кровь

      Чувства скованности и отвратительной липкости на лице заставили очнуться и оглушительно чихнуть от витавшей в воздухе пыли. Вокруг по-прежнему властвовала тьма, поблёскивающая влажностью камней и мерным светом глубинных кристаллов, окрашивая всё в синевато-голубые оттенки.       Попытавшись шевельнуться, Иша почувствовала, что руки и ноги плотно прижаты к телу, а ноги не чувствовали пола. Кокон паутины сковывал плотно, липкие нити блестели клейким составом, пелёнкой окутывая всё тело, оставляя открытым лишь лицо.       Иша попыталась вырваться из капкана, но не получалось, скованная по рукам и ногам, она взывала к крови, чтобы сжечь нити. Всё ещё предпочитая умереть, нежели стать кормом для вечноголодной паучихи, дроу не теряла надежду и на спасение.       Она знала, что малейшее колебание хозяйка паутины тут же почувствует и примчится поглазеть на жертву. Клёкот раздался неподалёку, и с невидимого потолка медленно и величественно спустилась она. Неясный голубоватый свет блестел в её глазах, так та была сейчас близко от добычи и взгляд внимательных чёрных глаз гипнотизировал и лишал воли.       – Ты всё больше заходишь в паутину, хотя не понимаешь этого, – по-матерински заботливо сказала та.       – Иди к дьяволу, – выплюнула она, чувствуя теперь ещё и удушение, наряду со скованностью и невозможностью пошевелиться.       – Как же ты упряма, дитя моё. Ты вырвалась из моих нитей, выбрала свою искусственную свободу, но теперь снова пришла домой, снова окунулась во тьму. И мы должны решить, что делать с тем, кто мешает тебе ступить на истинный путь.       – Так вот оно что! – Иша засмеялась в лицо твари, которая желала единолично руководить действиями своей дочери. – Снова хочешь лишить меня того немного, что есть? Не бывать этому, во второй раз я тебе ничего не отдам.       – Что ж, тогда может это тебя угомонит.       Жало вонзилось в грудь, прибило кокон и ткань мантии, обжигающей болью проникнув в тело.       – Иша! – крик вырвал из сна.       Она проснулась в холодном поту на широкой кровати бывшей хозяйки блуждающей башни.       Третий этаж оказался оборудован под поистине королевские покои, и чародейка не преминула аккуратно выжечь пыль и почитать записные книжки в надежде найти что-то интересное или хотя бы стоящее внимания. Потому легла на кровать и не заметила, как уснула за чтением, утомлённая отдыхом в далеко не безопасной атмосфере Подземья. Рядом оказался Гейл и выглядел очень обеспокоенным.       – Всё хорошо? Я услышал твой крик и примчался, – пояснил тот, указывая на мерцающих светом Плетения волшебный лифт.       – Кошмар приснился, – пояснила та, убирая налипшие на лицо волосы, а потом, глядя на ладонь, боялась увидеть нити паутины. К счастью, их там не оказалось.       – Осмелюсь заметить, что, таким как мы, просто так кошмары не снятся, – волшебник выглядел до ужаса участливо и не мог не заметить, как дроу прислонила руку к груди возле сердца. – Паразит?       – Нет, стервозная мамаша, – чародейка поднялась с кровати и глубоко вдохнула, всё ещё не отойдя от сна.       Видение было до ужаса реальным, а боль всё ещё отдавалась в теле, казалось стучащее сердце разливает яд паучихи по телу.       – Лолт всё пытается притянуть к себе?       – Она и не перестанет это делать, осталось дело за малым: выяснить кто из нас сильнее.       Гейл подошёл ближе, положил руку ей на плечо, пододвинулся, нарушая все нормы приличия и понятия личного пространства.       – Я не знаю как тебе помочь, но если найду способ, обязательно сделаю.       – Астарион не появлялся? – Иша не была дурой и понимала к чему тот клонит, но показывать себя настолько слабой не собиралась. И всё же внутренне порадовалась, что Гейл, пусть до сих пор прибегая к своим манипуляциям при помощи глубокого участия, пытается добиться расположения к себе.       – Нет, как ушёл, так и не возвращался, – он мигом сник, став похожим на побитого щенка, хотя взгляд его остался твёрд.       – Ладно, тогда пойду, осмотрюсь в подвале. Кто знает, может, мы сможем найти для тебя интересные бумаги.       И, не давая ему возразить или продолжить разговор, прошла в лифт и нажала ногой на крупную кнопку. Мягкий цветок Плетения закружился вокруг, закрывая её ветром и меняя мир. Хотя на самом деле Иша просто оказалась на нижнем этаже, в подвале, где мерно гудела машина, с помощью которой Астарион и отключил охрану, открывая проход в башню.       Гейл, когда увидел устройство, готов был поселиться здесь и изучать его пока или не умрёт от голода, или не превратиться в иллитида. На самом деле чародейке самой было интересно, как именно хозяйка башни смогла сконструировать подобную машину.       По обрывкам дневников и сохранившейся переписке, они смогли узнать, что хозяйкой башни была некая Ленора – жрица Мистры и активно переписывалась, а может какое-то время имела отношения с волшебником. Похоже, они вдвоём и возвели эту башню.       Потом жрица начала выращивать сад грибов, в который по неосторожности сунулся Уилл. Никто ничего не заподозрил до того момента, пока со второго этажа не послышался безумный смех и они срочно не пошли туда. Ленора, оказывается, была тем ещё садоводом и высаживала на грядках различные формы подземных грибов, причем в большинстве своём редких и очень опасных.       И на этот раз незнание окружающего мира едва не убило их героя, сунувшегося по незнанию к тиммаску. Он путал сознание, вызвая кратковременную эйфорию, во время которой можно совершить много непоправимого. Вот и Уилл метался по этажу, пытаясь применить кипучую энергию в любое русло, и ему показалось забавным выпрыгнуть в окно. Хорошо, Шэдоухарт его успела треснуть щитом прежде, чем тот разогнался и кинулся наружу.       Жрицу Шар больше заинтересовали големы, но она благоразумно держалась на расстоянии и не заговаривала с ними. Пока те вели себя инертно и нейтрально, а Гейл сразу предупредил – одно неосторожное слово и эти произведения магического искусства кинутся на них со всей яростью.       А вот в подвале находилась машина, преобразовывавшая особенность цветка ссусура нейтрализовывать любую магию, в энергию, перенаправляющую потоки Плетения. Как только «топливо» заканчивалось, включалась охранная система, а жизнь в башне замирала. И наоборот, если положить в машину цветок.       – Хорошо, что наш вампир догадался, как это сделать, – ворчливо тогда заметила Лаэзель.       – То есть ты признаешь, что твоих мозгов до такой простой логики не хватило бы? – издевательски поинтересовалась Шэдоухарт, разглядывая высушенные синеватые лепестки того самого цветка и добавила, совершенно не замечая испепеляющего взгляда гитки. – Хотя... чего я ожидала от тебя? Ты же только мечом махать и умеешь.       Гитиянки на это просто вздёрнула нос и ушла, видимо, считая ниже своего достоинства спорить со жрицей.       Иша вышла наружу, через выломанную дверь и взглянула на крупный побег дерева ссусура, разросшегося во все стороны, образовав толстый, будто скрученный ствол и сверкая голубоватыми листьями. Красивое и вместе с тем опасное для любого мага зрелище, неосторожный шаг и до своей магии не дозваться.       Кольцо на пальце Иши всё молчало, потемневший камень не подавал никаких признаков жизни. И вот сейчас была прекрасная возможность, быстро снять и положить его в корнях этого небольшого побега, аура дерева не даст богине призвать его и пробудить.       Крупные синие цветы, поражавшие красотой и тонким ароматом, манили взять их в руки и собрать великолепный букет. Обычный человек и не почувствует ничего, а вот для мага подарить подобные цветы – это всё равно, что объявить его личным врагом.       Пока она раздумывала, что конкретно делать и металась в противоречивых чувствах, глядя на артефакт, на границе слуха уловила отборную брань. Сначала она была едва слышна, но постепенно набирала силу. В какой-то момент она разобрала язык двергаров и надо сказать, матерился этот дварф так, что портовый грузчик от зависти присвистнет.       Изнывая от любопытства, дроу побежала к лифту и оказалась на первом этаже, перед главным входом. Астарион с усилием притащил раненого и связанного двергара, тот матерился, но всё же активных попыток к побегу не предпринимал и вскоре стало понятно почему. Видимо, ради красочного эффекта, Астарион не стал стирать с подбородка слегка подсохшую струйку крови.       – И что это? – поинтересовалась дремавшая неподалёку от входа Лаэзель, явно намекая, что не слишком рада такому пробуждению. Или вообще, что язвительный вампир вернулся.       – Добыл сведения, но, поскольку мне на слово вы не очень верите, решил притащить их сюда, – заметил Астарион, пихнув дварфа в комнату. – Хорошо на его крики не сбежалось всё Подземье.       – Ничего, тебе было бы полезно узнать местную фауну, – хитро заметила Шэдоухарт, поочерёдно взглянув на фыркнувшую Лаэзель и смущённо отвернувшегося Уилла.       – Да идите вы к дьяволу, вас Нере скрутит, а если и не он, то наш брат точно покажет мощь двергаров, – зарычал тот на Всеобщем языке с диким акцентом. Видимо, давно им не пользовался, потому говорил медленно и подбирал слова.       – Какой ты прыткий, не слишком бы ты зарывался, – заметила Иша, выходя вперёд.       Двергар заметно стушевался, начал с большим интересом оглядывать остальных, силясь понять, что за странная компания ему попалась, попутно морщась от болезненной раны в боку. Видимо, Астарион его специально ранил, чтобы ослаб и помыслить не мог о побеге.       Паразит за глазом радостно зашевелился, когда дварф произнёс имя Нере. Разум двергара среагировал на паразита, но сам он заражён не был.       – А ну пошла вон, тварь! – заорал дварф, явно испытывая от проникновения в мысли не слишком приятные чувства, но чем допрашивать его, можно просто залезть в голову и посмотреть.       В темноте отряд двергаров напал на молодую поросоль миконидов, они не смогли отбиться, некоторые скрылись в грибнице, но туда дварфы не пошли. А среди трупов вышагивал высокий дроу в тёмных одеждах и с символом Абсолют на груди. Короткие белые волосы, глаза цвета запёкшейся крови. Он сел на лодку возле Эбенозера и отчалил в темноту.       – Сука! – заворчал двергар. – Тебя там смерть ждёт, поняла?!       – Это мы ещё посмотрим, – откидывая опрокинутую прядь назад, сказала Иша.       – А я пока закончу трапезу. А то за ним и его приятелем пришлось немного последить, – заметил Астарион.       Чародейка безразлично пожала плечами и отправилась на третий этаж, желая немного побыть одной и уложить новую информацию в голове.       Минут через десять снаружи раздался сдавленный крик, а потом наступила тишина.              Иша боялась уснуть, потому слонялась по башне подобно привидению, всё подходя к дереву и глядя на кольцо, но и заглядывая в старые книги, чтоб немного отвлечься от кошмара. И всё равно никак не могла заставить себя снять артефакт, который когда-то достался ей после стольких мучений.       В конце концов, она снова поднялась в покои Леноры и заметила в противоположном конце комнаты Астариона. Он сидел за столом и что-то рассматривал у себя в руке, но что – оставалось загадкой. Чародейка подошла ближе, на что услышала вопрос:       – Тебе что-то нужно, дорогая?       – И как узнал, что это я?       В этот момент вампир чуть повернул голову, и Иша увидела в его руках зеркало, обычное маленькое зеркальце в фигурной оправе. А вот подойдя ближе, почувствовала небольшое недомогание, но не поняла отчего.       – Хоть какая-то польза от зеркал, – грустно вздохнул он, почему-то пряча левую руку. – Впрочем при моём… недуге, это, наверное, не самое страшное.       – Тебе что этого так не хватает? – чародейка подошла ближе и села на стол, поскольку второй стул выглядел слишком шатким.       – Прихорашиваться? Рисоваться? – перечислил тот разочарованно. – Конечно, мне этого не хватает. Я это своё лицо ни разу не видел, после того как у меня выросли клыки, а глаза покраснели.       – Тебе есть по чему скучать, – усмехнулась она, забирая у него из рук зеркало и глядя на своё отражение.        Тонкие черты лица, тёмного сумрачного оттенка кожа, так подчёркиваемая белыми волосами, яркие красные глаза молодой дроу. И прорезавшие острые скулы широкие алые полосы чешуи, переходящие на лоб.       – А я бы в своё время многое отдала, только чтобы не видеть его. Чтобы каждый раз не натыкаться на явные проявления своего наследия.       – Почему?       – А ты не понимаешь? – она указала на своё лицо, где красноречиво виднелись следы её родства с красным драконом. – То, что на поверхности считается любопытной и интересной деталью внешности, в Мензоберранзане воспринимается, как бесспорное уродство. А культ Паучьей Королевы – культ обиженной на весь мир женщины и для неё внешность жрицы – важный атрибут для получения благословения.       Дроу недобро усмехнулась всплывшему воспоминанию.       – Когда у меня они проявились, мать посчитала, что Лолт её за что-то наказала и хотела избавиться от этого позора, единственным правильным способом – принести меня в жертву. Только выяснилось, что Паучья Королева решила очень подло подшутить над матерью. Она вообще любит подобные шутки, – она отложила зеркало на стол, успев удивиться, что Астарион внимательно её слушал, не язвил и не смотрел с полушутливой маской на лице. – Лолт сказала: «Ты вымаливала у меня дочь, я дала тебе дочь. И теперь ты хочешь отказаться от моего дара?» Я всю жизнь была напоминанием об отчаянной попытке бабки привнести в дом драконью кровь, получить чародеев. И надо такому случиться, что она проявилась не в моих старших братьях, а именно во мне.       – Так понимаю, матушка всё равно хотела от тебя избавиться, – заметил ей вампир.       – Да, несмотря ни на что она хотела отправить меня по пути жрицы. Мол, раз богиня меня тебе дала, то и ты ей служи, несмотря на то, что неконтролируемая сила, бурлящая в крови, может меня сжечь заживо. Пришлось искать способы получения необходимых знаний самостоятельно…       – И они вряд ли были приятными.       – В точку.       Повисла тишина, дроу отложила зеркало на стол и горько усмехнулась скорее самой себе.       – Что? – не понял Астарион.       – Мы впервые просто поговорили, не угрожая друг другу и не язвя в ответ. Забавно, правда?       На самом деле за дежурной улыбкой Иша отчаянно пыталась спрятать охвативший ей страх. В прошлый раз всё начиналось именно так и закончилось это очень плохо, мало того, угораздило её начать проявлять симпатию именно к этому вампирскому отродью.       – Ладно, ты как хочешь, а я спать, – пряча неуверенность за натянутой улыбкой, Иша спрыгнула со стола и пошла вглубь комнаты, когда услышала его просьбу:       – Подожди.       И дьявол раздери, она остановилась и не стала ничего ему выговаривать и прогонять. И только в следующее мгновение поняла, почему рядом с ним чувствовала небольшое недомогание. Он прятал цветок ссусура, дроу сомневалась, что он не знал о его свойствах, наверняка ведь последние пару часов ходил по башне и выспрашивал, что они смогли тут обнаружить. Да и её рефлекторный шаг назад не мог не заметить.       Вампир протянул цветок и спросил:       – Ты веришь мне?       – Нет, – выдала Иша, порадовавшись, что всё ещё способна держать его на расстоянии.       С радостью посмотрев на то, как тускнеет его взгляд, а лицо застыло каменной маской, она, вместо того, чтобы повернуться и уйти, сделала шаг навстречу, забрала цветок и постаралась вплести его в волосы так, чтобы он не выпал.       – Но это же не значит, что я не готова рисковать?       «Что ты творишь, идиотка?» – пронеслась в голове запоздалая мысль.       Астарион настороженно отнёсся к её жесту, как и той ночью, он ожидал удара в любой момент. Чародейка же сама застыла унимая вскипающую кровь, которой снова захотелось доказать кто тут главный, лавой разливаясь по венам и горя огнём в сердце. И вместе с ним распространяя яд паучихи, что всё ещё отдавал болью в теле. Но и та и другая сила мигом потухла от ауры цветка, поглощающего магию, не важно, от кого исходила, от бога или от крови.       Прикосновение прохладных пальцев к щеке вернуло в реальность, и теперь уже Иша чувствовала себя добычей и полной дурой, которая снова пошла на поводу у чувств. Но решила, что пусть так, в конце концов – умереть в чьих-то объятьях – не самая страшная смерть из возможных.       Поцелуй был нежным, но не менее настойчивым, чем в прошлый раз. Чародейка мигом оказалась в крепких руках, сама обняла Астариона и уже хотела немного царапнуть его по спине через лёгкую ткань тёмной рубашки, но вампир поймал её руку и взглядом попросил этого не делать. Увидев в его глазах отголоски застарелой боли, что несли в себе шрамы, кивнула в ответ.       Астарион снова поцеловал её, потом переместился к шее, и тут сердце панически ускорило темп. Иша сейчас была полностью беззащитна, да, цветок можно выкинуть из волос, но слишком крепко она его вплела, чтобы смахнуть одним движением.       – Не волнуйся, – уловив бешеный стук, прошептал ей он. – Я не сделаю тебе ничего плохого.       И отчаянно хотелось верить этим словам, эмоции заглушали голос разума, приказывающий бежать отсюда, выкинуть сладко пахнущий бутон и оттолкнуть наглого вампира, который сейчас мог сделать с ней абсолютно всё.       Легкая ткань мантии заскользила по плечам, за ней последовала и шелковая рубашка, открывая тело прохладе подземелья.       – На этот раз ты не сможешь отказать мне в этом, – снова становясь самим собой, произнёс Астарион и подхватив дроу, увлёк на небольшой диванчик возле окна.       Она не сразу поняла, что он имел ввиду, но услышав как тот едва слышно смеётся и улыбается, в ответ на разочарованные вздохи, когда не торопился окончательно снять с неё одежду. Да, он когда-то говорил, что предпочитает раздетых женщин, а в прошлый раз она решила всё сделать по-своему.       – А ты обидчив, – решила не оставаться в долгу Иша, лишь бы не показать себя столь покорной.       – Тебя ждёт ещё много открытий, я тебе обещаю.       – Я почему-то в этом не сомневаюсь.       Она быстро сняла с него рубашку, легко провела пальцами по спине, снова ощущая неровности рубцов. Астарион поморщился от этих прикосновений, но всё же не стал её останавливать, уверившись, что боли она ему не причинит. Да и ей не хотелось портить момент такой мелочностью, граничащей с глупостью.       А дальше, когда вся одежда оказалась сброшена на пол, уже не было посторонних мыслей. Ише хотелось только чувствовать его ласки, силу рук и то с каким отчаянием он владел ей. Сегодня он был с ней нежен, но так и не смог себя полностью отпустить, боясь навредить в порыве чувств. А когда заглядывала в его потемневшие от страсти глаза, видела в них страх, но не могла понять чего.       Впрочем, последние обрывки мыслей улетучились, когда её громкий стон разнёсся по обширному этажу башни.