ID работы: 11359268

Взаперти

Гет
NC-17
В процессе
95
автор
Размер:
планируется Миди, написано 102 страницы, 11 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
95 Нравится 34 Отзывы 18 В сборник Скачать

Часть 5: Полночный ужин

Настройки текста
Примечания:
Поглощённая тьмой, лёжа в своей постели, Сэм гладила лиса, свернувшегося калачиком под ее ладонью, и размышляла о том, зачем Карлу Гейзенбергу забирать её, и никак не могла найти весомых доводов на этот счет. Сейчас, за долгое время совместной жизни с Донной ей впервые начало казаться, что тихая скромная девушка за стенкой, отнюдь не та, какой кажется. Её последняя, в сердцах брошенная фраза «у меня», заставила ощутить себя вещью. «Она говорила обо мне так, будто я, мать её, игрушка, которую у нее отбирает на площадке какой-нибудь мальчишка» — она резко сбрасывает с себя одеяло, ощущая закипающий в теле жар.       Но в ее воспоминаниях всплывает взгляд Донны, такой напуганный и скорбный, что сжатые в кулаки ладони немедленно расслабляются. Она сдувает надоедливый локон со лба и выдыхает. Удивительно, как же она размякла, как они обе размякли… «С другой стороны, кто знает, на что способен этот pendejo. Кажется, До знает, и поэтому так сильно печется обо мне. Он явно не божий одуванчик, довольно импульсивен, скрытен, любит доминировать. Типичный альфа, что с него взять. Но есть в нём что-то, что…» — размышление прерывается топотом маленьких ножек по полу. Сэм медленно приподнимается на локтях и ощущает как всё тело наливается свинцом. Плотные гардины задернуты, в комнате царит непроглядная тьма и в ней есть кто-то, кто шустро перемещается из угла в угол. Ладонь Сэм застывает на шерстяной спинке лисенка, который продолжает сладко пофыркивать во сне, совсем не замечая непрошеного гостя. Тогда она делает попытку дотянуться до прикроватного столика и начинает слепо шарить рукой в поисках фонарика, краем уха улавливая копошение в другой стороне комнаты. Нащупав фонарь, она тут же нажимает на кнопки и развеивает темноту. Теплый свет рассеивается по половине комнаты и все шорохи тут же затихают. — Кто здесь? — её голос, грубый и дрожащий одновременно разрезает гробовую тишину.       Луч света блуждает по ажурным стенам, потолку, углам. Чтобы осветить остальную часть, ей приходится переползти к изножью кровати. Теперь, сидя на коленях, она направляет фонарь в самый дальний край комнаты и еле вздрагивает. В центре её любимого бархатного кресла сидит кукла, размером походящая на пятилетнего ребенка. Лишь приглядевшись она осознает, что это любимица Донны — Энджи. Та неподвижна в своей сгорбленной позе, её фата полностью скрывает фарфоровые ручки, сложенные в замок на коленях. Сэм никогда не была в восторге от этой куклы, её внешность всегда казалась ей настолько демонической, отталкивающей, что хотелось зарыть её как можно глубже под землю, ибо каждая встреча с Энджи сулила лишь новую порцию ночных кошмаров, не иначе. Но осознание того, какую ценность она представляет для Донны и память о господине Беневиенто, всегда удерживали её от подобных действий. Сейчас же кошмарный сон стал явью, от которой необходимо избавиться. Сэм, не сводя глаз с куклы, подходит к ней всё ближе. От одной мысли о том, что ей придется прикасаться к Энджи, желудок сводит судорогой. Чем ближе она подходит к креслу, тем четче различает у его ножек куски поролона, торчащие из обивки. — Que carajo quieres? — она проводит пальцами по разрезу на ткани и нахмурившись, поднимает глаза на куклу, — Либо лис решил поточить когти, где не следовало, либо я схожу с ума. Ты ведь неживая… — Сэм нехотя тянется рукой к пышной юбке, ощущая кожей шершавую ткань. Пальцы скользят выше, цепляясь за край фаты, под которой находится улыбающееся, обезображенное расщелиной лицо. Стеклянные глаза устремлены в пол, и на миг Сэм кажется, что белки её пульсируют сеткой сосудов. Она не замечает краткого отблеска света на лезвии, зажатого в холодных фарфоровых пальцах. Через секунду лезвие со свистом разрезает воздух и проходится по правой щеке Сэм, едва не задевая веко, оставляя тонкий глубокий порез, и та вскрикивает, прикладывая ладонь к ране. Успев отскочить назад, она чудом избегает второго удара, метящего точно в шею. Сердце бешено колотится, и желание сорваться и выбежать из комнаты увеличивается вместе с количеством крови, стекающей по подбородку. — Это я-то неживая? Теперь будешь знать, как обзываться! — наигранно обидчивый скрежет режет уши, и Сэм шипит от боли. — Сэми расстроила мамочку, теперь Сэми получает по заслугам, — кукла откидывает лезвие в сторону и то застревает между паркетных досок. — Оуу, я поделюсь с тобой своей игрушкой, мне не жалко, но как поиграешь, не забудь вернуть. Я хочу приготовиться к приходу дяди Карла, — Энджи огласила комнату заливистым визгом и быстро захлопала.       От пульсирующей боли в щеке и удушливого металлического запаха темнеет в глазах, и каждый раз моргая, Энджи начинает терять чёткость всё больше и больше, а её мерзкий голос гаснет на фоне шума собственного дыхания. Маленький резной рот раскрывается словно жвала термита, гипнотизируя своей монотонностью. В конце концов, не дождавшись ответа, Энджи удрученно крутит головой и резвым движением спрыгивает с кресла. Доходя ростом до талии Саманты, она с ехидной улыбкой оглядывает женщину в последний раз, прежде чем начинает мерцать свет фонаря, с каждой вспышкой отдаляя куклу во мрак. Когда световой поток восстанавливается, Сэм обнаруживает себя одиноко сидящей на холодном полу, прижимающейся спиной к стене. Ей в бедро, скуля, утыкается лисенок.       У нее нет сил кричать, нет сил бежать, нет сил выяснять, что здесь происходит, потому что одно дело оборотни, они же мутировавшие жители — жутко, мерзко, но объяснимо. Другое дело — искусственная кукла, решившая отомстить за чувства названной матери. Точнее, Донны, её Донны. Да как такое вообще возможно? — Dios… — Сэм шепчет себе под нос, закрыв лицо руками, ощущая как липнет к коже наполовину свернувшаяся кровь. Нет, Донна не могла приказать Энджи напасть, она уверена. Это создание явно не нуждается в разрешении с чьей-либо стороны, а потому вовлекать в это Донну она не будет, ни при каких условиях. К тому же, может она врёт, для начала стоит убедиться, что Донна знает о том, что Энджи живая. Что ж, теперь свалить отсюда хочется ещё больше, чем прежде. И почему же она до сих пор здесь, почему не сделала ни одной попытки сбежать, хотя было столько шансов? Видимо, ей не суждено вспомнить.       Она встает, опираясь руками о стенку и на подкашивающихся ногах идет в ванну. Открыв кран с холодной водой, женщина ополаскивает лицо и шею, брызгая на заляпанную кровью ночнушку. Жемчужная раковина покрывается розоватыми разводами, когда Саманта поворачивает задвижку и, упираясь ладонями в раковину, оглядывает «подарок» Энджи в зеркале. Кровоточащая узкая лента пересекает старый шрам, создавая из них подобие креста. Из её груди вырывается огорченный вздох: — Это место оставляет на мне слишком много отметин…

***

      Они не разговаривали целый день. С самого утра, обе были заняты готовкой. По тому, как Донна нарезала овощи для фруктового салата, было понятно, что та натянута, словно тетива — одна её рука со звонким стуком шинковала яблоки и сливы, вторая же была постоянно сжата в кулак, её лицо заметно посерело и все черные пряди неровными пучками выбивались из прически. Впрочем, Сэм выглядела не лучше. Несмотря на заверения Донны о том, что готовить нужно с убранными волосами, Сэм не могла позволить себе собрать их в хвост и открыть Донне новый шрам, уродующий её лицо. За всю бессонную ночь Саманта так и не примирилась с тем, как ей объясниться. Обе были измотаны мыслями об одном и том же, однако, Донна была обеспокоена визитом Гейзенберга и предпочла бы ещё одно собрание с Мирандой, нежели пустить его на порог дома, Сэм же пыталась запрятать любопытство поглубже, потому что интересоваться Гейзенбергом в таких обстоятельствах было бы сродни предательству.       От едкого запаха репчатого лука под ножом Сэм, слезятся глаза, которые она протирает тыльной стороной ладони. Она кидает затуманенный взгляд на соседнюю столешницу, на которой стоит несколько блюд и облизывается: дроб из куриной печени, исходящие паром мититеи, приправленные тимьяном и мясной салат с овощами и брынзой. Да уж, Герцогу повезло на щедрый заказ. Она надеется, что ей повезет попробовать хоть что-то из того, что они приготовили, и откровенно говоря, если бы не излишняя вежливость Донны и её желание угодить, Сэм бы не стала так тратиться для того, кого она совсем не знает. Это, по её мнению, совершенно непрактично, но Донна знает Гейзенберга лучше, а потому бразды правления в этот раз оказались в её руках. Сэм дорезала оставшиеся овощи, скинула их в керамическую салатницу и развернувшись, оперлась локтями на кухонную тумбу. — Долго будем играть в молчанку? — она наблюдает за тем, как подруга достает с верхней полки плоские блюда и столовые приборы. — Я понимаю, что ты нервничаешь, но давай поговорим. Станет легче.       Донна замирает и понуро опускает голову: — Я действительно переживаю, draga mea, и меня тревожит твоя беспечность, — и снова Сэм чувствует, как в комнате сквозит разочарованием. — Мой брат неплохой человек и я люблю его по-своему, но ты должна знать, что у него свои игры и он никогда не бросает слов на ветер. Саманта, — женщина затаила дыхание, вспоминая, что Донна называет её полное имя только тогда, когда всё очень серьезно. — О чём вы говорили при встрече? — Ни о чём. Я соврала ему, что прихожу сюда из Хосмана. Вряд-ли он купился, но всё же отпустил меня. Да и с чего ты вообще взяла, что он будет искать меня здесь?!       На минуту на душной кухне воцарилось молчание, которое нарушало бульканье в кастрюле с ягодным соусом, разносящим в пространство терпко-кисловатые запахи. Сэм выжидающе оглядывала Донну, которая, казалось, держится за каменную столешницу, как за спасительный круг, который не позволит её ногам подкоситься и рухнуть на плиты пыльного мрамора. Она склонила голову и исподлобья посмотрела на профиль Сэм: — Сэм, Матерь Миранда спалила Хосман три дня назад, дотла.

***

      Сегодня Гейзенберг оставил свою любимую игрушку в мастерской, заботливо уложив молот на старую скрипучую кровать, застеленную дырявым клетчатым пледом. Выйдя из душа, он подошел к запотевшему зеркалу и провел по нему широкой ладонью. Капли влаги заструились вниз по смуглым кистям, перетекая от локтей к плечам, неприятно щекоча кожу. Рассматривая себя в зеркале, он перехватил пальцами ножницы и начал аккуратно подравнивать отросшую бороду. Ощущая вибрацию, клокочущей под ним фабрики, он улыбался. Его драгоценное детище, которое требует не меньше внимания, чем новорожденное дитя или беспомощный старик, каждую секунду напоминало о себе. Вспотевшие молочно-желтые стены, светлый потолок, разрисованный водяными подтеками, и мелкая плитка на полу кое-где пестрели островками грибка, который в последнее время активно размножался из-за проблем с вентиляцией. Всё пространство освещалось лишь одной лампочкой без плафона, висевшей в центре комнаты. Иногда, когда местами заржавевшие ножницы не слушались его, он тяжело вздыхал и стискивал зубы, и в этот момент лампочка начинала раскачиваться из стороны в сторону подобно маятнику. Всё, чего ему сейчас хотелось — остаться на фабрике и заняться чертежами новых солдат, тем более что расходных материалов после пожара в Хосмане у него значительно прибавилось. Обвязав свежее хлопковое полотенце вокруг бедер, он расчесал волосы пятерней и бросив ножницы в раковину, вышел из ванной. Дышать стало значительно легче, и горячая пелена медленно освобождала крепкое тело из душащего заточения.       Натянув на себя штаны, Гейзенберг сел у изножья кровати, и начал насвистывать под нос очередную веселую мелодию, размышляя о предстоящей ночи. Природное любопытство всегда стояло во главе каждого, мать его, жизненного приключения: побег из дома будучи подростком, разведоперация в Карпатах, опыты над трупами, лгунья, которую он встретил прошлой ночью. Когда тебе немного за девяносто, в тебе должны преобладать другие характерные качества, но скука и моральный застой пробивают весомую брешь в твоём убежище под названием «рациональность». С другой стороны, он знает как вести себя так, чтобы не подставиться. Вопрос — по зубам ли это Донне. Он видел её тревожный взгляд, когда Миранда приказала отправиться в деревню, видел в ней облегчение, когда вернулся ни с чем. Её швыряет из состояния полного штиля в состояние неистового шторма за доли секунды. Если Миранда и мисс-гигантская-сука не заметили этого, в чем он очень сомневается, вероятно они обе слепые курицы. О Моро речи не идет вовсе. В любом случае, Донна приглянулась ему с самого первого дня их знакомства, и он узнает, что происходит, любой ценой. Может даже поможет, если у него будет настроение. К тому же, он готов поклясться, что Донна что-то знает о Тёрнер.       Карл зачесывает волосы назад и затягивает их в хвост, параллельно выискивая глазами чистую рубашку. Застегивая последнюю пуговицу, Гейзенберг вспоминает, что Донна не пьет от слова совсем, а закидываться ссаным чаем он не намерен, и уж тем более он не намерен прикасаться к той стряпне, которую она приготовит. Он недовольно цыкает, нащупывая у себя в кармане лишь несколько лей: — Что ж, настало время охиренного виски папы Карла!

***

      Уже час по деревянным ставням барабанил дождь. Ночь черной пеленой окутывала мир за окном и две женщины, сидевшие за столом в зале, освещаемом десятком толстых свечей, тихо переговаривались между собой. Донна всё еще сомневалась, стоило ли соглашаться на авантюру, предложенную Сэм, которая во чтобы то ни стало отказалась покидать особняк этой ночью. Идея заполучить в союзники Лорда Гейзенберга показалась ей не только рациональной, поскольку он имеет преимущество в кругу владык, но и отчасти весьма интригующей.       Саманта сидела напротив складного зеркала и наносила на губы бархатную помаду кирпичного цвета. Её волосы, рассыпавшиеся по голым прямым плечам, украшены желтым цветком, который сорвала для нее Донна. Она очень долго выбирала платье, перемерив всё, что было в гардеробе. Под неодобрительным взглядом подруги, она выбрала длинное шелковое платье цвета индиго с глубоким декольте и струящимися по запястьям рукавами. Закончив смотреться в зеркало, Сэм подняла глаза на Донну, усердно растирающую дрожащие пальцы, и устало выдохнула: — Тебе нужно напиться и забыться. Как ты на это смотришь? — Сэм заговорщически подмигивает Донне, но та лишь отмахивается и принимается рассматривать свои ногти. — Хах, как знаешь, а я вот планирую хорошенько развлечься сегодня. И давай больше не будем поднимать тему, касаемо моего нахождения здесь. Он всё равно всё узнает, а так есть шанс, что лорд окажет нам какую-то поддержку. Ты ведь ему небезразлична.       Донна, сидевшая в немом молчании, вдруг повернула голову в сторону входа и проследила взглядом за лисом, издающим утробное рычание и наматывающим круги на своём коврике. Через минуту раздался громкий стук в дверь, и Сэм, поправив платье, встала и пошла открывать. — Саманта, ради нас, не сближайся с ним. Прошу тебя, — Донна смотрела ей в спину молящим взглядом, но не получив ответа, просто закусила губу и затаила дыхание.       Распахнув дверь, Сэм сиюминутно ощутила на себе цепкий взгляд человека, стоящего напротив. Он стоял на террасе, с зажатой в руке бутылкой, и улыбался краем губ: с полей его шляпы стекали капли дождя, черные окуляры скрывали глаза, вся одежда промокла до нитки, в некоторых местах облепляя крепкое тело, а особенно проворные капли скользили по шее к заросшей груди через расстёгнутый ворот бежевой рубашки. Позади него стена дождя скрывала особняк Беневиенто от любопытных глаз, но вместе с тем дарила холод, пробирающий до мурашек. Поток холодного ветра и сырости донес до Сэм всё тот же настойчивый запах табака и машинного масла. Она поморщилась. — Тёрнер? — надо же, искреннее удивление. — Вот так сюрприз! Пришла, чтобы самолично передать мне пламенный привет из Хосмана? — Не смогла удержаться, лорд Гейзенберг, просто сгорала от нетерпения, — она чуть склонила голову в знак приветствия и пропустила мужчину внутрь. При входе он быстрым движением снял шляпу, встряхнул её, забрызгав ковер и рычащего лиса ледяными каплями, и как ни в чем не бывало надел обратно. Сэм неодобрительно покосилась на гостя, и взмахом руки пригласила его в гостиную. Прежде, чем пройти, лорд остановился и начал буравить взглядом животное. Оба, казалось, были насторожены и заинтересованы друг в друге. В конце концов, мужчина присел на одно колено, стянул зубами перчатку и протянул ладонь в сторону лиса. Сэм, заинтригованная, стояла рядом, скрестив руки на груди. Лис начал медленно, будто нехотя, подходить ближе. Принюхался. Еще ближе. И вот, когда влажный черный нос коснулся горячей ладони, лорд проурчал: — Ты видела, Тёрнер? Прелесть, не так ли? Но скажи, на кой хер вам лиса в особняке? Не дожидаясь ответа, Гейзенберг уверенным шагом прошёл в зал, оставляя за собой мокрые грязные следы. Завидев Донну, стоящую словно швейцар у стола, он растянул руки в стороны, готовясь заключить её в свои крепкие объятия. — Мышка, — урчаще протянул мужчина. — Признавайся, ты скучала? Ну, иди сюда, — он притянул к себе смущенную Донну и стиснул её хрупкое тело в объятиях.       Сэм, стоящая позади, поймала на себе тревожный взгляд Донны, бегающий от шеи Карла к её лицу, на что получила одобрительный кивок. Внезапно раздался свист закипающего чайника и Беневиенто, выскочив из объятий Карла, понеслась в сторону кухни. Сэм могла бы сделать это сама, но судя по всему, Донна нуждалась в небольшой передышке, и она предпочла оставить её, Сэм, наедине с потенциальным врагом, нежели побыть хоть пять секунд в его близком обществе. Что ж, ладно, она справится. Отбросив волосы с плеч, Сэм проскользнула мимо Гейзенберга, слегка задев его бедром, и села на ближайший стул. Мужчина, казалось, и не заметил её, пытаясь откупорить бутылку с янтарной жидкостью. Сэм пробежалась по нему взглядом снизу вверх, убежденная, что мужчина занят лишь своими мыслями и выкручиванием пробки, и тогда, когда по залу разнёсся глухой хлопок, она еле вздрогнула, сосредоточенная на разглядывании его лица. В полумраке свечей оно казалось более гладким, на нем плясали тени, стирающие шрамы и годы, а живые, с прищуром глаза отражали танец многочисленных языков пламени. В следующий момент они пересеклись взглядами и Карл довольно хмыкнул: — Может, наконец, перестанешь глазеть или тебе так не терпится надраться, Тёрнер? — Не терпится надраться. Я предпочитаю крепкий алкоголь, лорд, как тот, что у тебя в руках. Не вижу смысла тянуть, к тому же я знаю, что у тебя много вопросов. Получать на них ответы подшофе будет вдвойне приятнее, — она подвинула к пузатой бутылке два стакана, и откинулась на стул, закинув ногу на ногу. Шелк скользнул по ее бедру, обнажая босые ступни и часть крепких икр. Она знает, что этот жест не остался им незамеченным. — Уважаю твой вкус, девочка. Также, как и проявленный деловой подход, — в следующее мгновение его громогласный прокуренный голос разнесся по стенам дома, отдаваясь в груди Сэм приятной вибрацией, — Мышка, выпьешь с нами?       Донна, показавшаяся из бордовой арки, ведущей на кухню, несла в руках поднос с керамическим чайником и белой сервизной чашкой. Она заблаговременно подготовила её для себя, зная, что компанию для распития чая найти ей не суждено. Она с улыбкой взглянула на Сэм, которая сидела рядом с Карлом, подперев щеку рукой, и та улыбнулась ей в ответ, собирая у внешних уголков глаз сеточки морщин. В этот момент сердце Беневиенто наконец успокоилось, и она плавно проскользнула за стол, сев по центру с противоположной стороны, чтобы не выпускать из виду этих двоих. Карл наполнил стаканы наполовину и протянул один в сторону Саманты. Она поднесла стакан к носу, и ощутила, как на вдохе её носоглотку обожгло жгучим спиртом и пряностями. — Боги, ты сам гонишь это пойло? — откашлявшись, спросила Сэм. Её темные глаза слегка слезились, когда она смотрела как ходит кадык мужчины, который залпом осушал янтарную жидкость. — Тёрнер, это отменный односолодовый виски. Ты только что назвала себя ценительницей крепкого алкоголя, а теперь лезешь в кусты. Вот-вот и я начну в тебе разочаровываться. Ну давай, больно только сперва, потом будет приятно, — он рассмеялся и подмигнул Донне.       Сэм терпеть не могла, когда её берут на слабо. Особенно мужчины, такие же высокомерные и надменные как тот, что расслабленно сидел перед ней на стуле, сцепив руки в замок за шеей. Она сверкнула на него глазами и без раздумий опрокинула в себя виски, весь до последней капли, в тот же миг пожалев о содеянном. Глотка и грудь — всё горело диким пламенем, и она сжала пальцы в кулаки, впиваясь отросшими ногтями в мягкую кожу ладоней, лишь бы перенести боль в другую точку и не выказать этой слабости. — Besa mi culo, лорд Гейзенберг! — хрипло и надменно выпалила Саманта, вытирая рот тыльной стороной ладони.       На секунду в прищуренных глазах Гейзенберга возникло замешательство, но лишь на секунду, а затем он, неожиданно для женщин, хлопнул Сэм по плечу и громко рассмеялся. — Так-так, Донна, чувствую меня ждет весьма охуенная история вашего знакомства. Начинай, милая, и даже не думай мне лгать, ты знаешь, чем это заканчивается.       Гейзенберг плеснул в стакан Сэм еще виски, и отставив бутылку в сторону, слегка склонил голову набок и посмотрел на свою мышку. Беневиенто на протяжении всего дня обдумывала ответ на этот неизбежный вопрос, прикидывая все возможные последствия ужина. Узнав обо всём, Гейзенберг окажется с ними в одной лодке, и вряд ли у него возникнет соблазн рассказать Миранде. Да и не то, чтобы он похож на стукача. К тому же Карл относится к ней, к Донне, как старший брат, он не навредит, не должен… Прокручивая в голове последнюю мысль словно заевшую пластинку, Донна отхлебнула из чашки и начала свой рассказ.       Спустя пару часов Гейзенберг узнал всё, что хотел. Каждое слово Донны стало громогласным подтверждением его догадок, на которое он реагировал кивком головы. Беневиенто ни разу не ощущала в брате такого участия как в этот момент. Когда её повествование коснулось Сэм, та уже была пьяна. Сэм, не стесняясь гостя, пыталась закусывать мясом, хватая куски с подноса длинными пальцами, но это совсем не помогло. Иногда она замечала косые взгляды Донны, которая по чуть-чуть, со всей изысканностью манер, достойных своего статуса, ела фруктовый салат. Карл же напротив, почти не сводил с нее глаз по неизвестной им обеим причине. Даже в полутьме свечей её раскрасневшиеся щеки, взгляд с поволокой и закинутые на стол ноги говорили сами за себя. На каждой пикантной детали их жизни она подносила наполненный стакан к губам, словно сдерживая себя, чтобы не сказать лишнего. — Тёрнер, если закусишь какой-нибудь из своих трав, тебя запросто можно будет спутать с одной из твоих лечебных настоек.       В ответ Сэм распахнула глаза и щелкнула пальцами. — Ты гений! Зачем тратить время на настаивание лекарств, если можно просто напоить местных твоим пойлом, а затем закинуть в них, как в топку, по пучку календулы из моих запасов? Пусть промаринуются, — Сэм решила встать, держась одной рукой за край стола, а второй схватилась за плечо Гейзенберга, на что тот отреагировал молниеносно. Когда Сэм начала падать, Карл мигом обхватил ее одной рукой за талию, и она, чуть подавшись вперед к нему, заливисто засмеялась. — Мы можем построить бизнес, guapo.       В момент, когда лицо Сэм оказалось так близко, Карл наконец смог рассмотреть ее как следует. В меру широкие брови, темные глубокие глаза, чёткий контур губ и островатые скулы со старым шрамом. Ещё раз скользнув по ее лицу, Гейзенберг пытался припомнить, был ли еще один шрам на ее лице — свежий и тонкий, словно нить, который сходился крестом со старым. Гостиная погрузилась в молчание, и даже играющим на фоне The Eagles было не под силу разбавить напряжение, повисшее в воздухе. Сэм не любила, когда ее рассматривают, и даже будучи отнюдь не трезвой, она не позволяла нарушать свои границы, а потому, пошатываясь, она запихнула всю свою веселость куда подальше и оттолкнула от себя мужчину, прижав ладонь к израненной щеке. — Тёрнер, иди-ка в кровать, — слова Гейзенберга прозвучали не иначе как приказ. — Саманта, ты в порядке? — Беневиенто поднялась со стула и двинулась к подруге. Если бы она только знала, как её тревожный голос раззадоривал женщину.       Её накрыли воспоминания. Гребаная кукла Донны, решившая располосовать ей лицо этой ночью, всплыла в сознании как наяву. Мерзкое, уродливое, пищащее создание, которому не место в этом мире, ожило. Она до сих пор не могла смириться с тем, что произошло. Почти сутки она была один на один с этим дерьмом, но теперь, в присутствии этого hombre, и Донны, она была на грани взрыва. Гейзенберг обхватил бутылку за горлышко и прислонился спиной к стене, наблюдая за происходящим. От его натянутой улыбки, сверкающей во мраке, у Донны пробежали мурашки. Сэм же вовсе не нужно было смотреть на него, что нутром ощущать брошенный вызов. Он весь в один миг стал для неё красной тряпкой, и по одному его мановению, она была готова сорваться. Да, он здесь не при чём, но один взгляд на Донну — и её раздражение опуститься так глубоко, врастет в мышцы под кожей и будет бурлить там день и ночь, не давая и минуты покоя. Испанская кровь не позволит ей держать всё в себе. Вид Донны, всегда такой мрачный и жалкий, что злиться на неё попросту стыдно. Но лорд Гейзенберг, он совершенная противоположность, будто придает силы, создавая завесу перед ее образом. Сэм, поглаживая пальцем новый шрам, ощущает как щипит кожу, и наконец отключает все тумблеры безопасности в своей голове. — В порядке ли я? Да у меня всё чудесно! Ведь я живу в долбанной глуши с женщиной, которая натравливает на меня бешеную куклу с лезвием. О, Донна, неужели ты не знала? — саркастический тон Сэм, разводящей руки в стороны, заставляет Беневиенто застыть на расстоянии вытянутой руки. Сэм плевать на страх, который плещется в серых глазах напротив. Она мельком бросает взгляд на Гейзенберга, который скрестил руки на груди и с нескрываемым интересом наблюдал за ними, будто подмечая в голове каждую деталь. — Сэм, тебе пора отдыхать. Пожалуйста, пойдем на верх, — Донна медленно протягивает руку в сторону Саманты, но та лишь с омерзением отталкивает ее. — Не смей переводить тему! Я чуть не сдохла этой ночью по твоей милости. Ты же знаешь, что она живая? — проницательный взгляд карих глаз проходится по ее лицу, — О да, ты в курсе. Эй, лорд, — Сэм, покачиваясь, очень близко подходит к Гейзенбергу, который в изумлении изгибает бровь, — может ТЫ объяснишь мне, что тут…       Карл только и успел, что открыть рот. Ровно перед ним, распаленная от ног до головы Сэм, закатила глаза в тот момент, когда Донна сорвала цветок с ее волос, осыпав золотой пыльцой смуглую кожу. Она застыла словно статуя, и только тихо вздымающаяся грудь напоминала о том, что она еще жива.       Гейзенберг много раз наблюдал за проявлением способностей сестры, но тогда они ограничивались лишь ликанами и никогда людьми. Теперь же он мог лицезреть отравляющую силу мегацета в ином исполнении. Всё происходящее так захватило его, что он не удержался от того, чтобы приблизиться к Сэм вплотную и бесцеремонно осмотреть её. Всё это время, Донна стояла рядом не сводя глаз с этих двоих, ожидая его реакции. В конце концов, решив, что с этим пора заканчивать, он поднял Сэм на руки, намереваясь перенести её на диван. Гейзенберг не произнес ни слова упрека в сторону сестры. Он посмотрел на женщину, безжизненно распластанную в его руках: смоляные кудри спутались между его пальцами, от них веяло горькостью и свежестью полевых трав, а в тех местах, где ладони касались шелка её синего платья, он ощущал жар, исходящий от женской кожи. Она была настолько горяча, что ему стало казаться, будто у нее началась лихорадка. Так, ну-ка тормознем. По большому счёту ему срать с высокой колокольни на всю эту ситуацию и на то, что чувствует Тёрнер, и на её возможный бред. Она же наклюкалась его виски с охеренной выдержкой, после стакана которого его самого немного подкашивало. К тому же, он пиздец как не любит лжецов, особенно тех, кто пиздит так открыто и не стесняясь, как эта Тёрнер. И всё же, поднимая глаза на Донну, он не пытался скрыть немой вопрос. Карл видел, как она колебалась, держа одну ладонь сжатой в кулак, а второй нервно потирала горловину платья. На фоне заиграла Hotel California, и Карл усмехнулся всей комичности этой истории. Донна же не выказала и тени улыбки, она походила на кобру, решившуюся на отчаянный бросок. В момент, когда одна за другой в зале стали гаснуть свечи, а наверху послышался топот маленьких ножек, Гейзенберг не выдержал. — Мышка, я должен знать что-то еще?! — Прости меня. — Блять, не смей!       С хаотичным звоном в воздух взлетели ножи и вилки, и словно стрелы метнулись в сторону женщины в черном. Поздно. Последнее, что увидел лорд Гейзенберг, перед тем как всё померкло — печальное серое лицо его ненаглядной мышки, сдувающей с ладони золотистую пыль.
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.