Ты не один

Олег устраивается в уже знакомом кабинете под жалобный вой метели за окном. Кажется, за сутки здесь стало только холоднее. Он ставит чайник, готовит две чашки, заливает пакеты кипятком и ждёт, просматривая распечатанные для Дракона карты пациентов, невесть как оказавшиеся в одной из Женькиных папок. Игорь приходит довольно скоро. Не здороваясь, садится напротив и скрещивает руки на груди, с вызовом глядя на Олега. Волк поправляет очки, разгибается над бумажками и медленно переводит на него взгляд, закрывая папку. — Игорь, тебе не пять лет, — абсолютно безразлично начинает Волков. — Скажи: ты сам понимаешь, что будет дальше, если не начнёшь хоть что-то жрать, или тебе популярно объяснить? Я могу. Жёстко, подробно, а главное — доходчиво. Я в курсе, что готовят здесь омерзительно, и тоже хочу местному повару руки вырвать при самой сраке. Там альтернативная анатомия, оттуда они у него и растут, так что иначе не получится. Но я тебя сюда пригласил не для того, чтобы обсудить альтернативную анатомию этого уебана в фартуке. — А для чего же? — впервые, за время знакомства, Гром улыбается, а на дне его глаз вспыхивает что-то… Олег пока не знает, что это, но оно Волку нравится. — Я так понял, исключительно шоб голос свой послушать. Но, признаю, док, приём я оценил, — он отпивает из чашки и улыбается. — Почему ты не жрёшь? — строго спрашивает Олег, поправляя очки. — Не лезет, — просто отвечает Игорь, улыбаясь. — Я его туда, а оно мне оттуда. Не могу. И не хочу. И ты прав, готовит местный повар помои. Заставлять жрать его стряпню… Это нарушение гражданских прав человека, а также… — Да знаю я, — отмахивается Волк. — Я тебя услышал, понял, принял. Молочный рис с запеканкой, которая выдерживает до шестидесяти атмосфер, жрать ты не хочешь. И я полностью разделяю твоё мнение! А чего хочешь? Игорь хмурится, мутузит ложкой пакетик в чашке, переводит крайне скептический взгляд на Олега и усмехается. — Ты серьёзно, док? — Отвечай на чётко поставленный вопрос, — теряя терпение, требует Волков. — Не знаю, — ведёт тощим плечом Гром. — Шавуху, — Волк хмурится, но молчит. — Пельмени домашние со сметаной, — Игорь аж расцветает. — А ещё туда можно кетчупа, горчицы, майонеза, уксуса, соевого соуса… — Хватит, — с неприкрытой мукой просит Волков. — Меня вывернет сейчас. Ты мечтаешь от гастрита сдохнуть? Так я тебе не позволю! Не в мою смену. Пельмени принесу. Домашние. Со сметаной. Без всякой сопутствующей отравы. Будешь есть? — Буду, — улыбается Гром в чашку, цепляется взглядом за край листа, торчащего из папки, и как-то резко смурнеет. — Эт чё у тебя, док? — он тянется к бумажке быстрее, чем Волков успевает ответить или остановить, и Олег думает, что вот это вот он — пиздец во всей своей красе. Игорь читает, хмурится, чешет в затылке, отпивает чая, хмурится, проводит ладонью по щетине, хмурится, кладёт лист перед собой, а потом медленно поднимает взгляд на Волка. — Это чё за херня, Олег Игоревич? Ты где вот это вот взял? — На компе моего предшественника, — честно отвечает Волков, пожимая плечами. — Интересно девки пляшут… — тянет Гром, переводя на Олега горящий, абсолютно живой взгляд. — А результаты вскрытия есть? Заключения патологоанатома? — Пока не нашёл, — с неохотой признаётся Волк. — Но я не уверен, что здесь вообще кто-то делал вскрытие. — Ну, ты не гони, док, — улыбается майор. — Есть морг, есть патологоанатом по штату, значит, должно быть вскрытие. — А ты посмотри внимательно, — кивает Олег на листок. — Ни у кого нет контактных лиц. Никто не станет докапываться. Никто даже не спросит. Бедные сиротки, — криво усмехается он, отводя взгляд. — Всем на них наплевать. — Шурик, — беззвучно произносит Гром, а потом будто включается. — Зови сюда Мальвину! — Он в полной безопасности, — успокаивает Олег, пожимая плечами. — Почти подходит по нескольким пунктам, но печени, почкам, да организму в целом там пизда. — Подходит для чего? — очень раздельно уточняет майор. — А ты включи фантазию, — усмехается Олег. — Молоденькие мальчики без родни, в целом физически здоровые. Пара недель — и они мрут хрен знает от чего. — Органы? — Игорь почти вытягивается на столешнице и тянется руками к документам. — Оставь мне папку! — Зачем? — хмурится Волков. — Я помогу! — запальчиво отвечает Гром. — А ты обещаешь снова начать есть? — Олег всё-таки очень хитрый и упёртый. — Принеси мне с пельменями бритву, — улыбается майор, подхватывает папку со стола и уходит, помахивая ею в воздухе. Когда Олег открывает дверь в очередную палату — четырнадцатую за этот сумасшедший день — он понимает, что устал. Устал настолько, что бесчисленные диагнозы, назначения, странно оживившиеся пациенты, будто все разом решившие показать, что их держат здесь небезосновательно, просто сливаются в памяти в размытый образ. Волк устал так, что готов выть. Тем более, все мысли там — в реанимации, рядом с Серым. Там, откуда бы не выходил ни на секунду, если бы не понимал, что это только первый шаг. Нашёл. Но впереди главный рывок, и нужно быть осторожным. Если хоть один из пособников Рубинштейна заметит в Олеге некомпетентность и излишнее внимание к Серому, тот вышвернет его, как шавку. А потому Волк собирается и пашет. Дракону достаётся не меньше. Они не успевают пересечься ни за обедом, ни в курилке, и когда, сдав кипу назначений старшей медсестре, всё-таки встречаются за ужином, сил хватает только поприветствовать друг друга кивком. — Поздравляю, Поварёшкин! В Дамаск ещё не хочешь? — усмехается Вад, без тени сочувствия разглядывая осунувшуюся физиономию друга, и Олег понимает, что погорячился. На этой вечно неоправданно сияющей ящерке ещё пахать можно. — Не хочу. Но там, по крайней мере, у всех был один диагноз, — бурчит Волков. — Я даже к Серому зайти не смог! А блядский снег всё метёт. Если в таком режиме я пропашу ещё пару дней… Отвечаю, Дракох, у тебя одним пациентом больше станет. Алтан, кутаясь в какой-то стрёмный синий кардиган поверх свитера Вадима, ёжась и хлюпая носом, проскальзывает мимо их столика с гордо поднятой головой, подчёркнуто не глядя. — Чё с малы́м? — хмурится Волк, нагло тырит у Дракона картофельную зразину и вгрызается в неё. На вкус вроде нормально, если не догрызать до начинки. — Он мне сегодня одно странное слово сказал, — Вадик хмурится, грызёт губы, резко прекращая сиять фирменной драконьей лыбой, и отодвигает свою тарелку. — Волч, слы? — М? — вымученно улыбается тот в ответ. Хочется просто лечь. Можно прямо на пол. Можно прямо здесь. — Если так сложатся обстоятельства, что я дуба дам раньше, чем ты, не сочти за труд, а, — Дракон улыбается, опускает взгляд и качает головой. — Хочу, чтобы меня сожгли. Как викинга. — Напишешь план, — усмехается Олег, ощущая, как всё напряжение этого дня потихоньку стекает. — Ты тоже проследи, если вдруг. Помнишь домик в Карелии. Шестнадцатый год. — Помню, — Дракон широченно тепло улыбается и заглядывает Олегу в глаза. — Ты что придумал, м? — Там, за домом, как идти в сторону грунтовки, холм есть и деревья такие… — Олег разводит руками и усмехается. — Я не очень в ботанике. Вот там хочу. Ничего и никого не надо. Сделай так, чтобы никто не знал. — Поварёшкин, ну, ладно, я о скорой бесславной кончине думаю, потому что Цветочек явно начал вспоминать что-то, и, когда вспомнит всё, он просто грохнет меня, — Вадя говорит вполголоса, но ржёт громогласно. — А ты чего? — А никто не знает, как жизнь повернётся, — улыбается Волк. — Тю, придурок, — смеётся Вадим и нагло утаскивает у него булку с повидлом. — Я другого не понимаю, — Волк хмурится, смотрит на Дракона и ловит себя на мысли, что хочет погладить его по скуле. — Почему твой Цветочек захочет тебя грохнуть? — Цветочек не захочет, — грустно улыбается Вадик. — А Дагбаев мне своей слабости не простит. — Думаю, того Дагбаева больше нет. Как и моего Серого, — препарируя зразу дурацкой ложкой, Олег с сомнением смотрит на её содержимое. — Из таких переделок возвращаются иными, Дракох. Так что… Поживём ещё! — улыбается Волк, — Если мой организм не сдохнет от этой жрачки. Кстати. Мне бы это. Набег на кухню ночью. Обещал пельмешки нашему Майору. — Бля! Да я за твои пельмешки полночи на шухере готов, Волч! Да я… — Остынь! Ты и местное неплохо топчешь, — посмеивается Волк, оборачиваясь на звон бьющейся посуды. Дракон зеркалит движение Волка и озадаченно трёт переносицу, сдерживая порыв броситься собирать осколки. Цветочек же, прожигая в Ваде дыру, одаривает своим взглядом-лазером и Олега, а после, будто только заметив расколовшуюся на части керамическую чашку, брезгливо морщится, разглядывая вязкие капли киселя на пижамных штанах и кроличьем ухе тапка. — Дракох, такими темпами, твой Цветочек скоро всю посуду переколотит, — хмыкает Волк, стараясь не заржать в голос. — А то, что это ревнивое чудо в твоём свитере, заметил не только я, — Олег внезапно серьёзнеет. — Глянь, как на Алтана косится Миха. — Ноги суке вырву, — поймав взгляд санитара, хрипит Вад, и ложка в его пальцах ломается пополам. — Эй. Полегче, Вадька. Эдак руками жрать придётся. Колющие и режущие… — Ты давно заметил? — перебивает тот, игноря попытку Волка пошутить. — Да тут разве что слепой не заметит. Но Алтан как раз и не замечает. Он шмыгает носом, собирает осколки, перехватывает поднос и уносит, а Миша провожает его каким-то сальным, отвратительным, совершенно ненормальным взглядом. — Я ему хребет переломаю, — голос у Вадика тихий и пиздецки злой. — А потом через глотку вытащу. — Так, спокойней, — обречённо возводит взгляд к потолку Волк. — Он пока ничего не сделал. — Подождём, пока сделает? — на дне драконьих глаз ртуть. — Пусть только одна волосина… Этого гондона здесь найдут, только когда в низинах снег растает. Алтан оставляет посуду и выходит из столовой, Вадим переводит взгляд на Мишу и морщится. — Гнида. — Успокойся, пока пар из ушей не начал валить, — Олег тоже отодвигает поднос и выпрямляется. — Идём покурим, Вадь. Как люди. До вечернего обхода ещё час. На улице пуржит и воет так, что создаётся впечатление, будто они где-то на высоте, а не в беседке около тихой уютной психушки. Олег ёжится и озирается по сторонам. Вадик понимает всё без слов, по взгляду, и просто распахивает полы халата. Волков прижимается лопатками к груди и прикрывает глаза, прикуривая. — Терпеть не могу такие ночи, — выдыхает он, поднимая над плечом кисть с зажатой меж пальцами сигаретой. — Волк, я рядом, — Дракон накрывает его солнечное сплетение ладонью. — Я с тобой. Если забудешь, где ты, я напомню. Покрытые наледью ветки вековых деревьев опасно потрескивают под налипшим снегом, покачиваясь под порывами ветра. — Как бы чего не вышло, Дракох, — морщится Волков, снова затягивается, приподнимает сигарету и, запрокидывая голову, прикрывает глаза. — Ливан помнишь? — он не ждёт ответа — знает, что Дракон помнит. — Сейчас у меня такое же чувство. Оно появляется всегда перед большим пиздецом. Надо что-то предпринять. — Я верю твоему волчьему чутью, но мы не сможем ничего предпринять, пока не будем понимать, какого именно пиздеца ждать, — Вадим успокаивающе поглаживает по солнечному сплетению, почти касается губами виска и шепчет: — Поварёшкин, всё в снегу, земля промёрзла, волдыри ещё не сошли… Давай, по возможности, без жмуров, лады? Мне пиздец не хочется рыть могилы. — Болото! — Олег от прозрения аж подпрыгивает, лихо разворачиваясь в руках Вадима, и заглядывает ему в глаза. — Блядь! Я знаю, знаю, сука! — последнее слово он тянет особенно мелодично, впечатывая кулак в заледеневшую скамейку. — Я знаю, где Женя! — Да ну? — Дракон скептически изгибает иссечённую шрамом бровь и пытливо смотрит на Волка, медленно растягивая губы в улыбке. — Серёжа, полежи в реанимации, пока твой Волчара оскверняет очередную могилу? — Дракох, — Олег тоже усмехается, выдыхает и моментально серьёзнеет. — Когда ехал сюда, я видел. Здесь ландшафт такой… Хороший. Есть низины, есть пригорки, пара болот была слева от дороги, а ещё балка. Если бы тебе пришлось прятать труп?.. — Я бы похоронил, — качает головой Вадик. — Подумай, — хмыкает Олег, — кругом лес, до ближайшего населённого пункта пылить и пылить по пиздорожью… Где можно спрятать машину вместе с телом и вещами? — Болото, — начинает понимать Вадим. — Но мы же не полезем в болото, Волч?! — В болото — не полезем, — отрезает тот. — Но посмотреть обязаны. — А я предлагаю поход на болота отложить, пока не стихнет вся эта хуйня со снегом, — с облачком пара выдыхает Вадим. — К тому же, нельзя упускать отличную возможность ещё раз прошерстить кабинет Рубика. — Сразу после обхода? — соглашается Волк, ёжась от резкого порыва ветра. — Да что ж тебя так трясёт, Поварёшкин, — Вад тянет Олега ближе и растирает спину через слои одежды. — Думаю, с часок обождём, чтобы шатание по коридорам закончилось. Лишние глаза нам не нужны. Перед обходом Волк выпивает добрую кружку горячего кофе, надеясь согреться. Но причина этой чёртовой дрожи иная. Серому холодно. И пока он не убедится в ином… Заглянув в реанимацию, Олег сразу проверяет окна — закрыты. Одеяла свалены горой на стуле, и Серёга снова трясётся под старым шерстяным пледом. Суки! Ему хочется выть от этого беспредела, но Серый спит, и отчитывать нерадивых медсестёр здесь Олег точно не станет. Плотнее укутав в плед, Волк укрывает Серёжу ещё одним одеялом, подпихивая так, чтобы то не сползло, задерживается ещё на пару минут, просто наблюдая за его ровным дыханием, и чувствует, что успокаивается сам. Вот так бы и простоял всю ночь. Просто рядом. В полной уверенности, что ни одна падла не навредит. Сглотнув болючий ком в горле, Олег, скрипя сердцем, всё-таки заставляет себя уйти. На обходе всё проходит довольно гладко, только Поэт несёт какой-то бред про мозги, да Мальвина неожиданно язвит по поводу того, что исчез Вениамин Самуилович. У Волка создаётся впечатление, здесь только ленивый не знает, что в стенах больницы происходит нечто из ряда вон. И то, что происходит это с молчаливого согласия сотрудников от нижнего до верхнего звена, кажется безумием. Почему у Рубинштейна настолько развяны руки? Почему эта мразь настолько уверена в безнаказанности? Успокоив Мальвину, что всему виной занесённые снегом дороги, Олег решает не беспокоить Майора — тот что-то упорно пишет, чёркает, скользит по вошедшему Волку невидящим взглядом и снова возвращается к писанине. Одно хорошо — в Громе явно проснулся инстинкт следака. Выждав час, как и договаривались, Олег берёт последнюю пачку «Мальборо», отмечая про себя, что если дороги не расчистят в течение завтрашнего дня, придётся перейти на Вадькины электронки. Фубля! Даже думать об этом стрёмно. Вадик, переминаясь с ноги на ногу, встречает около крыльца. Вид у Дракона весьма помятый, хотя, честно говоря, бывало хуже. Олег хлопает его по плечу и кивает в сторону беседки, за корпус. — Покурим? — Вадим не отвечает, только устало плетётся за Волком напрямик через клумбу, утопая в снегу. — Я чё подумал, Волч, — произносит Дракон, когда они кое-как доползают до заметённой беседки. — Ладно, мы тут разрулили. А женская половина как же? — В смысле — женская половина? — Поварёшкин моментально начинает закипать. — Ты мне ещё истерию и нимфоманию предлагаешь лечить?! Да нахуй! Там есть специально обученные тёти, вот, пусть они и занимаются своими пациентками. Серьёзно, там три бабы маникюр по очереди делают! Вот, пусть отрываются от маникюра и занимаются больными. Мы с тобой возложенную миссию выполнили. Вадим затягивается, качает головой и медленно выдыхает дым. — Волк, я чисто напомнить. — «Каждое ведомство должно заниматься своими делами» — отмахивается Олег, затягивается и давится, срываясь на кашель. Искря, над крышей проносится какой-то кабель. Окна в соседнем корпусе гаснут одно за другим. Буквально секунд через десять всю больницу окутывает тьма. — Блядство! — весьма ёмко резюмирует Олег, саданув кулаком по заснеженной лавке. — Интенсивка, красный корпус — что там за замки? — В смысле? — Вадя заметно тупит. — Замки! — орёт Волков, едва не встряхивая его за ворот халата. — Замки механические или электронные? — Да здесь всё антикварное, — усмехается Дракон, — какие… Хотя, может, в новом корпусе. — Ясно, — кивает Олег, срываясь с места. — Я к Серёже! — Я к Алтану! — Вадик тоже вроде включается быстро, наконец сложив в уме два и два, суёт Олегу ключ, легко сжимает ладонь и отпускает. — Тебе нужнее. Береги себя. Где-то мимо клумб, с топотом и криками, сверкая фонариками, проносятся санитары. Волк с Драконом переглядываются, кивают друг другу и, бросаясь в здание, мчатся в противоположные стороны. Мимо Вадима пробегают Артур и Славик. Его присутствие в корпусе в столь поздний час никаких вопросов у персонала не вызывает. Очередное ЧП. Хорошо, что хоть какое-то руководство на месте. В палатах кто-то воет и плачет навзрыд, где-то ругаются медсёстры и звякает металлическая решетчатая дверь. Что-то падает и разбивается внизу в холле. Вадим не знает, куда летит с такой бешеной скоростью, не понимает, зачем. Доходит до него, только когда под ногами хрустит первая корочка льда. Вад останавливается и осматривается, стараясь отдышаться. Провожает взглядом облачка пара и хмыкает. По кафельной кладке ползёт иней, подбираясь к двери душевой. Дракон бросается туда, и не ошибается — душевая открыта, из леек фигачит вода. Пар вокруг такой, что трудно дышать, а рассмотреть что-то в нём — и того сложнее. Но видеть и не нужно. Шум рвущихся от напора леек оглушает, подобно Ниагаре, и Вад понимает, что проблему нужно решать радикально. Найти и перекрыть общий вентиль не составляет труда — Дракон изучил душевую от и до. Прищуриваясь, Вад силится найти в этом парующем мраке Алтана, но холодный, как ледышка, Цветочек сам бросается к нему на шею. Его трясёт так, что слышно, как стучат зубы. Мокрая сорочка липнет к телу, тяжёлые влажные пряди волос почти полностью занавешивают лицо, спадая на грудь, а сам Алтан буквально вплавляется в кожу, дрожа, как осиновый лист. — Холодно, В-вадя, — в голосе мелкого совсем нет страха, и Дракону делается не по себе. Поглаживая льнущего к нему пацана, он пытается заглянуть ему в глаза, и видит в них отчаянную решимость. — Мне хотят показать. Мы должны найти, — отстукивая чечётку зубами, Алтан не просит — требует, и Вад понимает, что пойдёт. Куда угодно — хоть в пекло. Но найдёт всё, что хочет найти его Цветочек. — Ты снова видел Костю? Неважно. Тебя нужно переодеть, — не менее решительно печатает Вадик и, на миг отстранив мелкого, скидывает с себя халат. — Вот. Давай, живо. Руки заметно дрожат, Цветочек путается в собственных волосах, в рукавах, и Дракон помогает высвободиться из сорочки, а после кутает в белый халат, ещё хранящий его тепло. — Костя здесь? — Вадим прижимает Алтана к груди, растирает сквозь тонкую ткань халата спину и плечи, осматриваясь по сторонам. Не видно нихуя, только размытое пятно лунного света, и, кажется, оно выхватывает пару тёмных следов на полу — кровь. Пар потихоньку тает, оседая конденсатом на стенах и немногочисленных уцелевших зеркалах, и капли моментально замерзают. По стенам растекается витиеватый узор инея, а на полу, в подмерзающей воде, виднеются размытые багровые следы. Алтан кивает сам себе, зачёсывает пятернёй мокрые волосы к затылку и, присаживаясь на корточки, прикрывает глаза. Вадик только наблюдает и хмурится. Он, к собственному стыду, не успевает среагировать, когда Цветочек, резко подскакивая, срывается вперёд, цепляясь за дверной косяк, потому что на мокром скользком полу заносит. — Алтан, блядь! — рявкает Вадим, достаточно быстро догоняет его, перехватывает за запястье и удерживает. — Куда? — Туда, — кивает малый на кровавые следы, обрамлённые по контуру инеем. — Нам туда. Я не знаю, как это работает. Просто доверься. И Вадик доверяется. Он покорно идёт за Алтаном, очень надеясь, что основной приступ паники уже прошёл, и сейчас они не наткнутся на кого-то из персонала. Алтан уверенно тянет Вада на первый этаж, через холл, почти ступая босыми ногами по следам. — Надо сюда, — без единого сомнения произносит он, касаясь ладонью решетчатой двери в закрытый корпус. — Тебе бы обуться и одеться, — делает попытку Вадим. — И где твой… — договорить он не успевает — ключ, который отдавал Цветочку, падает просто Дракону под ноги. — Чудеса, блядь, — устало заключает Вадим, но дверь всё-таки открывает. Здесь, как и в прошлый визит, пахнет сосновыми досками, краской, пылью, шпаклёвкой и чем-то ещё, смутно знакомым. Вадик перехватывает малого за поясницу, на миг тормозит, прижимая лопатками к груди, выуживает из кармана халата фонарик и, щёлкнув кнопкой, теперь может хотя бы частично видеть окружающее. На полу, меж досок, отрезов клеёнки, опилок и прочего строительного хлама, отчётливо видны следы. Они проступают буквально на глазах, и Вад только головой мотает, чтобы отогнать наваждение. Помогает это приблизительно нихера. Дракон ощущает, как местами поседевшие волосы на макушке встают дыбом, зато Алтан, кажется, чувствует себя как рыба в воде. Он уверенно идёт вперёд, не обращая внимания ни на сочащиеся кровью плинтуса и дверные проёмы, ни на тёмные силуэты, скользящие по стенам и грязным окнам. Цветочек застывает, прикрывает глаза и тянется ладонью к двери, покрытой облупившейся зелёной краской. — Нам сюда, — твёрдо произносит он и тащит Вадима ближе. Вадик склоняется над замочной скважиной, усмехается и переводит взгляд на Алтана. — Дверка старая, а замочек новый, Цветочек, — улыбается он. — Надо ждать Олега, он откроет. — Я хочу сейчас, — капризно тянет малый. — Найдём Волка, он откроет, — упирается Вадим, выпрямляясь и скрещивая руки на груди. — Иначе спалимся, малыш.