Ты не один

По тёмным ледяным коридорам закрытого крыла они мчатся так, будто за ними гонятся черти. Хотя, если разбираться, определённое сходство есть… Морозные узоры на стенах и стёклах почти догоняют, плывущие тёмные тени преследуют их. Алтан умудряется расцарапать себе ступни, но летит вперёд, не издавая ни звука, оставляя кровавые пятна на полу. Вадик, психанув, просто сгребает мелкого на плечо, скачет через две ступеньки, сворачивает на лестницу, щёлкает замком и выходит на нужном этаже около туалета со стороны старой лестницы. Он воровато осматривается по сторонам, выдыхает, не наблюдая никакого оживления, коротко стучит в дверь нужной палаты, юркает внутрь и только после отпускает Алтана. — Серёжа! — орёт тот, бросаясь к Разумовскому, едва не спотыкаясь о сидящего на полу Волкова. Дракон своё подслеповатое рассеянное сокровище ухитряется поймать только чудом, не позволив кувыркнуться через койку. — Серёжа! — Цветочек огибает постель, бухается голыми коленями на холодный пол с противоположной от Олега стороны, сгребает свободную руку Серого, прижимается губами к костяшкам и беззвучно, абсолютно бесшумно плачет в свете фонаря. — Какого чёрта? — шепчет Волков, переводя на Дракона весьма злой взгляд. — Серёжа! — Алтан воет, как профессиональная плакальщица, пускает сопливые пузыри, размазывает слёзы по щекам, утирает сопли кудрями… Олег безмолвно разводит руками. — Мы нашли кое-что, — с тяжёлым выдохом сообщает Вадим, наблюдая за своим Цветочком. — Дай ему платок, ради бога. — Серёоо́оожааа́а! — истерика меж тем продолжается; Алтан сморкается в подол халата. — Может, успокоительного? — негромко предлагает Волк, аккуратно сжимая и поглаживая хрупкую кисть Разумовского, но при этом пристально наблюдая за Дагбаевым. — Нет, — как-то странно усмехается Дракон, тоже наблюдая за мелким, но с нескрываемым умилением. — Пусть проревётся. Меньше ссать будет. — Ну, и чего ты плачешь? — раздаётся незнакомый каркающий голос в тишине, шуршат крылья, на белый пододеяльник ложится чёрное перо, а через секунду на подоконнике обнаруживается он. — Шозанах? — выдыхает Вадим, ощущая, как глаза лезут из орбит. — Не может быть, — беззвучно шепчет Олег. — Птичка! — радостно пищит Алтан, бросаясь на шею точной копии Серёги. Только у копии клыки, когти и огромные чёрные крылья. — Ну-ну, Цветочек, — Птица улыбается и поглаживает его по затылку. — Не надо плакать. Серёже нужно много отдыхать, чтобы поправиться, — пернатый хищно, предвкушающе улыбается, склоняется ниже и бархатно рокочет: — Но, пока он отдыхает, время с тобой могу провести я. Тебе понравится, Цветочек. Я тебе… — Яйца снесу, — холодно печатает нечно, плавно выплывающее из тёмного угла палаты, — Птица. При ближайшем рассмотрении нечто оказывается поразительно красивым юношей. У него длинные вьющиеся антрацитовые волосы, мерцающие зелёные глаза и фарфоровая кожа. — Отпусти ребёнка, — требует новоприбывший. — Или я тебе крылья выломаю и перья повыщипаю. — Котёночек мой, — Птица тут же отпускает Алтана и поднимает руки в примирительном жесте. — Я же ничего такого! Я просто успокоить. Алтан, покосившись на них без тени страха, будто всё это — в порядке вещей, и ничего естественнее, чем два глюка в палате среди ночи, и быть не может, тихонько ретируется на пол, снова устраиваясь на коленях возле койки. — Я вижу, — фыркает «Котёночек», занимая место в изножье кровати, и переводит взгляд на охуевшего Дракона с Волком. — Этот валяющий дурака — Птица, а я — Балор. Мы — его демоны, — кивает он на бледного постанывающего Серёжу. — Спасибо, что выпустил нас, Волче. — Да я, как бы, не для вас старался, — бурчит Олег хмуро. — Надеюсь, там, кроме Тряпки, больше никаких неожиданностей? — Тряпка? — кривит своё красивое лицо Балор. — Этот нытик десятка стоит. Он Серого так просто не оставит. — С Тряпкой мы договоримся, как только Серёжа немного окрепнет, — Волков говорит и сам себе удивляется, реально начиная считать, что в этой лечебнице одно койко-место явно предназначено для него. Демоны. Ага. Серого. Галоперидолу, добрый доктор Айболит?.. Аминазину?.. Демоны, бля… Один никак не может собрать все свои изумрудные глаза в кучу, другой пушит помятые перья, зыркая жёлтыми глазищами по сторонам, и вдруг цепляется алчно сверкнувшим взглядом за оберег Олега. — Даже не думай, пернатая дрянь, — холодно предупреждает Волк. — Тронешь зуб — и мне будет реально похуй, демон ты или болтливая ворона — ощипаю падлу. — Серё-о-о-жа, — всхлипывает снова Цветочек, и гладит тонкую кисть Разумовского, вскидывая зарёванный взгляд на Дракона, и на миг затихает, явно что-то осмысляя. — Я знаю, что делать! Знаю, как заставить его вернуться. Скетчбук и мелки, — бледное лицо мелкого тут же озаряется таким сиянием, что Вад готов притащить этот хлам прямо сейчас, только бы вишнёвые глаза Алташи больше не тускнели. — Да. Я тоже думал. Но с этим позже. Пусть немного окрепнет. Пару дней — и я переведу его в палату, — не допускающим возражений голосом чеканит Олег и протягивает Цветочку платок. — Держи. Тут сырости и от Тряпки хватает. — Полегче на поворотах, док, — басит Дракон, приобнимая Алтана за плечи. — Мелкий дело говорит. — Серому нужен отдых и нормальный сон без колёс, — Волку достаточно одного взгляда, чтобы Вадим всё понял. — Алташ, мы завтра проведаем Серёжу, — обещает Дракон миролюбиво, протягивая малому руку, — а сейчас пойдём, я отогрею тебя чаем. — С конфетами? — всхлипывает Цветочек. — Конфеты?! — тут же оживляется Балор, выворачиваясь из рук Птицы. — На сладенькое потянуло, Котёночек?! — бархатно рокочет Птиц, утягивая Балошу к груди и укрывая антрацитовыми перьями. — А может, прокатить под луной? Совершить налёт на кухню? Всё, что захочешь, прелесть моя! — шепчет на ухо пернатый, обжигая горячим дыханием висок Балора. — Неволя пагубно на тебя действует, Птичка! Душный ты! — капризничает «Котёночек», с силой наступая шпилькой тому на ногу. — Или конфеты, или всю ночь кошмарим! Есть тут парочка гоблинов на примете… Жёлтые глаза Птицы влюбённо вспыхивают. — Я обожаю тебя, сладкий! — орёт он на всю палату, сверкая, как новые калоши. Сгребает Балора в объятия, притягивая ближе, вжимает в себя, втирается, обнимая крыльями. — Бля… — тянет Олег, наблюдая, как из-под крыльев по полу змеятся щупальца, оплетая Птицу. — Еееее́бать, — выдыхает Вадик, закрывая Алтану глаза ладонью как раз в тот миг, когда пернатый с глухим стоном голодно вгрызается в рот Балора. Морок отвечает, притягивая Птицу за шею, оглаживая затылок, со всхлипом и такой готовностью лаская губы, что Волк даже невольно засматривается. — Это что за порнуха?.. — шепчет Вадька, не убирая ладони с глаз Цветочка, но помогая ему встать. — Малыш, скажи Серёже: «Спокойной ночи» — и мы уходим. — Куда? — отчаянно хрипит Волк, глядя на Вадика в свете фонаря огромными тёмными перепуганными глазищами. — Не бросайте меня одного с ними! — Ну, извини, братан, — поспешно выдыхает Дракон, подталкивая ничего не видящего Алтана к двери. — Это твой Серёженька, его демоны — тебе с ними и разбираться. А у меня Цветочек замёрз, у него ноги, его надо уложить. Олег собирается возразить, что у всех, присутствующих здесь, ноги, но не успевает, потому как Вадим, выпихнув мелкого за дверь, следом шагает сам, надёжно её прикрывает, и лишь затем подхватывает пацана на руки. — Поставь, — улыбается Алтан, обнимая его за шею. — Я тяжёлый. — Сорок килограммов — это не тяжёлый, — уверенно парирует Вадик. — У тебя ступни — одна сплошная рана. Протесты не принимаются, идём ко мне. Дракон решает воспользоваться запасной лестницей, точно зная, что там, в такое время и при данных обстоятельствах, никого нет. В молчании, под свист ветра да шелест сухого снега за окнами, они добираются до двери, у которой Вад и застывает. Он окидывает взглядом Алтана, болтающего в воздухе ногами, тяжело выдыхает и кивает сам себе. — Ну, короткими перебежками, малой. Как показывает практика, перемещение короткими перебежками, когда снега выше колена — это не вариант. Тут не то что перебежками, тут тяжело даже банально идти. Пока Дракон огибает клумбы, обходит жилой корпус и мучает замёрзший замок запасного выхода, он успевает подумать, что стареет. Одной рукой получается не очень. Спасибо, хоть Цветочек не комментирует — молча возвисает на плече и с меланхоличным видом грызёт заусенец на пальце. Они беззвучно пробираются в жилой корпус, окутанный тьмой, и только внутри Вадик позволяет Алтану коснуться ступнями пола. Мелкий шипит, морщится, наверное, прикусывает губу, но Вад не видит — может лишь угадывать. До спальни они добираются не без труда, Вадим впускает малого, усаживает на кровать, сразу кутает в одеяло и начинает шарить по ящикам стола в тусклом свете додыхающего фонарика. Выуживает оттуда две упаковки свечей, распихивает по стаканам, зажигает — и комнату медленно заполняет тёплое золотистое мерцание колышущегося пламени. Вадик хмурится, понимая, что чаем Алтана не напоит, и идёт в санузел за тёплой водой. Здоровенный детина с тазиком наперевес в средине ночи, конечно, может вызвать подозрения, но коридор абсолютно пуст, как и большинство комнат, и Дракон выполняет свою миссию беспрепятственно. Он возвращается, запирает дверь на ключ, ставит таз на пол около ног дрожащего Цветочка, прикидывает, и тянется в ящик стола за ликёром. Наливает три четверти в стакан, протягивает ему, берёт из шкафа полотенце, свитер, шерстяные носки, и устраивается на полу около кровати, осторожно поглаживая подрагивающие холодные икры. Мелкий как-то странно, изучающе смотрит на Вадима, жуёт нижнюю губу, будто решаясь что-то сказать, но вместо этого обнимает ладонями стакан и делает глоток. Алкоголь приятно согревает горло, оставляя обалденное послевкусие, и Цветочек восторженно всхлипывает: — Шоколадный! Мой любимый! — и тут же сам подвисает, удивляясь так естественно слетевшим с губ словам. Вадим на миг напрягается, усмехается, не поднимая на Алтана взгляда, и продолжает бережно омывать изрезанные стопы пацана. Заметив пару торчащих осколков, бурчит, что тот совсем себя не бережёт, осторожно вынимает занозы и промакивает ноги мягкой махрой. — Совсем ледяные. Нужно водочкой. Ща! — накрыв острые колени Цветочка полотенцем, Вад резко подрывается к столу и возвращается со «Столичной». Так же не глядя на Алтана, он бухается на колени у его ног и ставит холодные ступни себе на бёдра, и только после поднимает потемневший взгляд. Цветочек улыбается. Улыбается всем собой — уголком губ, раскрасневшимися щеками — искренне, Ваду даже кажется, что он замечает ямочку на левой. А ещё, мелкий улыбается своими охуенными, тёплыми, реально вишнёвыми глазами, даже не пытаясь скрыть эмоций. И Дракон понимает, что перед ним Алтан. Сглотнув, Вад щедро плещет в ладонь водки и принимается растирать мелкому стопы. От души. Докрасна. Стараясь не думать о том, как много вспомнил Дагбаев. Сейчас он Цветочек. Он хочет оставаться Цветочком. А значит, Вадим подождёт. — Щекотно! — смеётся малый, отставляя пустой стакан, и поджимает розовые подушечки пальцев. Вадик коротко выдыхает, оглаживает ступни, щиколотки, скользит пальцами под колени, разминая, и натягивает на Алтана носки. Тот шевелит в них пальцами, улыбается и, склоняя голову набок, занавешивается волосами. — Откуда у тебя такие? — лукаво спрашивает он. — Бабуля связала, — просто пожимает плечами Дракон, подаёт руки и помогает малому встать с кровати. — Поднимайся. Алтан послушно делает то, о чём просят, но вытряхнуть его из одеяла получается с трудом. Цветочек дрожит, кутается обратно, но Вад настойчивый. Он стаскивает одеяло, выпутывает мелкого из халата, хорошенько растирает водкой и запаковывает в шерстяной свитер, едва ли колени не прикрывающий. — Воняет, — морщит нос Цветочек, забиваясь в угол и закутываясь в одеяло. — Не выдумывай, — отмахивается Дракон. — Ты обалденно пахнешь, — наливает ему ещё ликёра и ставит конфетницу на постель. Мерцание свечей, лёгкий запах алкоголя и шоколада, но главное — Алтан рядом. Это сидящее по-турецки в ворохе одеял чудо, жующее конфеты и сверкающее счастливыми искорками в глазах, создаёт настолько щемящий уют, что Ваду это кажется сном. Но хмельное дыхание пацана, шелест обёрток и гулкое биение его сердца говорят об обратном. — Открой рот, ну же! — Вадим словно выныривает из сладкой грёзы, только теперь замечая прямо перед собой на протянутой ладони феррерку, и, как собачёнка по команде, открывает рот. Цветочек смеётся, явно наслаждаясь игрой, дразнится, мажет тающим шоколадом по губам Вада, пока тот сам не подаётся навстречу, забирая конфету вместе с перепачканными подушечками пальцев в рот. Алтан улыбается, слизывая остатки шоколада с ладони, и заливается при этом таким нежным румянцем, что Дракон не может отвести восторженного взгляда от красивого, ожившего, наконец, лица мелкого. Цветочек отдаёт Вадику конфетницу и стакан, кублится, мостится и, откатываясь под стену, всё-таки устраивается под одеялом. — Иди ко мне, — ёрзает, манит, вытягивается под тихий хруст, и Вадим, убрав всё на край стола, уже собирается идти, но мелкий улыбается, качая головой. — Здесь дресс-код. Раздевайся. — Свечи затушить? — уговаривать не приходится — Дракон охотно выворачивается из шмоток и ловит на себе заинтересованный взгляд Алтана. — Нет, — лениво тянет тот, отодвигаясь. — Видеть тебя хочу. В комнате довольно прохладно. Воющий за окнами ветер, кажется, пробирается в помещение сквозь кирпичную кладку. Вад ёжится и юркает под одеяло, как только Цветочек приподнимает край. Они оказываются лицом к лицу, и Алтан моментально вжимается, закидывает ногу на бедро, обнимает рукой за шею, тепло дышит под ключицу… Дракон тащится, прижимает ближе и почти урчит, ласково поглаживая своё сокровище. Малый фыркает и ненадолго стихает, а после запрокидывает голову, глядя на Вадима трезвым, ни грамма не сонным взглядом глубоких тёмных глаз. — Скажи мне правду, — тихо просит он, повторяя подушечками пальцев линии татуировки, — мы же были знакомы прежде? У Вадика ничего не обрывается внутри. Сердце не ухает в пятки, кровать под Драконом не проваливается, ад не разверзается… Он ждал этого вопроса, и рад, что Алтан спрашивает сейчас. Ждать — неприятнее всего. — Были, — честно отвечает Вадим, заправляя за ухо Алтану тёмную прядь волос, поглаживая по щеке. — И кем мы приходились друг другу? — малый прикрывает глаза, рвано выдыхает, облизывает губы и тянется за прикосновением, но спрашивает твёрдо. — Ты мой босс, я твой телохранитель, — Вадику немного неприятно это говорить, но лучше сразу и правду. — Ещё скажи, — просит Цветочек, накрывая его кисть на щеке своей ладонью, поглаживая пальцы, — между нами было что-то? — Не было, — Дракон невесело улыбается и на миг прикрывает глаза. — А тебе хотелось? — Алтан покоряет своей наивностью и какой-то совсем детской непосредственностью — никакого шипения, никакого яда, никакого высокомерия. — Хотелось, — Вадим признаётся честно, потому что, если уж начали честно, так и надо идти до конца. — А почему же не было? — малый искренне недоумевает, ёрзает, обнимает крепче и жмётся плотнее. — Потому что такую роскошь, как доверие, ты позволить себе не мог, — с невесёлой усмешкой выдыхает Вад, обнимает его, прижимая теснее, и поглаживает по затылку, перебирая пряди волос. — И потом, субординация… — Не ругайся, — бухтит Алтан, слепо тычась губами под ключицу. — Не буду, — сглотнув, хрипло выдыхает Вадим, пропуская шёлк волос Цветочка между пальцев. — Но это было первым, о чём ты вспомнил. Алтан хмурится, фыркая куда-то подмышку и чуть приподнимается на локте, шало заглядывая в дымчатые глаза Дракона. — Телохранитель, говоришь? — улыбается мелкий провокатор, скользя ступнёй по голени Вадима, и его голос окрашивается такими манкими бархатными нотками, что Вадик физически чувствует, как под кожей разливается жар. — Значит, сделаешь всё, чтобы этому телу было хорошо? — добавляет контрольным Цветочек, и драконье сердце начинает жить отдельной жизнью — то обрывается куда-то вниз, то гулко стучит в горле, не позволяя глотнуть воздуха. Как пацан, бля! — И даже… — тянет змеёныш, очерчивая кончиками пальцев линии тату на груди, — даже поцелуешь, если попрошу? — взмах антрацитовых ресниц, глаза в глаза, и лёгкий кивок. — Тогда поцелуй меня. Губы мелкого на расстоянии выдоха. Ближе допустимого. И Дракон срывается. То, что происходит далее — вопиющий непрофессионализм, но иначе уже не будет. Рыкнув, Вад с головой ныряет в омут эмоций, целуя так, будто в последний раз — он пьёт Алтана, слизывая всхлипы, терзает искусанные в кровь губы, то мягко вылизывая, то поочерёдно засасывая, но когда Алтан начинает отвечать, у Вадима тормоза выгорают в ноль. Как Цветочек оказывается на лопатках — не понимают оба. Крыша у Дракона стремительно отъезжает с таким шелестом, что Вадика буквально оглушает. А может, не шелестом. Может, эмоциями. Или сбитым дыханием и гулкими сердцебиением Алтана — Вадим не знает и, будучи честным хотя бы перед собой, признает, что выяснять это совершенно не намерен. Ему просто хочется ближе. Хочется вдохнуть аромат волос и кожи. За резким больничным запахом ещё остался тот — другой, естественный, давно знакомый аромат. Вадик утыкается носом в волосы, зацеловывает висок, скулу, шею — и Цветочек всхлипывает в ответ, выгибаясь, стискивая коленями бёдра, накрывая ладонью затылок, запрокидывая голову. Алтан хаотично оглаживает шею, плечи и лопатки, притягивая ближе, пока Вадим зацеловывает всё, до чего получается дотянуться. Вадик ловит губами пульсацию крови под кожей, слизывает короткие всхлипы, осыпает поцелуями тонкие ключицы, засасывает соски. Скользнув ниже, зацеловывает солнечное сплетение, кубики пресса и рёбра, оглаживает бока и низ живота, стаскивая с Алтана плавки, закидывает его ноги себе на плечи, оставляет пятно засоса на внутренней стороне бедра и застывает, потому что хватка Цветочка в волосах как-то слабеет, а весь парень под Вадиком странно обмякает. Да нет, не может быть, блядь! Вадим выпрямляется, садится меж широко разведённых ног Алтана и разочарованно выдыхает, возводя взгляд к золотистому от отблесков пламени потолку. Малый сладко спит, разметав шелковистые тёмные кудри по подушке и уткнувшись лицом в сгиб локтя. — Бля, — Вадик мягко целует его над пупком, соскальзывает с кровати, кутает в одеяло, и наматывается круг по комнате. Остыть, впрочем, сей манёвр не помогает нихуя. Дракон оттягивает резинку собственных трусов и смотрит туда, будто впервые. — Рассказать Волчаре — от смеха обоссытся, — криво усмехается Вадим и, неохотно натянув штаны, идёт в толчок решать свою проблему.